Живи счастливо

Лев Ульянов

Живи счастливо

Все мы избираем свой путь,

даже если идем по дороге, вымощенной другими.

Каждый раз, как я еду в город или из города домой, я проезжаю мимо кладбища. Таблички с именами. Эти жившие люди уже ничего не смогут изменить. Я могу. Что я изменю сегодня? Стану ли я чуть лучше? Сделаю ли мир чуть лучше? Или будет хуже? Мир меняется вместе со мной, он мое отражение? Почему я знаю его другое отражение? Я стала хуже?

Зная зеркальный закон, не заблуждаюсь ли я в зеркалах? Что зеркало, а что я? Нужно ли мне это знать?

Луч света, отражаясь в зеркале, может прожечь дыру. Не могу ли я так же прожигать дыры? Может, тогда лучше не светить? Или просто не светить в зеркала? А может, я не луч света, а темнота? В темноте зеркала не отражаются друг в друге?

А пока я еду мимо кладбища, мимо тех, у кого мыслей нет. Есть лишь тишина, прерываемая взмахом крыльев не ангелов, а птиц.

Птицам все равно, что я думаю. Они в зеркале лишь увидят другую птицу, и какая будет их реакция? Заклевать или исполнить брачный танец? И знает ли птица, что это она сама?

Это не конец, для меня это начало. Начало новой жизни.

Я хотел вылечить близкого мне человека. И я залез туда, куда лезть нельзя. Люди для меня открытые книги – я могу взять любую и начать читать. Но однажды в одной из таких книг я прочел о себе…

Книга жизни Екатерины

Как я бы описала свою жизнь кратко, «без воды»? Родилась. Вышла замуж. Родила. Заболела. Родила. Заболела и написала книгу. Но «без воды ни туды и ни сюды».

Странно, но после выздоровления становишься счастливее. И мне хотелось бы стать счастливее, оставаясь здоровым человеком. Я постараюсь описать, как любить ту «воду» в нашей жизни, что мы не ценим. У нас есть вода, мы можем просто выпить воды или приготовить чай. Можем даже набрать ванну и, погрузившись в теплую воду, не думать о ее ценности. Африканцы лишены такой возможности, и ценность воды у них другая. Когда смерть стоит у твоей кровати, ценность жизни меняется. И понимаешь, что жизнь – подарок. А в болезнь иногда завернут подарок. Вернее, подарок завернут всегда, но задача в том, чтоб его увидеть.

Январь 2019. После операции прошло время, а я всё не свыкнусь. Я видела, как у людей бывают рецидивы, как они умирали. Как рыдали ночами, почему опять, не знали, как пережить этот кошмар снова. Я так не хотела, мне лишь 35. У меня дети! Это должно закончиться!!! Я не переживу это снова. Как сделать, чтоб это не повторилось? Я перебираю в памяти всех людей, что прошли через это. Их истории. Впервые я сталкиваюсь с онкологией в 16 лет. Мой учитель математики… Как ее сын даже в 16 лет будет без нее? Позднее – мать соседского мальчишки. О ней мне напоминают цветы, что растут у подъезда. Лучше б она продолжала возмущаться и гонять подростков с подъездов… Женщина с третьим рецидивом, она, видимо, что-то не осознала, и это случалось с ней снова. Мужчина, что скоро умрет, а пока ему не для чего жить. Очень сильная мать, которая до болезни делала невозможное для своих детей и умерла после 40, оставив двухлетнего малыша. Ее малыш сидит в планшете сутками напролет. Как она могла оставить его? Сколько их, что умерли? И, кажется, нет тех, кто выжил. Подруга хочет меня поддержать, говорит, что знает женщину, что уже лет 10 после этого живет. А я не вижу просветов, но тревожность и депрессию я уже проходила, и надо найти выход, чтоб мои дети имели мать.

Я собираю в памяти и тех, о ком читала и кто выжил. Их всех объединяет, что им было для чего и было для кого жить. У них были или появлялись любимые дела. Они не могли оставить своих близких.

Что-то во мне начинает происходить, все знания переплетаются, и я знаю одно, мне нужны силы, я не могу оставить своих детей. Сколько это тянется, я не знаю, я плохо сплю или вообще не сплю, во мне идет какая-то борьба, и я понимаю, так нельзя. Мне нужно что-то, что-то для себя. И приходит решение. Решение, в котором есть выбор. Странно, но я успокаиваюсь. Я принимаю решение, и мое состояние начинает быстро меняться.

Я вылечилась. Когда ты выжил, задаешься вопросом: почему ты выжил? Почему другие с таким же диагнозом умирают? Почему бывают рецидивы и как их избежать? Я осознала, что болезни, приходившие ко мне, говорили: ты живешь не так, измени свою жизнь. Но я не слушала, и болезни приходили всё тяжелее. Я была вынуждена изменить свою жизнь.

Мой ответ: ты выжил, потому что изменил свою жизнь и для того, чтоб изменить свою жизнь. Также некоторые навязывают ответ, чтоб помочь другим. Нет, если помощь другим будет доставлять удовольствие, улучшает вашу жизнь, то помогайте. Только то, что будет вами любимо и в чем конкретно вы видите смысл, что является вашей мечтой, будет изменять жизнь к лучшему.

Как итог я написала книгу о том, как изменить свою жизнь, чтоб такие болезни обошли стороной, и где взять силы на то, чтоб справиться, если уж болезнь пришла. С сил и начну. У людей, что выжили, были любимые дела и близкие люди. Всё любимое дает нам сил, дает мотивацию жить. Осталось найти нашу любовь.

Зачем писать подобную книгу, если сказано и написано так много? Написано много, но почему не так много людей ее познали? Возможно, потому, что любовь принято рассматривать как чувство к другому человеку. А это лишь одно из направлений. Основа ее в другом.

Очищение пространства

Лучше быть одной, чем с кем попало, считала я. Я была одна до 19 лет. Нет, был один парень, с которым я общалась, были и те, кто хотел со мной «гулять». Только я не хотела. Я романтичная особа, воспитанная на стихах Ахматовой, Цветаевой, мне нужен был если не принц, то любовь одна и на всю жизнь. Ее я и искала всеми путями, книгами, мечтами, что давала жизнь, и нашла, но не там и не так.

Любовь под мусором? Странное название для книги, но иначе не сказать. В пустой комнате гораздо легче найти ту вещь, что нужна. Она на виду. А если заставить комнату мебелью, принести книги, коробки, то найти станет сложнее.

Приходя в некоторые захламленные дома, мы не понимаем, как среди кучи предметов можно хоть что-то найти? И можно ли во множестве таких комнат найти любимую вещь? Хорошо, если у нее есть свое место, и человек точно знает, где она лежит. А если нет? Сколько времени он потратит, перерывая кучи шкафов, ящиков, заглядывая во все уголки? А если вещей надо найти несколько? Всегда проще искать там, где вещей минимум. Поэтому первым шагом будет убрать лишнее. Вторым – навести порядок. Рассортировать нужно там по удобной нам системе: категории, временной иерархии, значимости, хоть по цветам, лишь бы нам самим было легче искать.

Убираем хлам

Можно начать очищать свою жизнь от мусора в прямом смысле. Тут мне очень помогла книга «Магическая уборка». Не буду заниматься плагиатом, просто скажу: отдайте, продайте всё лишнее. После такой уборки появляются силы и желания творить. Смешно, что сама я такую уборку затеваю в третий раз. В первый я вынесла из дому 2/3 квартиры, вернее вещей из нее. И эта уборка длилась более 2 недель. Во время второй уборки я только бумажки (квитанции, документы на ипотеку и прочую макулатуру) разобрала и старалась оставить только любимые вещи. В прошлый раз я смогла раздать те, что с пятнышками и мне не идут. Вещей надо было разобрать меньше, но как же было не легко. Сейчас намереваюсь закончить разбирать все вещи в кладовке. Самая маленькая комната, а самая для меня тяжелая. Разберу вещей 20, и всё, я без сил. Иду кушать. От такой уборки сколько лишних кг было бы во мне, если б та же уборка их не сжигала? Видимо, пошла самым легким путем и черпаю энергию из еды, а ведь есть еще столько способов. Но об этом позже.

Неоконченные занятия, отношения.

Разбирая хлам, мы видим множество вещей, которые хотели сделать и не сделали. Эти вещи, неоконченные дела вызывают чувство вины, сожаления… Все это тут же отнимает силы. Чтоб силы не ушли на эти чувства, нужно закончить эти дела. Закончить все, что начали. Недовязанный свитер – распустить и подарить нитки или начать довязывать прямо сегодня.

Дочитали книгу или сказали себе: «Я взяла из нее все, что мне было нужно, и больше я к ней не вернусь». Если лет через 5 захочется ее дочитать, то никто не мешает, но это уже будет новое занятие, а то будет завершено. Кстати, очень полезное занятие – не тратить время на книги, людей, которым вам нечего сказать. Уходить с плохого фильма, чтоб потратить время на тех, кого действительно любишь, или тех, кому действительно хочешь помочь, или заняться тем, чем действительно хочется, нравиться, или просто доставить себе удовольствие другим, действительно классным для вас фильмом. Но для этого нужно уйти и сделать выбор в пользу того, что хочет душа. Не врать себе, а услышать ту правду, которая говорит с тобой постоянно, но которую ты часто не хочешь слышать, так как она очень болезненная для нас. Очень тяжело довериться голосу души, кажется, это какая-то чушь, ну почему я хочу пойти этой дорогой и пойти медленнее или быстрее? А ты попробуй сделать это и увидишь, что будет. Ты встретишь или любимого человека, которого давно хотел встретить, или того, с кем не хотел бы встречаться никогда, но в любом случае, если не испугаешься, эта встреча может перевернуть всю твою жизнь. А может, ты никого не встретишь, ни новых людей, ни старых знакомых. А увидишь что-то в глубине себя, в глубине окружающей природы, просто позволь себе посмотреть на мир широко раскрытыми глазами. Ведь миру всегда есть что сказать тебе, просто ты не хочешь этого слышать. Жить в предсказуемом мире проще и, кажется, безопаснее, но тогда и не жди так же и чудес в своем мире, ведь они тоже часть непредсказуемой жизни. Есть ли чудеса? Ответ и да, и нет. Да, если ты в них веришь и позволишь себе с ними встретиться, по-новому взглянув на мир. И нет, если ты так решил, и все так банально и предсказуемо, все давно изобретено, и все давно просто и понятно, и ничто не удивляет, и человек просто компьютерная машина со своими программами, просто чуть умнее обезьяны. А все другие программы с чудесами – это вирус, и лучше ее удалить – так безопаснее. Ведь когда все так предсказуемо, никто тебя не отвлекает от твоей предсказуемой работы, и все идет по накатанной, своим чередом, и мы забываем жить. И только неожиданности, как приятные, так и не очень, могут выдернуть нас ото сна, в который мы погружаемся. Монотонная, однообразная деятельность медленно нас убивает, а в то же время спасает. Вот я выбираю однообразие и скуку, когда неожиданностей и так слишком много и потрясений. А когда жизнь стала предсказуемой и выправилась, и поехала по накатанной, тут-то и нужно получить новые впечатления и удивляться разнообразию жизни.

Увидеть ненужные вещи, не приносящие удовольствия дела, отнимающие силы отношения сложно. Но еще сложнее увидеть прошлые ситуации, воспоминания, которые радуют или которые злят, вызывают чувство вины.

Пришло время описать мой путь, чтоб кто-то его не повторил.

Чтобы вспомнить, у меня есть чертоги памяти: это мой город детства. Сидя на колесе обозрения, я вижу всё, что мне дорого: лес; мой садик; мой университет; дом родителей. И к каждому пункту я могу приблизиться и вспомнить любое значимое событие до 28 лет. Библиотека. Я иду за детскими детективами. Новинок нет. Экономлю на завтраках, чтоб купить лишнюю книжку. Обмениваюсь книгами с одноклассницей, договариваемся, какую она купит, а какую я. Я могу уйти по линии к школе или к книгам, или к одноклассникам. А могу снова сесть в колесо и увидеть: площадка. На ней автобус, видавший лучшую жизнь. Детьми мы понарошку чиним его и едем. Вокзал. Я вспоминаю вокзал и могу переместиться в другой город: туда, где я впервые изменила свою жизнь. Или в мой дом и вспомнить события взрослой жизни после двадцать седьмого дня рождения.

Первая встреча

Весна 2011 года. Мрачная картина: измученные супруги, которым еще нет тридцати, прошли мимо здания, которое давно требовало ремонта. Забор. Ветхая деревянная пристройка.

– Что это за место? Мне тут не место! Нашли нужный дом. Фу, хоть это оказался не тот сарай, но ноги уже собрались валить домой. Он же не оставит меня тут? – думала я, сдерживая слезы.

Прошли два наркомана. В силу своей профессии мой муж Павел умеет их распознавать. Обсудив красоты местных фасадов и колорит персонажей, муж сказал, что в этом окружении мне не место. Я чуть не начала реветь уже по другой причине:

– Он меня не бросит в этом притоне!

Тревога тут же ослабла.

– Поехали домой? – с надеждой в голосе предложила я.

Я и без этого была напугана и уже не хотела идти к психологу, что сама себе нашла. Но муж сказал, что раз уж приехали, надо зайти.

Психолог имел военную выправку, и больше сорока пяти и не дашь. После пары фраз психолог решил переговорить с моей половиной наедине. Я прочла всю информацию, что висела у кабинета:

«Жук Л.В. Психотерапевт, психиатр, нарколог, сексолог».

Подсчитав стаж его работы, я поняла, что он уже должен был справить 50-летний юбилей. Будет небось лечить средневековыми пилюльками и нафталиновыми уговорами. Мне это не надо. Может, всё не так уж плохо и я справлюсь без этого пенсионера, грызущего ручку?

Выйдя на улицу, я села на скамейку и сделала еще одну робкую попытку себе помочь. Позвонила своей подруге. Ее мама ходила к известному психологу К., и ей помогает. Стоимость была для меня неподъёмной. Я уже месяца четыре как уволилась, чтоб окончательно не лишиться здоровья и быть с сыном Костей.

Вышел муж. Сказал, что видит ситуацию по-другому и Жук мне поможет.

Я нехотя пошла в кабинет. Психолог протер глаза, должно быть, от усталости, представив объём работы.

– Странный психотерапевт, – думала я, сидя в кабинете. Но муж сказал, что он мне поможет. В это я не верю, но мужу верю.

«Кто я такая и что тут делаю?» – спросит читатель.

Тогда я тоже задавала себе тот же вопрос. Эта богадельня была нет, не последней надеждой. Я уже ни на что не надеялась. Я была на дне. Богадельня имела аббревиатуру СОТа. В переводе, наверное, «Столетнее отделение трутней», – подумаю я, когда юмор во мне проснется. А пока боль и страх сковывали меня. Все казалось сном, и я мечтала проснуться без страха.

– Кто ты? Откуда приехала? – начал меня спрашивать психолог.

– Меня зовут, – ответила я и замялась. Хотела сказать «Катя», но, вспомнив тренинги в универе, сказала:

– Катерина.

– Ну рассказывай, – сказал психолог, не взглянув на меня.

Безразличным тоном, с деланным спокойствием я произнесла:

– С чего начать?

Внутри же тряслась от страха, как будто сижу в холодильнике.

– С начала. С чего хочешь? Что тебя сюда привело? – психолог оторвал глаза от бумаг.

От нахлынувших воспоминаний я внутри разревелась. Мне было уже все равно, что со мной будет, поэтому я решила рассказывать как есть.

– Все началось полгода назад.

– Так, а сюда что привело? – перебил Л.В.

Я тогда не знала, как бывает ценно время. Но вот беда, меня нельзя прерывать. Я замыкаюсь в себе и теряю мысль.

Я хотела встать и уйти. Но продолжала сидеть, ожидая продолжения. Его не последовало, но мне стало чуть легче. Но оставаться я не собиралась. Я должна быть с сыном.

– Я, наверное, домой поеду, – сказала я, поднимаясь.

– Сидеть! – послышался приказ Л.В.

Это меня обескуражило и встряхнуло.

– Что из тебя клещами тащить? – улыбнулся психолог.

– После того как я отдала ребенка в сад, он начал болеть, – осторожно начала я.

– И что? В саду все дети болеют.

– Да, с сентября по декабрь так и было.

– А потом?

– А потом что-то случилось. Я не хочу вспоминать. – начала тереть я лицо, вспоминая и стараясь не разрыдаться.

– Надо. Это надо тебе. Уже нечего терять, – мысленно уговаривала я себя.

Набрав побольше воздуха, я выпалила:

– Мы с подругой поехали в Финляндию, хотя мама была против. Я сильно кашляла. – пояснила я.

– Мы с подругой магазин хотели открыть. – прыгала я в воспоминаниях. – Потом я хотела купить подарки к Новому году в соседнем городе. Мама опять была против, чтоб я ехала.

– И?

– А я всё болела. Обычно за неделю, без лекарств всё проходило. А тут выписали антибиотик. Он не помогал. Выписали другой. К концу января держалась температура, кашель. Зашли разговоры о том, чтоб лечь в больницу. Но я категорически отказывалась. Меня ничто не радовало. Матери надоело со мной возиться. Каким-то образом меня отправили в больницу. Там мне стало еще хуже. Их уколы, капельницы не помогали. Меня тошнило. Мне сменили антибиотик, уже четвертый. Тошнить меня перестало, но становилось всё хуже. Через неделю я не могла встать с кровати…

Воспоминания накрыли меня:

– От пневмонии умирают. – сказала как-то мне врач, видя, что нет улучшений.

Тревога и без этих слов лилась во мне через край. Обливаясь липким, холодным потом, я боялась открытых окон, грязи в туалетах и не только. Тетка с двойным поражением легких. Вдруг у нее другой вирус и я заражусь? Глядя на бабулю-астматика, мне становилось плохо. Я думала ей тяжелее всех, она вечно открывала окно, чтоб вздохнуть. На удивление бабуля была более жизнерадостной и вскоре ее выписали.

Подруга и родные посещали меня все реже. Я уже отчаялась. Думала, хорошо уже мне не будет никогда. Я не могу встать, хожу в утку.

Я уже не хотела, чтоб они ко мне приходили и видели меня такой. Для мужа я была обузой, он не знал, что со мной делать. Смерть мне начала казаться избавлением от этого унижения, бессилия, тревоги.

Воспоминания, чувства и мои мысли бешено скакали по кабинету психолога. На деле прошло лишь несколько мгновений. Я вынырнула из воспоминаний и поняла, что успела произнести только:

– Потом мне позвонила мама и сообщила, что Костя заболел. – мой голос сел. – Это мой сын, ему три года. – срывающимся голосом произнесла я. Слезы мне уже было не остановить.

– Что было потом?

– А потом я должна была быть с ребенком. – рассказывала я, усиленно пытаясь не скрещивать руки и ноги. Но все равно периодически их переплетала.

Тягостные и стыдливые воспоминания подплыли снова. Вроде бы я успела сообщить их часть. У меня болело сердце, отдавая в руку. Врачи мне потом сказали: разберёшься с пневмонией, потом уже сходишь к кардиологу. Я начала массировать себе какие-то шарики на спине. Через несколько дней я смогла встать. Костику стало лучше. Меня выписали, сказав, что и так я очень долго у них была, держать они меня более не могут.

Я приехала домой, думая:

– Наконец-то всё закончилось.

Через день у Кости снова поднялась температура. Врачи сказали: ему надо в больницу. Я легла с ним в детскую. Амбулаторно долечиться мне самой не удалось. Казалось, до меня никому нет дела.

В детской больнице меня внутри раздирало:

– Почему? Ну почему это случилось? Почему это не кончилось? Где, когда и что я сделала не так?

– Почему я должна была делать Костюне уколы?  – спрашиваю я.  – Ему же больно.

И вновь я погружаюсь в воспоминания:

Страхи не оставляли меня ни на минуту. Я не могла ни на чем сосредоточиться. Я так любила ванну, а тут я боялась в нее залезть. Когда Костю выписали, лучше не стало. Все страхи пришли со мной домой, прихватив с собой пару друзей.

Я еще делаю усилие и произношу:

– Я не хотела отдавать Костю в садик, но мать настояла, сказав, что ему лучше заболеть, чем с такой мамашей.

Как следует высморкавшись, я произнесла:

– Костя заболел опять.

Голова моя трещала. Но останавливаться нельзя.

– И так и пошло: гайморит-отит-гайморит… – выпалила я на одном дыхании, боясь, что меня опять перебьют или я передумаю. – В итоге в сад он пока все же не ходит.

Выслушав очередную порцию моего нытья, он восклицает:

– Руки покажи.

Я замешкалась, от смущения, что он мог обо мне подумать, замотала головой.

– Покажи руки, – в его приказном тоне послышалась угроза.

Я закатала рукава, обнажив чистые худенькие руки.

Л.В. с облегчением расслабился на стуле.

Надо бы описать чучело, что перед ним сидело: 40 кг бледного тела, висящие сосули вместо волос. Папиллома на лице выгодно затеняла впалые щеки и круги под безжизненными глазами. Пульс 100 ударов в минуту, при обычных моих 60. Скоро 30 лет. До болезни мне и 20 не давали. А сейчас говорят: «Маленькая старушка».

– Брак был по любви? – послышался вопрос психолога.

– Да. – ответила я.

Про себя думая:

– А как еще-то? Замуж выходят только по любви.

– Я предлагаю тебе у нас пожить немного. – выдернул меня из мыслей голос психолога.

– В смысле пожить? – растерянно спросила я.

– Полежать не амбулаторно.

– Нет. Это мне не подходит. Есть другие варианты?

– Какие? – поинтересовался Л.В.

– Ну там гипноз мне дайте, и я поеду.

– Это не лучший вариант. – тяжело выдохнув ответил психолог.

– Почему?

– Потому что через некоторое время все возвращается.

– Ну и что? Хотя бы так.

– Да, но время упущено.

Л.В. сделал паузу и продолжил:

– У нас нет гипноза. Знаешь, у нас в России самые лучшие гипнологи…

– Господи, – подумала я, – куда я попала? Манипулирует, сейчас кинется мне историю гипноза втирать.

Психолог вдруг остановился. Я была вынуждена переключить мое внимание с мыслей на Л.В.

– Ты на кого училась?

Я с грустью усмехнулась и сказала:

– На психолога.

– Останешься? Бесплатно. – предложил Л.В.

Я замотала головой.

– Побудь у нас недельку. Не понравится – уедешь.

– А смысл?

Меня дома ждал ребенок, а зачем мне быть тут, я так и не понимала.

– Если ты не останешься, дальше будет только хуже.

Возникла пауза.

– Родители разговаривают при мне, как будто меня нет и я не слышу, – осторожно произнесла я.

– И что говорят?

– Что меня надо в дурку, а им придётся растить Костю, – выдохнула я. – У меня что, могут забрать ребенка? – оторвала я глаза от пола.

– Такой исход возможен.

– Тебе здесь будет лучше, чем где бы то ни было еще, – психолог поднялся.

Я видела, что он терял терпение. Но я так и не приняла решение.

Психотерапевту придётся сказать фразу, после которой я все же останусь. Но я решаю поиграть в дуру, чтоб посмотреть, как тут и что делают с людьми при необходимости свалить.

Сейчас, по прошествии многих лет, вспоминать все прошлые годы мне невероятно тяжело. Мне так хотелось запереть это все и сказать, что этого никогда не было. Сейчас я понимаю, что только оттолкнувшись от этого дна, я та, кто есть сейчас.

Игры в прятки

Я лежу тут вторую неделю. За это время прогресс небольшой. Проходя мимо поста медсестры, я увидела красивый дневник. Он был красиво оформлен вручную. Я решила записывать то, что было важно для меня.

Вспомнила, как я подростком записывала каждый прожитый день. Но как встретила Пашу, прекратила. С ним мы гуляли, общались, и все, что раньше я рассказывала дневнику, я говорила ему. А сейчас его нет рядом, и я опять веду беседы с дневником.

Чем больше я писала, тем больше осознала: что думаю о других людях, а не о своих близких. Почему другие и их мысли обо мне важнее?

Кому я тут могу все рассказать, это Л.В. После наших разговоров я чувствую душевный подъём. Я даже рассказала о своей старой дурной привычке. Реакция его была странной – он посмеялся. Я тут же смутилась и устыдилась.

Тревога моя периодически отступала. Иногда все было прекрасно, я даже научилась отслеживать свои мысли, после которых она появлялась. И казалось, зачем меня пичкают таблетками, которые я всегда терпеть не могла. А иногда присниться, что Костя заболел, и я опять боюсь.

Мне нравилась арт-терапия. В первый раз я зашла на нее и совсем упала духом, увидев преподавателя.

Лет семь назад студентом я сдавала ей зачет по арт-терапии, а теперь буду рисовать в качестве пациента. Видимо, она меня не признала, я тоже сделала вид, что мы не знакомы. Мы рисовали карнавальный костюм. У меня вышло красное платье на берегу моря.

Во второй раз надо было изобразить свое положительное качество. И отрицательное качество, от которого хотелось бы избавиться. У меня вышли: ответственность (она опять же была по отношению к другим людям) и лень (хотя мне хотелось нарисовать свои страхи и свою тревожность). В следующий раз рисовали животное, на которое мы похожи. Я покапала водичкой на овал с четырьмя сосисками, и вышла пушистая кошка. Хотя себя я ощущала мышью, которая тревожится за свое будущее и Костика.

Других людей я избегала и даже побаивалась. Кто-то со странностями. Кого-то было слишком жалко. Особенно тех, кто пережил насилие со стороны чужих и еще хуже близких. Тех, кто потерял родных и остался совсем один. Как выживают люди, потеряв родителей в детстве? А были и те, у кого-то ни мамы, ни папы вовсе не было никогда. Так плохо становилось от их историй.