Испытания судьбы

Максим Плотник

Испытания судьбы

Ⅰ

Это была обычная советская семья. Мать – учительница младших классов в сельской школе, отец – колхозник, и трое деток: Иван, Алина и Виктор. Была еще и бабушка, но она умерла очень рано, в возрасте шестидесяти лет, когда Ивану еще и пяти не было, а Виктора тогда еще вообще не было. Иван ее еще немного помнил, а Алина почти не помнила, ей тогда и трех лет не было. У бабушки почему-то болели ноги, и она ходила очень медленно, переваливаясь с ноги на ногу. Дальше клуни1, пожалуй, и не ходила. Отец с матерью все время были на работе, а Иван с Алиной оставались дома с бабушкой. Жили они в старенькой хатке, беленной снаружи и изнутри мелом, построенной еще прапрадедом. Это была обычная пятистенка, как и большинство хат в селе: сени, чулан и одна большая комната. В комнате была только одна старенькая деревянная кровать, покрашенная под красное дерево, на которой спали родители. Был еще небольшой стол, два стула из лозы2, с фанерным сидением, и этажерка, на которой стояли книги, тоже из лозы. Вдоль стены стояла длинная лавка, на которую садились пришедшие в гости люди. Слева от входной двери стояла маленькая лавочка, а на ней ведро с водой. Большую часть комнаты занимала печь с лежанкой. А возле лежанки были большие полати3, отгороженные от комнаты занавеской, на которых и спала бабушка с внуками. Лежать и спать еще можно было на лежанке и на самой печке. Там, сверху, было такое специальное место, где даже взрослый человек помещался, а дети с мамой даже втроем помещались, и, иногда, пели там с мамой песни. И там было очень тепло, даже теплее, чем на лежанке. И забираться туда было очень удобно, сначала на полати, потом на лежанку, а потом и на печку. Набегавшись зимой по морозу, они всегда залазили на печку и там отогревались, растирая руками задубевшие руки и ноги. Туда же бабушка им подавала горячий чай с маленьким кусочком колотого сахара.

– Сахар не кусайте, а то зубки сломаете, – предупреждала она. – Вы его мокайте в чай и сосите.

Чай был очень вкусным и очень ароматным, так как заваривался на ветках малины и черной смородины, а сахар очень сладким. Этого маленького кусочка хватало на всю кружку чая, и еще оставался. Его тихонько, чтобы бабушка не услышала, зубками разгрызали, и проглатывали, не пропадать же такому добру. Сейчас такого сахара уже нет. Рафинад так не пососешь, он сразу в руках разваливается.

Родители вставали очень рано, не позже пяти часов утра. Мать растапливала печь, а отец шел кормить и поить скотину. В небольшом сарайчике, пристроенном к правой стене хаты, жили корова, поросенок и куры. Для поросенка в печи мать варила большой чугун мелкой картошки. Осенью, когда уже были тыквы, сверху на эту картошку клали половинку сладкой тыквы, накрывая картошку этой тыквой, как шапкой. Отец заранее проверял, чтобы тыква была сладкой, не сладкие тыквы отдавали поросенку. Приготовленная таким образом тыква, была очень вкусной, и дети съедали ее очень быстро.

Поскольку печь топилась один раз в сутки, то и еда готовилась на весь день. В чугунке поменьше варился борщ или фасольный суп, с небольшим кусочком сала. Мясо там бывало только по праздникам. В небольшом горшке тушилась картошка с салом, или варилась каша. И, в совсем маленьком горшочке, варился утренний суп, с капустой или с вермишелью, заправленный подсолнечным маслом. Завтракали всегда этим супом. Дополнительно к нему, по выходным, мать еще иногда жарила яичницу. Для детей это уже был праздник. Позавтракав, родители уходили на работу, обычно, отец на весь день, а мать – до трех или четырех часов дня. Когда дети просыпались, бабушка кормила их супчиком и чаем, после чего они бежали гулять. Днем бабушка рогачом доставала из печки чугунок с фасольным супом или борщом, и кормила внуков. На второе были каша с зажаркой4, или тушеная с салом картошка. К тушеной картошке всегда были огурцы или помидоры: свежие или соленые. Ну и чай или молоко, с кусочком булки. Вечером, после того как мать подоит корову, она всегда поила детей парным молоком. Ивану парное молоко очень нравилось, уж очень вкусным оно было, а вот Алина его не очень любила, но мама заставляла выпить его, хотя бы одну кружку, так как для детей оно очень полезное.

Хлеб всегда был свой. Мать пекла его по воскресеньям. В субботу вечером она замешивала в деже5 тесто и ставила ее на теплую лежанку. Всю ночь тесто бродило и поднималось, к утру оно уже поднимало крышку дежи, а, иногда, даже вываливалось через край. Утром, после того как еда на день была приготовлена, мать убирала из печки лишние угли, раскладывала тесто по формам, и ставила их в печь. Хлеб получался очень вкусным, ароматным и мягким. Мать намазывала детям по куску свежеиспеченного хлеба чесноком и давала по куску сала, это было для них истинное блаженство, частенько одного куска такого хлеба им было мало, и они просили еще. А еще этот хлеб очень долго не черствел, так как для его выпечки, в определенной пропорции, смешивалась пшеничная и ржаная мука. Одновременно с выпечкой хлеба, в печи грелся большой чугун воды для помывки. Воду для помывки приносили от соседей. У них во дворе был и свой колодец, но вода в нем была очень жесткой, после помывки головы в такой воде, косы невозможно было расчесать, волосы слипались между собой, и, при расчесывании, вырывались клоками, а при помывке в мягкой воде, они были мягкими и пушистыми. Управившись с выпечкой хлеба, мать устраивала для детей банный день. Она заносила в хату большие железные ночвы, в которых, по очереди, и купала детей. Мыться дети не любили, так как мыло всегда попадало в глаза и щипало. Иван, на время мытья головы, закрывал глаза, и этим немного спасался, а вот у Алины так не получалось, ее косы нужно было мыть слишком долго, она не выдерживала долго сидеть с закрытыми глазами, открывала их, мыло тут же попадало в глаза, и она начинала громко плакать. Ни одна помывка без слез не обходилась.

Все было хорошо, пока бабушка не перестала ходить. Еще недавно они втроем сидели за столом и слушали через наушники радио, когда передали сообщение о смерти Сталина. Бабушка тогда сильно плакала, и не знала, как теперь они будут жить дальше. Ваня думал, что именно тогда она сильно расстроилась и заболела. Но потом, из разговора взрослых, узнал, что бабушка зачем-то полезла по лестнице на чердак, лестница под ней сломалась, так как была очень старая, наверно, старше бабушки. Бабушка упала и сломала какую-то шейку на бедре. Теперь она все время лежала на полатях и никуда не ходила. Сколько угодно спать по утрам дети теперь не могли. Мать должна была накормить их завтраком до ухода на работу. Обедали они теперь поздно, когда мама возвращалась с работы. Но гулять они могли по-прежнему, бабушка отпускала. А вскоре бабушка умерла. Теперь их оставляли дома одних, запрещая кому-либо открывать дверь и выходить во двор. Приходилось полдня играть в хате. Из стульев строили машины или паровозы, и ехали в воображаемое путешествие. Как-то мама сильно задержалась на работе, а детям очень хотелось кушать.

– Ваня, я кушать хочу, – просила Алина.

– На, хлебушка покушай, – предложил Ваня.

Алина несколько раз откусила хлеб, попробовала жевать, но хлеб был уже старый, давно испеченный. Это был уже не тот свежеиспеченный хлеб, который они с удовольствием ели, когда мама только-что доставала его из печки.

– Я не буду его есть, – вредничала Алина, – он не вкусный.

– А хочешь с салом? – предложил Ваня.

– Не хочу, – отказалась Алина. – Оно не вкусное, и плохо пахнет. Хочу с колбасой.

– Чего захотела, а сырой картошки не хочешь? – сказал Ваня, подражая взрослым. Мать с отцом так обычно говорили, когда дети вредничали, перебирая с едой.

А Алине эта мысль понравилась.

– Хочу вареную картошку, – тут же согласилась она.

Покушать тушеной картошки не прочь был и Иван. И он пошел смотреть, что есть в печке. Поставил возле печки маленький стульчик, залез на него, дотянулся до заслонки, закрывающей печь, и открыл ее. Ближе всех стоял какой-то маленький горшочек, его и решил достать Ваня. Он нашел под печкой самый маленький рогач, снова залез на стульчик, и вытащил из печки этот горшочек. В горшочке была гречневая каша. Где стоит зажарка, он знал, поэтому, они с Алиной, с удовольствием, покушали гречневую кашу с зажаркой. Иван был горд, и чувствовал себя взрослым. А вот пришедшая с работы мать пришла в ужас.

– Хорошо, что борщ не стал доставать, – ругалась она, – обязательно на себя бы горячий борщ опрокинул.

После этого им начали оставлять еду в глиняных мисках, сразу за заслонкой печи, а Ивану строго-настрого запретили доставать что-либо из печи, кроме этих мисок.

А зимой у них появился братик. Мама теперь все время была дома, и они никогда не оставались одни. Теперь мама чаще готовила им разные вкусности: пирожки с творогом, налистники, галушки. А галушки были не обычные, а из блинчиков. Сначала мама пекла вкусные блинчики, не просто из муки, а с добавлением в нее крахмала. Потом эти блинчики резали на полоски и варили в молоке. Таких галушек больше никто не делал. Из этих же блинчиков делали и налистники: в блинчик заворачивали творог, потом их тушили в кастрюльке, с добавлением масла. Это было объедение. Но это очень дорогое удовольствие, так как для этого нужно было покупать масло, а не маргарин, как покупали обычно. А денег лишних не было. В то время, до денежной реформы, мать получала шестьсот рублей, а отец зарабатывал только трудодни, на которые, в конце года, выдавали несколько мешков зерна, и немного денег, меньше, чем мать за месяц зарабатывала. Поэтому, денег не хватало, и родители еле концы с концами сводили. А еще нужно было отложить денег на ремонт прохудившейся соломенной крыши, которая уже в нескольких местах начала протекать. Отец, как мог, пытался подзаработать: ездил в Ленинград торговать семечками, шил ватные валенки и продавал их на рынке. Много заработать он конечно же не мог, но из каждой поездки он обязательно привозил немного денег и кусок вареной колбасы, и дети с нетерпением ждали его приезда. Как же она вкусно пахла, не то, что пожелтевшее от долгого лежания в деже сало, которое они обычно ели. А какой обалденный вкус! Они могли бы съесть эти полкило колбасы за один раз, но отец растягивал им это удовольствие на два дня.

Ⅱ

Поскольку у матери теперь не было больших стопок тетрадей, которые нужно было проверять, она решила учить Ваню читать и считать. Сначала учили азбуку, и счет до двадцати. Ване все очень нравилось, и он с удовольствием занимался с мамой. Мама обещала, что, когда он выучит все буквы, она достанет букварь, и они будут учиться читать. Ваня старался как мог, чтобы побыстрее увидеть этот загадочный букварь. И вот долгожданный день наступил, и Ваня держал в своих руках букварь, в котором было много цветных картинок, и он Ване понравился. Начали по слогам читать слова, и это Ване не очень понравилось, так как он часто ошибался, а мама за это его ругала. Ему больше нравилось считать. Мама учила его складывать и вычитать, это получалось у него гораздо лучше, чем читать. Худо-бедно, чтение по слогам он освоил. Теперь мама уже требовала, чтобы он читал не по слогам, а все слово целиком. Каждый день нужно было прочитать одну страницу из букваря. Друзья звали его гулять на улицу, а мама его не отпускала гулять, пока он не прочитает страницу без ошибок. Ваня плакал, пытался протестовать, говорил, что вообще читать не будет, но на маму его слезы не действовали, могла вообще не отпустить его гулять, если страницу не прочитает. Иван уже ненавидел этот букварь. Все друзья гуляют на улице, он видит ох через окошко, и слышит их веселый смех, а он, из-за этого букваря, должен сидеть дома и проливать горькие слезы. Попытался спрятать этот злосчастный букварь – источник всех его бед, но мама его быстро нашла. И Ване ничего не оставалось, как научиться читать, быстро и без ошибок.

Позже Ваня вспоминал это время, как самое счастливое, несмотря на все его слезы. В это время они были не одни, с ними целыми днями была мама. Прошло полгода, и маме нужно было выходить на работу, декретный отпуск закончился. Встал вопрос, куда девать маленького Витю? В селе были ясли, но в них брали только с девяти месяцев. С большим трудом матери удалось устроить шестимесячного ребенка в эти ясли, а сама вышла на работу. И снова Ваня и Алина на полдня оставались в хате одни. От нечего делать, Иван осваивал новые территории. Залез в ящик стола и обнаружил там массу интересных вещей. Там лежало несколько зажигалок. Ваня все их проверил, но ни одна из них не работала, хотя искру все высекали, наверно не было бензина. За неимением бензина, Ваня заправил их керосином, но они, почему-то, так и не заработали. Далее Ивана заинтересовал окулировочный нож отца. Нож оказался очень острым, не то, что кухонный, и Ваня заточил им все карандаши, а когда закрывал его, очень сильно порезал палец. Очень больно не было, но из раны сильно текла кровь. Ваня испугался и заплакал. Вместе с ним плакала и Алина. Ваня замотал палец какой-то тряпкой. Они сидели с Алиной на полатях и плакали, пока не пришла с работы мама. Когда мама размотала тряпку, крови уже не было, но рана была очень глубокой.

После этого Ваня залез в скрыню6, которая стояла в сенях. В ней хранилось постельное белье и всякая одежда, в общем, ничего интересного. Иван уже хотел закрывать крышку, как увидел что-то блестящее. Это был какой-то женский передник, очень красивый. А еще, в боковом ящичке, Иван обнаружил очень красивые бусы, причем, очень большие, в несколько низок, соединенных между собой. На них были и разноцветные стеклянные граненные шарики разного размера, которые в луче света переливались разными цветами, и металлические пустотелые блестящие штучки различной формы: напоминающие два соединенные цилиндра, и круглые. Как потом объяснила Ивану мама, это было приданное бабушки: шитая золотом и серебром запаска, и старинное монисто, из серебряных элементов и венецианского стекла. Все это было очень дорогое, и она просила Ваню больше туда не лазить.

Не успела зажить рана, как Ваня увидел пучок веток калины с ягодами, который висел в сенях. Ягоды висели над подвалом, который в сенях сделал отец. В сенях нет окон, поэтому, при закрытых дверях, там абсолютная темень. Ваня разглядел эту калину возвращаясь со двора, когда входная дверь была открыта. Луч света попал прямо на калину. Красные, блестящие ягоды были такие красивые, они так и притягивали Ваню к себе. Ему неудержимо захотелось попробовать эти ягоды. Но они висели высоко, и Иван до них не доставал. Он несколько раз подпрыгивал, но дотянуться до калины не получалось, хотя, по его ощущениям, дотянуться оставалось буквально с пол ладошки. Тогда он решил прыгнуть с разбега. Разбежался, и прыгнул. Такого прыжка конструкция отца не выдержала, половина потолка подвала рухнула вниз, а вслед за ним и Иван. Наверху осталась стоять только скрыня, и мешки с зерном, которые стояли возле нее. Сначала он ничего не понял. У него ничего не болело, но перепугался он очень сильно. Больше всего он боялся, что его будут сильно ругать, ведь он разрушил подвал, который построил отец. И опять они с Алиной проплакали весь день: Ваня в подвале, а Алина в сенях, на краю подвала, пока отец не вернулся с работы и не вытащил Ваню из подвала. Но отец Ваню не ругал, он сам перепугался, когда все это увидел. И мама его не ругала, она, почему-то, ругала отца. Ваню все только успокаивали, и пытались узнать, что случилось. Ваня, сквозь слезы, пытался объяснить, что хотел попробовать ягоды калины, но объяснить у него не получалось, он не мог выговаривать слова. Он заикался, и заикание было настолько сильным, что он практически не разговаривал. Через несколько дней отец взял в колхозе лошадь, и на санях повез Ваню в соседнее село к бабке-ворожке. По дороге в это село они по льду переезжали какую-то маленькую речушку. Уже возле противоположного берега лошадь неожиданно провалилась под лед. Она громко ржала, барахталась в полынье, и не могла выбраться на берег. Ване показалось, что лошадь вот-вот утонет. Он опять страшно перепугался. Но отец соскочил с саней и начал толкать их к берегу, стараясь помочь лошади. И лошадь благополучно выбралась на берег. Когда приехали к бабке, Ваня уже совсем не разговаривал. Бабка долго шептала над Ваней какие-то молитвы или заклинания и крестила его голову, пообещала, что он заговорит, но не сразу. И действительно, через пару месяцев Ваня уже нормально разговаривал, легкое заикание проявлялось только тогда, когда он сильно волновался.

После этого происшествия было решено детей, на летнее время, отдавать в колхозный садик, чтобы, хотя бы летом, они не оставались одни и были под присмотром. Этот садик работал только летом, когда было много работ в поле, зимой в нем не было необходимости. И Иван все лето ходил в садик, ему там нравилось, а вот Алине в садике не понравилось, и она наотрез отказалась туда ходить. На время летних каникул за ней согласилась присматривать соседская девочка Галя, которая училась в шестом классе. А зимой они опять оставались в хате одни.

Ⅲ

В самом начале зимы сильно заболел их младший брат Витя, которого где-то продуло в яслях. У него было воспаление легких, и мала пролежала с ним в больнице две недели. Все это время отец один и еду готовил, и за скотиной ухаживал, и на работу ходил. По вечерам он, иногда, готовил детям деликатес: запекал в грубке картошку в мундирах и приносил из чулана кусок мерзлого свежего сала. Они втроем сидели возле грубки и наблюдали, как в ней горит хворост. Языки пламени перепрыгивали с ветки на ветку, распространяясь все больше и больше. Вот уже вся стопка хвороста горит полностью, огонь достает аж до плиты с кружками, расположенной над грубкой. Если снять кружок с плиты, то огонь даже наружу вырывается. На этой плите иногда что-то готовили, и, частенько, жарили яичницу. Но сейчас кружки никто не открывает, и яичницу никто на жарит, у них будет блюдо повкуснее. Тяга с грубки хорошая, и слышно, как в дымоходе гудит дым. Потом огонь постепенно угасает, и отец подкладывает следующую порцию хвороста. Нужно натопить так, чтобы всю ночь в хате было тепло. Вот догорает и последняя порция принесенного отцом хвороста. Языков пламени в грубке больше нет, там только много углей, переливающихся различными оттенками красного цвета, от ярко-красных, до совсем темных. В эти угли отец и закладывает картошку. Теперь остается только ждать. Отец периодически достает кочергой из углей одну картошину и проверяет ее готовность. А дети с нетерпением ждут, когда он скажет, что картошка уже готова. И вот, наконец-то, отец говорит: «Кажется, уже готова». Он кочергой выгребает картошку из углей на край грубки, оттуда, руками, обжигая пальцы, перекладывает ее в алюминиевую миску. Пока картошка остывает, отец режет на кусочки мерзлое сало. После этого все дружно начинают чистить картошку. Она еще горячая, и обжигает пальцы, но больше ждать никто не хочет. Картошка вся в саже, и вскоре руки у всех становятся черными. От усердия, у детей на лицах выступают капельки пота. Они смахивают пот руками, вскоре и лица оказываются испачканными сажей. Но это никого не волнует. Самая нетерпеливая Алина, начинает кушать картошку с салом. От ее грязных рук сало тоже становится черным. Отец предлагает сначала помыть руки и умыться, а потом уже кушать. Алина послушно идет умываться, но моет только руки, мыть лицо ей некогда, ведь на столе стоит такая вкуснятина. Запеченная картошка со свежим мороженным салом – это просто объедение. Дети съедают ее столько, что отец начинает волноваться, как бы у них животы не заболели.

Через две недели мама с Витей вернулись домой, а еще через месяц, опять попали в больницу, и опять воспаление легких. За год Витя болел воспалением легких семь раз. Так можно было и ребенка потерять. За этот год мать очень сильно похудела, по словам отца, на ней остались только кожа и кости. Нужно было забирать Витю из яслей, где он все время простывал. И у них в хате появилась бабушка-няня, которая все время жила у них, так как своей хаты у нее не было. Она смотрела в основном за Витей, и старших в обед кормила. Через некоторое время Витя стал очень беспокойным, начал плакать так, что его невозможно было успокоить. И странное дело, так он реагировал на приход родителей с работы. Пока их не было, он спокойно спал, или просто лежал в своей кроватке, и никогда не кричал. Поскольку ребенок стал очень беспокойным, няня потребовала доплату за свою работу. Родителям пришлось согласиться. Как-то няня отпросилась на пару дней съездить в гости к своим родственникам. Ее отпустили, а отец на это время оставался дома. За эти два дня ребенок ни разу не кричал, и даже не плакал. А когда мать решила его искупать, то увидела на его теле множество красных пятен продолговатой формы. Появилась догадка, что няня специально щипает ребенка, чтобы он плакал. Няню выгнали сразу же, как только она вернулась, а вместо нее взяли другую бабку, тоже бездомную. Витя больше никогда не кричал, и плакал очень редко, и больше не болел. Родители не могли нарадоваться, что нашли такую хорошую няню.

* * *

Как-то отец принес очень много денег, почти половину заплаты жены. Он был очень доволен, что так дорого продал цыганам никому не нужные вещи, которые валялись без дела в скрыне. Оказалось, что он, ни с кем не посоветовавшись, продал бабушкину запаску и монисто, которые стоили в сто раз дороже, чем он их продал. Но дело было даже не в деньгах – это была память о бабушке. Мать его даже не ругала, она просто сидела и тихо плакала.

Ⅳ

Ваня часто просил маму взять его с собой на работу, уж очень ему хотелось посмотреть школу. И вот однажды, мама согласилась. Шли сначала по улице, потом по тропинке через огороды, и вышли к школе с тыльной стороны, но вход в школу был именно отсюда. Это было длинное одноэтажное здание с очень высоким крыльцом. Был выходной день и учеников не было, но все учителя были на месте.

– Опаздываете, Марья Кирилловна! – сделала маме замечание заведующая.

– Да вот, с ребенком долго шли, – оправдывалась мама.

– Можно было и дома его оставить, муж ведь сегодня дома, – продолжала упрекать заведующая.

Мама промолчала. Все учителя сидели на полу в библиотеке, между стеллажами с книгами, и листали книги. Те листы, на которых был портрет Сталина, они ножницами вырезали, а все упоминания о Сталине закрашивали черной тушью. На книги страшно было смотреть, некоторые листы почти полностью были замазаны черной тушью. Мама присоединилась к остальным и тоже стала вырезать и закрашивать листы. В общем, Ваня ничего интересного в этой школе не увидел.

– А зачем вы портреты Сталина вырезали? – спросил Ваня, когда они возвращались домой.

– Такое указание поступило, – ответила мама. – Хрущев раскрыл культ личности. Тело Сталина даже из мавзолея вынесли, – грустно добавила она.

Все было хорошо почти два года, пока соседи не сказали отцу, что бабка у них интересовалась, сколько ей нужно прожить в этой семье, чтобы потребовать свою долю в хате. Она где-то слышала, что если домработница долго живет у хозяев, то имеет право на часть их жилплощади, но не знала, насколько долго нужно прожить, чтобы потребовать компенсацию за такую жилплощадь. Родители пришли в ужас от этой новости. Они ничего не знали о таком законе, но, чем они будут платить этой бабке, если это правда? Они и так еле концы с концами сводят. Крышу никак не могут перекрыть. Деньги, накопленные на ремонт крыши, пришлось потратить на ремонт колодца. Деревянный колодец, который был у них во дворе, был построен еще прапрадедом. Дубовые бревна, которыми были обшиты стенки колодца, окончательно сгнили, часть из них обвалилась и перекрыла доступ к воде. До ближайшего чужого колодца было не менее двухсот метров, туда не находишься. Отец нанял бригаду мужиков, которые прямо во дворе отлили бетонные кольца для колодца, почистили старый колодец, вытащив из него все бревна, и опустили вместо них в колодец изготовленные бетонные кольца. Они же посоветовали отцу снести и старый «журавель», с помощью которого вытаскивали ведра с водой из колодца.

– Федор, – предложили они, – давай снесем этот старый «журавель», от греха подальше. Он ведь уже на ладан дышит, не дай бог упадет, и прибьет кого-нибудь.

– А ведра как будем вытаскивать? – не понял такого странного предложения отец.

– Коловорот сделай, – посоветовали мужики.

Отец согласился, и, вместо журавля, ведра с водой теперь вытаскивали коловоротом. Колодец конечно получился красивый, но все накопленные деньги ушли на него. А тут еще бабка, с ее желанием получить с хозяев компенсацию за свое проживание. С хорошей бабушкой тоже пришлось расстаться. И снова дети оставались в хате одни. Теперь уже на попечении Вани, как старшего, оставались двое младших. Но теперь он уже был большой, мог из печки не только маленький горшочек с кашей вытащить, но и чугунок с борщом, и всех накормить. Иногда Ваню посылали в магазин за хлебом. В это время, почему-то, начались перебои с хлебом. Его по несколько дней не привозили в магазины, а когда привозили, то всем не хватало, несмотря на то, что его продавали только по две буханки в руки. Поэтому нужно было срочно бежать в магазин, как только соседи сообщали, что его привезли. И хлеб этот был уже не тот, что раньше. Он был желтого цвета, так как в него добавляли половину кукурузной муки, был не вкусным и быстро черствел. Иногда они оставались совсем без хлеба, и тогда матери приходилось снова печь свой хлеб, чего она уже давно не делала. Но дети этому были даже рады, они опять, как раньше, кушали вкусный хлеб с салом и чесноком.