bannerbanner
Дурная кровь
Дурная кровь

Полная версия

Дурная кровь

Язык: Русский
Год издания: 2016
Добавлена:
Серия «Young Adult. Разгадай меня, если сможешь»
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 5

Дженнифер Линн Барнс

Дурная кровь

Jennifer Lynn Barnes

Bad Blood

* * *

Copyright © Jennifer Lynn Barnes, 2016

This edition published by arrangement with Curtis Brown Ltd. and Synopsis Literary Agency

© М. Карманова, перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

* * *

Уильяму, который помогал мамочке редактировать эту книгу, когда ему было всего пять недель от роду


Ты

Если нет порядка, приходит хаос.

Если нет порядка, приходит боль.

Колесо вращается. Обрываются жизни. Семь Мастеров. Семь способов убивать.

На этот раз – время огня. Девять – это огонь.

Так было предначертано, и так будет. Колесо уже вращается. Таков порядок вещей. И в центре всего этого – абсолютно всего – ты.

Глава 1

У серийного убийцы, который сидит напротив меня, глаза как у его сына. Та же форма. Тот же цвет. Но блеск в этих глазах, отсвет предвкушения – исключительно твой.

Опыт и мои наставники из ФБР научили меня, что я могу погружаться глубже в сознание других людей, если буду говорить с ними, а не о них. Я продолжала рассматривать человека, сидевшего передо мной, привычно составляя психологический портрет. Ты сделал бы мне больно, если бы мог. Я знала это, знала еще до того, как пришла в эту тюрьму максимально строгого режима, до того, как увидела едва заметную улыбку, которая промелькнула на губах Дэниела Реддинга в тот момент, когда его взгляд встретился с моим. Если ты сделаешь мне больно, то и твоему сыну будет больно. Я все сильнее погружалась в психопатическое мироощущение Реддинга. А причинять боль сыну – твое право.

Не важно, что руки Дэниела Реддинга закованы в наручники, а их цепь прикреплена к столу. Не важно, что дверь охранял вооруженный агент ФБР. Человек напротив был одним из самых жестоких серийных убийц в мире, и, если я позволю ему проникнуть за мою защиту, он оставит свою метку на моей душе с той же убедительностью, с которой он выжигал R на телах своих жертв.

Связать. Заклеймить. Порезать. Повесить.

Вот так Реддинг убивал своих жертв. Но сегодня я пришла сюда не для того, чтобы говорить об этом.

– Однажды вы сказали мне, что я никогда не найду человека, который убил мою мать, – произнесла я, надеясь, что мой голос звучит спокойнее, чем я себя чувствую. Я знала этого конкретного психопата достаточно хорошо, чтобы понимать – он попытается вывести меня из себя.

Ты пытаешься проникнуть в мой ум, заставить меня задаваться вопросами, сомневаться, чтобы, когда я выйду из этой комнаты, часть тебя покинула ее вместе со мной.

Именно это Реддинг проделал несколько месяцев назад, когда произнес те ошеломительные слова о моей матери. И вот почему я вернулась сюда сейчас.

– Я правда так сказал? – спросил Реддинг и улыбнулся – медленно, едва заметно. – Похоже на что-то, что я и правда мог упомянуть, но… – Он демонстративно пожал плечами.

Я ждала, сложив руки на столе. Это ты хотел, чтобы я вернулась сюда. Это ты забросил наживку. И вот я ее ухватила.

Наконец Реддинг нарушил молчание:

– Наверное, ты хотела сказать мне что-то еще. – Реддинг обладал терпением, которое характерно для организованных убийц, но он был готов выжидать на своих условиях, не на моих. – В конце концов, – продолжил он приглушенно, – у нас с тобой так много общего.

Я знала, что он имеет в виду мои отношения с его сыном. И также я знала: чтобы получить то, что мне нужно, мне придется это признать.

– Вы имеете в виду Дина.

Как только я произнесла имя Дина, кривая улыбка Реддинга стала еще шире. Мой парень – прирожденный, как и я, – не знал, что я приехала сюда. Он настоял бы на том, чтобы пойти со мной, а я не могла так поступить с ним. Дэниел Реддинг был мастером манипуляций, но ничто из сказанного им не могло ранить меня так, как каждое слово из его уст ранило бы Дина.

– А ты моему сыну приглянулась, да? – Реддинг наклонился вперед и сложил на столе скованные наручниками руки, повторяя мою позу. – Входишь к нему на цыпочках по вечерам? А он зарывается рукой в твои волосы? – Его лицо смягчилось. – Когда Дин обнимает тебя, – прошептал он, и в его голосе появилось что-то напевное, – задумываешься ли ты о том, как легко он может сломать тебе шею?

– Наверное, вам неприятно, – тихо сказала я, – что вы так невероятно мало знаете о своем сыне.

Если Реддинг хочет сделать мне больно, ему придется придумать что-то получше, чем просто заставлять меня сомневаться в Дине. Если он хочет, чтобы его слова преследовали меня много дней и недель после этого разговора, ему нужно нанести удар в самое уязвимое место. В самое слабое место.

– Наверное, тебе неприятно, – Реддинг повторил мои слова, – что ты так невероятно мало знаешь о том, что произошло с твоей матерью.

Перед глазами вспыхнула картина – мамина гримерная, залитая кровью, – но я заставила себя изобразить невозмутимость. Я провоцировала Реддинга, чтобы он нанес удар в самое болезненное место, и направляла разговор именно туда, куда мне было нужно.

– Ты здесь разве не за этим? – спросил меня Реддинг бархатным и низким голосом. – Узнать, что мне известно об убийстве твоей матери?

– Я здесь, – ответила я, пристально глядя на него, – потому, что знаю: когда вы клялись мне, что я никогда не найду человека, который убил мою мать, вы говорили правду.

У каждого из пяти подростков в программе обучения прирожденных под руководством ФБР была своя специализация. Моей был профайлинг. Лия Чжан распознавала ложь. Несколько месяцев назад она определила, что слова Реддинга о моей матери, которые звучали как провокация, на самом деле были правдой. Сейчас я ощущала присутствие Лии на другой стороне одностороннего стекла. Она была готова разделить каждую фразу, которую я вытяну из отца Дина, на правду и ложь.

Время выложить карты на стол.

– Вот что я хочу узнать, – отчетливо проговаривая каждое слово, обратилась я к убийце, сидевшему напротив меня. – Какую именно разновидность правды вы используете? Когда вы обещали, что я никогда не найду того, кто убил мою мать, было ли это потому, что ее убила женщина? – Я помолчала. – А может, у вас были основания верить, что моя мама еще жива?

Десять недель. Уже десять недель мы искали зацепки – любые зацепки, сколь угодно малые, чтобы выйти на группировку серийных убийц, которые около шести лет назад инсценировали смерть моей матери. С тех пор она оставалась у них в плену.

– Это не обычный визит, да? – Реддинг снова откинулся на спинку стула, наклонил голову и скосил глаза – глаза как у Дина, – отстраненно рассматривая меня. – Дело не в том, что напряжение стало невыносимым, не в том, что мои слова месяц за месяцем разъедали тебя изнутри. Ты что-то знаешь.

Я знала, что мама жива. Я знала, что ее держат в плену эти чудовища. И я знала, что готова на все, на сделку с любым дьяволом, чтобы до них добраться.

Вернуть ее домой.

– Что бы вы ответили, – обратилась я к Реддингу, – если бы я сказала, что существует общество серийных убийц и оно остается скрытым, убивая девятерых жертв каждые три года? – Я слышала напряжение в собственном голосе. Он звучал словно чужой. – Что бы вы ответили, если бы я сказала, что у этой группы есть сложные ритуалы, что они убивают уже больше века и что я собираюсь положить этому конец?

Реддинг наклонился вперед.

– Думаю, вот что я отвечу: хотел бы я увидеть, что они с тобой сделают, если ты попытаешься до них добраться. Увидеть, как они разрежут тебя на кусочки.

Продолжай, поехавшее чудовище. Продолжай рассказывать, что они со мной сделают. Расскажи мне все, что ты знаешь.

Реддинг вдруг замолчал, а затем усмехнулся.

– Умная девушка, а? Как ты меня разговорила. Могу понять, что мой мальчик в тебе нашел.

У меня на подбородке дернулась мышца. Я почти добралась до него. Я была так близко…

– Читала Шекспира, дочка? – В числе множества очаровательных качеств, которыми обладал серийный убийца, сидевший напротив меня, числилась любовь к Барду.

– «Всего превыше: верен будь себе»?[1] – мрачно предположила я, торопливо пытаясь сообразить, как снова поймать его на крючок, как заставить его рассказать мне то, что он знает.

Реддинг улыбнулся, медленно приоткрыл рот, обнажая зубы.

– Мне вспоминается скорее «Буря»: «Ад пуст! Все дьяволы сюда слетелись!»[2]

«Все дьяволы». Убийца напротив меня. Маньяки, которые похитили мою мать.

«Семь Мастеров, – прошептал голос в моей памяти. – Пифия. И Девять».

– Судя по тому, что мне известно об этой группе, – сказал Реддинг, – если твоя мать была с ними все эти годы… – Он вдруг наклонился вперед, и его лицо оказалось ко мне настолько близко, насколько позволяли цепи. – Думаю, она уже сама стала одним из этих дьяволов.

Глава 2

Агент ФБР, стоявший у двери, выхватил оружие, когда Реддинг наклонился ко мне. Я смотрела в лицо убийцы, которое оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего.

Ты хочешь, чтобы я дрогнула. Насилие – это власть, контроль. Вопрос в том, кто ими обладает, а кто нет.

– Все в порядке, – сказала я сопровождающему. Агент Вэнс несколько раз помогал Бриггсу за то время, что я участвовала в программе обучения прирожденных. Он вызвался выступить в качестве охранника, потому что и Бриггс, и агент Стерлинг решили остаться по другую сторону одностороннего стекла. У них были свои счеты с Дэниелом Реддингом, а сейчас нам было нужно, чтобы все внимание психопата было сфокусировано на мне.

– Он ничего мне не сделает, – сказала я агенту Вэнсу, обращаясь одновременно и к нему, и к Реддингу. – Он просто нагоняет драмы.

Пренебрежительные фразы, которые должны снова втянуть Реддинга в эту партию в словесные шахматы. По крайней мере, я заставила его признаться, что он знает о существовании этой группы. Теперь мне нужно было выяснить, что он узнал о ней и от кого.

Нужно сохранять концентрацию.

– Не стоит так раздражаться. – Реддинг снова сел ровнее и демонстративно сложил руки, словно прося прощения у Вэнса, который убирал пистолет в кобуру. – Я просто проявляю искренние чувства. – Изогнув уголки губ, он снова сфокусировал внимание на мне. – Есть вещи, которые могут сломать человека. А человека, который был сломан, – например, твою мать – можно превратить в нечто новое. – Реддинг наклонил голову набок и прикрыл веки, словно погрузившись в красочные мечтания. – В нечто великолепное.

– Кто они? – спросила я, отказываясь принимать наживку. – Откуда вы о них узнали?

Длинная пауза.

– Допустим, я что-то знаю. – Лицо Реддинга застыло. Он продолжил говорить, и его голос не был ни тихим, ни громким. – Что ты дашь мне взамен?

Реддинг был очень умным, расчетливым садистом. И его поглощали два стремления. То, что ты делаешь со своими жертвами. И Дин.

Мои руки, лежавшие на столе, сжались в кулаки. Я знала, что должна сделать, и знала, что, без сомнений, сделаю это. Как бы тошно мне от этого ни было. Как бы мне ни было неприятно произносить это вслух.

– Сейчас Дин общается со мной больше, чем раньше. – Я опустила взгляд на свои руки. Они дрожали. Я заставила себя перевернуть левую ладонь, а затем соединила пальцы с правой. – Наши руки переплетаются, и его большой палец… – Я с трудом сглотнула, провела большим пальцем по ладони. – Его большой палец рисует кружочки на моей ладони. Иногда он проводит по ее тыльной стороне. Иногда… – Слова застревали в горле. – Иногда я провожу пальцем по его шрамам.

– Это я наделил его этими шрамами. – Выражение лица Реддинга выдавало, что он наслаждается моими словами, что он готов наслаждаться ими еще очень, очень долго.

К горлу поднялась тошнота. Продолжай, Кэсси. Так надо.

– Дин видит вас во сне. – Слова царапали рот, как жесткая наждачка, но я заставляла себя говорить. – Иногда он просыпается от кошмарного сна и не видит, что перед ним, потому что в эти моменты вы заслоняете все.

Рассказывать отцу Дина об этом – не просто заключать сделку с дьяволом. Это значило – продавать душу. И подойти опасно близко к тому, чтобы продавать душу Дина.

– Ты не расскажешь моему сыну, на что тебе пришлось пойти, чтобы я заговорил. – Реддинг побарабанил пальцами по столешнице, одним за другим. – Но каждый раз, когда он коснется твоей руки, каждый раз, когда ты коснешься его шрамов, ты будешь вспоминать этот разговор. Я буду рядом. Даже если он не будет знать, ты об этом не забудешь.

– Расскажите мне, что вы знаете, – сказала я, ощущая, как слова раздирают горло.

– Хорошо. – На краях его губ играло удовлетворение. – Группа, которую вы разыскиваете, отыскивает убийц особого рода. Тех, кто хочет стать частью чего-то большего. Частью сообщества.

Этот монстр выполнял свою часть сделки.

– Я сам не из таких, – продолжал Реддинг. – Но я умею слушать. За прошедшие годы до меня доходили слухи. Шепот. Городские легенды. Мастера и ученики, ритуалы и правила. – Он слегка наклонил голову набок, наблюдая за моей реакцией, словно мог различить, что происходит у меня в голове, и находил эти процессы увлекательными. – Я знаю, что каждый Мастер выбирает себе замену, но я не знаю, сколько их всего. Не знаю, кто они и где находятся.

Я наклонилась вперед.

– Но вы знаете, что они забрали мою мать. Вы знаете, что она не погибла.

– Я человек, который видит закономерности. – Реддингу нравилось говорить о себе, демонстрировать свое превосходство надо мной, над ФБР, над Бриггсом и Стерлинг, которые, как он подозревал, скрывались за стеклом. – Вскоре после того, как меня посадили, я узнал о другом заключенном. Его осудили за убийство бывшей, но он настаивал, что она еще жива. Тела так и не нашли, понимаешь ли. Просто огромное количество крови – прокурор говорил, слишком много, чтобы жертва могла выжить.

Эти слова звучали настолько знакомо, что меня пробрала дрожь. Мамина гримерная. Рука нашаривает выключатель. Пальцы касаются чего-то липкого, чего-то мокрого и теплого, и…

– Вы думаете, замешана эта группа? – Я едва расслышала собственные слова за оглушительным биением сердца.

Уголок рта Реддинга изогнулся вверх.

– Каждой империи нужна королева.

Все не так просто. Должно быть что-то еще.

– Прошли годы, – добавил отец Дина, – и однажды меня подтолкнули к тому, чтобы я взял себе ученика.

Учеников было трое, но я поняла, о ком он.

– Веббер. Тот, кто похитил меня, выпустил в лесу и охотился на меня. Как на животное. Как на добычу.

– Веббер добывал мне информацию. О Дине. О Бриггсе. О тебе – и о специальном агенте Лэйси Лок.

Лок, которая была моей первой наставницей в ФБР, когда-то носила имя Лэйси Хоббс и была младшей сестрой моей мамы. Она стала серийным убийцей, снова и снова воспроизводя сцену убийства матери.

«Не убийства», – напомнила я себе. Пока Лок убивала других женщин, раз за разом воссоздавая место преступления, мама была жива.

– Вы узнали подробности о деле моей матери. – Я заставила себя сосредоточиться, насколько это было возможно, на моменте здесь и сейчас, на Реддинге. – Вы увидели связь.

– Шепот. Слухи. Городские легенды. – Реддинг повторил то, что уже говорил до этого. – Мастера и ученики, ритуалы и правила, и в центре всего этого – женщина. – Его глаза сверкнули. – Совершенно особенная женщина.

У меня пересохли губы, язык и горло – настолько, что я с трудом заставила себя задать вопрос:

– В каком смысле?

– Женщина, которую смогли превратить в нечто великолепное. – Реддинг закрыл глаза, и его голос стал напевным и мечтательным. – Нечто новое.

Ты

Ты берешь нож. Шаг за шагом ты подходишь к каменному столу, на ходу проверяя баланс клинка.

Колесо вращается. Жертва вместе с ним, прикованная к камню телом и душой.

– Все должны быть испытаны. – Ты произносишь эти слова, проводя ножом по шее жертвы. – Все должны быть признаны достойными.

Сила пульсирует в твоих венах. Это твое решение. Твой выбор. Одно движение запястья, и прольется кровь. Колесо остановится.

Но если нет порядка, приходит хаос.

Если нет порядка, приходит боль.

– Что тебе нужно? – Ты наклоняешься ниже и шепчешь древние слова. Нож в твоей руке опускается к основанию шеи жертвы. Ты можешь убить его, но это дорого тебе обойдется. Семь дней, семь видов боли. Колесо никогда не останавливается надолго.

– Что мне нужно? – Жертва повторяет вопрос и улыбается, кровь струится по его обнаженной груди. – Я ищу девять.

Глава 3

– Что ж, это было весело. – Лия спрыгнула со стола, на котором сидела. Агент Вэнс провел меня в зону наблюдения. Стерлинг и Бриггс по-прежнему неотрывно смотрели на помещение, из которого я вышла несколько секунд назад. По другую сторону одностороннего стекла охранники заставляли Дэниела Реддинга подняться на ноги. Бриггс – энергичный, амбициозный, в некотором роде идеалист – всегда воспринимал Реддинга не иначе как монстра, угрозу. Стерлинг была более сдержанной, она всегда контролировала эмоции, следуя заранее определенным принципам – включая тот, что люди вроде Дэниела Реддинга не должны становится помехой для ее самоконтроля.

– Клянусь, – продолжила Лия, взмахнув рукой, – серийные убийцы так предсказуемы. Всегда одно и то же – «Хочу посмотреть, как ты страдаешь», а потом «давай я процитирую Шекспира, представляя, как танцую на твоем трупе».

Небрежный тон Лии выдавал, что разговор, свидетелем которого она только что стала, подействовал на нее почти так же сильно, как и на меня.

– Он врал? – спросила я. Как бы упорно я ни добивалась ответа, Реддинг настаивал, что не знает имени заключенного, «смерть» бывшей которого походила на смерть моей матери. Но я не собиралась принимать на веру слова мастера манипуляций.

– Возможно, Реддинг знает больше, чем говорит, – сообщила мне Лия, – но он не врет, или, по крайней мере, не в том, что касается Древнего Общества Серийников-Психопатов. Он слегка поступился правдой, когда говорил, что хочет увидеть, как эти психопаты обойдутся с тобой.

– Разумеется, Реддинг не хочет смотреть. – Я попыталась ответить так же непринужденно, в тон Лие, делая вид, что все это не так уж важно. – Это же Дэниел Реддинг. Он хочет убить меня своими руками.

Лия изогнула бровь.

– Не только у него ты вызываешь такие мысли.

Я фыркнула. Учитывая, что с тех пор, как я вступила в программу обучения прирожденных, до меня пытались добраться не один, а два серийных убийцы, я мало что могла возразить.

– Мы найдем дело, о котором упоминал Реддинг. – Бриггс наконец повернулся ко мне и Лие. – Возможно, нам понадобится какое-то время, но если среди заключенных есть кто-то, кто подходит под описание Реддинга, мы его отыщем.

Агент Стерлинг положила руку мне на плечо.

– Ты сделала то, что было необходимо, Кэсси. Дин бы понял.

Разумеется, понял бы. Лучше от этого не становилось. Только хуже.

– Что касается слов Реддинга о твоей матери…

– Мы закончили? – резко спросила Лия, перебив агента Стерлинг.

Я знала, что мой благодарный взгляд Лию не порадует, но все равно была благодарна, что она вмешалась. Я не хотела обсуждать намеки Реддинга насчет моей матери. Я не хотела задумываться, было ли в них хоть зерно правды, каким бы крошечным оно ни оказалось.

Агент Стерлинг уловила намек. Пока мы шли к выходу, моя наставница больше не пыталась заговорить об этом.

Лия непринужденно взяла меня под руку.

– Для протокола, – сказала она непривычно мягким голосом, – если ты когда-нибудь, – захочешь поговорить, дополнила я мысленно, захочешь выговориться, – когда-нибудь, – тихо повторила она, и ее голос был исполнен искренности, – заставишь меня слушать, как ты в очередной раз пересказываешь «Приключения Кэсси и Дина, которые эротично держатся за руки», я снизойду до мести, и месть эта будет эпичной.

Кроме способности обнаруживать ложь, Лия обладала еще одним талантом – умением отвлечь, и иногда это сопровождалось сопутствующим ущербом.

– И что же это за месть? – спросила я, отчасти благодарная за смену темы, но также вполне уверенная, что на этот раз она не блефует.

Лия ухмыльнулась и отпустила мою руку.

– Ты точно хочешь это знать?

Глава 4

Вернувшись домой, мы обнаружили Слоан на кухне, с паяльной лампой в руках. К счастью, Стерлинг и Бриггс задержались снаружи, чтобы поговорить о чем-то, не предназначенном для наших ушей.

Лия посмотрела на меня, изогнув бровь.

– Сама спросишь? Или мне спросить?

Слоан наклонила голову набок.

– Существует высокая вероятность, что вы собираетесь спросить насчет этой паяльной лампы.

Я подчинилась.

– Так что насчет этой паяльной лампы?

– Самые ранние устройства такого рода восходят еще к Византийской империи, первому веку нашей эры, – певуче проговорила Слоан. Слова сыпались из нее достаточно быстро, чтобы вызвать подозрения.

Я скорректировала вопрос:

– Что ты собираешься делать с этой паяльной лампой? И кто дал тебе кофеин?

Майкл выбрал как раз этот момент, чтобы войти в кухню с огнетушителем в руках.

– Ты встревожена, – сообщил он, оценив выражение моего лица. – И еще немного переживаешь, не тронулся ли я умом. – Он перевел взгляд на Лию. – А ты…

– Не в настроении позволять кому-то читать мои эмоции? – Лия запрыгнула на кухонный стол и уселась на нем, свесив ноги. Ее темные глаза сверкнули, словно между ней и Майклом происходил какой-то безмолвный разговор.

Майкл еще мгновение смотрел ей в глаза.

– Именно.

– Я думала, ты принципиально против того, чтобы давать Слоан кофеин, – сказала я, взглянув на Майкла.

– Совершенно верно, – ответил он. – В большинстве случаев. Но знаешь, как поется в песне, это моя вечеринка, веселимся три дня, так что я могу поить Слоан кофеином, если захочу.

– Твоя вечеринка, – повторила я. – День рождения, что ли?

Майкл строго посмотрел на меня.

– Через два дня я, Майкл Александр Томас Таунсенд, стану на год старше, на год мудрее и уж точно достаточно взрослым, чтобы контролировать, как Слоан использует паяльную лампу. Так почему бы не начать веселиться немножко раньше?

Я услышала то, чего Майкл не произнес вслух.

– Тебе исполнится восемнадцать.

Я знала, что это означает для него – свободу. От твоей семьи. От человека, который воспитал в тебе способность замечать даже мельчайшие проблески гнева на улыбающемся лице.

Словно дожидаясь удачного момента, у Майкла зазвонил телефон. Я не умела читать его лицо так, как он читал мое, но я интуитивно понимала, что отец Майкла не из тех, кто будет просто сидеть и смотреть, как истекают последние дни его власти.

Он не может тебя заставить – а через два дня он вообще никогда не сможет вынудить тебя делать что-либо.

– Не дай бог мне придется быть самой благоразумной. – Лия соскочила со стола и встала нос к носу с Майклом. – Но, может, не стоит позволять Слоан поджигать вещи?

– Мне нужно, – убежденно возразила Слоан. – День рождения Майкла тридцать первого. Осталось два дня, а еще через два дня наступит…

– Второе апреля, – закончила я за нее. 4/2.

Я ощутила, как все, что сказал Дэниел Реддинг – про Мастеров, про мою мать, – снова обрушивается на меня, а следом и воспоминания про последние десять недель поисков и тупиков. Девять жертв погибали каждые три года в даты, определенные последовательностью Фибоначчи. Так действовали Мастера. Прошла примерно неделя с прошлой даты Фибоначчи – 21 марта.

Следующая – 2 апреля.

– Мы знаем закономерность, – настойчиво продолжила Слоан. – Цепочка стартует в начале календарного года, и новый кандидат начнет с того, что сожжет жертву заживо. Я прочитала все, что смогла найти, про расследование поджогов, но… – Слоан посмотрела на паяльную лампу и перехватила ее покрепче. – Этого недостаточно.

Брат Слоан погиб в Вегасе – его убил преступник, который и навел нас на эту группировку. Сейчас она была не просто уязвима – она истекала кровью. Тебе нужно чувствовать себя полезной. Потому что, если ты не смогла спасти Аарона, какой от тебя толк – для кого бы то ни было? Какую пользу ты сможешь принести?

На страницу:
1 из 5