Сказки пустыни

Егор Фаизов

Сказки пустыни

Под палящим солнцем.

Пустыня – опасное место, и самая главная ее опасность – это потеряться в ней.

Так вышло, что однажды я потерялся в пустыне. Случилось это очень просто – я совершал ежегодную поезду по маршруту (подробности этого маршрута я опущу, они не имеют значения), который проходил по краю запустыненной местности. По этой дороге я ехал не первый раз и была она мне знакома хорошо.

Первое, что слышит каждый, кто отправляется в пустыню – никогда не сходи с дороги, в этих краях нет ориентиров, и стоит тебе пару раз крутануться вокруг своей оси, ты пропал. Местные жители этих мест присваивают пескам чарующие свойства; ходят мифы о шепчущем песке, что увлекает незадачливых путников вглубь своих владений, чтобы там задушить жаждой и жарой, запутать, закрутить и бросить на дно ямы с зыбучим песком – на съедение скорпионам.

В сказки про шепот песка или еще какой шепот я не верил, но истинно говорю вам, я был свидетелем событий, вызывающие сомнения у всех, кто слышал эту историю, и по заслугам, как мне кажется, потому что поверить в пустынных кошек нелегко.

Было так – я остановился на обочине, потому что хотел немного отдохнуть от длительной езды и размять ноги. Я вышел из машины, наблюдая все те же пейзажи: бескрайние песочные барханы, дюны и редкие крохотные кустики. Больше описывать в пустыне нечего. Солнце стояло в зените. Краем глаза я уловил движение, повернулся и увидел маленькую серую кошку (или кота), которая вопросительно смотрела на меня. Это невозможно, скажут мне, ведь кошки не умеют говорить, откуда у нее может быть вопрос к человеку? Согласен, не самый удачный речевой оборот. Кошка просто смотрела на меня. Даже скорее не так. Она смотрела в мою сторону. Или еще лучше – держала свою мордочку по направлению к той части света, которую я, по своей неосторожности, смел занимать в данный момент времени. Или еще вот так можно выразиться…

Ладно, она просто смотрела на меня. И было что-то в ее взгляде, наверное, чарующее, потому что мне хотелось подойти к ней и погладить ее. Я подошел, намереваясь выполнить свое желание. Кошка отступила на несколько кошачьих шагов. Я снова подошел к ней. Она снова отступила.

Я нахмурил брови и стал вышагивать метр за метром, желая погладить пушистое существо, а существо это, не отрывая от меня взгляда (или просто держа морду в том направлении, в котором по чистой случайности находился я), таким же манером отходило от меня все дальше и дальше. Таким образом, обманутый не шепотом песка, но зовом сердца, я ушел глубоко в пустыню, потеряв всякие ориентиры. Человек, который давал мне советы перед моим путешествием и который не раз повторял, как легко потеряться в пустыне, если бы узнал о моей промашке, наверное, пустил бы себе пулю в лоб. Или мне. Кто знает.

Не один.

В пустыне очень жарко. Если путешественник не готов к таким экстремальным условиям, скорее всего, он погибнет. Сперва ваши непокрытые участки тела станут красными от солнечных лучей. Температура тела заметно поднимется, сердце будет стучать чаще. Вы будете чувствовать жажду и грусть из-за того, что влага покидает ваше тело. Таким образом, даже вода покинет вас, и вы останетесь один. Когда вы станете достаточно слабым, песок задушит вас.

Осознав свое положение потерявшегося, я конечно, пытался найти дорогу обратно. Поиски не дали особого результата, я и не был особенно удивлен. Искать ориентиры в пустыне бессмысленно. Бывало, редко конечно, что люди сами выбирались из пустыни, но это скорее дело случая и случайности.

Я устал. Зной сильно изматывал меня; я не взял с собой ни воды, ничего, что помогло бы мне переносить эту жару. Солнце, как я уже говорил, стояло в зените, и ориентироваться я по нему не мог. Мне становилось очень скучно. Песок был одинаковым цветом всюду, колючки, что редко попадались кустиками под ногами, представляли мало интереса, небо было синим, как и всегда. Было невероятно скучно.

Я услышал какие-то звуки, они доносились из-за соседнего бархана. Я поспешил туда – посреди песка, в небольшой яме, сидела женщина на корточках и плакала. Я окликнул ее. Она подняла свое красное от рыданий лицо – оно выглядело как флаг на фоне желтого песка.

Жажда.

Женщина была рыжей.

«Неужели так описывают людей? Разве не говорят, какого человек роста, как он выглядит, сколько ему лет, какое впечатление он производит, и уж потом, если того требует случай, его цвет волос?»

Нет, отвечу я невидимому вопрошателю. И скоро вы поймете почему, поймете и мою систему метрик, и мое мировоззрение, и мою, к несчастью, неопытность в области той псевдонауки, которая изучает женщин.

Я не понимаю женщин. Их мышление, их слова и их взгляды для меня – что слова на воде, непонятны и неощутимы.

Так вот, женщина была рыжей. У нее было веснушчатое лицо и нос ее был сплошь покрыт веснушками.

«Все? Больше ничего? Никакой информации о ее, скажем, росте, или ее голосе, или, может быть, ее глазах, какого цвета они были?»

Честно признаюсь, я не особо всматривался в ее глаза, вроде бы они были карие, просто все затмевали эти копны медных волос. Я не осуждаю рыжих людей. У меня нет какого-то предвзятого к ним отношения, у меня нет такого отношения вообще ни к кому, мои взгляды довольно широки, просто для меня один лишь рыжий цвет волос очень многое говорит о человеке. Вот если бы, например, женщина была блондинкой, тогда потребовалось бы производить более детальный анализ ее внешности, искать дополнительные ориентиры в глазах, бровях и т.д. Однако я немного отвлекся.

Женщину звали Анна, и она была очень напугана. Я пытался уверить ее, что причин для паники не так много. Она чуть ли не кричала мне, что мы умрем. Я не был так пессимистично настроен.

– Скажите, откуда вы родом? – спросил я ее.

– А какое это имеет значение? – огрызнулась женщина.

– Это имеет очень большое значение, – заверил я многозначительно.

– Я из …, – ответила она.

– Вот как, – протянул я.

В глазах женщины было недоумение, мол «И что дальше?». Опять я почувствовал скуку. Нужно было что-то делать.

– Нам нужно выбираться отсюда, – сказал я.

В ответ женщина лишь удивленно подняла брови, мол «Ты это сейчас серьезно?». Я понимал, что сказал какую-то очевидную вещь, но ничего поделать с собой не мог. Как-то неуютно было возле этой женщины.

Но теперь, когда я случайно нашел ее, наши судьбы некоторым образом переплелись, и как мужчина, я чувствовал ответственность за женщину, и не мог ее бросить.

Я предложил идти в ту сторону. Женщина вздохнула, видимо, решив, что деваться ей некуда. Она была ниже меня ростом почти на голову, при ходьбе смотрела под ноги и все время хмурила брови. Но я-то знал, что человек, хмуря брови, больше устает, поэтому про себя тихонько посмеивался над ней.

Под пылающим солнцем.

Мы брели по пустыне в неизвестном направлении. Сначала я пытался быть бодрым и вел с женщиной беседу (я задал ей пару вопрос насчет нее самой и получил довольно прохладные ответы). Но жара утомляла меся, я замолчал, и мы шли дальше в тишине. Было очень скучно, и мне иногда хотелось остановиться и крикнуть «Да хватит уже!», но я понимал, что это высказывание относится, по большому счету, ни к кому, а силы на это действие я потрачу, а их надо было экономить. Я не отчаивался и надеялся, что мы сможем добраться до куда-нибудь, где нам помогут. А вот про Анну такого сказать было нельзя. Сперва ее лицо было просто сердитым, видимо, злостью она подхлестывала себя идти дальше, но со временем ее задор угасал, она делалась все мрачнее и мрачнее, пока в один момент не остановилась, крикнула «Я так больше не хочу!» и села на песок, как маленький ребенок. Я поразился ее поступку, ведь до недавнего времени я хотел сделать точно так же. Как негласный лидер нашей группы, я пытался уговорить женщину идти дальше:

– Наш нужно идти дальше.

– Но, может быть, мы идем в неправильном направлении!

– Согласен, но это может быть и правильным направлением. Мы не узнаем, пока не попробуем.

– Попробуем что? Дойти до конца этой проклятой пустыни?

– Я понимаю, вы очень устали.

– Ни черта вы не понимаете!

Лицо женщины было темное и красное. Глаза ее были очень злые, а вот губы готовы были вот-вот расплакаться. Я всегда боялся таких сцен, поэтому решил идти на уступки:

– Вы можете остаться здесь, если очень устали, а я отправлюсь дальше. Когда я найду подходящее место, я вернусь за вами, и мы оба спасемся.

Женщина, видимо, была поражена моими словами. Ее открытый рот исказился вопросом – «Ты совсем идиот?». Кажется, она еще больше разозлилась.

– Вы понимаете, что вы говорите? Как же вы найдете меня, когда достигнете того, что мы ищем – убежища и крова, холодной воды и тени? Даже если вы сможете найти меня впоследствии, вы не думали о том, что может пройти слишком много времени, и к тому времени я умру здесь от жажды?

– Тогда вам нужно идти за мной, чтобы не потеряться.

Я не издевался над Анной, у меня не было такой цели. Я лишь говорил языком сухих фактов, то есть был абсолютно откровенен с ней. А людям не всегда нравится такая правда. Я понимал, что ей тяжело и она истощена, я тоже был очень измотан и не мог уменьшить ее боли или усталости. Но я все еще мог помочь ей.

– Если вы не против, я мог бы взять вас на спину и какое-то время идти так, пока не устану.

Она бросила на меня гневный и усталый одновременно взгляд. Изобразив на лице какую-то гримасу страдания, она согласилась, и этого я тоже не совсем понял – ведь если я предложил свою помощь, откуда в ней это двойственное чувство, похожее на благодарность и неприязнь одновременно.

Когда она была у меня уже на спине (вес у нее был нормальный, как у любой женщины ее роста) и обхватила меня руками за шею, а ногами за талию, она спросила отрывисто меня в самое ухо:

– А когда вы устанете и не сможете меня нести, тогда что?

– Тогда вам придется с меня слезть и продолжить путь пешком, – терпеливо я объяснил ей, как мне кажется, очевидную вещь.

Утомленный.

Я сильный телом человек, но всякой силе есть предел. Идти было нелегко и неудобно. Песок вокруг не менялся. Я по-прежнему испытывал сильнейшую скуку, мне даже хотелось о чем-нибудь поразговаривать с Анной, но идти с человеком на спине и при этом вести беседы в такую адскую жару очень утомляет, поэтому я молчал. Анне, насколько я понимаю, тоже было дико неудобно, потому что она постоянно ерзала и перехватывалась. В какой-то момент она сказала: «Хватит», и я отпустил ее, сразу почувствовав невероятное облегчение. Хотелось пить. У меня появилась мысль, и я решил ей поделиться.

– Знаете какая есть хорошая новость?

Уставший вопросительный взгляд.

– Практически во всех пустынях есть оазисы с питьевой водой.

Еще одна гримаса страдания на маленьком красном лице. Я не знал, как подбодрить ее, у меня было для этого ресурса, да и, я так полагаю, никому не нужно было это подбадривание.

Нам нужны были не слова, а чудо.

Я сел на песок, обессиленный. Дальше идти не было ни энергии, ни желания. Пусть будет, что будет. Пусть прилетит гигантская птица и унесет меня куда-нибудь, где есть вода. Нет, пусть лучше принесет двухтонный резервуар с водой. Пусть будет дождь будет прямо сейчас. Я посмотрел на женщину. Она тяжело дышала, все ее лицо было красным и облитое потом. Я, думается, выглядел не лучше. Я лег на горячий песок, отдавшись воле случая. Я слишком устал. Боже, забери мою душу.

– Смотрите, там вдалеке что то есть, – услышал я чей-то голос, как сквозь толстую стену.

Разлепив глаза, я понял, что слышу голос Анны. Внезапно нахлынувшая сонливость чуть не заставила меня отключиться вновь. Я ответил ей вяло:

– Это мираж, вы сходите с ума. Отсутствие воды и высокая температура помутили ваше сознание. Лучше лягте на песок – здесь так приятно.