Николай Байбаков. Последний сталинский нарком

Но и этот фантастический рубеж – 40 миллионов тонн годовой нефтедобычи – не оказался последним. Через три месяца, 15 ноября 1930 года, ЦК ВКП(б) принимает постановление «О положении в нефтяной промышленности», где «предлагает ВСНХ довести добычу нефти в 1933 г. до 45–46 млн т с тем, чтобы не менее 40–41 млн т было получено со старых и новых площадей Закавказья и Северного Кавказа».

«У пытливого читателя, – пишет историк А. Матвейчук, – может возникнуть резонный вопрос: каким же образом партийно-политическое руководство СССР (при отсутствии необходимых капитальных вложений) планировало обеспечить к концу пятилетки невероятный показатель годовой нефтедобычи в 46 млн т? Изучение материалов 20–30-х годов XX в. показывает, что для реализации этой цели уже на первом этапе активно использовалась политика “кнута и пряника”. В ряду “пряников” находился орден Трудового Красного Знамени, учрежденный совместным постановлением ЦИК и Совнаркома СССР от 7 сентября 1928 г. и вручаемый “за большие трудовые заслуги перед Советским государством”. Кроме того, постановлением Президиума ЦИК СССР от 6 апреля 1930 г. был учрежден орден Ленина, высшая награда страны Советов. Не были забыты и средства материального стимулирования ударной работы. Так, 11 сентября 1929 г. Совет народных комиссаров СССР принял постановление “О премировании за успехи, достигнутые в порядке социалистического соревнования рабочих и служащих”, а через месяц, 13 октября, вышло еще одно постановление – “О премировании на предприятиях государственной промышленности”».

Что же касается «кнута», в этой роли выступали органы ОГПУ, которые приняли к исполнению прямое указание И. В. Сталина: «Люди, болтающие о темпах развития нашей промышленности, являются врагами социализма, агентами наших классовых врагов». Так была обеспечена база для проведения показательных судебных процессов над «нефтяниками-вредителями», теми, кто выражал сомнения в осуществимости «судьбоносных планов партии и народа».

В постановлении ЦК ВКП(б) от 15 ноября 1930 года «О положении нефтяной промышленности» в первом же абзаце содержалось следующее утверждение: «…в течение длительного периода часть руководящих кадров специалистов нефтяной промышленности вели вредительскую работу».

Ко дню выхода постановления в застенках Лубянки уже больше года томились старший директор Директората нефтяной промышленности ВСНХ СССР Иван Стрижов, его ближайшие сотрудники, а также большая группа инженерно-технических работников «Нефтесиндиката» и треста «Грознефть». Вместе с арестованными ранее по делам «Геолкома» и «Промпартии» – помощником директора Геологического комитета Николаем Тихоновичем, старшим геологом Николаем Ледневым и председателем Топливной секции Госплана СССР Виктором Ларичевым – общее число подследственных составило 50 человек.

Что арестованных специалистов-нефтяников не пощадят, стало ясно из доклада «Вредительство в энергетике», сделанного председателем Главэнерго Наркомтяжпрома Г. М. Кржижановским в ноябре 1930 года. «Вероятно, особо разительными успехами по линии вредительства могут похвастаться вредители-нефтяники, – отмечалось в докладе. – Еще в совсем недавние времена мы считали наше нефтяное хозяйство особо передовым, представляя его себе каким-то положительным оазисом по сдвигам технической реконструкции… Тем не менее оказывается, что здесь-то и было самое поганое, вредительское гнездо, представлявшее мощную организацию от своего верховного научно-технического совета до низовых производственных ячеек включительно».

Дальше все шло по нарастающей.

25 ноября 1930 года в газете «Известия» появилась статья академика И. М. Губкина под названием «Сорвать строительство нефтяной промышленности вредителям не удалось».

Затем в декабрьском номере журнала «За нефтяную пятилетку» была помещена передовая статья Георгия Ломова, руководителя объединения «Союзнефть», под заголовком «Вредительство в нефтяной промышленности», в которой была дана суровая оценка «вредительской работе части руководящих кадров».

Аналогичное дело о вредительстве в нефтяной промышленности органы ОГПУ фабриковали и в Закавказье. 15 августа 1930 года начальник секретно-оперативной части ЗакГПУ Лаврентий Берия представил председателю ЗакГПУ Станиславу Реденсу для утверждения дело «О контрреволюционной шпионской организации в Азербайджанской нефтяной промышленности», которую якобы возглавлял технический директор «Азнефти», инженер-технолог Фатулла Рустамбеков.

18 марта 1931 года коллегия ОГПУ СССР вынесла приговор всем обвиняемым по делу «О контрреволюционной шпионско-вредительской организации в нефтяной промышленности СССР». За срыв показателей на Северном Кавказе были репрессированы сотрудники треста «Грознефть». Приговоры получили 76 человек. В том числе один из основателей нефтяной промышленности еще в царской России Иван Стрижов. Он был приговорен к расстрелу, но в последний момент Сталин его «помиловал» – отправил на десять лет в лагеря. Смертный приговор был приведен в исполнение в отношении семи человек, остальным высшая мера «пролетарского возмездия» была заменена на десятилетний срок. Подобные меры «пролетарского правосудия», отмечает А. Матвейчук в своем исследовании, коллегия Закавказского ГПУ применила в Тифлисе в отношении всех обвинявшихся специалистов «Азнефти».

О том, что грандиозные планы нефтедобычи нереальны, поскольку не обеспечены финансовыми ресурсами, руководители отрасли докладывали «наверх». Председатель правления «Союзнефти» Георгий Ломов 18 декабря 1930 года на пленуме ЦК ВКП(б) говорил: «Сама сумма капитальных затрат в нефтяную промышленность совершенно недостаточна. В прошлом году при сумме всех затрат в 3 600 млн, фактически истраченных на капитальное строительство, нефтяная промышленность имела 347 млн рублей капиталовложений. В этом году она имеет 330 млн при 5,5 млрд затрат! Уже эти цифры сигнализируют, что в этой области мы что-то сильно осаживаем назад».

После пленума Георгий Ломов с тем же вопросом – увеличить капиталовложения в отрасль – обращался к председателю ВСНХ Григорию Орджоникидзе. Получил «ценный» совет: устранить последствия «вредительства», изыскать резервы и взять на вооружение передовой опыт американской нефтяной промышленности.

Ломов, однако, не успокаивается. В первом номере журнала «Нефтяное хозяйство» за 1931 год он публикует статью «Нефтяная промышленность перед расширенными заданиями». Статья начинается ритуальной реляцией об успехах отрасли: «Вопреки вредительской работе, которую проводила часть руководящих кадров нефтяной промышленности, последняя благодаря энтузиазму и активности рабочих масс и честных специалистов достигла больших успехов по выполнению заданий второго года пятилетки». Но дальше… Можно удивляться отваге, с какою председатель правления «Союзнефти» констатирует, что Центральный комитет ВКП(б) поставил перед отраслью невыполнимую задачу: всего за несколько лет совершить «большой рывок» и в завершающий год пятилетки выйти на рубеж годовой добычи нефти в 46 миллионов тонн. Автор перечисляет основные производственные показатели 1930 года, которые свидетельствуют о непростом положении дел: «Добыча нефти в целом за год составила 17,2 млн т, что равно 99,8 % программы и больше предыдущего года на 26,6 %».

То есть, следует из статьи, план второго года пятилетки все же не был выполнен до конца. То же и с планом по буровым работам: «Пробурено на старых площадях 501 тыс. м – 96,65 % программы…» В отношении бурения на новых нефтеносных площадях «программа выполнена лишь на 81,3 %, пробурено разведочным бурением 80,1 тыс. м». Далее на четырех страницах Ломов излагает сложнейшие проблемы нефтяной промышленности, начиная с низкой скорости бурения до тяжелейшего положения с транспортировкой нефти и нефтепродуктов. И делает вывод: отрасль находится в тяжелейшем положении, и для ее модернизации необходимы значительные финансовые средства.

Но Ломов не был бы руководителем главка времен борьбы за «построение социализма в одной отдельно взятой стране», если бы в конце своей статьи не указал, чем, по его мнению, можно восполнить недостаток финансовых и технологических ресурсов для выполнения пятилетнего плана: «Опираясь на растущую активность рабочих масс, на базе соцсоревнования и ударничества нефтяная промышленность с успехом выполнит возложенные на нее партией и правительством расширенные задания по нефти».

Однако не соцсоревнование и не активность рабочих масс, а совершенно иные ресурсы нашли азербайджанские руководители «нефтянки» для выполнения плана. Первого апреля 1931 года на первой странице «Правды» было напечатано приветствие генерального секретаря ЦК ВКП(б): «Приветствую рабочих и административно-технический персонал Азнефти и Грознефти с выполнением пятилетки за два с половиной года. С победой, товарищи! Да здравствуют рабочие СССР, разбившие цепи капитализма и ставшие хозяевами своей страны! Да здравствует Советская власть! Да здравствует партия большевиков! И. Сталин».

Между тем на последний год пятилетки для бакинского и грозненского нефтяных районов был определен объем нефтедобычи в 40 миллионов тонн. «В этом случае, – пишет А. Матвейчук, исследователь истории азербайджанской нефтяной индустрии, – возникает закономерный и недоуменный вопрос: что же такое сверхъестественное могло произойти на промыслах всего за три месяца 1931 г.? Ведь планы предыдущего года не были выполнены… И каким образом руководству “Союзнефти” удалось убедить генсека Сталина, что отрасль досрочно справилась с грандиозным пятилетним заданием?»

Изучение документальных источников, пишет историк, показывает, что, очутившись в сложном положении и постоянно помня о «кнуте» ОГПУ, руководители нефтяной промышленности сделали ставку на всемерное наращивание фонтанной добычи. Уже в 1930 году ее доля в общем объеме производства нефти возросла до 47,55 % по сравнению с 32,45 в 1927-м. Именно это позволило увеличить объем нефтедобычи на 26,6 % и вплотную приблизиться к контрольным цифрам пятилетки. С началом 1931 года наращивать фонтанную добычу стали еще более интенсивно. Для этого в ход шло все. И если в 1930 году среднесуточное производство составляло 27 тысяч тонн, то всего за три месяца 1931-го за счет «фонтанной» нефти оно было доведено до 58 тысяч тонн. Об этом рекорде глава «Союзнефти» доложил председателю ВСНХ Г. К. Орджоникидзе вкупе с заверением, что подобный показатель будет не только удержан, но и увеличен еще в несколько раз. В справке, подготовленной для ВСНХ, наряду с рекордами «Азнефти» и «Грознефти» в первом квартале 1931 года, была указана и суммарная нефтедобыча за первые годы пятилетки (1928–1930), она как раз и составляла 40 миллионов тонн.

«Сейчас трудно найти ответ, каким образом в ходе прохождения по бюрократическим лабиринтам ВСНХ и партийного аппарата объем суммарного производства нефти за первые три года пятилетки был представлен генеральному секретарю ЦК ВКП(б) Сталину в качестве уже достигнутого уровня годовой нефтедобычи, – пишет А. Матвейчук. – Но произошло это именно так, и в результате последовало вышеупомянутое первоапрельское поздравление от “вождя советских народов” в адрес бакинских и грозненских нефтяников». А через два дня там же, в «Правде», было опубликовано обширное поздравление нефтяникам от «беспартийного пролетарского» писателя Максима Горького: «Горячо поздравляю товарищей рабочих-мазутчиков Баку с прекраснейшей победой! Товарищ Сталин сказал, что у нас есть все объективные условия для победы социализма и дело за условиями субъективными. Эти условия целиком сводятся к двум: одно из них – сознание рабочим классом цели своего героического труда, другое – сознание, что для концентрированной трудовой энергии нет препятствий, которые она не могла бы преодолеть. Вы, товарищи, выполнив пятилетку в два с половиной года, доказали, что оба эти условия у нас налицо. Ваша победа послужит вдохновляющим примером для рабочих всех областей промышленности, добывающей и обрабатывающей. Вашей победой вы еще раз сказали врагам Союза Советов, как богатырски выросли вы за тринадцать лет, как велика ваша сила, как организована воля. Привет победителям! Путь от победы к победе становится все свободнее, шире! Да здравствуют победители и вожди их! Максим Горький».

Советские нефтяники переживали триумф. На Первом съезде Союза рабочих нефтяной промышленности СССР, прошедшем в Баку 15–20 апреля 1931 года, и доклад, и все выступления гремели об одном – о «славной победе нефтяной промышленности». Съезд принял решение об очередных задачах профсоюза нефтяников и призвал всех его членов «к дальнейшей борьбе за выполнение плановых заданий».

Нефтяная отрасль была объявлена «маяком пятилетки». 31 марта 1931 года Президиум ЦИК СССР наградил объединения «Азнефть» и «Грознефть» орденами Ленина. Орденов Ленина и Трудового Красного Знамени были удостоены 55 работников «Азнефти» и 35 – «Грознефти», включая руководителей объединений, Михаила Баринова и Сергея Ганшина.

В течение апреля 1931-го – череда разнообразных местных награждений: почетные грамоты, переходящие красные знамена и вымпелы – лучшим производственным подразделениям и ударникам социалистического соревнования.

Были поощрены новыми должностями руководители нефтяной промышленности: председатель правления «Союзнефти» Георгий Ломов назначен заместителем главы Госплана СССР, а его место в объединении занял Сергей Ганшин (1895–1937), ранее первое лицо в «Грознефти», показавшей «яркий пример самоотверженной борьбы за выполнение пятилетнего плана». «Один из передовых отрядов пролетариата СССР – нефтяники – своим победоносным наступлением на фронте хозяйственного строительства на деле доказали силу и мощь рабочего класса и правильность генеральной линии партии, – писал, не экономя на пафосе, новый руководитель отрасли в журнале “Нефтяное хозяйство” (1931. № 4–5). – Новой расширенной нефтяной пятилеткой предусматривается добыча нефти на последний год пятилетки в 46 млн т. Выполнение этой пятилетки позволит не только полностью удовлетворить потребности внутреннего рынка, но и без ущерба для этого рынка еще более развить нефтеэкспорт». Несмотря на то что «вредители именно нефтяную промышленность избрали одной из главных для своих подрывных операций», автор выразил полную уверенность, что «в активности рабочих масс, в дальнейшем развертывании социалистического соревнования и ударничества, в дальнейшей борьбе за технику – залог выполнения нового, расширенного плана нефтяной промышленности».

А потом… фонтаны начали иссякать. С катастрофической быстротой и к ужасу новых начальников «Союзнефти». Резко снизилась суточная нефтедобыча. План третьего квартала был с треском провален. Правительство отреагировало на это привычным образом: очередной аппаратной реорганизацией. Восьмого октября 1931 года Президиум ВСНХ СССР принял решение о расформировании Всесоюзного объединения «Союзнефть» и о создании Главного управления по топливу с наличием в нем Нефтяного сектора, который возглавил Сергей Ганшин. В Баку и Грозный полетели телеграммы и письма с требованиями немедленно принять меры по преодолению отставания от пятилетнего плана. Все было тщетно. Нефтяные фонтаны продолжали угасать. За весь 1931 год в СССР добыли лишь 22 миллиона 392 тысячи тонн нефти. Мыльный пузырь «грандиозной победы советских нефтяников» оглушительно лопнул.

Провал нефтяной пятилетки стал очевиден, и Сталину требовалось каким-то образом скрыть его. Способ нашелся. XVII партийная конференция, проходившая 30 января – 4 февраля 1932 года, приняла резолюцию «Итоги развития промышленности за 1931 г. и задачи на 1932 г.». В этом документе рекордные 46 миллионов тонн годовой нефтедобычи не фигурировали. Да и вообще исчезли конкретные цифры по нефтепрому. Основная задача отрасли была сформулирована в общих словах: «Быстрый рост автотракторного парка требует дальнейшего развития добычи и переработки нефти, дальнейшей реконструкции нефтяной промышленности, перехода на глубокое бурение, усиления разведок в новых районах и безусловного выполнения производственной программы 1932 г.».

Реальный объем нефтедобычи (вместе с газом) за 1932-й был назван лишь через два года на XVII съезде ВКП(б) в докладе председателя Совнаркома СССР Вячеслава Молотова: всего 22,1 миллиона тонн. Но ни тогда, ни после никто официально не признал, что план пятилетки по нефтедобыче не был выполнен даже наполовину. Об этом косвенно обмолвился в своей речи на съезде лишь нарком Григорий Орджоникидзе: «Вот грозненцы все время хвастали, что в два с половиной года выполнили пятилетку. Ну а после двух с половиной лет нам разве нефть не нужна? Нужна. А они сократили добычу нефти… Что касается Грозного, то надо сказать, что здесь до сих пор топчутся на месте и даже идут назад. Грозненцы – пока у них били фонтаны – готовы были рапортовать всему миру, а как фонтаны прекратились, оказалось, что они не умеют ни бурить, ни добывать. Так, товарищи, продолжать дело нельзя».

Один из реальных, не подтасованных итогов первой пятилетки был подведен ГУЛАГом. Восьмого января 1932 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О привлечении к уголовной ответственности за предоставление неверных сведений о выполнении народнохозяйственных планов». К тому времени ОГПУ уже вело следствие по делу «О контрреволюционной вредительской, диверсионной и шпионской организации в нефтяной промышленности и системе Нефтеторга». По указанию партийных органов шел поиск «нефтяников-вредителей», коварно сорвавших планы первой пятилетки. К началу апреля 1932 года в Москве были арестованы 19 ответственных сотрудников Нефтяного сектора ГУП ВСНХ СССР. Среди них – руководители ключевых направлений: Густав Сороковер, начальник промысловой секции; Наум Нейман, начальник заводской секции; Александр Бондаревский, руководитель группы перспективного планирования; Иван Куприянов, заведующий товарной группой; Соломон Тверский, начальник транспортно-плановой секции.

Следствие длилось более года, и 16 марта 1933-го заместитель председателя ОГПУ Генрих Ягода направил Сталину докладную записку с приложением – показаниями арестованных нефтяников. Оказалось, бдительные чекисты выявили «вредительскую, диверсионную и шпионскую организацию в советской нефтяной промышленности», нанесшую «огромный вред осуществлению планов строительства социализма в стране». В записке ОГПУ отмечалось, что всего по этому делу арестованы в Грозном, Баку, Самаре и других городах 144 человека. Особо подчеркивалось, что в составе «вредителей» наряду с инженерно-техническими работниками были и квалифицированные рабочие: «Структура ликвидированной ныне к. р. организации нефтяной промышленности отличается от ранее вскрытых к. р. организаций (1930 г.) в том, что она имеет широко разветвленную “низовку”, состоящую из бывших кулаков и белогвардейцев, осуществлявших диверсионные акты по заданию инженеров – членов вредительской организации».

В конце сентября 1933 года коллегия ОГПУ вынесла решение по этому делу: 14 человек были приговорены к расстрелу. Учитывая «раскаяние осужденных», смертную казнь заменили 10-летним сроком лагерного заключения. Остальные подсудимые получили от пяти до восьми лет.

Через 24 года, 23 марта 1957-го, Военная коллегия Верховного суда СССР, изучив обстоятельства дела, отменила все решения коллегии ОГПУ от 29 сентября 1933 года «за отсутствием состава преступления».

Возможно, именно эта история позволяет понять, что именно стоит за двумя короткими строчками в мемуарах Байбакова: «Некоторые люди, с которыми я работал, оказались подлецами. Хотели приклеить мне клеймо – враг народа».

Ему не успели ничего инкриминировать, но примеры того, как ОГПУ выявляет «врагов народа», были у него перед глазами. За «вредительство» в одночасье сняли с работы и отдали под суд управляющего трестом «Лениннефть» А. И. Крылова. Та же участь постигла и многих других байбаковских начальников. На их место приходили новые люди, но и они быстро подпадали под подозрение при первых же неурядицах на производстве.

Ощущение опасности у Байбакова усилилось, когда на промысле, которым он заведовал, случились две аварии подряд: из-за негодности подъемного оборудования в скважины упали насосно-компрессорные трубы: «А если вдруг еще раз произойдет что-то на производстве? Лучше исчезнуть из поля зрения, уехать куда-нибудь, пусть забудут о тебе, и тучи сами собой рассеются, – так говорили мне мои друзья. Они посоветовали не брать очередной отсрочки от призыва в Красную Армию (ее давали специалистам, не прошедшим в институте военной подготовки, но работающим на руководящих должностях). <…> Чтобы избежать расследования этого грязного дела, я пошел служить в Красную Армию. Меня на Дальний Восток отправили».

Он прибыл на Дальний Восток и был зачислен в Особый 184-й артиллерийский полк. В 1935–1936 годах проходил там службу. «В те годы артиллерия базировалась на конной тяге. Как заправские конюхи, мы ухаживали за лошадьми, старательно чистили их скребницами, засыпали в кормушки сено и овес, купали в местной речонке, – вспоминал Байбаков. – На каждую пушку приходилось шесть лошадей. Лошади были терпеливые и доверчивые, и мы привязались к ним всем сердцем, отчего тяжелая наша служба – воинские учения, ночные дозоры, походы через тайгу в 30–40-градусные морозы – казалась нам легче».

На втором году службы Байбаков получил офицерское звание, и за ним закрепили строевого коня по кличке Каштанка: «Конь был высокий и стройный, и я, выучившись верховой езде, любил погарцевать на нем и, что греха таить, покрасоваться, ибо и конь мой, как я заметил, любил показать себя, как говорится, и видом, и ходом…» Фотография – бравый офицер на этом коне – потом долгие годы висела на стене в домашнем кабинете Байбакова.

О том, как ему служилось, Байбаков почти не оставил воспоминаний, кроме заведомых очевидностей: «Нам, бакинцам, прибывшим в Уссурийский край из теплых краев, приходилось нелегко. В сорокаградусные морозы мы осуществляли длительные переходы через сопки в тайгу, сталкивались с другими трудностями. Но все это помогло нам физически закалиться, выработать выносливость, выдержку…»

Армия спасла его от участи «вредителя». Возможно, еще и поэтому он вспоминал ее как один из лучших периодов своей жизни.

«Меня забрал Каганович»

В январе 1937 года Байбаков вернулся в Баку. И продолжил работу в нефтяной отрасли. Невероятна скорость, с которой 26-летний специалист, лишь недавно закончивший институт, продвигался по служебной лестнице. Инженер – заведующий промыслом – главный инженер треста «Лениннефть». Все назначения – в течение одного года.

Стремительность карьеры Байбакова (и не его одного), начавшейся в 1937-м, имела до ужаса понятное объяснение: ротацию кадров во всех эшелонах управления производил ГУЛАГ. «В короткий срок все руководители, управляющие, начальники, главные инженеры, главные геологи треста были арестованы и исчезли, – вспоминал главный геолог “Азнефти” А. Г. Алексин. – Причем, впоследствии одни посмертно реабилитированы, другие, значительно меньшая часть (может быть, единицы), отсидев в лагерях десять и более лет, были освобождены». Кого же ставили взамен? «Времени для выбора практически не было. Назначали людей, на которых нельзя было найти что-то предосудительное». Именно так начальником треста «Лениннефть» был назначен 29-летний Михаил Евсеенко, за год до того окончивший институт и пришедший на промысел рядовым инженером. А когда Евсеенко поднялся – через полгода! – еще выше, возглавив Бакинский Совет депутатов трудящихся, место начальника «Лениннефти» освободилось – и… Далее процитируем документ:

Народный комиссар тяжелой промышленности

СССР

14 марта 1938 г.

К-61

Москва, пл. Ногина, д. 1/2

Тел. 1-02-00

ЦК ВКП(б)

Товарищу Сталину И. В.

Прошу утвердить:

Тов. Байбакова Н. К. – управляющим треста «Лениннефть»

Азнефтекомбината. <…>

Народный комиссар тяжелой промышленности

Л. Каганович.

Резолюция Сталина – синим карандашом поперек первой страницы: «НЕ ВОЗР.»

Записка наркома топливной промышленности СССР Л. М. Кагановича в ЦК ВКП(б) с просьбой утвердить назначения управляющих трестами НКТП, в том числе назначение Н. К. Байбакова управляющим трестом «Лениннефть» Азнефтедобыча (утверждено Политбюро ЦК ВКП(б) 16 марта 1938 г.)

14 марта 1938

Подлинник с результатами голосования членов Политбюро ЦК ВКП(б). [РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1187. Л. 117–118]

Здесь производственная биография нашего героя просит дать ей небольшую передышку. Потому что вторая половина 1930-х – это не только бакинские нефтепромыслы и прочие объекты молодой советской индустрии. В те же времена, ничуть не мешая трудовому энтузиазму, сквозь бетон хора Пятницкого и Краснознаменного ансамбля песни и пляски Красной армии под управлением Б. Александрова начали пробиваться на свет песни и романсы в исполнении К. Шульженко, В. Козина, Т. Церетели, Л. Наровской, Л. Утесова, джазовая музыка А. Цфасмана и Я. Скоморовского. После сокрушительной оркестровой меди и хорового натиска – шипение патефонной пластинки. После тотального песенного «мы» («Мы красные кавалеристы, и про нас…», «Мы будем петь и смеяться как дети…») – приватное негромкое «я» («Я маленькая балерина…», «Я люблю без сна и устали…»).