На земле

Кира Широкова

На земле

Едкий туман поднимался с подножья холма, с глубокого темного озера, которое при редких солнечных лучах играло таким буйством красок, что никто не смог бы сказать-какого оно цвета. Но солнце заглядывало сюда крайне редко, через открывающиеся нижние шлюзы. Сегодня, с самого утра, над озером стелился туман. Он расползался, заполняя собой полости и ниши, студеными лужицами оседал в неровностях и щелях. Едкая белесая тишина окутала все вокруг и мягко светилась там, где туман был особенно густым. Резкий скрип ржавых качелей, на которых Яара тихонько раскачивалась, резал тишину, не щадя.

Она слышала свое дыханье, и ритмично стучало в ушах сердце. Холодные капли оседали на когда – то зеленых, а теперь проеденных ржавчиной до самой глубины, железных прутьев качелей. Яара вглядывалась в сбегающие вниз струйки влаги, замечая в них свое маленькое изогнутое отраженье. Ей хотелось нарушить идеальную форму зависающих перед паденьем капель, и она тихонько дула на них, чтобы не трогать лишний раз руками.

«Как долго. Сегодня я жду его так долго. Время остановилось вместе с этими каплями, а я хочу чтобы оно побежало быстрее. Сегодня мне не по себе. Не знаю – в чем тут причина – слишком резко скачет уровень загрязнения, и смерть старого Ирвина так расстроила меня. »

Ирвин умер сегодня утром. Альтербио на его руке верещало изо-всех сил, рассылая сигналы о помощи по всем направлениям, и точно показывая, каких именно веществ ему не хватает для продолжения жизни, какие препараты нужно ввести и в какой последовательности. Но у них в деревне все кончилось уже давно. Помощи ждать было неоткуда. Последнюю дозу адреналина ввели тому жалкому комку жизни, что восемь лет назад родился у Эльзы. Лучше бы его препарат ввели самой Эльзе, она была сильная, и это могло бы ей помочь. А маленькое сморщенное существо даже не пискнуло, только слабо повозило конечностями и затихло. Яара не понимала взрослых тогда – зачем его спасать, ведь если он вырастет, то останется совершенно один. Ирвин умирал молча, и если – бы не писк его Альтербио, то вокруг стояла —бы такая же ватная тишина, как сейчас, в середине этого туманного одеяла. Взрослые стояли вокруг его ложа, в жилой капсуле, и молчали. Старуха Анита, мать Эльзы, начала было неразборчиво читать на малознакомом языке, но все раздраженно на нее зашикали. Когда умирала Эльза с ребенком, никто не шикал, и она громко, неистово, снова и снова, повторяла плохо понятные Яаре слова. Но сегодня было другое утро.

Потом Ирвин выдохнул со свистом и глаза его остались открытыми. Биоустройство перестало талдонить одно и то же, и вместо цифр, доз и названий, цинично вывело на экран большие зеленые буквы устаревшим шрифтом: Completion of the maintenance of bio species. Good bye. (1) Яара крепче вцепилась в мамину сухую руку. Они еще немного постояли в полной тишине и стали расходиться. Губы старой Анны беззвучно шевелились. Яара оглянулась, выходя из капсулы вслед за всеми- лицо Ирвина стало острым и будто даже помолодевшим.

Все уже привыкли к тому, что смерть вот так запросто проходит сквозь обшивки жилых капсул. В последние годы это случалось все чаще, и в их деревне осталось только пятьдесят человек. Но уход Ирвина обрушил последний мост. Он был тем, кто еще мог починить и настроить приборы связи, и по словам самого Ирвина, он был близок, очень близок, к запуску сигнала наверх. Последние месяцы он сидел в лабораториях сутками, стараясь вдохнуть новую жизнь в перемигивающееся разноцветными огоньками, коробочку, которая по его словам, и должна была послать мощный импульс, способный преодолеть дно верхнего мира. Но его, и без того не самый крепкий организм, был уже на пределе. Он жил так долго, только потому, что родился во времена большой земли, когда даже дети с врожденными мутациями выживали и могли вести нормальный образ жизни. Его сердце, с семи лет, было заменено на искусственное, и оно еще долго могло бы стучать…А вот все остальное-были ткани, подверженные безжалостному поражению. Те, кому сейчас было 60, были здоровее тех, кому тридцать, и десять…

Сегодня его «охота» явно затянулась. Яара смотрела в задумчивости, как густой туман обволакивал тонкое худое деревце. Однажды, летом, это несчастное растение расцвело. И тонкие листочки бело-розовых цветов нежно трепетали в серой полумгле. Им всем было еще очень мало лет, и Арик, самый младший, еще был жив. В свете однажды выглянувшего солнца, эти цветы казались близкими звездами, сияющими в темноте. Протяни руку и достанешь до чего-то немыслимого. Вся деревня приходила смотреть на цветущее дерево. Так нелепо оно смотрелось на фоне ядовитого озера, искорёженных железобетонных строений на горизонте, и столбов-опор верхнего мира. А потом были яблоки. Несколько штук маленьких плотных кривых комков. Есть их было нельзя, но они сорвали одно и по очереди крутили его в руках, пробовали на вес и удивленно принюхивались к сладко-кислому свежему запаху. От яблока не пахло железом – ни холодным, ни горячим. То был странный запах, от которого у Саги моментально разъехались зрачки, и началось такое сердцебиение, что он носился на своих изувеченных ногах до самого вечера. Он говорил, что чувствует, как в нем дует ветер.

Саги нет уже третий год, а деревце еще стоит, думала Яара. Держится тонкими ветками за воздух, такой не богатый на кислород. Когда приходят бури, мы надеваем маски и неделю, а то и две, и ходим в масках, с трудом различая очертания друг друга. А дерево стоит тут, и не дышит, и я не знаю, почему оно еще не засохло. Старая Анита сказала, что знает, но мне не скажет, потому что я не поверю.

Вокруг становилось все темнее. Лишь наверху смутно горело зарево нижних системных огней. Яара поплотнее застегнула облегающий жилет, поверх платья, надетого на комбинезон. Она надела платье просто так, для красоты. От него не было никакого проку, но его ткань была такая легкая и нежная, что ей жутко захотелось его надеть. Платье было велико. Она обернулась посмотреть – может быть, сегодня он придет с другой стороны. И тут же из-за искорёженной башни появилась нога в тяжелом ботинке и светящийся зеленый оконечник ружья, а потом и вся мощная фигура Этана. Он шел- широко шагая, так стремительно, торопясь, что она поняла – ему есть что рассказать, и он с трудом сдерживает себя, что бы не закричать. Яара спрыгнула с качелей, и они тут же отозвались протяжным воющим скрипом. Она побежала ему навстречу вниз с холма, разгоняясь, что есть силы. Этан остановился, бросил на землю ружье, рюкзак и тяжелую связку инструментов и широко раскинул руки, улыбаясь во всю ширь. Яара наконец-то уткнулась маской в его шею и молния остро впилась ей в подбородок, но она не замечала, а только прислушивалась, пытаясь расслышать его сердце и почувствовать пульсацию вены на своей щеке. Она не увидела, но знала, что он улыбается, и глаза его закрыты. Качели продолжали заунывно скрипеть, на их головы оседал туман. Он так крепко держал ее, и сняв маску шумно дышал в ее волосах. Яара подняла лицо и спросила, страаясь не смотреть на вчерашнюю рану под правой скулой: «ты хотел мне что-то сказать? »