
Полная версия
Проклятые родом. Глазами Ведьмы

Рейвен Вайс
Проклятые родом. Глазами Ведьмы
Глава 1
Один из охотников сидел неподалеку от временной клетки, откинувшись на ствол раскидистого дерева. Своими поблекшими ледяными глазами он рассматривал сгорбившуюся фигуру через тонкие, погнутые полоски железа, кое-где замененные обычными ветками.
Казалось, Сенна никогда еще не испытывала столько эмоций разом за всю свою жизнь. Разочарование, уныние, гнев и тревога клубились в ней опасным коктейлем, который вот-вот мог взорваться и окончательно разбить ее на такие мелкие осколки, что никакой ведьме не под силу собрать. Могильный холод вкупе с крупной дрожью пронизывали каждый уголок ее тела, и она смотрела на свои руки, не узнавая в этих изрезанных, грязных, непослушных отростках воплощение своих ведьмовских сил. Кто бы поверил, что всего пару лун назад она этими самыми руками исцеляла хворых, собирала магические травы, ласкала лесную живность и перебирала по строкам древних книг и фолиантов?
В них не было много грубой силы, но ими же Сенна как-то справлялась с хозяйством своей землянки – на отшибе, очень далеко от города, в котором она появлялась слишком редко, чтобы кто-то мог на нее донести.
«Кто, кто, кто, кто?» – все мысли концентрировались лишь в этот вопрос, на который она не могла найти ответ.
Не зря всякие умники из Коллегии Охотников так усердно присматривались к рыжим пятнам среди горожан, да так усердно, что многие родители порой считали медный блеск на голове новорожденного проклятием или смертельным недугом. Этот признак почти всегда указывал на врожденные сверхъестественные силы у его обладателя.
И Сенна не стала исключением. Этим днем у их добычи волосы были цвета огня и глаза цвета неба.
Она теребила веревку на ногах, лишь чтобы занять свое тело, пока эти мысли сами занимали ее сознание. Тот, кто повязал ее и приволок сюда, посадил в клетку, не был похож ни на кого из ее знакомых. Она не чувствовала от него ничего, с чем бы ей приходилось когда-то соприкасаться. Даже если бы он когда-то общался с ее троюродной бабушкой с десяток лет назад, Сенна бы почувствовала это. Но… Пустота. Человек, повязавший ее накануне, не имел ничего общего ни с кем из ее окружения.
– Тогда почему? – воспаленно задавалась она вопросом, шевеля раскусанными губами, на которых кровь уже давно образовала корочку, и сглатывая то и дело подкатывавший к глотке ком.
Она не могла позволить себе ни разрыдаться, ни сблевать. Только не на глазах у охотника, который то и дело смотрел на нее, как на уже обуглившийся труп. Нет уж, Сенна не могла пасть так низко, особенно если никакой вины за ней не было.
Ну, почти не было…
Охотник обернул разорванную травинку вокруг пальца еще раз, разрывая в новом месте и вместе с тем разрывая поток мыслей Сенны. Темные ресницы над его удивительно льдистыми глазами все же дрогнули, и он со вздохом поднялся, неспешно подходя к жалкой клетушке. Наклонился с улыбкой – по-хищному, так, что та почти не затрагивала глаза.
– Эй, чучело.
Она дернулась и отползла к дальней стене клетки, когда охотник окликнул ее. Что он собирался делать? Его усмешка расползлась чуть шире, пока он разглядывал ее почти вплотную.
Навязчивые хаотичные мысли вспыхнули паникой и заметались еще быстрее, пока дыхание и сердцебиение учащались от подкатившего страха. Воротник ее такой же грязной, когда-то белоснежной расшитой рубахи неприятно надавил на горло, потому что Сенна села и проехалась по ее нижнему краю, пока отползала, и ей пришлось откашляться.
Пальцы охотника зацепили висящий на клетке замок, покрутили, и через секунду он просто сшиб проржавевшие петли сапогом, открыв дверь и все с той же клыкастой ухмылкой, присев на корточки перед ней.
– Пойдем.
Сенну снова дернуло, и кашель буквально застрял в горле.
Если сбит замок, значит, ее уже не собираются возвращать обратно в клетку?
– Чт-… Куда?
Охотник словно желал знать, чего испугается его добыча больше: огня, подготовленного для нее завтрашним днем, или чего-то другого, специально от него?
Ответный бессловесный оскал не сулил ничего хорошего. Равно как и чужие глаза – вместо зрачков Сенна увидела в них две маленькие бездны, прошибающие пространство и поглощавшие свет, как ненасытное чудовище из самых страшных сказок. Она уже видела чудовищ. И знала, что они куда опаснее, чем яростный огонь инквизиции. Впрочем, несмотря на свою репутацию целительницы, огонь никогда не пугал Сенну – напротив, он был ее «близким другом» с детства, которого много лет назад она и сама заточила под замок по многим причинам.
Но что… Что он задумал?
– Пойдем-пойдем, – повторил он, отворяя дверь клетки шире.
– З-зачем? – заикнулась Сенна, отплевываясь от собственных волос. – Еще слишком рано. Вы сами сказали, что только завтра… Почему?
Она прижала завязанные руки к груди и сгорбилась над ними, силясь побороть накатывающую истерику. Нет-нет-нет-нет-нет. Этого нельзя было допускать, нельзя терять над собой контроль даже под страхом смерти. Она стиснула зубы до боли и вскинула голову. В глазах неприятно защипало, а изображение перед глазами поплыло.
– У вас жжет крестом на спине. В дождливые дни тянет в колене, а засушливый воздух обдирает горло. Я… Я могу помочь вам…
Сенна оперлась на руки, сделала несколько поползновений в сторону охотника, упивавшегося ее страхом, чуть склонив голову набок, и постаралась не дышать слишком часто, чтобы выглядеть… убедительно? Надежно? Не слишком тряпкой?
– Я могу вам помочь, только освободите меня. Я не сделала ничего дурного. Лишь благо, уверяю!
– Тих, – он даже не сказал, просто шикнул на чужие попытки отговориться, как успокаивают зверей, зная, что те все равно не услышат, а услышав, не поймут, – тиш-тиш.
Затем сунул руку к забившейся в угол Сенне, цепляясь за путы на ее ногах, чтобы вытянуть к себе. Достал нож и, слегка морщась, прижал истерично брыкнувшееся тело коленом за те же путы. Сенна визгливо ахнула, стоило лезвию ножа сверкнуть в воздухе, но все попытки сопротивления оказались бесполезны – она была настолько изможденна и разбита, что у нее не оставалось ни шанса. Охотник выглядел безумно – с этими его глазами, этой улыбкой и отношением, словно к какому-то зверю, а не человеку.
Он сморщился еще больше, на несколько секунд зажимая тот же нож губами, пока придавливал ее ноги к земле. Сенна постыдно для себя пискнула и с зажмуренными глазами отвернулась, готовая ощутить, как лезвие протыкает ее плоть и пускает кровь, как вдруг заслышала резь веревки. Загнанно дыша, она разлепила глаза и боязливо посмотрела на свои ноги. Путы соскользнули с босых ступней. Свободны? Этот охотник что, решил отпустить ее?
– Спа-… – но не успела она и вякнуть после поспешных выводов, как он подхватил ее за руку и выволок, бесцеремонно и беспрекословно – так, как и подобало охотникам вроде него.
Руки у нее были холодные. Гораздо холоднее, чем у него. И все же от тонкого запястья в грубую руку перетекало тепло, словно ее внутренняя магия так и стремилась залечить в нем что-то.
– Шагай, – потянул он и поволок за собой
Для Сенны к завтрашнему дню наверняка уже стали таскать валежник, но спустя несколько секунд, когда заросли дикого кустарника у тропы начали становиться все гуще, она поняла: он вел ее не в сторону костра. Он вел ее в лес.
Думать было слишком странно и страшно. Сенна едва стояла на ногах, но плестись все-таки приходилось. Трава, земля, камни, ветки и шишки больно врезались в и без того израненные ступни – когда ее схватили, она едва выбралась из постели и еще не успела даже обуться. Споткнулась, дважды или трижды, каждый раз с замиранием сердца ожидая, что получит наказание за свое дерганье, но то все не наступало.
Над головой завопила птица – Сенна не могла увидеть, действительно ли та существовала, или же это была Та Самая Птица, но один ее крик добавлял смелости. Природа – то, чему она посвятила всю сознательную жизнь, и с чем стремилась слиться, как только могла себе это позволить. Все ее процессы завораживали и потрясали воображение во всех ипостасях – эстетическом, научном, ведьмовском. Природа знала куда больше, чем обычные люди, и чем могли похвастаться колдуны или ведьмы, однако стремиться к ее постижению Сенна была не в силах себе запретить.
Она прикрыла глаза и подняла голову – изрешеченный деревьями ветер коснулся ее шеи, лица и волос. Она вдохнула его поглубже, чувствуя, в каких краях тот побывал, и позволила ему наполнить себя, как позволяла знаниям из книг заполнять голову. Так было лучше. Охотник вел ее туда, где Сенне точно становилось лучше. Она узнавала каждую тропинку и каждый ствол в этих краях – они шли все дальше и дальше в лес. Она чуть нахмурила брови, сосредотачиваясь, и через несколько мгновений вокруг ее стоп, прямо на ходу, обвились ростки плотной травы, образуя незамысловатые лапти – с той же секунды ходить стало заметно проще.
– Я тебя трахну, – охотник наконец выразил свою цель, не оборачиваясь, и это заставило Сенну отшатнуться и распахнуть глаза.
Нет, она не испугалась быть оскверненной – она дрогнула от того, что услышала в этих словах нечто звериное, словно истинное, глубоко запрятанное в охотнике.
После паузы он пожал плечами словно сам себе.
– Или… Могу с тобой уйти, ну знаешь, если ты хочешь подольше. Ты вроде мелкая такая, вроде лесная, а шумишь все равно, как будто зверей никогда не боялась.
Она навострилась. «Будто зверей никогда не боялась», – скверная догадка кольнула ей затылок.
– Наши найдут тебя завтра к вечеру. Они ищут похуже, но старательные. И тебя они все равно найдут, но тут как хочешь.
Городок остался далеко позади. Охотник остановился, снова усмехаясь. Сенна не отрывала от него глаз. Он обернулся и размашистым жестом показал ей раскинувшийся посреди крошечной опушки вековой дуб.
– Во! – с гордостью произнес он, и уголки его губ поползли вверх.
Сенна лишь мельком удостоила внимание дерево, а после вновь посмотрела на охотника. Он стоял, глядя на дуб. Сердце леса. Сосредоточие силы и величия природы, от которого так и сочилась вся магия этих земель. Он тоже это чувствовал. То самое неуловимое и наивысшее, что было очень далеко от всего физического и человеческого.
Из-под его верхней губы торчали клыки. Все сходилось. Было невероятно, но сходилось.
– Ты… Волк?..
Вопрос едва ли отвлек его, но все же притянул внимание.
– Да, – ответил он, переминаясь в плечах. – Я, ну, Волк. Ну, я уже меньше Волк. Так только…
Он слегка ежился, словно осознал, насколько неправильно ему было оправдываться перед добычей.
Вот, как на нее вышли. Он просто почуял. Но давно ли волки подались в охотников на ведьм? Те, кто бок о бок жил много веков с ведьмами и колдунами, вдруг обратили зубы против них? Почему?
Ветер дунул вновь. Магическая трава под Сенной словно облепила ее лодыжки удлиненными ростками, пущенными вокруг корней. Сенна, как завороженная, повернула голову туда же, куда и охотник… Нет, Волк. Сейчас от его охотничьей ипостаси не осталось и следа – она растаяла, подобно утреннему туману в воздухе. Сенне не хватало глаз, чтобы осмотреть древо от земли до небес, по которому, казалось, оно раскинуло крону.
– Оно прекрасно… – прошептала она на грани слышимости одними губами, пока в глазах ее плескались искры восторга.
От легкого головокружения после долгого смотрения вверх, ее чуть шатнуло, и она случайно коснулась своей рукой чужой ладони – ее как ошпарило. Возможно, волчья кровь разгонялась быстрее в чужом теле, повышая его температуру? А может, ветер был слишком северным, и просто сыграл на контрасте.
Но… Это было то, что отражало истинную суть охотника. Сенна посмотрела на него вновь, но теперь без страха. Неясное чувство зашевелилось под ее робой. Не жалость, не милость, а что-то пограничное с сочувствием и болью за близкое ей сверхъестественное создание. На мгновение она позабыла и о клетке, и о предстоящей казни, и о том, какие слова Волк говорил ей совсем недавно.
Это были слова Охотника. Не Волка.
– Коллегия… Что они с тобой сделали? – и сейчас Сенна обращалась именно к нему, а не к охотнику.
Она чувствовала в нем боль. Чувствовала в нем холод настолько сильно, что это жалило ее изнутри. Одним из даров и одновременно проклятий ведьм по типу Сенны была возможность ощущать то, что чувствовали другие. Не всегда во всем спектре, ведь иначе бы это окончательно сводило с ума. Когда кто-то умирал, Сенна умирала вместе с ним. Когда кто-то искренне смеялся, она ощущала щекотные отголоски под диафрагмой, а сама не могла сдерживать улыбку. Она умела разделять Свое и Чужое, но иногда сознательно позволяла Чужому заполонять в себе все, если это помогало ей спасти чью-то жизнь. Даже если в основном это жизни животных и заблудших путников, которых Сенна никогда не успевала узнать лучше.
Но с Волком было все иначе. Она знала о них так много, но ни разу не встречала вживую. Ее глаза искрились так, словно внутри от этой встречи, какими бы ни были ее обстоятельства, зажглась новая звезда.
– Не знаю, – он, будто растерявшись, подал голос не сразу.
И у Сенны вздыбились волосы по всему телу, когда она ощутила горечь на корешке собственного языка. Он, Волк, знал. Подавлял, обесцвечивал, смирялся настолько, что это стирало всю его суть.
«Я уже меньше Волк», – и в этом крылась не дюжая толика истины.
Сенна посмотрела на него, оглядывая с головы до ног и обратно, возвращаясь к чужим глазам и губам, что, казалось, дрогнули в какой-то момент, словно хотели сказать что-то еще. Она видела в чужих глазах осколки, о которых можно было пораниться и получить заражение крови. Ступать нужно было осторожно, иначе…
Иначе Охотник вновь затмит разум того, чью личность перекроили и заставили идти против собственной природы. Но как бы эгоистично Сенна ни желала поступить сейчас, она просто не могла – не могла позволить себе использовать заклинание и сбежать, оставив этого Волка посреди собственных осколков. Он и без того ощущался израненным донельзя.
Ее рука вновь коснулась его руки, но уже осознанно, с подоплекой теплой магии на кончиках пальцев, которой она пользовалась при исцелении зверей и людей.
Волк ошарашенно моргнул и попытался отступить, а после, словно что-то вспомнив, резко перехватил ее запястье. Сенна дрогнула, но не издала ни звука. Он схватил ее уже совсем не так, как когда вытаскивал из клетки. От грубости не осталось и следа. Волк наклонился ближе, смягчая не только хватку, но и свой голос:
– Согреть тебя?..
Сенна дрогнула, но не дернулась. Она и так сильно рисковала, прикасаясь к нему, но сейчас не ощутила угрозы. Как и от того, как Волк сунулся к ней ближе, словно обнюхивая, словно…
– Что? – она не сразу осознала вопрос, будучи слишком погружена в чужой мир.
Повертела головой, будто Волк мог спросить кого-то еще, а не ее, дыша прямо в лицо. Смутилась от собственной глупости, после чего смутилась еще сильнее от осознания чужого предложения, хоть от личности Охотника такие слова лучше было бы никогда не слышать. А после просто пожала неопределенно плечами, как если бы ее тоже застигли врасплох.
– Нет, что ты, не нужно. Ты ведь тоже замерз. Не так, но… – произнесла она так скоро, как позволил ей одеревеневший язык. – Сейчас я… Погоди, вот. Только не бойся…
И поспешила приложить вторую руку к величественной коре дуба. Первую же подняла, вместе с чужой хваткой, и прикоснулась к его груди, ведомая естеством целительницы. От древа по всему ее телу заструилось мягкое, почти ласковое тепло – такое, что в самом деле не способно навредить ни одному живому существу. Древо делилось силой с ней, а Сенна пропускала ее через пальцы в чужую грудь. Она ведь обещала помочь. И это было меньшим, что она могла сделать для того, кто вывел ее в такое место. Даже если после он все равно бросит ее на костер.
И все же, Волк позволил. Даже не подумал отстраниться или удержать, так и рассматривая ее лицо растерянным взглядом того, кто слишком долго не мог себе позволить кому-то довериться. Она закусила губу, но не стала извиняться за то, что собиралась сделать после. Магия заструилась сильнее и запеклась на кончиках пальцев. Она почувствовала, как чужие мышцы под охотничьей одеждой напряглись, но Волк не отстранился. Только тихо-тихо застонал спустя несколько секунд, выталкивая воздух сквозь зубы.
Исцеление – это порой далеко не самый приятный процесс. Духовный зверь Сенны, ее Птица, в свое время учил, как ей распоряжаться с той остаточной силой рода, которого изрядно покосил огонь инквизиции. Она училась, сжимая зубы и разделяя боль с теми, на кого направляла свои способности.
«Чтобы излечить перелом, сперва надо вправить кость. Чтобы заживить рану, надо сперва протыкать ее иглой и нитями. В магии так же – она не устраняет боль, которая должна быть. Но она способна залечить то, что не способен обычный человек».
Сенна крепко укоренила в себе эти слова, а потому, когда пораженный Волк застонал, захрипел, зацарапался и ткнулся носом в ее плечо, она и не подумала прерваться. Да, для того, чья судьба была обезображена, не мог чувствовать исцеление иначе, даже если оно касалось лишь самой грани его монолита сломленности и страданий. Звери щурятся, выбираясь из темноты на свет, а те, кто пробыл там слишком долго и позабыл о солнце, испытывали резь и жжение в глазах, но со временем все-таки начинал чувствовать себя лучше. Свободнее. Полноценнее.
– Все хорошо, – заверила она шепотом, стараясь не думать о том, как опаляло ее шею и плечо чужое дыхание.
И как опасно было ее положение в принципе.
Вместо этого она погладила его по груди, не отрывая ладонь ни на мгновение и позволяя магии самой природы литься в его потемки светом, что приманивал внутреннего волка.
– Это… Слишком… – его голос хрипел.
Сенна чувствовала, как долго те глаза не видели света.
– Я не сделаю плохо, – заговаривала она, используя тональность, на которой настоящие волки часто передавали сигналы своим стайным товарищам. – Еще чуть-чуть…
Магические ростки под их ногами обвили так же и чужие ступни, закольцовывая циркуляцию энергии между ними, дубом и землей. Тепло копилось и нарастало, и Сенне пришлось приложить немало усилий, чтобы вовремя остановиться.
Осколки, осколки… Действовать осторожно – значит не перебарщивать. Даже если исцеление шло рука об руку с этим намерением.
– Вот так, – шепнула тихо-тихо, чтобы не спугнуть, и отняла руку от коры, дабы аккуратно завести ее за спину Волка и уложить на лопатки.
Прогладила его вверх, к загривку, после чего вплелась уже теплыми пальцами в короткие волосы и с мягким нажимом провела по коже между прядями.
– Видишь? Так гораздо теплее…
Позади хрустнула ветка, и волк отпрыгнул, обеспокоенно скалясь. Отшугнулся, как зверь, что впервые столкнулся с лаской, никогда раньше не встречая ее.
У Сенны защемило в груди. Когда чужое, только-только теплеющее на недосягаемых для простых смертных тело покинуло ее объятия – ведь их можно было так назвать? – ей вдруг самой стало невообразимо холодно. Сильнее, чем было раньше, когда ветер задувал за ворот грязной рубахи и под балахонистые рукава. Словно в этом было что-то неправильное, что-то такое, от чего Сенне хотелось потянуться за ним и ухватить вновь, чтобы теперь уже не отпускать, даже если тот дернутся снова.
Щеки контрастно обожгло огнем, стыдливость собственных мыслей разлилась румянцем на ее лице, и Сенна поправила вхлам растрепанные волосы, заправляя рыжие пряди за уши.
– Рыжик, – в голос просочился скулеж, и в сердце Сенны что-то надрывно скрипнуло. – Пойдем со мной. Пожалуйста.