Фемдом по-русски

Дмитрий Владимирский

Фемдом по-русски

Глава 1. Север. Тишина. Я

Снег, как старое покрывало, лежал на крыше нашего деревянного дома, будто пытался укрыть нас от жизни, которой не было. Я стояла у окна, в пижаме, без лифчика – грудь покачивалась от каждого вздоха. Муж дышал за спиной тихо, размеренно. Как всегда. Он был будто фоновым шумом в моём мире – тёплый, надёжный, но давно не возбуждающий.

Дети спали. Шестилетняя Ника обнимала плюшевую сову, а Артём, десятилетний, подвинул кроватку ближе к стене – боялся ночных теней. Удивительно, как дети инстинктивно ищут безопасность, даже когда опасность – это ты. Я поймала себя на мысли: в этом доме я и есть опасность. Потенциальная. Замёрзшая. Ждущая.

Муж был северянин. Суровый, спокойный, молчаливый. Он умел добывать рыбу, строить бани и варить уху из ничего. И совершенно не умел смотреть мне в глаза, когда я хотела большего. Глубже. Грязнее. Сильнее. Он стеснялся, когда я прикасалась к себе при нём. А однажды просто отвернулся, когда я, на коленях, раздвинула губы и прошептала: «Смотри, я твоя». Его не было. Он существовал рядом, но не со мной. И тогда я начала искать. Не мужчину. Нет. Я искала что-то большее. Власть. Контроль. Я искала вкус своей тени.

Мы познакомились в онлайн-чате, посвящённом женской сексуальности. Её ник был Принцесса_Чугун. Я усмехнулась – нелепое имя для такой ледяной, обволакивающе властной женщины. Она говорила коротко, резко. Сразу поняла, что я ищу. И что во мне дремлет не просто неудовлетворённая жена. Она сказала: «Ты родилась не быть женой. Ты родилась быть Богиней». И я поверила.

Она прислала мне список. Не объясняя. Просто:

– Бритва. – Чёрные чулки. – Каблуки. – Металлический ошейник. – Небольшой замочек. – Зеркало в полный рост.

И я подчинилась. Каждому пункту. Больше всего запомнилось, как я стояла перед зеркалом, гладко выбритая, на каблуках, в одних чулках. В руках был ремень мужа. Тогда он ещё не знал, что этот ремень скоро будет на другом мужчине. Не на его бёдрах. На его шее.

Первая встреча была в мотеле. За городом. Принцесса_Чугун ждала меня в красном пеньюаре. Я помню, как тронула пальцами её плечо – холодное, как лёд из водки. Она не улыбалась. Только кивнула. И сказала:

– Ты пришла. Теперь забудь своё имя.

Меня она называла просто – Мать. А потом добавила: «Ты станешь тем, чем боишься быть. И полюбишь это».

Так началась моя дрессировка. Нет, не меня. Её. Моей наставницы. Она учила меня, как брать мужчину не руками – взглядом. Как ставить ногу на грудь, и чтобы он целовал каблук, будто святыню. Как затягивать клетку для члена – и говорить: «Твоя эрекция принадлежит мне». И я училась. Я впитывала это, как тело впитывает шлепок – сначала больно, потом сладко.

Через неделю у меня был первый раб.

Через неделю я впервые написала ему в личку. Он звался Андрей, но сам выбрал имя – Тень. Я не знала тогда, насколько точным оно окажется. Мы договорились: он будет подчиняться письменно. Я буду учиться управлять – словами. Сначала голосом. Потом мыслями. Только потом – телом.

Он прислал мне фото – на коленях, с открытым ртом, в ошейнике. Я не ответила. Я просто переслала это Принцессе. Она прислала эмодзи – корону и пламя. «Ты готова», – написала она. Я взяла зеркало и посмотрела себе в глаза. Там была тень. Но не его. Моя.

Мы не встречались вживую. Пока. Но каждый вечер я включала камеру. Он облизывал пол, пока я вела хозяйственные дела. Я надевала каблуки и наступала ими на полку – в камеру. Он дрожал. Я чувствовала это даже сквозь пиксели.

Секс с мужем в ту ночь был. Формально. Как холодный чай. Он вошёл в меня, глядя в потолок. Я зажмурилась и представляла, что подо мной – не он. Что на мне – ошейник. Что передо мной – раб. Его голос, его мольбы. Я не кончила. Но почувствовала, как родился голод.

На следующий день я купила наручники. Металлические, тяжёлые. С замком, который клацал, как предвестие чего-то грязного и вкусного. Я не говорила мужу. Я не объясняла. Просто прятала их под подушкой, рядом с флаконом духов, который мне подарила Принцесса. Запах был резкий – чёрный перец, сандал, чуть-чуть крови.

На третьей неделе я приказала Тени вылизать мои ботинки. Видеозвонок. Он был на коленях в своей однушке. Я сидела у камина, читая детям сказку. Наушники в ухе. Его дыхание, язык, стоны – всё было только моим. И когда Ника сказала: «Мама, у тебя такие добрые глаза», – я поняла: маска больше не маска. Это моё новое лицо.

В пятницу вечером я позволила мужу войти в меня. Но перед этим… я включила камеру. Установила её перед собой. На экране – Тень. Я прижалась к подушке, глаза в объектив. Он смотрел. Он чувствовал, как меня трахают. И это возбуждало его больше, чем меня. После, когда всё закончилось, я посмотрела в камеру и прошептала:

– Лижи. Всё. Без остатка.

Он подчинился. Сцена, которую он представил, стала частью его плоти. А мой муж – спал, повернувшись к стене. Всё было тихо. Даже слишком. Как север зимой.

Глава 2. Шёлк и холод

Она пришла, как запах сигарет в чужой машине – не сразу, но мгновенно своя. Принцесса_Чугун. В жизни – Наталья, стройная женщина под пятьдесят, с лицом, натянутым, как перчатка. Она пахла дорогим равнодушием и смотрела на всех, как на своих бывших.

Мы встретились в кафе. Она не поприветствовала, не улыбнулась. Просто посмотрела на мои руки.

– Ты грызёшь ногти. Значит, либо тревожишься, либо хочешь, чтобы тебя наказали. Или и то, и другое. – Она отхлебнула эспрессо, даже не глядя на чашку. – У тебя есть потенциал. Но ты вся в вине. Это – слабость. Госпожа не винится. Госпожа приказывает.

Я слушала. Глотала. Внутри пульсировало что-то похожее на страх. Или возбуждение. Или то и другое.

Она дала мне коробку. Маленькую, бархатную, чёрную. Внутри – металлическое кольцо на шею. Никаких украшений, только гравировка внутри: "Non serviam."

– Не носи его на людях. Только в себе.

Вечером я примерила его перед зеркалом. Кожа холодила. Серебро ловило тёплый свет. Мне показалось, что я старею на глазах – но не теряю, а обретаю себя. Как будто взрослею в ту, кем всегда боялась стать.

С тех пор я каждый день записывала голосовые – для Тени. Он не имел права отвечать словами. Только действиями. Вырезал моё имя лезвием на бедре. Прислал фото, как спит на полу. Лизал экран телефона, когда я ему приказывала.

Я же училась. Читала статьи. Смотрела сцены. Принцесса давала задания: «Заставь мужчину пописать стоя, а потом вытереть за собой языком». «Найди, в чём твой голос звучит командно». «Устрой наказание за воображаемую вину».

Я тренировалась на муже. Он не знал. Просто однажды я велела ему мыть посуду – без слов, просто взглядом. Он подчинился. В другой вечер – велела не заходить в спальню. Он спал на диване. Ни звука, ни упрёка. Его молчание становилось формой подчинения. Или трусостью. Или – любовью.

Однажды Тень написал мне в 4 утра. Нарушение правила. Принцесса учила: нарушение – это вызов. Нужно не гневаться. Нужно ставить на место.

Я велела ему… встать на подоконник, раздеться, снять видео, как он произносит моё имя десять раз и бьёт себя по лицу после каждого. Он сделал. На фоне снег. Он голый. На губе – кровь. В глазах – восторг.

Я не спала до утра. Я мастурбировала, пока дети спали, и муж сопел в зале. Сначала пальцами. Потом – каблуком. Сначала – воображая, что я одна. Потом – что я с ним. Потом – что я им управляю. Как животным. Как собой.

На утро я поцеловала мужа в висок и пошла готовить детям оладьи. В голове звучал голос Натальи:

– Госпожа не просит. Госпожа берёт. Даже если это – свой собственный разум.

Глава 3. Зеркало нараспашку

Я сняла халат. Он упал на пол, как лишнее воспоминание. В зеркале – я. В чулках, на шпильках, с плетью, которую я ещё ни разу не держала по-настоящему. Свет падал сверху, от бра, рисуя тени между грудей и под рёбрами. Я не была красавицей. Я была фигурой. Шахматной. Королевой. Чёрной.

Тень был на экране. Камера – внизу, чтобы я смотрела на него свысока. Он был в ошейнике. Без трусов. С руками, сцепленными за спиной, как будто уже повержен. Я говорила мало. Просто стояла перед зеркалом и смотрела на себя, пока он ждал. Иногда – поправляла чулок. Иногда – втягивала воздух, чтобы приподнять грудь. Иногда – царапала себя ногтями по бёдрам, чтобы показать, где он должен быть.

– Скажи, чья ты тень? – прошептала я.

– Ваша, Госпожа.

– А у тени есть голос?

– Только если вы прикажете.

– Я не приказываю. Значит, молчи.

Он молчал. А я медленно села на стул. Раздвинула ноги. Я чувствовала, как влагалище пульсирует от того, как я просто наблюдаю за собой. Это была не мастурбация. Это был контроль. Над собой. Над ним. Над вселенной, в которой он не мог дышать, пока я не позволю.

Я позволила.

Он выдохнул, как будто нырнул на дно и только что вынырнул. Я улыбнулась. Встала. Подошла к зеркалу. Коснулась стекла пальцем. На экране – он облизывал экран. Я – смотрела себе в глаза.

Позже в ту ночь я позволила себе прикоснуться. Медленно. Как будто не знала, где у меня клитор. Как будто впервые. Это была не спешка. Это было вознесение. Я играла, как в кино. Молча. Вся сцена – немая.

Когда я кончила, я не вздрогнула. Я просто разжала пальцы и вытерла руку об бедро. Это был не оргазм. Это была подпись.

Я сняла камеру. Посмотрела на мужа. Он спал. И всё чаще мне казалось, что он притворяется.

На следующее утро я велела Тени отправить мне деньги. Просто так. Без цели. 37 000. Он перевёл. Я купила зеркало. Во весь рост. С подсветкой. Поставила в спальню. Муж ничего не сказал.

Но когда я вставала ночью попить воды, я заметила: он смотрел в это зеркало. Долго. Как в бездну. Как в новую меня.

Глава 4. Ремень и шёпот

Вечером я открыла шкаф мужа и достала его старый ремень. Кожаный, с надписью Levi’s. Он носил его, когда мы только познакомились. Я всегда ненавидела этот ремень. А теперь – гладила его, как шкуру зверя, которого собиралась оседлать.

Принцесса сказала: «Наказание – это музыка. Главное – не стук. Главное – пауза». Я училась слушать паузы в себе.

Тень был онлайн. Камера установлена в его комнате – он теперь переехал. Специально. «Для служения», написал. Молился на пол. Лежал под столом. Я попросила его постелить туда фотографии моих ног. Он распечатал и расстелил, как иконы. Я велела ему положить язык на одну и ждать, пока я дам команду дышать.

А сама смотрела на ремень. Провела им по коже. Оставила след. Поднесла к носу. Он пах прошлым. Я решила: нужно его освятить.

Наказание за вчерашнюю вольность – Тень сказал в чате слово «хочу». Он не имел права. Я написала: «Ты – не хочешь. Ты – принимаешь». Он ответил: «Да, Госпожа». Но это было уже после. Грех свершён. Плата – удары.

Я повесила ремень на камеру. Чтобы он смотрел. Чтобы знал: звук, когда он упадёт – будет его новой кожей.

– Считай удары, – сказала я.

Он положил щёку на пол. Руки за спиной. Глаза вниз. Как зверь, знающий, что его будут ломать.

– Один, – прошептал он. – Два… три…

Я не ударяла. Просто касалась ремнём по спине, каждый раз чуть сильнее. Он не знал, когда будет первый настоящий. В этом была игра. И страх. И желание.

– Девять… десять… – голос дрожал. – Одиннадцать… двенадцать…

На пятнадцатом – я ударила. Он вскрикнул. Слишком громко.

– Тишина, – сказала я. – Лай не поощряется.

Он замолчал. Плакал, но без звука. Я смотрела, как капля скатилась по его носу и упала на фото моей ступни. Символично. Красиво. Возбуждающе.