«Практический работник» Георгий Маленков

В мае 1937 года Маленкова ввели в состав Комиссии по выездам за границу. Всех выезжающих за границы страны, не важно, на постоянную работу или во временные командировки, обязывали являться в комиссию для получения инструкций, «как себя держать с иностранцами за границей»93. Причем фамилию Маленкова в проект впишет своей рукой непосредственно Сталин.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о введении Г.М. Маленкова в состав Комиссии по выездам за границу. 11 мая 1937

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп.163. Д. 1148. Л. 77]

Очень характерной для стиля и методов тогдашней работы Маленкова представляется его записка об архитекторе Б.М. Иофане, адресованная председателю Совнаркома Молотову. Устремления Маленкова будут носить неформальный характер, он явно хотел добиться определенного результата, и с этой целью по поручению Маленкова секретарь Комиссии по выездам за границу К. Воробьев направит копию записки еще и помощнику Сталина Поскребышеву. Однако этот документ не будет в полном смысле слова копией записки Молотову. Поскребышеву пошлют не второй или третий машинописный экземпляр, а заново напечатанный первый.

Б.М. Иофан

[Из открытых источников]

Возможно, этим Маленков подчеркнул и особый уровень почтения адресату, и важность своего обращения. Высказаться об Иофане Маленков решил в связи с ранее состоявшимся решением о назначении того главным архитектором строительства павильона СССР на Нью-Йоркской выставке.

Борис Михайлович Иофан (1891–1976) – один из наиболее известных советских архитекторов. К тому времени, о котором идет речь, он был уже не просто известен, а знаменит. Его первой заметной работой стал правительственный санаторий в Барвихе. В 1927–1931 годах он спроектирует, а затем и будет руководить строительством знаменитого дома ВЦИК и СНК СССР на улице Серафимовича («Дом на набережной»). Международную известность Иофану принесет проект советского павильона на Всемирной выставке в Париже, построенный в виде постамента для знаменитой скульптуры Веры Мухиной «Рабочий и колхозница». Он участвовал в проектировании Дворца Советов – гигантского здания высотой 420 метров, увенчать которое должна была семидесятиметровая скульптура Ленина. Под строительство было отведено место, на котором ранее стоял снесенный к тому времени храм Христа Спасителя. Проект так и не был реализован, но тогда никому и в голову прийти не могло, что распоряжение Политбюро не будет исполнено.

М.И. Калинин иА.И. Рыков. 1930-е [РГАСПИ]

Н.И. Бухарин. 1930-е [РГАСПИ]

К.Б. Радек. 1930-е [РГАСПИ]

Казалось бы, решение о командировке за границу известного архитектора уже состоялось, что само по себе говорило об имевшейся у него определенной поддержке партийно-советского истеблишмента. За возможную его ошибочность (по меркам этого социального слоя) Маленков рисков не нес, но чувство ответственности за порученное ему дело «кадровой очистки рядов» будет толкать его на проявление инициативы. «Считаю, – заявил он, – что посылать Иофана за границу не следует, он не внушает политического доверия». В обоснование высказанной позиции Маленков привел несколько фактов. Арестованный «агент итальянской разведки Эрлих», утверждал Маленков, показал, что Иофан является одним из руководителей контрреволюционной организации, ставящей своей задачей срыв строительства Дворца Советов. Подтвердить свои слова он решил ссылкой на признание на партийном собрании самим Иофаном неготовности технического проекта строительства, несмотря на более ранние заверения в обратном.

Плотное взаимодействие «кадровой службы» партии с органами госбезопасности позволит Маленкову продемонстрировать свою осведомленность и сообщить, что «органы НКВД… ведут агентурное дело Иофана». По данным НКВД, продолжит Маленков, Иофан «был очень близок» с Рыковым, Бухариным, Радеком, Енукидзе «и другими врагами народа». В 1924 году после десятилетнего проживания в Италии архитектор вернулся в Советскую Россию по приглашению Рыкова и по его рекомендации был переведен из Итальянской компартии в состав РКП(б). Набор этих и других обвинений в адрес Иофана вполне тянул за собой куда более драматическое развитие событий, чем просто невыезд за границу94.

Однако Маленков ошибся в своих расчетах. Ошибка, вероятно, окажется двойной. Прежде всего, сегодня нам известно, что эпоха Большого террора подходила к концу, все основные задачи были решены и уже очень скоро будет принято известное постановление, в соответствии с которым террор остановят. Маленков, однако, не будучи посвящен в ближайшие планы вождя, был готов продолжать прежнюю линию. Вероятнее всего, и Иофан был неординарной фигурой и мог пользоваться поддержкой деятелей повесомей Маленкова.

А.С. Енукидзе, М.И. Калинин и Ш.З. Элиава. 1930-е [РГАСПИ]

Так или иначе, но архитектор счастливо избегнет трагической судьбы многих деятелей советской культуры того времени. Он не только поедет в Нью-Йорк и построит там советский павильон, но и проживет долгую жизнь, оставив после себя и другие значимые произведения советской архитектуры.

Первые тревоги

Как ясно следует из предшествующего рассказа, Маленков, как и другие руководители партии, окажется вовлечен в процесс развертывания Большого террора. Старт массовым политическим репрессиям дал Сталин своим докладом «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» на упомянутом пленуме ЦК в марте 1937 года. Но еще до основных событий, в первых числах января этого года, Маленков, как упоминалось, поедет на юг и выступит на пленуме Азово-Черноморского крайкома ВКП(б) с критикой работы краевой партийной организации95. За критикой, однако, не последует «серьезных» оргвыводов, что вскоре поставит под удар уже самого Маленкова. Секретарь крайкома Шеболдаев будет смещен со своей должности, но при этом его назначат на должность первого секретаря Курского обкома. 22 июня 1937 года бывший ответственный инструктор ЦК ВКП(б) по Азово-Черноморскому, Северо-Кавказскому и Закавказскому краям Е.А. Цехер, поработавший под началом Маленкова в ОРПО, напишет секретарю ЦК Ежову записку. Цехер обвинил Маленкова в «абсолютно некритическом» и «либеральном» отношении к руководителям Азово-Черноморской парторганизации во главе с Б.П. Шеболдаевым, в «политической слепоте» и «двурушничестве».

Причем вопрос «о явном неблагополучии с подбором руководящих партийных кадров в Азово-Черноморском крайкоме» Цехер поднимал дважды, направив в адрес Маленкова соответствующие докладные записки в 1935 и 1936 годах. К моменту написания записки Ежову Цехер уже будет удален из Москвы и направлен в Куйбышев (ныне Самара) ответственным редактором газеты «Волжская коммуна», вероятнее всего, при прямом участии самого Маленкова, отлично понимавшего опасность присутствия в непосредственной близости сотрудника, дважды проявившего личную нелояльность по отношению к нему и его позиции. Уже в начале июня 1937-го Цехер будет избран членом горкома, а 14 июня на областной партконференции и членом Куйбышевского обкома и даже кандидатом в члены его бюро. Вероятно, не в последнюю очередь именно этот карьерный взлет дал Цехеру основания для написания пространной записки, критикующей высокопоставленного сотрудника центрального партийного аппарата. Другим поводом полагать, что он крепко стоит на ногах, могли быть его родственные связи. Старший брат Цехера, Арон, был видным партийцем и с 1934 года являлся вторым секретарем ЦК компартии Узбекистана. Опрометчивость поступка младшего Цехера выяснится довольно скоро. 7 октября решением Куйбышевского обкома он будет снят с должности редактора газеты, выведен из состава кандидатов в члены бюро обкома и из обкома ВКП(б). На следующей день решением первичной партийной организации «Волжской коммуны» он будет исключен из партии «за связь с врагами народа и развал редакции»96. 26 октября решение «первички» подтвердит обком и исключит Цехера из партии как «врага народа». Мы не знаем доподлинно, приложил ли Маленков руку к такому развороту судьбы Цехера или тот «случайно» попал в маховик репрессий, который приобрел свой размах при прямом участии подобных ему инициативных работников с мест. Еще раньше под каток репрессий попадет Арон Цехер. 5 сентября решением Бюро ЦК КП(б) Узбекистана он был освобожден от занимаемой должности, выведен из состава бюро и исключен из партии как «враг народа», а в 1938 расстрелян. Так или иначе, неудобный свидетель исчезнет, сохранится только его донос, заботливо прибереженный Ежовым в заготовленном на Маленкова «деле».

Записка Е. Цехера Н.И. Ежову с обвинениями Г.М. Маленкова в «абсолютно некритическом» и «либеральном» отношении к руководителям Азово-Черноморской парторганизации во главе с Б.П. Шеболдаевым, в «политической слепоте» и «двурушничестве». 22 июня 1937

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп.11. Д. 196. Л. 41–43]

К моменту, когда Ежов получит откровения Цехера, Шеболдаев уже будет арестован и постановлением июньского пленума ЦК выведен из его состава. 30 октября того же года Военной коллегией Верховного суда его приговорили к высшей мере наказания и расстреляли в тот же день. 14 марта 1956-го Шеболдаев будет посмертно реабилитирован и восстановлен в партии. В нашем распоряжении нет документов, которые могли бы объяснить «мягкотелость» Маленкова в отношении Шеболдаева существованием каких-то особых отношений между ними. В июне 1937 года Ежов, вероятнее всего, не дал хода делу против Маленкова, поскольку прекрасно понимал, что ни Маленков, ни он сам не могли запустить репрессии против представителей высшего слоя партийной номенклатуры без команды сверху – со стороны вождя. Ну, и сам Маленков тогда уже стал «порученцем» Сталина, к тому же искавшим благосклонности самого Ежова, который отложит поступивший «сигнал» в папочку до «лучших времен».

«…часто выезжал в различные города»

В 1937 году Маленков совершил ряд поездок в регионы с целью проверки деятельности парторганизаций и управлений НКВД. По информации Поскребышева, «когда возникала необходимость проверки работы на местах по борьбе с вражескими элементами, обычно командировался Маленков с бригадой своих и чекистских работников»97. В июне его направят в Ярославль, в июле – августе в Минск, в августе – в Казань.

Предоставим слово помощнику Маленкова Суханову, побывавшему, как он утверждал, вместе со своим начальником в шести таких поездках. К каждой из них, расскажет спустя двадцать лет Суханов, Маленков готовился. Перед отъездом он давал указание инструкторам отдела собрать данные об экономическом положении той или иной республики, области, об имевшихся там недостатках.

Д.Н. Суханов. 1940-е

[Оренбургский губернаторский историко-краеведческий музей]

«Заранее выбиралось все, в чем можно было бы обвинить тех или иных руководящих партийных работников. На основании таких односторонне подобранных материалов, рисующих якобы неблагополучное положение в экономике и работе с кадрами, Маленков подготавливал свое выступление на пленумах обкомов партии, куда он выезжал. В своих выступлениях Маленков, как правило, тенденциозно сгущал имевшиеся недостатки в работе партийных организаций, объявлял недостатки вредительством и требовал освобождения руководящих работников от занимаемых должностей и привлечения их к ответственности. При каждом таком выезде Маленков прежде всего вызывал к себе работников органов НКВД и требовал от них справки о недостатках в экономическом положении края или области и справки, которые бы компрометировали руководящих работников партийных и советских органов. Заранее, до выезда, Маленков решал вопрос об освобождении руководящих работников и поэтому почти всегда брал с собой кандидатов на замещение должностей. Возвращаясь из командировки, Маленков составлял записку Сталину, в которой указывал, что он якобы навел порядок, вскрыл вредительство и разоблачил врагов. Каждая такая поездка занимала у Маленкова недели полторы, а то и меньше. На самом деле Маленков на месте никакого изучения положения в работе партийных организаций не проводил, а единственно добивался освобождения руководящих работников от должностей, учинял разгром и уезжал, а по приезде обманывал Сталина, заявляя, что он якобы навел порядок. Каждый выезд Маленкова для так называемого изучения состояния работы партийных организаций сопровождался арестом руководящих партийных работников. Так, в 1937–1938 годах Маленков выезжал в Минск, Ярославль, Тулу, Омск, Саратов, Сталинград, Казань, Тамбов и Ереван, и в каждом случае дело заканчивалось арестами первых секретарей обкомов партии. В таких поездках Маленков всегда таскал с собой пьяницу и морфиниста Донского [речь идет о помощнике Маленкова В.А. Донском. – А. С.], который был специалистом по фабрикации лживых материалов на руководящих работников партийных органов… выступив на пленумах обкомов партии с разгромными речами, Маленков давал мне указание изымать стенограммы его выступлений, а затем их уничтожать… я считаю, что Маленков боялся разоблачения своих действий на местах, и поэтому он приказывал мне уничтожать стенограммы»98.

Оценивая эти сведения, источником которых является Суханов, читатель обязательно должен знать, что эти и другие показания он дал на Маленкова в декабре 1957-го, находясь в колонии, будучи осужденным за хищение и приговоренным к 10 годам лишения свободы в августе 1956-го. Об обстоятельствах его дела мы поговорим позднее, а сейчас важно отметить, что за полгода до состоявшегося в Перми допроса Суханова Маленков – в составе «антипартийной группы» – был выведен из состава ЦК КПСС, снят со всех должностей, о чем было повсеместно известно из многочисленных сообщений советской печати и «политинформаций» разного рода на местах. Мы не знаем, инструктировал ли следователь Суханова перед допросом о характере необходимых ему свидетельских показаний, но известно, что вместо десяти лет по приговору Суханов отбудет в колонии лишь два и будет освобожден по ходатайству трех (!) высокопоставленных партийных деятелей.

Надо сказать, однако, что и другие деятели из близкого окружения Сталина, как, например, А.Н. Поскребышев и Н.А. Булганин, похожим образом оценивали смысл и результаты выездов Маленкова на места в подобные командировки99.

Н.М. Шверник. 1937

[РГАСПИ]

Несмотря на эти обстоятельства, дающие основания подвергать сомнению приведенные Сухановым сведения, автору представляется, что нарисованная им картина в том, что касается технической подготовки поездки и основных моментов пребывания его начальника в командировках, в целом верна. Ошибочен лишь однозначный вывод о персональной ответственности Маленкова за «избиение» местных кадров, который напрашивается сам собой. Заведующий отделом ЦК не формировал и не мог формировать политическую повестку дня, он мог лишь с той или иной долей рвения исполнять решения, принятые на самом верху властной пирамиды. Мы, конечно, имеем основания подозревать Суханова в злонамеренном искажении роли Маленкова. Следует иметь в виду, однако, что сотрудники аппарата ЦК далеко не всегда были заранее осведомлены о решениях, принимавшихся в высоких кабинетах и имевших гриф «совершенно секретно». Для большинства членов партии, включая сотрудников аппаратов разных уровней, истинный смысл большой чистки, предпринятой Сталиным, был скрыт за звоном красивых фраз официальных партийных документов. Решение – верить или не верить в борьбу за чистоту рядов, моральность принципов объявленного «похода» – принималось современниками событий на основании собственного жизненного и профессионального опыта, образовательного и культурного уровня, морального облика и множества других факторов, определявших личность каждого конкретного человека. Не стоит забывать, что все эти люди делали свои оценки, находясь под ежедневным прессингом официальной пропаганды и нормативов социального и личного поведения, навязываемых сверху. О личности Суханова мы немного поговорим несколько позднее.

Спустя двадцать лет после событий Большого террора, в годы так называемой хрущевской оттепели, Маленкова обвинят в том, что, «войдя в доверие к Ежову, под видом проявления бдительности и преданности партии» он «начал фальсифицировать дела на руководящих партийных и советских работников». Именно в таких выражениях руководитель созданной Хрущевым специальной комиссии Н.М. Шверник описал его деятельность в справке, которая будет направлена 11 августа 1958 года в ЦК КПСС на имя Хрущева. В этом документе Маленкова обвинят не только в исключении из партии коммунистов, но и в инициировании массовых арестов, «истреблении им партийных и советских кадров в Белорусской и Армянской ССР». Остается неясным, почему в этой справке Шверник называет лишь Белоруссию и Армению, хотя, как мы знаем, Суханов упоминает о гораздо большем количестве регионов, где элиты пострадали от действий Маленкова. Учитывая цели комиссии Шверника, которые заключались в сборе максимального объема сведений, компрометировавших Маленкова, Швернику следовало указать и на другие пункты его поездок. С момента допроса Суханова до подготовки Шверником справки прошло более полугода, срок вполне достаточный, чтобы по партийным каналам собрать необходимую информацию. Вероятнее всего, на самом верху было принято решение ограничить выборку. Ее расширение могло затронуть слишком широкий круг партийных функционеров и в случае обнародования создать представление о чрезмерном распространении «погромных» методов работы аппарата ЦК КПСС в годы Большого террора. Вполне объяснимым в этом контексте представляется выбор двух союзных республик в качестве объектов «высочайшего» внимания. Вероятнее всего, Хрущев таким образом постарался мобилизовать на борьбу с возможной попыткой возвращения Маленкова во власть национальные элиты не только этих двух республик Союза ССР, но и все остальные республиканские элиты, немало пострадавшие в ходе массовых политических репрессий второй половины 1930-х. Указанием, пусть и неявным, на «национальную» подоплеку «преступлений» Маленкова Хрущев стремился продемонстрировать свою роль защитника союзных республик и в итоге консолидировать вокруг себя их руководство.

Посмотрим, что нам скажут сохранившиеся документы.

«Напакостили эти враги народа здесь, в Белоруссии»

Для проверки положения в партийной организации Белоруссии Маленков будет направлен в июле 1937 года вместе с заместителем председателя Комиссии партийного контроля Я.А. Яковлевым. Ранее Яковлев возглавлял комиссию, которая готовила проект постановления ЦК ВКП(б) «О руководстве ЦК КП(б) Белоруссии», принятый на заседании Политбюро ЦК 27 июля 1937 года. Этим решением партийные руководители Белорусской ССР были сняты со своих должностей, их делами занялся НКВД. Яковлев и Маленков по приезде будут заслушивать секретарей парторганизаций, совершат ряд поездок по районам Белоруссии.