Помощница для Тирана

– Я всё отдам, – выдавила я, и голос прозвучал сипло и чуждо. – Мне нужно ещё немного времени. Я нашла работу.

– Работу? – он театрально хмыкнул. – Эту что ли? – кивнул неопределённо на здание. – Помощницей у Стального? Мы всё про тебя знаем, девочка. Думаешь, мы не в курсе, на каких условиях он таких, как ты, на работу берёт? Думаешь, мы не знаем, чем ты там на самом деле занимаешься в его пентхаусе по утрам?

Меня обдало жаром от унижения. Он говорил это тихо, почти вкрадчиво, но каждое слово было как пощёчина. Они следили за мной. Они знали.

– Не ваше дело, чем я занимаюсь и с кем, – прошипела я, чувствуя, как страх сменяется холодной яростью.

– Ошибаешься, куколка. Ты и твоя сестра, с некоторых пор – наше дело. Раз у тебя появился такой богатый папик, значит, он может и твои мелкие проблемы решить. – Его рука метнулась вперёд, и прежде чем я успела отшатнуться, он схватил меня за локоть. Пальцы впились в ткань пиджака, больно сжимая. – Мы не будем ждать до конца недели. Два дня, Романова. У тебя есть два дня, чтобы принести нам ВСЮ сумму. С процентами. Иначе наш следующий разговор будет не со мной. И не с тобой.

Он наклонился ближе, и его противное дыхание обожгло мне щёку.

– Сестре своей привет передавай, – вкрадчиво отчеканил он, губами касаясь кожи. – Мы знаем, в какой она больнице лежит. И какие у неё проблемы с сердечком. Представляешь, как она расстроится, если к ней в палату вдруг зайдут дяди и расскажут, какой нехорошей девочкой была её старшая сестричка? Такой стресс для больного человека… может и не пережить.

Угроза перестала быть абстрактной. Она стала реальной, осязаемой, страшной до дрожи в коленях. Они не просто угрожали мне. Они угрожали Лизе. Единственному человеку, ради которого я пошла на всё это.

Его рука потянулась к моей сумке. Я инстинктивно дёрнулась, вырывая локоть из его хватки.

– Я сказала, у меня будут деньги! – выкрикнула я, сама удивляясь своей смелости.

Он отступил на шаг, поднимая руки в примирительном жесте. Ухмылка не сходила с его лица.

– Верю. Теперь верю. У такой дорогой девочки обязательно найдутся деньги. Два дня, сладкая. Не опаздывай…

Он развернулся и, не оглядываясь, пошёл к своей машине. Я смотрела ему вслед, и меня била неконтролируемая дрожь. Я стояла посреди этой залитой огнями парковки, окружённая символами роскоши и власти, и чувствовала себя абсолютно беззащитной.

Я понимала, что должна не просто заработать. Я должна была это сделать очень, очень быстро. И теперь я знала, что у меня нет права на ошибку. Нет права на провал. Потому что на кону стояла не просто моя работа или моя свобода. На кону стояла жизнь моей сестры. И ради неё я была готова пойти не просто на сделку с дьяволом. Я была готова сама стать дьяволом.

ГЛАВА 8. Невозможное задание №1: Укрощение строптивого

В понедельник утром я вошла в свой «аквариум» с ощущением, будто за спиной у меня тикает бомба. Два дня. Сорок восемь часов. Угроза бандитов пульсировала в висках, заглушая все остальные мысли. Я понятия не имела, где взять такую сумму.

Попросить у Стального?

Исключено. Это было бы равносильно признанию в собственной никчёмности и уязвимости. Он бы не помог. Он бы с наслаждением растоптал меня, указав на пункт в контракте, где чёрным по белому прописано, что все мои проблемы – это мои проблемы.

Мои мрачные размышления прервал вызов по внутренней связи. Голос Стального был, как всегда, ровным и холодным, но в нём слышались стальные нотки раздражения.

– Романова, ко мне. Немедленно!

Я разгладила несуществующую складку на юбке и, сделав глубокий вдох, шагнула в логово Тирана. Он стоял у панорамного окна, спиной ко мне, заложив руки за спину. В его позе чувствовалось сжатое, как пружина, напряжение.

– У нас проблема, – сказал он, не оборачиваясь. – Виктор Орлов.

Сердце ёкнуло. Имя Виктора Орлова было легендой в IT-кругах. Гениальный разработчик, создатель уникального алгоритма шифрования данных, который мог перевернуть весь рынок кибербезопасности. Он был нужен Стальному, как воздух, для нового проекта. Но Орлов был известен не только своим гением, но и абсолютно невыносимым характером. Он был затворником, мизантропом и патологически ненавидел корпорации и всех, кто носит деловые костюмы, презрительно называя их «пиджаками».

– Все наши попытки выйти с ним на контакт провалились, – продолжил Стальной, наконец, обернувшись. Его глаза цвета штормового неба метали молнии. – Мои лучшие переговорщики, юристы, даже глава службы безопасности – всех он послал к чёрту. Одного спустил с лестницы, другого облил помоями, третьего обещал пристрелить, если тот ещё раз появится у его ворот. Он отшибленный на всю голову, но этот псих нам нужен.

Я затаила дыхание, подкоркой сознания уже понимая, к чему клонит Тиран. Он подошёл к столу и барабанной дробью застучал пальцами по полированной поверхности.

– Это ваше новое задание, Романова, – озвучил то, чего я боялась с момента окончания его «краткого рассказа о насущей проблеме». – Я хочу, чтобы вы заключили с ним предварительное соглашение о намерениях. Мне не нужен контракт, мне нужна его подпись на одной бумажке. О том, что он готов хотя бы встретиться со мной и обсудить продажу своего алгоритма. У вас три дня.

Три дня. Задание, с которым не справился весь топ-менеджмент холдинга. Это был не просто тест. Это был смертный приговор моей карьере. Он давал мне заведомо невыполнимую задачу, чтобы потом с чистой совестью вышвырнуть меня на улицу.

– Но как… – начала было я, но он оборвал меня на полуслове.

– Это ваши проблемы, Романова. Мне нужен результат. Если через три дня на моём столе не будет этой бумаги, можете паковать вещи. Вы свободны.

Я вышла из его кабинета, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Это конец. Но потом ледяной ужас от мысли о бандитах и Лизе сменился злой, отчаянной решимостью. Если это мой единственный шанс, я должна была его использовать.

Я заперлась в своём «аквариуме» и начала… нет, не депрессовать и не собирать вещи, – на это у меня не было ни времени, ни сил, – я начала копать. Я читала всё, что могла найти об Орлове.

Старые интервью времён его недолгой публичности, посты на забытых форумах, комментарии его бывших коллег. Я изучала его цифровой след, как археолог, раскапывающий древний город. Постепенно из разрозненных фактов начал вырисовываться образ.

Да, он был гением и мизантропом. Но у каждого Ахиллеса есть своя пята. И я нашла целых две.

Первая – он был одержимым фанатом редких сортов китайского чая. На одном из форумов десятилетней давности он с упоением описывал вкус легендарного «Да Хун Пао» – «Большого Красного Халата», который он пробовал лишь однажды.

Вторая – он был мастером спорта по шахматам и коллекционировал старые советские шахматные наборы.

План созрел мгновенно. Безумный, рискованный, но это было всё, что у меня было. Следующие сутки я провела в поисках. Через одного знакомого коллекционера мне удалось за совершенно безумные деньги достать антикварный советский шахматный набор пятидесятых годов из карельской берёзы. А «Да Хун Пао»… Настоящий, не поддельный, нашёлся в маленькой чайной лавке в подвале на окраине Москвы. Его цена была сравнима с месячной арендой нашей квартиры. Я без колебаний расплатилась картой Стального.

Если уж гореть, то с музыкой!

На третий день, вместо делового костюма я надела простые джинсы, уютный кашемировый свитер и кеды. Волосы собрала в небрежный хвост. Я взяла термос со свежезаваренным чаем, коробку с шахматами и на такси поехала в подмосковный посёлок, где в окружении глухого забора стоял дом отшельника Орлова.

Калитка была заперта. На мой звонок никто не ответил. Тогда я просто поставила коробку с шахматами на землю, открыла термос и села на складной стульчик, который предусмотрительно захватила с собой, наливая ароматный чай в маленькую пиалу.

Прошло около часа. Я уже начала думать, что моя затея провалилась, когда калитка со скрипом отворилась. На пороге стоял высокий, сутулый мужчина лет пятидесяти с всклокоченной седой бородой и безумным, горящим взглядом. В руках он держал старое охотничье ружьё.

– Что вам нужно, девушка? – прорычал он. – Я же ясно сказал вашим «пиджакам», чтобы убирались.

Я медленно встала, поднимая руки, чтобы он видел, что у меня ничего нет.

– Я не «пиджак», Виктор Павлович. У меня есть кое-что для вас…

– Мне не интересно ничего из того, что вы…

– Я привезла вам чай. «Да Хун Пао». Настоящий. И я подумала, что вы, возможно, не откажетесь сыграть партию в шахматы. На пять минут вашего внимания…

Виктор Павлович прищурился, молча переваривая мою отчаянную попытку завладеть его вниманием. И если вначале он выглядел почти взбешённым, то вскоре… его лицо немного смягчилось, вернее искренне озадачилось.

И я продолжила:

– Если я выиграю – вы меня выслушаете. Если проиграете вы… я всё равно подарки оставлю вам.

– А вы умны столь же, сколько самоуверенны?

– Если согласитесь со мной поиграть, у вас будет шанс это узнать.

Он с ещё большим недоумением уставился на меня, потом на термос, из которого шёл тонкий, божественный аромат, потом на коробку с шахматами у его ног.

И тут в его безумном взгляде промелькнуло любопытство.

– Откуда вы?.. – начал он, но осёкся. – Хорошо. Заходите. Но ружьё я оставлю при себе. На всякий случай.

Мы играли на старой веранде, увитой диким виноградом.

Я намеренно поддавалась, делая красивые, но проигрышные ходы. Я знала, что мне его не обыграть, и не пыталась. Моей целью было другое. В процессе игры я говорила. Говорила не о деньгах, не о контрактах и не о холдинге «Стальной Век». Я говорила о его алгоритме. О красоте его кода, об изяществе решения, которое он нашёл. Я показывала, что понимаю суть его работы, а не просто повторяю заученные фразы. Я говорила о наследии. О том, что его гениальное творение может либо сгнить здесь, в его доме, либо изменить мир.

Он слушал, хмуря густые брови. Когда я поставила его ферзю мат, он откинулся на спинку стула и долго молчал.

– Вы хитрая, девица. Очень хитрая. Играете не в шахматы, а в людей.

– Я просто хочу, чтобы гениальные вещи служили людям, а не пылились на полке, – честно ответила я.

Он вздохнул, потёр лоб.

– Хорошо. Я встречусь с вашим… этим… Стальным. Один раз! Но если он начнёт нести корпоративную чушь, я вышвырну его так же, как и остальных. Этот документ… – нетерпеливым жестом потребовал папку, которая была у меня заготовлена, но припрятана в удобном рюкзаке, – давайте его сюда.

Я вернулась в Москву поздно вечером, сжимая в руке один-единственный лист бумаги с размашистой подписью Орлова.

Я чувствовала себя так, словно в одиночку взяла неприступную крепость. Я не просто выполнила задание. Я сделала невозможное. И впервые за долгое время я почувствовала не страх, а азарт.

Азарт игрока, который испытал дичайший уровень адреналина и сорвал джек-пот.

ГЛАВА 9. Блеф

Эйфория от победы над Филином испарилась так же быстро, как утренний туман. Стоило мне переступить порог офиса на следующий день, как я тут же окунулась в атмосферу паники и надвигающейся катастрофы.

Воздух, казалось, потрескивал от напряжения. Сотрудники сновали по опен-спейсу с мрачными лицами, разговоры велись приглушёнными, нервными голосами. Центром этого урагана, как всегда, был кабинет Стального.

Я положила подписанное Орловым соглашение ему на стол. Он мельком взглянул на бумагу, и на его лице не дрогнул ни один мускул. Ни удивления, ни одобрения. Лишь короткий, едва заметный кивок.

– Принято, Романова. А теперь закройте дверь.

Я повиновалась. Он указал мне на стул напротив себя, и я села, чувствуя, как по спине пробегает холодок дурного предчувствия.

– Сделка с китайскими партнёрами, компания «Golden Dragon», на грани срыва, – отчеканил он без предисловий. Его голос был плоским, лишённым эмоций, что было гораздо страшнее открытого гнева. – Сегодня утром они выкатили нам новые условия. Абсолютно неприемлемые. Они требуют увеличить нашу долю инвестиций на тридцать процентов, при этом сокращая свою долю в будущем проекте. Это грабёж.

Я похолодела. Сделку с «Golden Dragon» готовили полгода. Это был ключевой проект, который должен был обеспечить холдингу выход на азиатский рынок. Провал означал бы многомиллионные убытки и колоссальный удар по репутации.

– Переговоры вела Воронцова, – продолжил Стальной, и его взгляд стал колючим, как ледяная крошка. – И полчаса назад она была у меня. С очень интересной версией происходящего.

Моё сердце ухнуло куда-то в пятки. Я поняла, к чему он клонит.

– По её словам, вчера, во время предварительного видеозвонка с их представителем, вы допустили утечку конфиденциальной информации. Якобы вы «случайно» обмолвились о некоторых финансовых трудностях одного из наших дочерних предприятий. Что и дало китайцам повод усомниться в нашей стабильности и выкручивать нам руки.

Татьяна. Конечно. Идеальный ход. Найти козла отпущения. Новенькую, у которой нет ни связей, ни поддержки. Свалить свой провал на меня. Это было так предсказуемо и так подло.

– Это ложь, – сказала я твёрдо, глядя ему прямо в глаза. – Я присутствовала при разговоре, но не произнесла ни слова. Вся коммуникация шла через Татьяну.

– У неё, разумеется, другая версия, – усмехнулся он без тени веселья. – Слово главы PR-отдела, работающей в компании пять лет, против слова помощницы, нанятой неделю назад с улицы. Угадайте, Романова, чьё слово весомее?

Он ждал. Ждал, что я начну оправдываться, плакать, умолять. Что я сломаюсь. Но унижение от встречи с бандитами и адреналин от победы над Орловым смешались внутри меня в какой-то новый, гремучий коктейль. Вместо страха я почувствовала злую, холодную ярость.

Я молча встала, подошла к своему «аквариуму», который был виден из его кабинета, взяла со стола тонкую папку и вернулась обратно. Положила её перед ним.

– Что это? – спросил он, сдвинув брови.

– Это блеф, Марк Валерьевич, – сказала я, и мой голос прозвучал на удивление спокойно и уверенно. – Их блеф. Я всю ночь анализировала финансовую отчётность «Golden Dragon» и их последних партнёров. Они сами на грани срыва другого, гораздо более крупного контракта с европейцами. Их акции последние три месяца ползут вниз. Им эта сделка нужна больше, чем нам. Они идут ва-банк, потому что у них нет другого выхода. Они пытаются заткнуть свои дыры за наш счёт, надеясь, что мы испугаемся и прогнёмся.

Стальной открыл папку. Внутри лежали распечатанные графики, таблицы и моя короткая аналитическая записка, которую я набросала под утро, просто из профессионального любопытства, изучая будущих партнёров. Я всегда старалась быть на шаг впереди.

Он молча читал, его лицо оставалось непроницаемым. Тишина в кабинете стала оглушающей. Я стояла перед ним, как на эшафоте, поставив на кон всё.

– И что вы предлагаете? – наконец спросил он, не поднимая головы от бумаг.

– У меня есть три варианта, – ответила я, чувствуя, как возвращается уверенность. – Вариант первый, безопасный: мы вежливо отказываемся, ссылаясь на неприемлемость условий. Теряем время, но сохраняем деньги. Второй, рискованный: мы делаем встречное предложение, немного уступая, и смотрим на их реакцию. И третий… – я сделала паузу, – наглый. Мы делаем вид, что полностью согласны с их новыми условиями. Собираем экстренную встречу для подписания. И за пять минут до подписания «случайно» сливаем информацию об их проблемах с европейским контрактом их же главному конкуренту на азиатском рынке. И даём им понять, что мы знаем всё. Что мы знаем об их отчаянном положении. И тогда уже мы будем диктовать условия. Не только возвращаясь к первоначальным, но и улучшая их для себя.

Я закончила и замолчала. Я только что предложила своему боссу-тирану сыграть в его же игру. Безжалостную, циничную, на грани фола.

Он медленно поднял на меня взгляд. В его глазах цвета штормового неба я больше не видела ни гнева, ни раздражения. Я видела хищный, заинтересованный блеск. Тот же самый блеск, который я видела у волка, почуявшего кровь.

– Третий вариант, Романова, – сказал он тихо. – Мне нравится третий вариант. Подготовьте всё необходимое. И пригласите навстречу Воронцову. Я хочу, чтобы она видела, как работают… профессионалы.

В этот момент я поняла, что только что сдала самый сложный экзамен в своей жизни. И, кажется, получила высший балл.

ГЛАВА 10. Трещина во льду

Переговоры с китайской делегацией напоминали сложную шахматную партию, разыгранную на минном поле. Я сидела в углу огромной переговорной, формально исполняя роль секретаря, – подавала документы, наливала воду, – но на самом деле была его вторым пилотом, его невидимым суфлёром.

Стальной был великолепен. Он играл свою роль с ледяным спокойствием хирурга, проводящего сложнейшую операцию. Он позволил Татьяне, бледной и нервной, изложить суть проблемы. Он выслушал самоуверенные, почти наглые требования главы «Golden Dragon». Он даже сделал вид, что обдумывает их предложение, создавая идеальную иллюзию того, что они загнали его в угол.

А потом, в самый напряжённый момент, когда китайцы уже предвкушали победу, он нанёс удар. Точно, выверено, используя мои аргументы и факты, которые я подготовила для него. Он не повышал голоса, не угрожал. Он просто, как бы, между прочим, упомянул о «некоторых сложностях», которые испытывают их европейские партнёры, и о «весьма заманчивом предложении», которое холдинг «Стальной Век» только что получил от их прямого конкурента.

Я видела, как меняются лица китайских переговорщиков. Самоуверенность сменилась недоумением, потом – плохо скрытой паникой. Блеф был вскрыт. Их карта оказалась бита. Через пятнадцать минут унизительного молчания они согласились не просто на первоначальные, а на новые, продиктованные Стальным условия. Победа была полной и безоговорочной.

Когда все разошлись, я осталась в переговорной, чтобы собрать документы. Татьяна выскользнула из зала одной из первых, не взглянув в мою сторону. Её идеальная маска дала трещину, и под ней проглядывала неприкрытая ненависть. Я знала, что теперь она мой враг не на жизнь, а на смерть. Но почему-то это меня больше не пугало.

Вечер окутал офис тишиной. Большинство сотрудников давно разошлись, и только в моём стеклянном «аквариуме» горел свет. Я доделывала отчёт по проваленным Татьяной переговорам, которые сегодня пришлось спасать мне и Стальному. Спасать ему пришлось, а вот готовить почву для этого спасения – мне. И победа, хоть и была одержана его руками, ощущалась моей.

Я прикрыла глаза и потёрла виски. Усталость была колоссальной, но где-то под ней тлело угольком злое удовлетворение. Особенно когда я вспоминала лицо Татьяны, вылетавшей из переговорной так, будто за ней гнались все черти ада. Она не просто проиграла, она была унижена. И я знала, что теперь она мой враг не на жизнь, а на смерть. Но почему-то это меня больше не пугало.

На экране ноутбука мигнуло окно мессенджера. Лиза.

«Ника, привет! Как ты? Тётя Наташа опять заставляет меня пить куриный бульон. Говорит, от него силы появляются. По-моему, от него только тоска появляется :)»

Я улыбнулась. Она пыталась бодриться, моя храбрая девочка. Пыталась ради меня.

«Привет, Лизёнок. Тётя права, слушайся её. У меня всё нормально, работы много. Как ты себя чувствуешь, честно?»

«Слабость есть, – пришёл ответ почти сразу. – Иногда голова кружится. Но в целом терпимо. Ник, всё получится, да? С Германией?»

Сердце сжалось от этого простого, детского вопроса.

«Всё получится, родная. Обещаю. Я скоро всё улажу».

Я как раз набирала очередное ободряющее враньё, когда тень заслонила свет. Я вздрогнула и резко захлопнула крышку ноутбука, словно меня поймали на месте преступления.

Стальной стоял у моего стола, засунув руки в карманы брюк. Он редко заходил ко мне, предпочитая вызывать к себе. На его лице не было и тени улыбки, но давящая аура власти сегодня казалась не такой удушающей.

– Неплохо, Романова.

Его голос был тихим, почти ровным, но я услышала в нём то, чего никогда не ожидала услышать. Признание. Для него это было равносильно бурной похвале.

– Я просто сделала свою работу, Марк Валерьевич, – ответила я, пытаясь сохранить невозмутимый вид, хотя внутри всё трепетало от гордости.

Его взгляд скользнул по моему столу и вдруг замер. Я проследила за ним и похолодела. На самом краю, прислонённая к стопке бумаг, стояла маленькая фотография в дешёвой пластиковой рамке. Та самая, которую я всегда носила с собой. Лиза. Смеющаяся, счастливая, с развевающимися на ветру волосами. Я совсем забыла убрать её в ящик.

– Сестра? – спросил он, и его голос изменился. В нём пропали стальные нотки, появилась какая-то странная, непривычная глубина.

– Да, – кивнула я, чувствуя, как пересыхает в горле. Это было слишком личное. Слишком уязвимое место, которое я не хотела ему показывать.

Он молча смотрел на фотографию несколько долгих секунд. И в этот момент я впервые увидела в нём не тирана. Не безжалостную машину для зарабатывания денег. Я увидела что-то другое. В его взгляде, на долю секунды, промелькнула такая вселенская, застарелая усталость, что мне стало не по себе. А за ней – тень глубокого, почти невыносимого одиночества. Словно эта фотография смеющейся девчонки коснулась какой-то старой, незаживающей раны в его душе.

Маска безупречного хищника треснула. Всего на мгновение. Но я увидела. Я увидела человека, стоящего за ней.

Он тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Взгляд снова стал жёстким.

– Продолжайте работать, – бросил он и, развернувшись, вышел, оставив меня одну в оглушающей тишине.

Я долго сидела неподвижно, глядя на пустой дверной проём. Воздух всё ещё, казалось, хранил его присутствие. Я прикоснулась пальцами к фотографии Лизы. Что он там увидел? Какое воспоминание всколыхнула улыбка моей сестры?

В этот вечер что-то изменилось. Между нами рухнула одна из невидимых стен. И я с ужасом поняла, что эта трещина во льду его души пугает меня гораздо больше, чем весь его гнев и тирания. Потому что за ледяной стеной я увидела бездну. И меня почему-то неудержимо потянуло заглянуть в неё.

ГЛАВА 11. Жар его ладоней

Я застыла, глядя на пустой дверной проём, в котором только что растворилась фигура Тирана. Тишина в моём стеклянном «аквариуме» стала вдруг плотной, вязкой, почти осязаемой. Воздух всё ещё был наэлектризован его присутствием, пах его дорогим парфюмом с нотками сандала и холодной уверенности. Я ошарашенно, но медленно опустилась в своё кресло, и оно жалобно скрипнуло, нарушив благоговейную тишь.

Моё сердце, только-только начавшее входить в привычный рабочий ритм, снова пустилось вскачь, отбивая сумасшедшую чечётку где-то под рёбрами.

Его взгляд. Этот мимолётный, но такой пронзительный взгляд на фотографию Лизы… Я видела нечто большее, чем простое любопытство. На долю секунды его безупречная ледяная маска треснула, и в этой трещине я разглядела нечто пугающее и странно знакомое. Боль. Застарелую, глубоко спрятанную, почти окаменевшую боль. Словно улыбка моей сестры стала тем самым камешком, который вызвал лавину в его душе.

Что он там увидел? Кого вспомнил? Я прокручивала этот момент в голове снова и снова, пытаясь разгадать ребус. Тиран, деспот, бездушный механизм… всё это было привычной, удобной бронёй, за которой я пряталась от него, а он – от всего мира. Но то, что я увидела сейчас, не вписывалось в эту картину. Оно ломало её, вносило хаос в мои тщательно выстроенные защитные барьеры. Одно дело – ненавидеть монстра. И совсем другое – понимать, что этот монстр, возможно, тоже истекает кровью.

Я тряхнула головой, пытаясь отогнать непрошеные мысли. Какая мне разница, что у него на душе? Он мой работодатель. Мой мучитель. Человек, купивший мою свободу. Я здесь, чтобы работать, а не заниматься психоанализом. Я должна сосредоточиться на цифрах, на отчётах, на его бесконечных приказах. Так будет проще. Безопаснее.

Я снова уставилась в монитор, но буквы и графики расплывались перед глазами. Я всё ещё чувствовала на себе его взгляд. И вдруг услышала тихие шаги. Он возвращался. Мои пальцы замерли над клавиатурой. Я не смела поднять головы, боясь увидеть, что он вернётся с приказом об увольнении. Может, я пересекла черту? Может, эта фотография на столе – непростительная вольность?

Дверь не скрипнула. Он просто возник в проёме, тёмный силуэт на фоне ярко освещённого коридора. Я ощутила его присутствие каждой клеточкой кожи, как ощущают приближение грозы. Он не вошёл, просто прислонился плечом к косяку и сложил руки на груди. И стал смотреть.

Время потекло, как густой кисель. Секунда, десять, минута… Он молчал. Просто буравил меня взглядом. Не злым, не ледяным, а каким-то иным. Тяжёлым, тёмным, изучающим. Будто взвешивал что-то на невидимых весах, и я была одной из гирек. Под этим взглядом я чувствовала себя абсолютно голой, выставленной под слепящие софиты. Все мои мысли, страхи, моя жалкая гордость – всё было как на ладони. Мне хотелось сжаться в комок, спрятаться под стол, исчезнуть. Но я заставила себя сидеть прямо, вцепившись в подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев.