Однажды в Брайтоне

– Во дает! – думала я. Уморительная сцена в веренице прекрасных студенческих будней.

Тем не менее, это было первое расставание в Англии со случайными прохожими, ставшими хорошими товарищами. Тогда я ещё не осознавала этого полностью, но уже отчётливо чувствовала тоску по весёлым дням. «Почему так? Почему приходится расставаться? Почему у всего есть конец? Люди так быстро исчезают из жизни, едва появившись?» – грустила я. Тоска по минувшим дням и товарищам, с которыми было легко, хорошо и весело. «Это и есть мимолетное счастье или только его иллюзия?». А может, именно так, в нужное время и в нужном месте, расцвело моё буйное, неугомонное гедонистическое начало. Тогда я впервые задумалась о себе как о том еще эгоисте. «Хочу наслаждаться!» – стало моим девизом. Почему-то считается, что эгоизм – это грех владельца. Но забывают, что это и его бремя. Эдакий тяжелый мешок с гниющими потрохами на плечах – и нести тяжко, и выбросить жалко. И вот я, словно путник, несущий на спине этот гнилой груз, – и не знаю, что с ним делать: выбросить или оставить.

Глава 7

Каникулы прошли в родной Москве. На паспортном контроле я мгновенно ощутила себя на Родине: люди занимали места в нескольких очередях одновременно, толкались и шмыгали, лишь бы прорваться как можно быстрее к заветному окну. «Справедливость – для слабаков», «кто успел – тот и съел!» – словно витали в воздухе безмолвные девизы, как заклинание. И вдруг, прямо передо мной, из ниоткуда появился какой-то мужчина и, как взбесившийся петух, закричал:

– Машка, давай сюда, быстрее! Паспорт-то у тебя!

Машка мигом прискакала из соседней очереди и умело протиснулась вперед. Я, улыбаясь, подумала: «Ну вот я и дома».

До центра решила добраться на экспрессе – сто лет не ездила на поезде. Вдруг захотелось покурить. В Брайтоне на пиронах запрещено курить. Подумала: «А здесь можно, интересно? Хрен его знает. Лучше спрошу у проводника». Подхожу, говорю:

– Извините, а здесь можно курить?

– А где нельзя? В Сочи что ли? – ответил он, усмехаясь. – И в Сочи можно! Курите, кому какое дело.

«И смешно, и грустно. Видать, оевропеилась я», – мелькнуло голове.

В Москве я навестила родителей, старых друзей – ничего особенного, ровным счётом, не помню. Даже бывший – первая любовь – вдруг появился на горизонте из ниоткуда. Спрашивал, думала ли о нас. А я и не думала. Что с того? Дни летели, как песок сквозь пальцы, и «сколько не сжимай в кулак свою ладонь, его не удержать». Впрочем, я буквально считала дни до отъезда: «Скорее бы вернуться!» И дома, даже с самыми близкими, чувствовала себя словно в другом мире, как будто не с ними, а где-то далеко, за горизонтом. Хотела скорее вернуться в Брайтон, к любимым китайцам, приключениям, женихам и интересной жизни. Прошлое казалось жалкой тенью настоящего, словно блеклая копия яркой картины.

И вот я снова в Брайтоне! «Это мой настоящий дом» – думала я. В то время мы с китайской диаспорой частенько захаживали в азиатские рестораны. Самым любимым стал аутентичный «Чайна-Чайна», в самом центре города, где можно было отведать местных пельмешек со свининой – так «по-нашему»! Еще моими фаворитами стали пельмешки с креветками в рисовом тесте, курочка в сладком медовом соусе и белый мякиш местных фирменных булочек, что едят вместо хлеба. «А ты с севера или с юга?» – первый и самый важный вопрос, когда китаец встречает китайца. А потом они подолгу спорят: где лучше живется, куда перетащить столицу, какая из двух рек – главная, и какая гора – важнее и брутальнее. Традиции и кухня у юга и севера очень разнятся: северяне любят поострее, а южане – послаще. Правда, нормальных сладостей ни там, ни там нет.

А еще мы много гуляли. На моих глазах завязывались отношения, и по некоторым можно было с уверенностью сказать: «Это надолго». Так образовывались семьи. Было интересно наблюдать за судьбоносными встречами. Как будто со стороны, как призрак, тихо наблюдаешь: ловишь взгляды, первые слова, прикосновения. Тогда я впервые заметила разительную разницу между ухаживаниями и даже простым общением европейцев и азиатов. Как-то мы сидели в ресторане, и я отметила, что Гарри очень трогательно ухаживает за своей Шэрон. Возможно, даже чересчур – как будто у нее рак или что-то действительно серьёзное. А оказалось, у неё были месячные! И тогда, прямо за столом, Гарри просил принести тёплой воды, потому что «Шэрон сейчас в особом периоде, ей нужно много пить и не нервничать». Я впервые задумалась: «Действительно, а есть ли что-то постыдное в менструации? Может, стоит заявить об этом громко, как мы заявляем на работе, когда хандрим: «Я болею!». И, более того, – ожидать, что окружающие отнесутся к этому с трепетом и уважением. Жаль, что у нас это не практикуется. Словно женский цикл – это некая стигма, о которой принято молчать. Будто бы в этом есть что-то постыдное, что нужно непременно скрывать. И вообще, у нас не принято показывать слабину, уличая уязвимость – всё должно быть гладко и безупречно.

О, Китайцы! Эти удивительные люди не только к своим половинкам трепетно относятся, но и к друзьям – с такой же нежностью и заботой. За меня везде и всюду платили, словно я их родная сестра. Даже такси, даже сопутствующие расходы – всё было на их щедрой руке. Я однажды попыталась отказаться, и тут же поднялась буря негодования: заявили, что так поступать – значит оскорблять их честь и достоинство. Ну, что тут скажешь – мне это по душе! В таких делах чувствуешь себя словно в восточном гостеприимстве, где щедрость и забота – не просто слова, а священный долг.

Тем временем, в Брайтоне выпал пушистый снежок и город встал, как мёртвый. Оказывается, здесь не меняют шины! В результате, любимую деревню парализовало: улицы опустели, транспорт не ходил. А те отчаянные водители, что всё-таки решались тронуться, скатывались с первой же горки, словно мячики в детской игре. А с моего «Эвереста» спуститься было особенно не просто. Мы с Бобби садились на задницы и, хохоча, скатывались вниз, к шоссе. А оттуда – пешком, через сугробы и ледяные лужи, топали до университета. «Ну, посмотрели бы они на наши зимы!» – думала я, глядя на этот «снежный хаос».

С Бобби было очень хорошо. Может, даже слишком. Это стало тем весёлым, непринуждённым общением, которое незаметно превращается в симпатию. Я чувствовала, что притяжение было поверхностным. Мы не слишком подходили друг другу в роли пары. Но иногда всё это казалось таким естественным и томным. Мы любили забираться на второй этаж в автобусе и усаживаться в первом ряду, где открывались самые «виды». Наблюдали за движением и окрестностями, сопровождая виражи водителя громкими выкриками: «о-о!», «у-у!» и «ва-а!». Не раз бывали в Лондоне вдвоём, бродя по малоизвестным улочкам и уютным кафе. А еще часто вместе ходили в университет и на студенческие тусовки. Однажды, поддавшись настроению, мы, как обычно, хохоча, брели домой, на вершину родной горы. Там, в зале, он плюхнулся на диван, а я, улыбаясь, перекинулась через спинку и оказалась прямо напротив его лица. И мы поцеловались. Иногда игры заходят слишком далеко, и понимаешь это опосля. Когда кому-то больно, грустно или просто неприятно. И в этот раз это был Бобби. Он на секунду подумал, что «что-то может получиться». Но для трезвой меня это было лишь забавным происшествием, которое ничего не значило. Да, он был славный парень, пусть и на две головы ниже. Но… это был мой хороший товарищ и брат по духу. Ничего более. Бобби же после этого «случая» ещё долго пытался ухаживать за мной, окружая приятными мелочами: то плюшевого мишку подарит, то купит любимый десерт. Я чувствовала себя так неловко! Хотела, чтобы он не испытывал ничего, кроме желания дружить и веселиться. А вскоре за мной стал заезжать серебристый Мерседес, и мы с новым ухажером укатывали с горы в закат, за чем Бобби грустно наблюдал из окна своей комнаты, едва заметно приоткрывая штору.

Больше, чем рестораны, мне полюбились ночные клубы в Брайтоне. В одном из них, под названием «Океа́на», я познакомилась с колоритным восточным принцем на том самом мерседесе. Полу саудит, полу шутник, он был весел, азартен и, конечно, – гуляка. Лысый, как яйцо, но тем не менее он обладал притягательной восточной внешностью и был невероятно ухожен. С ног до головы в брендовых одеждах и с шлейфом дорогого нишевого парфюма. В клубе принц, оказывается, следил за мной – мои фотографии ему показал наш общий знакомый. Поэтому, когда последний собрал очередную вечеринку, я оказалась в списке приглашённых. Как за ланью, за мной пристально следил лев, выжидая нужный момент. Я же, с широко раскрытыми глазами, неспешно перемещалась от одной компании к другой, не чувствуя преследования. А потом мы пересеклись – случайно, как я думала, – и слово за слово, в тот же вечер, незаметно оказались в местном казино. Да, он был мне интересен, но скорее, «для еще большего увеселения» – такое было ощущение. За картами он совсем забыл обо мне, и я, потерянная, слонялась по залам. «Да уж, внимания и такта ему явно не хватает», – размышляла я. И всё же, продолжила общение. Так или иначе, мы провели вместе некоторое время, посещая вечеринки и бары, веселясь и дурачась. Но меня не покидало смутное ощущение, что нравлюсь ему и одновременно – нет…

Тем временем, в город пришла весна. А вместе с ней – китайский Новый год! Меня пригласили на празднование к Гонгу, где собрались все самые близкие. И вот, что интересно: я – русская, а все остальные – китайцы. Ох, сколько же вкуснятины было на столе! Мясо разных видов: тушеное и жареное с различными соусами, овощные салаты в пряных заправках, свинина в маринаде из Кока-Колы, креветки с огурцами и болгарским перцем в устричной заправке, шашлычки из ягненка в кунжуте, тушеная капуста в дивном соусе, и рыба в специальной кастрюле – плавала там, словно в супе, из которой её вылавливали палочками. Какие-то мясные блюда я никак не могла определить, стараясь не думать, из какой части тела они взяты. Вкус был отменный, жевалось легко и приятно. Еще были куриные лапки – именно лапки, с пальцами и когтями. Не очень презентабельно, но вкус… ммм – пальчики оближешь! Дополнительно у каждого гостя была личная пиала с вареным рисом без соли и масла – классика, которая дополняет любое блюдо. На столе была уютно постелена красная скатерть, и повсюду висели китайские фонарики, драконы и поросята в золоте.

Не менее ярко проходило празднование в Лондоне. В Чайнатауне устроили грандиозный парад. Весь район был украшен красными бумажными фонариками всех размеров и мастей, а огромный «живой» дракон и парадные костюмы танцоров – словно сошли с рисованных кадров самого Хаяо Миядзаки. Весь карнавал напоминал сцену из сказки.

Глава 8

На весенних каникулах с папой рванули в Дубай. Это были годы, когда одинокой девушке было почти невозможно туда попасть. Но с отцом – все двери открыты. В шикарном небоскрёбе мы поселились на одном из последних этажей, откуда открывался роскошный вид на город. Кажется, это было одно из самых высоких зданий на тот момент. Весь Дубай – как на ладони! В ресторане отеля повсюду стояли живые цветы, словно в саду, а на столах – свежие фрукты, изысканные сладости, овощи и мясо – всё богатство и изобилие. Такое путешествие казалось доступным: доллар стоил около тридцати рублей, и я могла позволить себе шмотки любых брендов, шикарные рестораны и развлечения. О, времена! Город активно застраивался, превращаясь из голой пустыни в огромный мегаполис, где каждый камень, каждая улица кричала о богатстве и прогрессе. Многие слышали про эмираты, но мало кто видел их собственными глазами. Тогда ещё не было такого потока эмигрантов и рабочих из Индии и Пакистана. При этом местная полиция нравов строго следила за одеждой: стоило прикрыть плечи или ноги – и ты попадался! А сейчас? Да хоть в трусах ходи! У знаменитых фонтанов восточные мужчины, одетые в кипенно-белое, сидели по-турецки на лавочках, словно только вышли из пустыни. А главная площадь казалась полупустой. В этом чувствовалось что-то аутентичное и таинственно-экзотичное. Как будто, подглядывая за местными из-под полы, мы с папой оказались в самом сердце восточного мира. А сейчас толпы туристов, взобравшись друг на друга, устраивают фотосессии с видом на Бурж-Кхалифу. Сделать хоть какое-то приличное фото без этого фона – просто невозможно.

Однажды, прямо посреди улицы, меня остановили двое красавцев-эмиратцев в белоснежных одеяниях.

– Здравствуйте, прекрасная незнакомка! – с улыбкой произнес один из них. – Мы были очарованы вашей красотой и не могли пройти мимо.

Ребята познакомились и пригласили меня на ужин.

– Ох, я приехала с отцом… не могу его оставить, – оправдывалась я. Сердце почему-то забилось чаще, но я понимала, что должна быть благоразумной.

Перекинувшись парой фраз на рабском, они продолжили:

– Это замечательно! Приходите на ужин с отцом! Мы приглашаем вас обоих.

Я остолбенела. У нас, в общем-то, не принято ходить на свидания с родителями, и такой ответ оказался для меня полной неожиданностью. «Находчивые», – подумала я. Не найдя, что ещё придумать, я раскланялась и с извиняющейся улыбкой ретировалась.

– Хорошего вам вечера! – крикнули они мне вслед. Может, зря я убежала? Сейчас могла бы быть восточной принцессой. Или рабыней? Об этом мы уже никогда не узнаем. В животе порхали бабочки от этой короткой встречи, и я гадала, что бы было, если бы я согласилась.

А вы бывали на скачках в Дубае? Традиционно скачки проходят на главном ипподроме каждую весну. Дамы наряжаются в шикарные наряды и причудливые шляпки – это местная фишка. В эти дни здесь собирается вся элита: знаменитости, бизнесмены и даже члены королевской семьи.

Той весной, сидя на скамейках, мы с папой попивали коктейли и с важным видом наблюдали за скачками, будто разбирались в этом. Затем неспешно спускались вниз, к белоснежным диванчикам, где, обсуждая светские новости, расположился местный бомонд.

Рассказывая это, в голове всплывают образы из Средней Азии 80х годов, мастерски описанные и бережно переданные мне мамой. Тогда, под палящим солнцем, в тюбетейках и сидя по-турецки на голой земле пили горячий чай тюрки. Именно таким был её «восток». Видимо, с тех историй и зародилась моя любовь к восточному краю света.

Вот одна из моих любимых историй: однажды, двум милым девушкам удалось выцепить путёвку в Среднюю Азию. В июне, под Комсомольском-на-Амуре, где мама служила в то время, не так уж жарко: порой даже с кофтой прохладно. Но в Ташкенте уже тридцать пять градусов, окутывающей, словно обволакивающей жары. В один прекрасный день, ничего не распланировав, горе-туристки магическим образом оказались в аэропорту Хабаровска, ожидая восьмичасовой рейс Хабаровск – Ташкент. И в ночь отправились в долгожданное восточное путешествие, прямо в воздухе натягивая открытые летние сарафаны.

Ташкент в те времена был городом красивым и современным. Он только-только пережил сильнейшее землетрясение, когда люди выбегали из домов с криками: «Война!» – как раз был период Карибского кризиса. Повреждения катастрофические: здания целиком погружались в расщелины, словно исчезали в никуда. На восстановление собирались всем Союзом: улицы, заводы и здания —менее чем год все подняли из руин. Ташкент сиял новизной, красотой и колоритом. Повсюду гуляли местные девушки в национальных платьях, с миллионом острых черных косичек на головах, украшенными традиционными ленточками.

На утро подружки побрели на рынок. Люди советские – фруктов давно не видели. Забрели на самый настоящий восточный базар из прошлого века: на входе дудели в причудливые длинные-длинные трубы – местные национальные инструменты, а вокруг неспешно бродил народ в восточных одеяниях. В воздухе стоял терпкий запах специй и дивных масел. Всё гудело, шумело – жизнь кипела! В полном восторге от разнообразия, подруги закупились по самое не балуйся: яблоки, гранаты, финики, орехи – всё, что только можно было унести.

– Слушай, Тань, как мы это всё поволочём? Нам же ещё дальше лететь! Нужна тележка или даже две… – задумалась мама.

Было невероятно жарко, и чтобы выжить, приходилось оборачиваться в простыни, замоченные в холодной воде. Но ровно через пять минут они полностью высыхали, словно по волшебству. Кое-как, со всей скоропортящейся поклажей, им удалось добраться до аэропорта и купить билеты – без очереди, в военных кассах. Это было делом исключительным, почти секретным. Во-первых, женщин-военных было мало, а во-вторых, хоть и одеты они были в гражданское, но военное требование – имели при себе.

Снова в воздухе – вылетели в Душанбе. Прилетели в ночь, и тут началось самое интересное: сорок градусов жары! Хотя казалось, что жарче уже быть не может – ведь это просто невозможно. Аэропорт города, по сути, находился в чистом поле. На выходе обомлели: первое, что увидели – это традиционные восточные баи-басмачи из двадцатых годов: в стеганых халатах, повязанных кушаком и в тюбетейках. Как в фильме «Белое солнце пустыни». Дамы выползли с маленького «кукурузника» посреди поля, полуголые, в открытых коротких сарафанах с оголёнными спинами, и… на минуту повисла мертвая тишина – басмачи глядели на них, а они – на басмачей.