Дорога в одну сторону.

Виталий Хлудов

Дорога в одну сторону.

Весна

Май две тысячи четвёртого года небольшой город Тухлов встретил привычным для средней полосы холодом. К середине месяца стало теплее, но частые дожди портили погоду довольно сильно. Окраины этого населённого пункта с частным сектором обдувались уже тёплыми по-летнему ветрами. Время от времени шли дожди с грозами. Пыль, оставшуюся с зимы, смыло водой; и воздух поражал своей свежестью, ни с чем не сравнимой в другие времена года. Деревья торопились за приближающимся июнем. Их кроны зеленели. Молодые распускающиеся листочки придавали загородному пейзажу много ярких красок, радуя глаз живописной красотой. Трава не отставала. Свежая и сочная поросль скрывала прежнее однообразное уныние. Всё вокруг оживало, вдохновляясь благоприятным для жизни временем года.

Праздники встретили на этот раз весьма буднично. Дата Победы не «круглая». Военный парад на Красной площади в Москве не оставил каких-то существенных воспоминаний. Да и сама Война населением немного забывалась. Уходили в иной мир оставшиеся ветераны. Молодых заботили собственные проблемы, никак не связанные с высокими материями. Лихолетье девяностых осталось позади, унося с собой безнадёгу экономических провалов. Люди, привыкшие к упорной добыче средств к существованию, в новое время пожинали плоды своей деятельности. В семьях появлялся достаток. Личные автомобили бодро рассекали по дорогам области, указывая всем статус своих владельцев. Те, кто жил поскромнее довольствовались подержанными, ещё советской сборки, жигулями. Народ состоятельнее осваивал новинки иностранного автопрома. Коммерсанты мелкой и средней руки ездили на добротных машинах ничуть не хуже, чем у их зарубежных коллег. Баловни судьбы могли похвастать уже и представительским классом своих транспортных средств. Российские же автомобили тех лет не отличались качеством сборки или комфортом. Большим спросом они не пользовались. Отечественный автопром в какой-то мере выручали государственные предприятия, которые закупали российские авто вполне охотно. Таковых учреждений в Тухлове насчитывалось не так уж и много. Поэтому, завидя серебристую «Волгу» ГАЗ 3110, каждый житель города Тухлов прекрасно знал, что в ней по своим делам едет не кто иной, как директор местного завода, производящего электрический кабель – Леонид Ефимович Годовицын, очень уважаемый и почётный гражданин, сохранивший в прежнее десятилетие своё предприятие и добившийся немалых успехов в столь важной для страны отрасли. Завод «Электрокабель» являлся дочерним предприятием от главной конторы, располагавшейся в городе покрупнее – Коросте, находившемся километрах в пятидесяти от упомянутого ранее райцентра – Тухлова. В самой Коросте с незапамятных времён собирали большие трансформаторы, а выпуск провода решили перенести в другой город, давая хорошо оплачиваемые рабочие места провинциальным жителям. Предприятие, возглавляемое, без малого сорок лет, являлось градообразующим. Соответственно – его начальника знали решительно все. Если не лично, то понаслышке – обязательно. Леониду Ефимовичу в то время стукнуло семьдесят два года, однако – не смотря на преклонный возраст, старичок всё ещё хорошо выглядел и уходить на заслуженный отдых совсем не собирался. Напротив, подавал пример всем руководителям, как образец превосходного хозяйственника и большого специалиста в своём деле.

Серебристая «Волга» неторопливо ехала по загородному шоссе в направлении города Коросты. Леонид Ефимович сидел на переднем пассажирском сидении. Директор, как всегда – гладко выбритый, выглядел отдохнувшим после праздников, в хорошем расположении духа. То ли в силу возраста, то ли для пущей солидности сухощавый начальник немного сутулился и кривил спину. Седая прядь волос иногда спадала на толстые роговые очки, из дужек которых торчал задорный чуть задранный кверху нос. На плечи серого пиджака и синий галстук с белым горошком, как иней, падала старческая перхоть, придавая хозяину вид музейного экспоната. Подчинённые в шутку называли Годовицына «Аксакалом», а некоторые остряки ещё и «Саксаулом» за почтенный возраст. Леонид Ефимович относился к этому вполне снисходительно, даже немного подыгрывал шутникам, изображая из себя солидного старца. В руках директор сжимал потёртый кожаный портфель с документами, периодически бережно прижимая его к груди.

За рулём служебного автомобиля находился мужчина, сорока с небольшим лет, совсем недавно устроившийся на эту должность. Так же – хорошо побритый. Начальника он лично знал с самого детства, потому чувствовал себя в его обществе очень уверенно. Улыбка не сходила с широкого лица Анатолия Горемыкина, так его звали. Весёлые, почти детские глазки внимательно следили за дорогой. Голова, прикрытая коричневой кожаной кепкой, довольно рано поседела. Всё же – смотрелся он ещё весьма молодо. Нос, словно вырубленный топором, придавал сходство с пролетарием из далёких тридцатых. Рабочий человек с агитационного плаката. Одет водитель был в лёгкую кожаную куртку коричневого цвета и обычные синие джинсы. Большие ладони почти незаметно касались руля управления, лишь изредка шевелясь, корректируя курс движения. Для пущей атмосферы, в салоне воспроизводилась кассета с очень старыми советскими шлягерами. Негромко, исключительно для фона играла песня «Я люблю тебя жизнь» в исполнении Марка Бернеса. Леонид Ефимович слегка подпевал и постукивал в такт ритму кончиками пальцев по своему портфелю. Из динамиков звучало:

И надеюсь, что это взаимно.»«…Как поют соловьи, Полумрак, поцелуй на рассвете И вершина любви – Это чудо великое – дети! Вновь мы с ними пройдем Детство, юность, вокзалы, причалы, Будут внуки… Потом Все опять повторится сначала. Ах, как годы летят! Мы грустим, седину замечая. Жизнь, ты помнишь солдат, Что погибли, тебя защищая? Так ликуй и вершись В трубных звуках весеннего гимна. Я люблю тебя, жизнь,

Тёплый ветер задувал через ветровое стекло. Вместе с воздушными массами в салон проникала влага. Дышать весенним бризом, взирая на зеленеющую повсюду землю, становилось всё более приятно. Словно находишься не на Среднерусской равнине, а где-то в курортной полосе Юга. Дождавшись окончания песни, важный пассажир начал долго вынашиваемый разговор.

– Толя, а знаешь – это моя любимая песня! – Леонид Ефимович сделал очень довольное лицо. – Когда-то под неё я сделал предложение своей будущей жене… – Старичок мечтательно улыбнулся, посмотрев наверх, и продолжил слегка скрипучим приятным голосом. – Было это в пятьдесят восьмом году. Как сейчас помню. Лето, июнь месяц. Закончил институт, устроился на завод и решил, наконец – заняться семьёй. Ей самой давно хотелось замуж, но она всё ещё не показывала вида, будто только что школу окончила. А ведь она мне ровесница!.. Я стоял возле кинотеатра с букетом цветов. В клетчатой рубашонке с коротким рукавом, брюки – дудочки, широкие книзу. Сейчас уж не носят таких. А в то время – все так ходили… Вот стою я, а в фойе играет эта самая мелодия. Марк Бернес в то время был уже настоящий мэтр на эстраде… Вечерний сеанс. Я её пригласил, вроде как кино посмотреть. «Простая история». Минут двадцать до начала. Тут идёт она. Нарядная вся, в лёгком светлом платьице с декольте. Как раз второй куплет начался. Как меня увидела, так сразу поняла – что к чему. Глаза загорелись! Они-то её и выдали. А я сразу к ней с цветами. Понял – это мой шанс. Причём – беспроигрышный. «Выходи за меня замуж» – говорю. А она – вся так и сияет от счастья! Головой кивает и слёзы из глаз. «Я уже давно хотела, да ты тянул чего-то…» – залепетала она тогда, утирая ладонью лицо. На следующий день пошли заявление подавать. Свадьбу через месяц сыграли. По нынешним меркам – скромновато. Денег-то совсем не было. Чего мы там зарабатывали тогда? Крохи. Ничего, зато – весело было. Всей улицей гуляли три дня. И живём до сих пор. А вы что ж – таки развелись?

– Да, давно уже. – Неохотно ответил Анатолий, перестав улыбаться.

– Что ж так-то? – Директор посмотрел на водителя с хитрым прищуром.

– Не думаю, что это кому-то интересно.

– Понимаю. Не хочешь говорить. – Директор выключил музыку. – Я ведь тебя с пелёнок знал. Мы с твоим отцом из одного села будем. Помню, как в детстве, ещё до войны, вместе кур воровали у соседей. Залезем ночью в курятник, тихо голову курям под крыло засунем, и так же тихо вылезем. У меня курица и у Тимохи – тоже. Так, с добычей домой и возвращаемся. К своим в курятник запустим их, никто и не понимает. Друзьями мы большие с твоим отцом были. Всегда вместе. Только после Армии я в технологический поступил, а он – в педагогический. А квартиры в одном доме получили, даже в одном подъезде. Ты с моей младшенькой вместе вырос, в один класс ходил. Чего ж дружить-то дальше не стал? Ведь ты нравился ей. Она потом сама за тобой ходила, а ты – ноль внимания! Непойми кого нашёл себе. Да, моя дочка с лица, может – и не вышла, зато – хозяйственная. Посмотри – какая она сейчас?! Дом достроили, троих детей зятю родила. А муж-то у неё, знаешь – кто теперь? Заместитель директора в домостроительной компании! А ведь с простого разнорабочего начинал! Закончил учиться, и – сразу в прорабы. Дело пошло в гору. Руководству он сразу понравился. Как только место освободилось – тут же в область на повышение. Вот как надо карьеру делать! И главное – всё сам! Управленец он толковый, а такие люди всегда были на вес золота. Придёт время и главным сделается. А ты что ж со своим высшим-то? Баранку крутишь… Да ладно, не журись, я ж так, по-отцовски, можно сказать… А Светка, твоя бывшая, шелапутная совсем. Ты уж прости за прямоту – на голове у тебя изменяла. Ты – тоже хорош! Уехал в Москву на заработки и думаешь – жена тебя верно ждать будет? Весь дом ведь знал, кроме тебя… Ты вот что скажи: ты зачем сразу в драку-то с её хахалем полез?

– Как же ещё? Я ж застукал их, как в анекдоте.

– Эх, сразу видно – дурак ты. Прости на честном слове. Надо было делать как один мой знакомый когда-то. Прознал, что жена с любовником гуляет и даже слова грубого никому не сказал. Пригласил соперника в гости и усадил его со своей за один стол, а сам и говорит: «Совет вам да любовь, живите с миром. Ухожу я в другое место. Поначалу у друзей перекантуюсь, затем – бабу найду какую, у неё жить буду». И ушёл. Жена через два дня сама пришла к нему. Возвращайся, мол, век тебе верна стану… Правда, всё равно развелись, но позже, по совсем другой причине… Этот Светкин подлец, как его?.. Он же в суд на тебя потом подал. И что?

– Да-а… – Начал Анатолий. – Начистил я ему табло. Он побои зафиксировал, а от госпитализации отказался. Сошлись на мировой, копейки какие-то ему выплатил…

– И жену отдал в итоге, и квартиру!

– Ребёнка не выпишешь просто так. Мне часть дома они купили. Пускай и на окраине, но жильё добротное, с участком. Я доволен. – Водитель вновь улыбнулся.

– Эх, дурак ты, дурак! – Выдохнул Леонид Ефимович. – Мог бы жить не тужить сейчас, кабы с головой был. Чем ты думал тогда, каким местом? А в Москву зачем ринулся? Ты что ж думал – я тебя здесь бы не пристроил, в Тухлове?

– Мне всегда хотелось современной жизни. Как жили люди столетия назад? – Анатолий нехотя проговаривал слова, глядя на опасный поворот, из которого за деревьями показалась встречная огромная фура. Грузовик промчался мимо, издав фыркающий звук. – Почти все жили по деревням. Бедность. Наверняка – голодали многие. Ходили в обносках. Много работали, мало жили. Я всегда ужасался этому. Тухлов – похожая редкостная дыра. Такая же нищета. Это теперь как-то стали благоустраивать город по-современному. Что было в моём детстве? Серые обшарпанные дома, разбитые дороги, кучи мусора. Страшные тётки с небритыми ногами, матерятся ужасно. Грубые всегда. Обозлённые из-за своей никчёмной жизни. Вонь какая-то повсюду… Я не хотел всю свою жизнь торчать в этой помойке. Считать до самой смерти жалкие копейки. Тут ещё тогда фильмы пошли. Видеосалоны. Показывают совсем другую жизнь. Всё как у людей там! Красивые дома, машины, вещи, одежда. Женщины – похожие на женщин, а не на колхозниц в телогрейках. – Горемыкин на секунду отвлёкся. Сзади сигналила иномарка, требующая пропустить её вперёд. Анатолий показал правый поворот и чуть сдал к обочине. Авто сзади на огромной скорости обогнало тихоходную «Волгу». Горемыкин продолжил. – Там, в Москве, было всё что нужно. Там другая жизнь, другие возможности. Наконец, смог вырваться из нашей серой реальности, жалкого и убогого существования. Да, с высшим образованием пришлось работать водилой. Ничего. В Тухлове я бы нигде столько не заработал, как в столице. Что-то стало похоже на ту самую – нормальную жизнь.

– Но ведь вернулся назад! – Леонид Ефимович говорил как очень близкий человек, с заботой в голосе. – Родные места ничто нигде не заменит.

– Вернулся. В Москве своё жильё иметь надо. Тогда – совсем уж всё прекрасно стало бы. Когда же зарабатываешь деньги там – ими сам не можешь нормально пользоваться. А тут – пашешь, пашешь, а всё отдаёшь потом жене. Оно, конечно – семья есть семья. Её содержать – святое дело, но рано или поздно понимаешь: где-то тебя всё же дурят! Тебя используют, как ездового коня. Сделал дело – и в стойло. Завтра – по новой работать. А когда самому жить-то? Или я не человек совсем? Ничего с собой не мог поделать, лезут такие мысли и всё тут! А когда жена ушла – что там делать? Мне самому много не надо. Уютная каморка, поесть, одеться, ну – платежи там всякие, алименты. Бутылочку раздавить в выходные. На это я и в Тухлове худо-бедно заработаю. Большие деньги жене нужны были, а мне – и так хватит.

– А как же прогресс? Как же – современная жизнь, что – больше не надо? – Директор хитро прищурился.

– Хочется, конечно. Только – не такой ценой. Свобода нынче тоже – кое-чего стоит.

– Нет, лукавишь ты, Толя. Сам не понимаешь, что лукавишь. Ты что-то понял, а сказать не можешь. Ты про «кич» всё говорил. Он всегда имел место и сейчас и тысячу лет назад. Здесь твои корни, привычная тебе среда. Оболванили твою голову импортными фильмами, ты и поверил. А что тебе надо – ты так и не понял. Сидит в тебе это где-то глубоко и скребёт на душе. Может, поймёшь еще – не в киче всё дело-то, а в правоте жизненной. Чем больше ты по этой правоте живёшь – тем больше у тебя счастья. Пошёл по кривому пути – будешь страдать. Никакие богатства тебе не заменят внутреннего спокойствия. Здесь твоё счастье, тебе нужно его только разглядеть.

– Что-то вы уж совсем, Леонид Ефимыч загнули такое, слишком заумное. – Анатолий даже усмехнулся, мотнув головой.

– Молод ты видно ещё. Поймёшь потом. Правда, может слишком поздно уже будет… – Годовицын достал из кармана сотовый телефончик с замыленными углами и принялся что-то набирать. – Вот же ёлки! Никак не пойму эту технику. Купил новый мобильник, пытаюсь жене сообщение набрать, а он всякий раз ерунду какую-то сам создаёт. Что такое?

– Это «Т 9». Его отключить в настройках нужно. Там, в меню посмотрите. – Не гладя на начальника заметил водитель.

– Да что ты будешь делать!.. В меню говоришь? Сейчас…

Служебный автомобиль ехал небыстро. Километров семьдесят в час. Директорскую «Волгу» время от времени обгонял более скоростной транспорт. Горемыкин мог бы ехать и быстрее, но так велело начальство. Позади оставались почти заброшенные деревеньки. Насаждения вдоль трассы сменялись лиственными рощами. Иногда темнело. В тех местах рос еловый лес, почти не тронутый у дороги. Ели пробегали мимо, дальше начинались бескрайние поля. Некоторые – уже распаханы. Вдоль борозд важно выхаживали грачи, ища посаженные семена культурных растений. Чаща там виднелась где-то вдалеке. Неизвестно – глубока ли она был, но выглядела, как в сказке. Солнце показывалось из-за серых туч, добавляя свою долю в красоту пейзажа. Кое-где небо очистилось, там оно сияло бирюзой, правда – ненадолго. Ветер периодически вновь всё затягивал и становилось очень пасмурно. Горемыкин поддал газу, намереваясь поскорее добраться до Коросты.

– Не гони. Оставь на семидесяти. Больше не нужно. Пусть обгоняют те, кто шибко торопится. Мы успеем как раз до обеда. Меня к главному пускают всегда без очереди. Я ненадолго его задержу. Коротенечко, минут на сорок, опишу ситуацию, подсуну документы, и – сразу назад. – Леонид Ефимович заботливо погладил свой потёртый портфель. – Ты ведь знаешь, я всегда сам за рулём сидел. Разбираюсь – что к чему. В своё время тоже – всё куда-то там спешил. Зачем – не знаю. Я бы и сейчас ездил без водителя. Сам. Мне это не зазорно. Да и стаж у меня водительский солидный. Полвека без малого! Эх, если бы здоровье не подкачало… Зрение село, вон – какие «бинокли» носить приходится. Ничего дальше ста метров не вижу. Как в тумане. Тут ещё и сердце пошаливать стало. Врачи говорят – за руль теперь никак нельзя. Стенокардию выявили. Нитроглицерин постоянно приходится таскать с собой. Вдруг приступ, а я за рулём? Да и не вижу ничего. Сам разобьюсь и другим вред причиню.

– Я впервые еду в ваше управление. – Оправдался Анатолий. – Дорогу только в теории знаю. Вот и тороплюсь, Леонид Ефимович. Вы если что – подсказывайте, вдруг не туда сверну. Далеко вообще ещё?

– Примерно столько же. Тут дорога одна. Езжай так же – не собьёшься. Доедем до Коросты, там – на главную свернёшь и к мосту. Дальше – второй поворот направо. Там светофор будет, не ошибёшься. После поворота – церковь большую строят, сразу увидишь. Сразу за ней, после стройки, наша «управляшка». Как до города доедем – ещё раз подскажу. Ничего сложного…

Оставшуюся половину пути директор разговаривал не умолкая. Любил старичок поболтать, особенно – если настроение хорошее. Он рассказывал во всех подробностях свой жизненный путь от простого инженера до нынешней высокой должности. Годовицын прекрасно помнил каждого своего начальника и почти каждого подчинённого. Их личные характеристики, чем отличились в ту или другую сторону. Даже статьи, по которым увольняли людей – знал, будто это произошло только вчера. Если суммарно кто-то бы смог собрать все его воспоминания, то – наверняка: хватило бы на целую приличную книгу. В действительности, рядовым сотрудникам подобные рассказы уже изрядно надоели, и они все предпочитали думать о чём-то своём, когда слышали их в очередной, «энный» по счёту раз. Анатолий ничем не отличался от других. Поначалу, как личный водитель, он старался поддержать диалог, но вскоре чётко понял – что дело это совершенно бессмысленное. Замечаний и уж тем более – критики директор не терпел и благодарному слушателю ничего не оставалось как кивать головой да произносить одобрительные реплики. Под конец Анатолий так устал, что единственным его желанием было – поскорее доехать до головной конторы в Коросте. Показался долгожданный пригород. Частные дома быстро сменились капитальной панельной застройкой с обозначившийся главной дорогой. Машина, немного сбавив скорость, подъехала к большому мосту с бетонным покрытием. Полноводная широкая река вальяжно протекала прямо через центр, разделяя Коросту надвое. За мостом по обеим сторонам красовались уютные старинные дома, отреставрированные и создающие неповторимый архитектурный ансамбль города, его «визитную карточку». Анатолий даже почувствовал себя почти что – «путешественником во времени». Пережив эстетическое удовольствие, Горемыкин подъезжал к строящемуся храму, не желая отпускать свои, непонятно откуда, нахлынувшие эмоции. Последние слова Леонида Ефимовича перед остановкой адресовались будущему культовому учреждению. Годовицын открытой правой ладонью указывал на стройку, как Владимир Ильич на юбилейных советских рублях.

– Прежняя власть всё для людей строила. Фабрики, заводы, детские сады, санатории – всё для народа. А теперь – что? Одни только церкви. На каждом шагу. Попы снуют повсюду! Отъелись, буржуины – мироеды. Мало вас гнобили. Для кого это всё – не знаю?

– Ну, людей сейчас в храмах много. Места всем не хватает. Вот и строят дополнительные места так сказать. – Анатолий решил немного возразить.

– Для кого места!? – Возмутился Годовицын, не замечая, что «Волга» уже припарковалась на стоянке. – Для всяких жуликов? Я, как старый коммунист, никогда не выходил из партии, и мой членский билет всегда на рабочем месте! Раньше я его с собой носил, но теперь время не то. Храню его бережно в кабинете, в сейфе. Так вот, как старый коммунист, я совершенно уверенно заявляю – человек никогда не остаётся без хозяина. В том есть его биологическая потребность. Гражданин всегда ищет себе того, кому желает служить. Холуй – обыватель! Как последний идиот тащит заработанный капитал чужому дяде. Кулаку, помещику, какому-нибудь «благородию», или же вон – попам! Всегда только так и никак иначе. Меняются только названия угнетателей рабочего класса. В отсутствии власти пролетариата и беднейшего крестьянства обязательно: класс поработителей – душегубов бессовестно эксплуатирует трудящиеся массы. А те – покорно подчиняются, считая происходящее рабство – своей естественной средой. Несут кулакам все свои лишние средства, причём – совершенно добровольно. Как ведь было в древности? Появлялся человек, способный объединять людей. Лидер. Такие всегда есть. Собрал большую толпу и завоевал соседние племена. Забрал там имущество, женщин и землю. Землю, затем – обрабатывает крестьянство, а почти весь урожай – уходит ему, уже – феодалу. Все считают, что так и должно быть. Земля же – его?! Сейчас – то же самое. Самые ушлые прибрали социалистическую собственность и эксплуатируют её на себя. В лучшем случае. Народные массы покорно молчат. Как под гипнозом. А помогают им вводить людей транс – попы и всякие скоморохи по телевизору. Конечно, используются разные уловки, как в сектах; но в основе своей одно – феодализм; психологическая зависимость, формирующая социальную иерархическую пирамиду. Чем больший ты мироед, тем большее число людей подчиняешь в свою угоду, тем больший у тебя статус. Желание угодить барину торжествует! Одно лишь учение Маркса и Ленина может освободить простых людей от эксплуатации классовыми врагами. Одна лишь Власть Советов впервые в мире, впервые в человеческой истории подарила свободу всему трудовому народу. Освобождённый от буржуйского употребления капитал смогли пустить на развитие общества и государства. Именно при социалистическом строе возможен качественный научный и технический рывок. Наша страна под красным знаменем одерживала победу за победой, открывая новые горизонты для прогресса во имя заботы о трудящихся массах.

– Ну, это – да! – Согласился водитель.

– А что такое церковь? – Продолжал он. – Я против Бога ничего не имею. Есть он или нет – кто ж его знает? Может и есть. Я считаю, что – нет. Да и не знает точно никто! Лично я верю в человека: в своих близких, в товарищей, в трудовой народ, в международную пролетарскую солидарность. А есть кто-то сверху или нет никого – наука потом выяснит. Но! Те, кто сидит в церковной кассе – делают то же самое, что и помещики с кулаками. Бессовестно оболванивают трудящихся, используют разные хитрые уловки для того, чтобы выжать их людей побольше денег и наслаждаться всеми благами, не прикладывая к этому больших усилий. Большевики боролись с церковниками не потому, что они – служили какому-то там – «Богу», а потому – что те являлись одним из основных тормозов в развитии общественного миропорядка. Забирали всё себе: богатства, земли, имущество. Именно – для личного обогащения, без отдачи полезного – социуму. Как теперь говорят – «лохотрон»! И лишь учение Ленина наглядно показывает и разоблачает всю жульническую систему капиталистического оболванивания. Почему эти основы и преподавались повсеместно в Советском Союзе. Видно – плохо наши граждане учились, небрежно; если в девяностых так легко удалось классовому врагу этот подлый реванш. А с чего всё началось? С этих вот – нытиков в рясах. Бедненькие они, пожалейте их, пострадали от коммунистов ни за что! Правильно их били, видно – мало было! Иногда полезно и бить! Как распоясавшегося сорванца! Тот юнец, когда вырастет, спасибо ещё отцу говорит за порку ремнём. А попы эти, получается – нашкодили в детстве, нахулиганили, натворили делов и жалуются теперь: «Ой, какой же отец наш – козёл был! По розовой нежной попке, да ремнём хлестал!» Тьфу ты, выросло теперь такое вот чудище с паникадилом! Для них же самих полезно было! Теперь – сели на шею, как сто лет назад и катаются на своей пастве верхом, как на ослике, да посмеиваются!.. Ладно, разошёлся что-то я… Пора уж выходить. Я ведь важное предложение в управление везу. Если удачно выйдет – подниму наш завод на качественно иной уровень развития. Тфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Ты далеко не уходи, я ненадолго. Думаю, часа через полтора вернусь, обратно поедем – дорасскажу…

С чувством выполненного долга, Леонид Ефимович вылез из машины. Директор направился к большому высокому зданию управления с мессианским видом. Одетый только: вместо сутаны проповедника – хороший костюм и с портфелем, вместо Библии. Анатолий остался в салоне автомобиля, молча переваривать речь своего начальника. К религии сорокалетний водитель относился всегда равнодушно. Иное дело – его бывшая жена.