Тайна старого дома

Саша Сольвейг

Тайна старого дома

Глава 1

Никто не хотел покупать этот дом.

Что только Лена не делала. Размещала объявления в городских пабликах и соцсетях, снижала цену, обещала щедрые комиссионные риэлторам – всё было напрасно. Дом был словно заколдованный.

Двухэтажный, каменный, с деревянным резным мезонином, он угрюмо возвышался на холме, щурясь подслеповатыми окнами на редких прохожих. На покосившемся заборе, отделявшим от улицы дом и запущенный сад, трепетала на ветру белая тряпка с надписью: «Продаётся».

А ведь дом был хороший. Старинный. Построенный на совесть далёким предком Лены – купцом первой гильдии Афанасием Банниковым. Его портрет в массивной золочёной раме до сих пор украшал главную комнату или, как говорили в городе, «залу».

Лена покосилась на хмурого бородатого купчину с въедливым взглядом и вздохнула: ей бы такие способности к коммерции!

Афанасий Банников появился в городе внезапно, ниоткуда. И сразу же сказочно разбогател. Торговал Афанасий чаем, сахаром и льняным маслом – оптом и в розницу, заработанные деньги вкладывал в расширение дела, но и о семье не забывал: прикупил земли в центре города и построил дом.

Вил родовое гнездо основательно: не пожалел денег на два каменных этажа, окна украсил резными рамами, выстелил паркетом пол и уставил комнаты затейливой французской мебелью, которую выписал аж из самой Москвы. Такому дому любой бы позавидовал!

Не иначе, как от зависти, и сглазили. Не пришлось купцу Банникову толком пожить в такой красоте. Через год после новоселья отправился Афанасий по своим купеческим делам в соседний уезд, да так домой больше и не вернулся.

Жена подавала в розыск, ездила даже в уездный город на поиски супруга – всё зря. Афанасий сгинул бесследно. А вместе с ним сгинули и сказочные богатства Банникова.

В женских руках торговля не задалась. Приказчики и покупатели нещадно обворовывали соломенную вдову, родственников-мужчин у семьи не было – лавки очень быстро закрылись, а потом и вовсе пошли с молотка.

Но дом жене и детям Афанасия удалось сохранить. Веками он передавался в семье по наследству и теперь достался Лене. Однако она совершенно не понимала, что с ним делать.

По злой иронии судьбы Лена, как и все потомки купца Банникова, была напрочь лишена таланта зарабатывать деньги. Зато, по мнению бабы Зины, в совершенстве владела умением портить себе жизнь.

– Ну, на кой он тебе сдался! – причитала баба Зина, когда внучка решила выйти замуж за однокурсника. – Непутёвый твой Лёнька, всю жизнь тебе перекорёжит! Беги от него, пока не поздно!

Но Лена побежала в ЗАГС. Ведь Лёнька так красиво говорил о любви и обещал сказочную жизнь!

Сказка кончилась сразу после рождения близнецов.

– Не, мать. Я на этого не подписывался, – заявил Лёнька, брезгливо разглядывая орущих младенцев в испачканных подгузниках и нежно-зелёную от усталости и недосыпа Лену.

Поборов желание расцарапать наглую Лёнькину рожу, а затем повеситься на люстре, Лена бросила вуз и с двумя орущими свёртками на руках вернулась в родной город – под крыло к бабе Зине. Родителей своих она не помнила: по рассказам бабки, они погибли, когда Лена была совсем маленькой

– Ничего, тебя вырастила и этих козявок воспитаю, – грозно пообещала баба Зина вопящим близнецам. И держала своё слово целых десять лет – до самой смерти.

Баба Зина умерла год назад. В такой же душный июльский вечер, когда над городом сгустилась влажная жара. Тяжёлой предгрозовой духотой был наполнен и старый дом, где в одной из спален металась в бреду на кровати баба Зина.

– Воздуху, дайте воздуху! – хрипела бабка, дёргая скрюченной рукой ворот сорочки и царапая шею.

Лена, вытирая слёзы, ловила руку в старческой гречке, прижимала к себе, целовала и гладила. Сердце Лены разрывалось от любви и жалости к той, кто растила её с детства, прощала все ошибки и промахи, разделяла горести и радости, а теперь так мучительно и страшно уходила.

– А что вы хотите – сердце, – пожал плечами врач скорой, сматывая ленту кардиограммы. – Обширный инфаркт у вашей бабушки. Похоже, не первый. Удивительно, как она вообще дожила до своих лет.

– Неужели ничего нельзя сделать? – всхлипнула Лена.

Врач посмотрел на неё с сочувствием.

– Мы её госпитализируем, но…

Доктор замялся.

– Местные больницы переполнены. Поедем в соседний город за сто километров. Вряд ли довезём….

Он развёл руками: сами, мол, понимаете.

– Оставьте Зинаиду в покое! – одёрнул их резкий голос. – Не видите, что ли?! Она отходит…

В дверях показалась грузная фигура бабы Фаи, соседки, которую Лена знала и побаивалась с самого детства.

– Пишите отказ от госпитализации, – начал было доктор, но баба Фая грозно рявкнула, и тот мгновенно исчез.

– А ты, – повернулась она к Лене, – живо открой все окна! Надо помочь ей уйти.

Лена заметалась по комнатам. Старые деревянные рамы поддавались с трудом, натужно скрипя и раскачиваясь, норовили заехать в лицо или больно треснуть по плечу.

Дом отчаянно сопротивлялся, возмущаясь бесцеремонностью людей, потревоживших его многовековой покой. Пыльные бронзовые люстры раскачивались, грозясь рухнуть Лене на голову. Витые ножки мебели больно царапались и цеплялись за одежду, словно норовя удержать. Надрывно трещал по ногами старый паркет, пугая провалами под сгнившими досками. Но Лену ничто не останавливало.

– Ещё, – хрипела баба Зина, – там…

Она пыталась указать куда-то, но бессильно уронила руку на одеяло.

Лена и сама догадалась. Рискуя свернуть шею на скрипучей лестнице, она в три прыжка взлетела наверх и распахнула маленькое витражное оконце в мезонине.

Тёмное небо расколола молния и старый дом содрогнулся от громового раската. Что-то блеснуло на полу при вспышке, но разглядывать Лене было некогда.

– Быстрее! – крикнули ей, и она опрометью бросилась вниз: только бы успеть!

Баба Зина, строгая и спокойная вытянулась на кровати, глядя на бушевавшую грозу. Ветер мотался по дому, хлопал оконными рамами, трепал занавески и щедро поливал дождём рассохшийся пол.

– Чего застыла, иди попрощайся, – подтолкнула в спину соседка.

Лена неловко присела на краешек кровати.

– Бабушка, миленькая, – бормотала она, не замечая, как по лицу катятся и падают на скомканное одеяло горькие слёзы. Старуха поймала её руку и сжала – с неожиданной для умирающей силой.

– Забери… – с трудом проговорила баба Зина и затихла – уже навсегда.

Всё остальное Лена помнила, как в тумане. Бабушку похоронили на местном кладбище, рядом с родителями Лены, которая теперь осталась круглой сиротой.

– Сирота, но не одна, – возражала ей баба Фая, которая после ухода старинной подруги опекала Лену. – Про детей забыла, что ли? Они – твоя семья!

Конечно, не забыла. Как забудешь то, что стало твоим счастьем, радостью и смыслом жизни?

Маленькая семья жила дружно, но трудно. Хотя с самого рождения о близнецах заботилась баба Зина, дети часто болели и ни дня не обходились без матери. Поэтому вернуться к учёбе Лена так и не смогла. А какая карьера светит гуманитарию с незаконченным высшим в маленьком городе? Спасибо хоть взяли сотрудницей в небольшую фирму по продаже канцтоваров. Платили, конечно, безбожно мало. Выручала пенсия бабы Зины и старый дом, где хватало места всем.

Но Лене никогда не жилось в нём спокойно. Дом ветшал. И она каждую секунду боялась, что неугомонные близнецы свалятся с перекошенной лестницы, споткнутся об вздыбленные доски паркета, переломают ноги или порежутся остатками витражных стёкол в мезонине.

Атмосфера в доме была тревожной. Виноват в этом был старый сад, деревья которого застили белый свет и в непогоду стучали ветками в окно. И мрачные гобелены, которыми ещё при Афанасии Банникове увешали стены. Да и сам хозяин дома, таинственно исчезнувший двести пятьдесят лет назад, мрачно взирал с пыльного портрета на своих легкомысленных потомков.

– Как будто следит за тобой, – жаловалась Лена за бутылкой дешёвого вина подруге Маринке, с которой сдружилась на работе. – Куда не пойдёшь, везде натыкаешься на его взгляд.

– Продай ты эту рухлядь, – советовала Маринка, подливая вино, – чего нафталином дышать. Возьми лучше трёшку в нормальном районе – все твои поместятся. И заживёте, как люди

Но баба Зина категорически отказывалась покидать родное гнездо.

– Только после моей смерти! – заявляла она, хмуря седые брови.

Сразу после её похорон Лена выставила дом на продажу. И не оставалась больше там ни на минуту. Маринка предложила ей пожить в квартире своих родителей, доставшейся по наследству .

– Хрущёвка. Маленькая, но ухоженная, – деловито сказала подруга обрадованной Лене. – За аренду ничего не возьму, плати только коммуналку. И живи на здоровье, пока не решишь свой квартирный вопрос.

Но решить этот вопрос Лена не могла уже год. Проклятый дом словно отпугивал покупателей. Заинтересовавшись, люди обещали перезвонить, даже договаривались о встрече и…пропадали с концами.

Вот и сегодня сорвался очередной просмотр. Покупательница, судя по голосу, немолодая и очень деловая женщина, после сотни уточняющих вопросов назначила встречу. Обрадованная Лена отпросилась с работы, оставила близнецов под присмотром бдительной бабы Фаи и на всех парах прилетела к дому.

Но прошла четверть, затем половина и наконец – час с назначенного времени. А покупательница так и не появилась. На все попытки дозвониться трубка отвечала противным металлическим голосом: абонент вне зоны, пробуйте позже.

Тем временем собиралась гроза. Ясное июльское небо стремительно потемнело, в застывшей влажной духоте умолкли птицы, притихли даже неугомонные цикады. Сидя в густой траве на опушке леса, Лена покусывала соломинку и с досадой глядела на маячивший невдалеке дом.

Столько усилий – и всё зря, да теперь ещё под дождь попадёт. Приползёт, вымокшая и несчастная, в захламлённую двушку, в которой она с детьми живёт, как на иголках. Маринка уже давно намекает: пора и честь знать! Договаривались, что Лена поживёт там до продажи дома: ну месяц, два. Никто ведь не ожидал, что всё так затянется!

Деньги от продажи дома были очень нужны Лене не только, чтобы съехать. Требовалось купить одежонку близнецам, которые вымахали за этот год и сильно поизносились. Антоха настойчиво намекал на электросамокат – в подарок за хорошую учёбу. Вполне заслуженно, парень рос умный, учителя не могли нарадоваться. Только где взять деньги на покупку? Фирмочка, в которой Лена трудилась делопроизводителем, администратором и даже частично – бухгалтером, платила суперценному сотруднику целых тридцать тысяч рублей.

На алименты непутёвого папаши особо рассчитывать не приходилось: Лёнька представил справку, что еле сводит концы с концами, зарабатывая лишь прожиточный минимум.

Когда бывший муж появился в суде – в дорогом костюме, с золотыми часами на запястье и последней моделью айфона в руке, пожилая добродушная судья лишь руками всплеснула. Но закон есть закон. Из официальной Лёнькиной зарплаты размером с МРОТ близнецы получали копеечные выплаты. Какой уж тут электросамокат, даже на колесо от него не хватит!

А тут ещё Лиза пристаёт: отдай да отдай её в языковую школу! У дочери отличные способности – английский, французский, даже модный китайский учит без особого труда, а в частной школе – сильные преподаватели, контакты с носителями языка, связи, в конце концов, которые дадут путёвку в жизнь. Но за год обучения придётся выложить больше сотни тысяч. А проклятый дом всё никак не продаётся! Стоит себе, как ни в чём не бывало. Словно заколдованный, честное слово!

– Да чтоб его черти взяли! – в сердцах подумала Лена.

– Не думаю, что вы действительно этого хотите, Елена Ивановна, – прозвучал голос.

Лена испуганно шарахнулась и увидела в нескольких шагах от себя сидящего на пеньке мужчину. Но какого!