Сумеренник – цветок болотный

Сергей Большаков

Сумеренник – цветок болотный

Часть I. Глава 1. Ястребиная разведка

После монгольского нашествия их деревня с трудом возвращалась к жизни. Не приживался народ в этой, соседствующей с бескрайними и таинственными болотами, местности. Деревня иногда заметно расстраивалась, занимала весь невысокий взгорок, становилась, можно сказать, большой, но затем следовало угасание, и она практически вымирала. А тут ещё с барином не повезло. Показалось ему, что для болотной земли переизбыток народа в Соснове. Решил – и отселил лишних во вновь образованную, выгодно расположенную на Белозёрском тракте деревню Лентьево.

Название Лентьево получило из-за земли, протянувшейся лентой вдоль важной дорожной магистрали. По мысли барина, Лентьево требовало развития, в отличие от бесперспективного Соснова. Так, к середине XIX века в деревне жили всего три мужика и две приближающиеся к старости сестры-бобылихи. Если старушки вели закрытую, почти отшельниченскую жизнь, безвылазно сидя в своих избушках, стоявших наискосок друг от друга на разных посадах, то мужики, напротив, старались кучковаться, хоть и жили на приличном, по деревенским меркам, удалении.

Каждый день, примерно в одно и то же послеобеденное время, двое из них поднимались с приситского конца к дому самого возрастного из жителей деревни – Панкрата Чугуна. Поднимались друг за другом. Сначала шёл более молодой, но тоже уже записавшийся в старики, суховатого вида, вечно хворающий Демьян Глаз, получивший своё прозвание то ли за то, что ещё в молодости лишился глаза, то ли потому, что привык обходиться с той поры одним. Следом за Глазом степенной походкой деревенского учёного-философа следовал самый молодой из троицы, не вышедший ещё из возраста парней, непроходящий холостяк, смуглый кожей и чернявый волосами Дмитрий Селезень, прозванный так бог знает за какие проказы, кажется, приписываемые ещё его деду. Дмитрий был вполне разумным парнем, проучился пару лет в церковно-приходской школе в Божонке, но путь в науку не продолжил, видимо, что-то не заладилось. Однако в деревне все равно считали Селезеня не только самым молодым, но и самым образованным жителем. Даже Чугун постоянно советовался с парнем по большим и малым делам, а тот, уважая старость, делился с Панкратом Макаровичем своими познаниями во всём, даже в том, в чём сам не очень разбирался, но было важно «держать марку». И Митька держал её. Он вообще был парень последовательный и обязательный. Вся жизнь его строилась согласно расписанию, которое он сам себе устанавливал. Его старшие односельчане знали, что по воскресеньям Селезень с восходом солнца отправляется в церковь в Божонку, где после службы обязательно общается с батюшкой. О чём велись между ними разговоры, никто не знал. Даже не в меру общительный священник, не очень тщательно хранивший тайну исповеди, терпеливо молчал на этот счёт, что заставляло считать, что за этим молчанием хранится большая тайна. Молчал и Дмитрий, впрочем, никто у него не допытывался, а сам он не считал нужным рассказывать. По понедельникам парень навещал дальнего родственика в соседнем Кривоногове, а по вторникам был относительно свободен.

Сегодня как раз был вторник. Это значило, что все три мужика соберутся вместе. Собравшись, они поделятся мыслями, расскажут какие-то новости, типа той, что Матрёнина собака Жулька загрызла цыплят у Дарьи, Матрёниной сестры. Жулька со щенков была изобретательной проказницей. За это хоть и гнали ее подальше от дома жители деревни, но при этом любили и даже подкармливали кто чем может, справедливо рассуждая, что не было бы Жульки, совсем бы нечего было обсудить, а так эта вечно радостно виляющая хвостом и всей задней частью своего тела собачонка постоянно выкидывала номера, заставляющие смеяться не только малочисленных жителей деревни, но и всех людей соседних населённых пунктов, которым посчастливилось слушать рассказы о проделках Жульки.

Обсудив коварство Жулькиной «сучности», троица нашла причину этого в том , что Жулька, как ни поверни, имеет женское естество, а весь корень зла кроется в бабах.

– Вот хотя бы возьмём ястреба, что повадился летать над деревней. – пользуясь правом первого слова, на правах хозяина начал Панкрат. – Уверен, что ястреб – той же сучьей бабьей породы. Смотрите: снова на березе уселся!

В самом деле – на кривой, словно кочерга, засохшей макушке дерева сидела, покачиваясь, большекрылая птица. Она внимательно присматривалась и прислушивалась к происходящему на кочковатой луговине, блестящей проплешинами, вытоптанными двумя деревескими бурёнками, которых держали хозяйка Жульки рябая Матрёна и Демьян Глаз.

Старик держал корову ради молока, которое, по его мнению, было ему необходимо для лечения своих многочисленных недугов. Зачем корова была нужна Матрёне, никого по большому счёту не интересовало. Травы вокруг деревни – хоть задницей ешь. Летом проблем нет. Другое дело – заготовить сено на зиму. Как ни крути, а «шоснадцать» пудиков душистой жвачки животине обеспечь! Здесь на помощь односельчанке приходил Селезень, за что всегда имел свою литру молока, кроме периода, когда комолая Зорька была в запуске, перед отёлом. Старики знали, для чего коров водят в соседнее Кривоногово к быку Вавиле, мощному и всегда угрюмому. Знали, но подшучивали над парнем:

– Быка в деревне нет, да и мы старые, из плодотворного возраста вышли. А корова у Матрёны каждый год телится, летось даже двойным приплодом хозяйку порадовала. Думается нам, не ты ли, парень, изловчился, чтобы молока не лишиться!

Говорили, смеялись, толкая друг друга, и через какое-то время повторяли шутку вновь, переигрывая некоторые детали. Сегодня о шутке забыли, наблюдали за сидящей на самой макушке дерева птице. Та несколько раз слетала с дерева, но, сделав небольшой круг, снова занимала место на понравившемся наблюдательном пункте. Неожиданно до мужиков донеслись странные звуки, которые местами напоминали пересвист мелкой птахи, потом сменялись тихим карканьем, совершенно не похожим на резкое карканье ворон:

– Жениха зовёт, – предположил Демьян.

Но следом своей версией поделился Селезень:

– Всё совершенно не так! Это ястреб сообщает потенциальным жертвам, чтобы не расслаблялись, мол, луговина под моим контролем. Имейте в виду!

– Он, точнее она, раз мы решили, что это ястребиная баба. Что она, дура что ли?Охотник должен, наоборот, затаиться.

– Вовсе нет, – продолжал Селезень, – Видите, будто свалилась со своего насеста, камнем в траву упала. Значит, обед себе обеспечила. А голос подавала, чтобы зверьки и птахи малые, испугавшись, покинули свои норы и гнёзда. Ястреб – зоркая птица. Любое движение заметит и, слетев с берёзы, накроет жертву безжалостным, точным нападением. Так что, ничего случайного, тем более бестолкового, в услышанном нами пении нет. Только знание повадок птиц и зверушек, острое зрение и точный расчёт!

– Надо же, как всё продумано! Не будь свидетелем, не поверил бы, – сказал Чугун, приглашая собеседников угоститься чаем его личного рецепта и необычными дарами болот.

Часть I. Глава 2. Душистая тайна болотного цветка

Чай у Панкрата был необычайно душистый, словно в одном стакане собран аромат всех окрестных болот. Мужики пили всё, включая чай, именно большими русскими гранёными стаканами, не признавая чашек и кружек. «Наша, мужицкая посуда – стакан», – говорили они и не изменяли верности этой посуде никогда и ни в чём. Гости не раз спрашивали хозяина:

– Где ты, Панкрат Макарович, собираешь такую духмяность? Сколько ни пей твой чай, восхищаться не устанешь! Бывали и мы на болотах не раз, но таких ароматов не припомним.

Хозяин, довольный похвалой, улыбаясь, отвечал:

– Не сразу, парни, и я свой рецепт открыл. Годами подбирал, пробовал разные сочетания, пока не добавил к сбору лепестки одного растения и маленькую дольку сушеного плода. Никому я тайну не раскрывал, но вам, раз вы мои друзья-односельчане, расскажу.

В ту пору был я молод, любил шляться по окрестным лесам и болотам. Ты, Митька, не знаешь, а Демьян должен помнить остатки соснового леса, что был перед болотами в южном направлении от деревни. Старики говорили, что прежде лесок тот был большим, первые избы в деревне рубили из сосен, отчего и назвали деревню Сосново. Знаете, чем изба из сосны отличается от еловой? Нет? Тогда слушайте! В сосновой избе дух лёгкий, сухой и никогда никакой плесени, блох и другой лишней живности не будет. Даже мыши в последнюю очередь в сосновые дома заходят, когда в еловых все пазы, все углы источат, гнёзд понавьют, даже кошка не поможет извести эту напасть. А в сосновом доме тишь да гладь, да божья благодать! Такое дело, братцы! Знали толк в вопросе строительства первопоселенцы нашей деревни, потому и обосновались здесь, возле соснового бора. И в домах хорошо, и воздух на улице, больше нигде поблизости такого не найдёшь. Так вот, – сделав небольшую паузу, продолжал Панкрат, – занесло меня в молодые годы в оставшийся на месте прежнего соснового леса молодняк, росший по краю болота на небольшом возвышении. Хожу, рассматриваю, примечаю. А примечать-то, собственно, и нечего. Лягушки – так они везде одинаковые. На ужа одинокого едва не наступил, перепугался, думал змея, но быстро успокоился, пошёл ещё глубже в лес. Но и там ничто меня не удивило. А внутреннее чувство толкало всё дальше и дальше в болото. Словно сигнал поступал в мою голову: «Иди, Панкрат, не останавливайся. Ждёт тебя удача». И ведь верно! Не обманул меня внутренний голос! Сначала увидел я на кочке удивительной красоты цветок, словно его та рыхлая торфяная кочка из чрева своего вытолкнула. По краям – листья, похожие на листья подорожника, только размером, можно сказать, огромные. Растут от одного корня, на поверхности образуют зелёную мохнатую чашу, увенчанную ярким красным цветком, напоминающим цветок колокольчика. Лепестки цветка ярко-красные, испещрённые голубыми прожилками. Но не красота цветка меня поразила больше всего, а аромат, который тот цветок источал. Я постоял, наслаждаясь благоуханием находки, несколько раз пытался присесть на корточки, чтобы вдохнуть этот аромат глубоким вздохом с близкого расстояния, но побоялся, что опьянею, словно от дурман-травы, и уже не смогу вернуться домой, останусь в болотах навсегда. Как только пришёл в себя, не стал ни любоваться цветком, ни срывать его в знак доказательства, что реально встретил такое диво в болоте. Решил, что обойдусь без доказательств, лучше стану приходить на это место и дышать воздухом, наполненным неповторимым сказочным духом.

Когда вернулся домой, рассказал бабушке про цветок. Она ещё жива была. Выслушав меня, бабуля сказала, что мне посчастливилось увидеть цветок сумеренника. Рассказала она и то, что одним людям цветок приносит счастье, а другим сулит беду. Всё зависит от времени, когда встретишься с ним. Если днём, при солнечном свете, это – счастливый знак, а если в сумерках, то цветок – знак беды. А если сорвёшь его и кому-то подаришь, то это знак смерти для того, кто сорвал и того, кому цветок подарили. Я поклялся, что не рвал цветок, просто постоял рядом, насладился его ароматом и ушёл.

«Вот и славно, – сказала мне тогда бабушка. – Значит, не навлёк ни на себя, ни на нас, родичей твоих, беды. Запомни, что я тебе сказала о цветке. Помни, когда он прекрасен, а когда опасен».

До сих пор вспоминаю я тот день. Не стану скрывать, что все первые дни меня сильно тянуло пойти на болото, найти то место, где растет цветок, постоять рядом, рассмотреть его внимательно при ярком дневном свете и получить в награду счастье, радость и удачу. Но то не решался, то откладывал поход, то вспоминал, как опасен цветок под вечер, и снова не решался. Такие дела!

Селезень сильно заинтересовался рассказом и просил продолжить, чтобы узнать конец истории, но хозяин, словно набрал в рот воды, игнорировал любопытство молодого односельчанина. Наконец, после очередной просьбы, он ответил:

– В следующий раз всё расскажу: и о сумереннике, и о неизвестном плоде, произрастающем на наших болотах. Приходи, не пожалеешь, будет интересно. Гарантирую!

Всю неделю Дмитрий жил ожиданием дня, когда услышит окончание рассказа о сумереннике и о неизвестном пока плоде, растущем и вызревающем на ситских болотах. Ждал он возможности пойти в гости к Чугуну. Однако не нарушал своего привычного распорядка. Ходил, как прежде, к батюшке в Божонку и навещал родственника в Кривоногове. Дождавшись вторника и промаявшись дома до обеда, отправился к дому Панкрата Макаровича. За неделю нетерпение Дмитрия заметно ослабло, потому он выждал, когда из своего дома выйдет Демьян и, не нарушая привычного порядка, тронулся вверх по улице, следом за Глазом, к дому главного старейшины Соснова, сдерживая шаг, словно его силой тянули слушать окончание истории о сумереннике и рассказ о чём-то ещё неизведанном, что представлялось более загадочным и интересным, нежели болотный цветок, коих в болоте прорва, растут чуть ли на каждом шагу, среди которых достаточно красивых и ароматных.

Панкрат сдержал данное обещание. В этот раз мужики не рассматривали ястреба, не обсуждали проказы Жульки. Хозяин быстро раскочегарил самовар, пристроив кривое колено самоварной трубы к вытяжке русской печки. Через несколько минут вода в самоваре закипела. Водрузив этот обязательный для любого русского жилища предмет в центр стола, Панкрат присел на широкую крестьянскую лавку, обвёл взглядом гостей, словно убеждаясь, что все на месте, и продолжил прерванное неделю назад повествование.

Часть I. Глава 3. Случайная встреча

– Вот я и говорю. Хотелось, значит, мне снова сбегать на то болото, найти цветок сумеренника, насладиться его красотой и ароматом. Но, как это часто бывает, если сразу не сделаешь что-то, то потом становится всё труднее отмотать время назад, чтобы вернуться к утраченному. Вот и я тогда шёл, узнавал и одновременно не узнавал места, где был несколько дней назад. Вглядывался, надеясь обнаружить свои следы в болотной траве, но разве их найдёшь?! Знаете не хуже меня: чтобы тропинка в болоте стала заметной, по одному месту надо не один и не два раза пройти, а следует ежедневно ходить не одному человеку. Болото потому и называют таинственным, что умеет скрывать и хранить тайны, прятать следы. Вчерашнее ему хранить ни к чему. Для болота век, что для нас час. Год булькнет в трясине и лопнет, словно его и не было, только тиной сверху затянется место, поди его найди.

Когда понял, что занимаюсь бесполезным делом, плюнул на поиски того места, где видел сумеренник, пошёл просто по направлению. Думал, не один, чай, там цветок рос, должны и другие его собратья там быть рядом. Если сумеренник – растение, то по закону своего естества должен он стремиться разпространиться настолько, насколько представляется возможным.

Шёл я всё быстрее. Не спешил, но и топтаться на месте смысла не было. Шёл и примечал места, где прохожу, на случай, если придётся вернуться, старался хорошенько запомнить свой путь, чтобы не повторить ошибку прошлого раза. Для этого даже приминал траву всем своим весом в торфяную кашу, оглядывался, убеждаясь, что мой сегодняшний след хорошо виден. На день-два его должно хватить, а большего времени не потребуется. Если будет нужда, непременно завтра-послезавтра вернусь, снова притопчу осоку и другие болотные травы. Шёл я всё дальше, углубляясь в заболоченный лес. Травы становилось меньше, кустов и деревьев – больше. Постепенно я стал примечать, что чаще стали встречаться странные кустики, незнакомые деревца. Скоро понял, что сухой путь закончился, под ногами хлюпала вода. Хорошо, что, уходя из дома, я догадался на всякий случай обуться в мокроступы. Ветви цеплялись за мою одежду, словно желая преградить путь, не пустить туда, где болото хранит свои секреты. Преодолев подтопленный участок, выбрался на сухую землю. Пошёл дальше не по направлению, а туда, где было сухо. Решил, что если потребуется, по свежему следу быстро вернусь к сосновому леску, а пока пойду вперёд, раз болото отступило и под ногами не чавкает земля, напитанная влагой.

Сколько бы я ещё так прошёл – не знаю, но вдруг услышал незнакомые голоса. Один женский, а другой как будто бы детский. Пошёл я в их сторону, невелик крюк – несколько десятков шагов. Скоро вышел на женщину-цыганку (узнал по одежде, да и внешне было видно, что человек не наших кровей. Смотрела она куда-то выше моей головы в сторону болота. Шла, осторожно ступая, держала мальчика за руку, просила его успокоиться. Было заметно, что мальчик был чем-то сильно расстроен. Я решил ничего не утаивать, не придумывать. Поклонившись, поздоровался. Цыганка ответила тем же. Я облегчённо выдохнул, заметив крестик на шеё мальчика: «Слава богу!Православные!»

– Сашу змея напугала, он решил, что наступил на неё и она его за это укусила. Я посмотрела, ранка есть, кровь течёт. Убедилась, что это не укус змеи, а рана от того, что напоторжил1* сынок ногу, наступив на сухой сучок. На всякий случай кровь из раны отсосала. Теперь вот идём дальше, но пора, наверное, и возвращаться.

Я представился, цыганка назвалась Зоряной, сказав, что есть и крестильное имя, но Зоряна для неё привычнее. Обнаружив в кармане завалявшийся кусок сахара, который когда-то прихватил дома для Жульки, протянул его мальчику, резонно решив, что угощение поможет цыганёнку успокоиться, уменьшит последствия недавно пережитого испуга. Зоряна с благодарностью посмотрела на меня, улыбнулась и предложила погадать за мою доброту. Я хотел было отказаться, но, почувствовав искренность в голосе женщины, согласился:

– Погадай, Зоряна. Только без утайки и обмана говори – всё как есть! Мне первый раз гадают, оттого и не желаю быть обманутым, чтобы не разочароваться в вашем бродячем племени. Гадай! – и протянул ей руку ладонью вверх. Она взяла мою руку, приблизила ладонь к своему лицу. Что-то шептала, водила своим пальцем по линиям ладони, снова шептала. Наконец отвела мою руку в сторону от себя и, улыбаясь, сказала:

– Ждёт тебя, раб божий Панкратий, долгая жизнь и большая любовь. Впрочем, любовь та будет скоротечной и, не гневайся, плод той любви будет долгое время тебе неизвестен, хоть и знаком. Лишь на закате дней своих откроется для тебя тайна плода той любви, и тогда ты обретёшь покой и умиротворение. Кроме того, придётся тебе хранить ещё две тайны, которые ты пронесёшь по жизни и передашь их, как наследство, потомкам своим.

Демьян, слушая рассказ, ехидно улыбнулся и чуть погодя сквозь надвигающийся смех выдавил из себя:

– А ты, паря, оказывается, тайный ходок! Где-то на стороне состряпал дитёнка, а мы про то ни сном, ни духом не ведаем. Впрочем, верить цыганкам – себя не уважать!

– Никто тебя и не принуждает верить ей, как и меня слушать!

Но Демьян, а вслед за ним и Дмитрий, попросили продолжить рассказ.

– Раз хотите дослушать, не перебивайте, а то боюсь что-то важное забыть, пропустить. Давно это всё было, быльем густо поросло.

– Добро! Рассказывай дальше. Мы молчим и слушаем.

Чугун продолжал:

– Узнал я тогда у цыганки, что их табор остановился в большом и красивом берёзовом лесу, носящем название Красный бор. Ну вы знаете, где это. Этот лес облюбовали ещё давние предки нынешних цыган. Там они устраивали свадьбы, отмечали другие важные события, а прежде, в языческие времена, сжигали на кострах покинувших этот мир, отпуская их души на свободу. Если по каким-то причинам не удавалось навестить Красный бор, вместо цыган с душами их умерших родственников общались «слуги Болотея», с которыми цыгане поддерживали тесную, прочную связь, иногда даже создавали семьи. Зоряна поделилась, что как знахарка, ходит из Красного бора на болота, собирать лекарственные травы, а ближе к осени занимается сбором болотных яблок. По преданиям цыган, те яблоки являются плодами растений утраченного райского сада, который находился там, где позже образовались ситские болота. Женщина отметила, что прежде яблок было много, но теперь с каждым годом находить их становится всё труднее, и стали они не такими крупными, как в прежние годы, менее сочными и вкусными. «Я, – призналась Зоряна, – одна из тех, кто знает толк в сборе болотных яблок, знаю и понимаю, как и что ими лечить. Каждый человек желает жить долго и никогда не болеть. Словно специально для этого созданы болотные яблоки. Они, в отличие от библейских райских яблок, не являются плодами познания добра и зла. Добро и зло не для всех одинаковы. Что для одного добро – другому может быть несомненным злом, и наоборот. Болотные яблоки дают здоровье и долголетие, а эти понятия одинаковы для всех». В тот раз цыганка ограничилась рассказом о чудесных плодах приситских болот, но я в ту пору был целиком поглощён сумеренником и совершенно не интересовался какими-то непонятными плодами болот. Да, признаться, не очень верил в существование подобных фруктов. В существование болотных яблок не верил, но при этом знал, что если пройти от Соснова в сторону Красного бора, можно встретиться с Зоряной. Знал, надеялся встретить и шёл в болота, шёл так часто, что скоро путь мой был обозначен приметной тропинкой. Даже поверхность воды в болоте не успевала затянуться ряской, так часто я ходил одним и тем же путём. Скоро заметил, что и цыганка не может скрыть радость при наших встречах. Теперь я шёл в сторону Красного бора не с надеждой, а с уверенностью встретиться с женщиной, о которой думал уже постоянно день и ночь. Получилось так, что местом наших встреч стала небольшая, поросшая густыми, привычными для наших лугов, травами. Женщина всё реже приходила в условленное место с сыном, а скоро вовсе перестала брать его с собой. На мой вопрос, что с сыном, она коротко отвечала: «Есть дела в таборе!». Примерно через месяц после начала наших постоянных встреч я признался Зоряне, что не знаю, что буду делать, когда их табор покинет Красный бор, потому что люблю её.

В ответ она смотрела на меня своими зелёными глазами и отвечала: «Можешь не рассказывать. Я всё знаю. Не забывай, что я цыганка. но будь я цыганкой хоть десять раз, не стану скрывать, что вот уже несколько дней на земле нет для меня дороже человека, чем ты, моя любовь». Говорила это она так просто и естественно, как стесняются говорить русские девушки и женщины. В каждом её слове, в каждом движении чувствовалась искренность и звенящая тайной глубина.

Лето шло на убыль, когда случилась в моей жизни та памятная ночь, когда любимая при встрече сказала: «Я посоветовалась с небом, духами болот и нашего Красного бора. Они мне разрешили, разрешили делать то, что подсказывает, нет, даже требует моё тело. Я сегодня твоя. В эту ночь тебе разрешается всё, мой хозяин, мой Бог! Что будет потом, не должно пугать, не должно мешать и останавливать!»

Ох, братцы, если бывает на свете счастье, тогда было именно оно. Я потерял контроль, был беззащитным перепелом, угодившим в когти ненасытной женщины-ястреба. Она, безжалостно терзая, поглощала мою плоть. При этом, вместо боли, я испытывал радость, и мысленно торопил: «Ну же, быстрее уничтожай меня, без сожаления!». И она с наслаждением делала это и становилась с каждой минутой всё необузданней и жёстче. В конце концов она насытилась, а я уже лежал и плохо соображал, где я и что со мной случилось только что.

После той ночи я не шёл, летел на встречу с ней, но она не появилась ни на следующий день, ни через два дня, ни через неделю. Я не знал, что думать. Прошла любовь? Но так не бывает, чтобы после яркой вспышки наступила кромешная тьма. Или как раз так и бывает?! Буду ходить, хоть до Покрова, решил я, и мне стало легче, я успокоился. Обидно, конечно, но что я хотел от цыганки? Чтобы всё было понятно – заведи невесту из своих, из русских, и будет тебе, Панкрат, тихое счастье. А коли привык к постоянной потребности женской ласки и употребления женского тела – женись и наслаждайся, без волнений и ограничений! Такими были, ребята, мои мысли.

Чтобы не терять понапрасну время, продолжил поиски сумеренника. И неожиданно нашёл цветок, но не там, где встретил первый, а совершенно в другом месте. Нашёл его не в болоте в сторону Красного бора, недалеко от деревни с восточной стороны. Был он маленьким, едва держался на тонкой увядающей ножке, беспомощный и, видимо, больной. Я наклонился, чтобы ощутить тот прелестный аромат, который исходил от первого цветка, но от находки тянуло горечью и неприятной прелью. Помня слова бабушки, не стал срывать цветок. Хотя рука тянулась сделать это, решил оставить его в покое. Природа сама распорядится его будущим, я же стану по возможности навещать его. Хорошо, что вырос этот сумеренник недалеко от деревни. Значит, дорога к нему не потребует большой траты времени и сил. Мысленно я связывал два недавних события. Прекращение свиданий с цыганкой и находку встревожившего своей беспомощностью цветка. Каково было моё удивление, когда вернувшись в очередной раз к погибающему цветку, я увидел не жухлое расстение, а прекрасный, здоровый сумеренник, как говорится, во всей красе!