Истории одной упряжки

Тай Мир

Истории одной упряжки

История первая. Джипси

Цыганка с картами, дорога дальняя.

Из песни

Северный ветер взметнул сухую снежную пыль, и та, крутанувшись маленькими смерчами возле земли, устремилась ввысь. Уже через четверть часа белое небо слилось с такой же белой тундрой в одно непроницаемое молочное нечто.

Снег бил в глаза, застывал на шерсти корками, таял мелкими каплями на защитных очках человека. Лица каюра Джипси уже не различала. Она едва слышала голос, а если оборачивалась, видела лишь тёмное пятно там, где когда-то были нарты. Такими же тёмными пятнами расплывались идущие позади неё собаки. Впрочем, видеть их ей не требовалось: Джипси прекрасно отличала каждую по запаху.

Уже больше двух часов они догоняли ушедший вперёд отряд экспедиции. Всего одна упряжка была в том отряде. Для людей – просто упряжка. Но для Джипси – целый «отряд» из десяти хорошо знакомых собак. У каждой свои привычки, характер и место в стае.

Утро началось хорошо. Ветра не было, где-то над восточной частью гор угадывалось солнце. Решили, что одна упряжка пойдёт налегке и займётся приготовлением обеда, а вторая закончит сбор лагеря и догонит первую.

Планы нарушила низовая пурга, начавшаяся так некстати. След, поначалу чётко видимый и пахнущий, вскоре стал неразличим глазу, а потом боковой ветер стёр и его запах.

Человек явно нервничал. Всё чаще он останавливал собак и уходил на десяток шагов в сторону, пытаясь ногами нащупать след ушедшей вперёд упряжки. Если это удавалось, хватал Джипси за ошейник и тащил за собой.

Так они двигались какое-то время, пока на очередном, выдутом до льда болоте не потеряли след окончательно.

И человек сорвался.

– Тупицы! Лентяи! Дармоеды!

Он кричал, лупил по обледеневшим собачьим мордам большими меховыми рукавицами, дёргал упряжку то влево, то вправо, но собаки встали, не понимая, куда идти. Они только прижимали уши да шарахались в стороны, припадая к земле.

Наконец человек выдохся и сел прямо на снег за нартами. Большая палатка была в первых санях. У него же осталось только маленькое укрытие для кухни из тонкой ткани, которое собирали последним. Поставить его в такой ветер было немыслимо, можно лишь завернуться, надеясь дождаться, когда немного утихнет. Человек так и сделал.

Собаки сразу же завертелись, натаптывая лапами маленькие ямки, и улеглись спинами к ветру. Они засунули носы в тёплые животы, и снег начал заносить их, превращая упряжку в цепочку маленьких сугробов.

Джипси задремала. Как все ездовые собаки, она использовала каждую минуту остановки для отдыха.

Собственно, она не была ездовой собакой – всего лишь оленегонная лайка с полуострова Ямал. Длинная, тонкая, чёрно-коричневая шерсть с густым подшёрстком, короткие лапы и короткое тело – ничего подходящего для работы в упряжке.

Джипси родилась в карельском питомнике. Её родителей подарили когда-то французскому путешественнику, который отправился в одиночку по Арктике. Это случилось далеко от Карелии, на побережье Ледовитого океана. Путнику нужна была помощь, и ему дали собак – в тундре ведь никогда не оставят человека в беде.

О тундре Джипси знала только из рассказов родителей.

«Тундра – лучшее место на свете! – вспоминала мать. – Там нет деревьев, зато есть горы, море и олени!» Конечно, собаки не говорят, но это и не были «человеческие» рассказы. В голове Джипси просто возникали образы, и она впитывала их, получая опыт всех своих собачьих предков. Тех, что тысячи лет жили рядом с человеком и помогали ему пасти северных оленей в бескрайней тундре.

Когда на Джипси впервые надели шлейку и начались тренировки, она быстро сообразила, что от неё требуется: «Але» – это «вперёд», «Джи» – «вправо», «Ха» – «влево», «Брр» – «стоять». Не сразу, но всё можно выучить. Лёгкая, шустрая, с умными карими глазами, она выделялась в учёбе среди своих братьев и сестёр.

Поздней осенью Джипси увезли из Карелии и поселили с другими собаками во дворе большого деревенского дома. Тренировки продолжались, упряжку готовили к экспедиции в Арктику.

По выходным в дом приезжали гости, и тогда собаки катали детей по лесу, к бурному восторгу малышей и радости их родителей.

Джипси подружилась с одной маленькой девочкой. Была она внучкой хозяев и появлялась чаще других. Девочка любила гулять с собакой и нередко приносила ей разные лакомства.

– Ты моя лучшая подружка! – шептала малышка в мохнатое ухо. – Как ты думаешь, что мне попросить у бабушки: торт или мороженое? По-моему, мороженое вкуснее!

Собака всегда соглашалась с девочкой, и в этом был залог их добрых отношений.

К весне Джипси заняла место во главе упряжки, став её лидером. Из общего веса нарт на долю первой пары, куда ставят самых толковых, приходится меньше всего. Но тут и самая большая ответственность. Лидер должен слушать и понимать каюра, ведь следом за ним идут все остальные. Джипси справлялась, она была очень умной собакой.

И вот они в Арктике. Когда собак вместе со всем снаряжением выгрузили на снег у огромного озера Таймыр, Джипси почувствовала себя дома. Кругом была тундра, о которой она мечтала ещё щенком, лёжа в темной будке под тёплым материнским брюхом. В первый день от ослепительно белого снега ей то и дело приходилось прикрывать глаза. Но сейчас над северными горами, окружавшими экспедицию, гуляла пурга, и не было видно ничего дальше нескольких метров. Горы назывались Бырранга. Люди здесь никогда не жили – слишком уж тут холодно и пустынно.

Сидя за нартами, человек начал дремать. Под накинутым сверху полотнищем было темно, снег шуршал монотонно и усыпляюще. Начавшие было подмерзать ноги, казалось, согрелись.

В голове его появлялись неясные образы. Проплыл большой лохматый овцебык, за ним люди в меховых одеждах с луками и стрелами. Вдруг совсем близко выскочил северный хомяк лемминг, пискнул, взлетел куда-то вверх, начал падать и мгновенно исчез.

Видения были странные: казалось, человек смотрел на всё снизу вверх. И только лемминг был чересчур большим, словно морская свинка.

Появилась лохматая собака, очень похожая на Джипси, и начала лаять, будто говорила: «Вставай! Беги за мной!» Человек, как это бывает во сне, вовсе не удивился тому, что всё понимает.

Джипси тоже снилась весенняя тундра. Снилось стойбище оленеводов с их чумами, оленями и одетыми в меха смешными детьми. С юга тянулись гуси, люди готовились к охоте.

Она лежала на солнце у глухой стены чума и наслаждалась теплом. Вдруг перед её носом выскочил жирный, лоснящийся лемминг. Джипси мгновенно подхватила его зубами, подкинула вверх, и лемминг исчез. Наступало лето – самое сытое время года в тундре.

Неожиданно она увидела мать. Та, казалось, была чем-то встревожена.

Лень было Джипси вставать с нагретой солнцем кочки, но она всё же поднялась, привычно потянулась навстречу и вдруг проснулась.

Под снегом было тепло и уютно, однако тревога не отпускала.

Собака нехотя пробила головой макушку сугроба и стряхнула с шерсти налипшие комья.

Метель не закончилась, но, кажется, начала уставать. Похолодало, и по краям долины проявились мутные, едва различимые силуэты гор.

Джипси огляделась, шумно втянула носом наполненный снегом воздух и сипло залаяла.

Из своего сугроба вылез и подал голос чёрно-белый Кас, потом, у самых саней, поднялись работяги Черке́, Бакс и Ромка. Кто-то взял первую ноту, и вся упряжка разом перешла с лая на вой. Одни собаки стояли, вытянув глотки к мутно-белому небу, другие лишь лениво высунули головы из-под снега, продолжая лежать. Выли на дюжину голосов, дружно и красиво, как тысячи поколений северных собак до них…

Человек открыл глаза. Собаки выли, ветер шуршал снегом над головой.

«Ноги! – пронзила мысль. – Я их не чувствую!» Откуда-то изнутри живота поднялась тёмная волна паники. «Пропали ноги, отморозил!»

Стараясь не думать, человек растолкал плечами тяжёлый снег и поднялся.

Близился вечер, едва заметное сквозь снежную пыль солнце перевалило на другую сторону долины.

Он принялся топать ногами и махать руками, пытаясь согреться. Пять, десять, пятнадцать минут… Кровь заструилась по телу, и тогда ноги пронзила боль. Человек мучительно и радостно застонал:

– О! Значит, целы, значит, ещё походим!

Тут же пришла жажда. Он достал термос, налил совсем уже негорячего чая и залпом выпил, прикрываясь от ветра. Давно самый обычный чай не казался ему таким вкусным!

Видимость улучшалась. Человек полез в мешок и вынул сало – ежедневную собачью радость. Пока он возился, два десятка внимательных глаз жадно ловили малейшее движение его руки.

– Джипси! Рыжий! Стройный! Боб! – каждый брошенный кусок исчезал ещё в воздухе, не долетев до земли.

Человек задержал взгляд на Джипси: «Очень уж похожа на собаку из сна». И ещё подумалось: «Завыли собачки. А то бы без ног остался!»

Ему стало немного стыдно за то, как всего несколько часов назад он срывал на собаках своё отчаяние. Псы, проглотившие обед, зла не помнили и на всякий случай дружелюбно помахивали хвостами, надеясь на добавку. Человек потрепал Джипси за ухом и пошёл искать дорогу.

След обнаружился в сотне метров от берегового обрыва. Пурга выдула его. На твёрдом, как мрамор, снегу чётко стали видны росчерки полозьев и отпечатки четырёх десятков когтистых лап.

Через час скорость упряжки увеличилась сама собой. Человек ещё не видел, но уже знал: они догнали своих. Послышался далёкий лай, потом показались оранжевая палатка и одинокая фигура возле неё. Наконец раздалось долгожданное раскатистое «Бр-р!», и упряжка остановилась.

Ничего особенного в тот день не случилось. Переход был недолгим, да и в пургу все неплохо отдохнули. Поэтому Джипси была приятно удивлена лишнему куску сала, подсунутому ей незаметно от других: обычно лакомство давали только в обед.

Собаки засыпают почти мгновенно, и Джипси вскоре начала проваливаться в тёплые, пахнущие летней тундрой видения.

Под утро ей приснился край поросшего берёзами оврага. Приснилась её маленькая деревенская подружка, которую она частенько катала в нартах на оленьих шкурах. «Полина…» – всплыло странное имя. Джипси глубоко вздохнула, и её лапа пару раз дрогнула, как будто она хотела что-то сделать, но не смогла.

В это время далеко-далеко от Таймыра девочка Поля спала в своей кровати. Ей снилось, будто она идёт с подружками по краю оврага в лес. Летнее солнце согревает землю, девчонки болтают всякую весёлую ерунду, а рядом бегут Джипси, Волга, Иртыш и Чопа.

Душа Полины наполнилась теплом и радостью.

– Джипси, Джипси! – позвала девочка.

Джипси обернулась, махнула хвостом, и Поля улыбнулась во сне…

История вторая.

Черке́

На Полюс, на Полюс, на Полюс,

Туда, где макушка Земли.

Из песни

Обойная

Два года его звали Бай. «Баай» на долганском языке означает «богатый, большой». Он и был самым крупным щенком в помёте. Имя, однако, быстро сократилось до «Бай».

Бай родился в месте со странным названием Обойная на большой реке Ха́танге. Жил здесь одинокий, но ещё крепкий старик Афоня со своими собаками. Большой бело-рыжий щенок чем-то сразу приглянулся хозяину.

– Улу́с хаа́р! Иди сюда, оптуо́! – приговаривал он, подсовывая любимцу кусок пожирнее.

«Улу́с хаа́р» значит «большая собака», а «оптуо́» – обжора. Старик часто мешал слова из самых разных языков: долганские, русские, якутские и даже калмыцкие вполне уживались в его голове, словно народы в Сибири.