Homo Inutilis

Лев Никитин

Homo Inutilis

Глава Первая

Моё расслабленное тело беззаботно лежало на кровати у окна. Насытив лёгкие никотиновым духом, сигарета взлетела со рта и приземлилась на стальной пепельнице, где кроме горного хребта из пепла, лежала еще и тонкая медицинская игла.

Интересная ситуация. Я вместо того, чтобы думать о посещении пар, забиваю голову мыслями о посещении наркотического трипа. Это всего лишь мой девятнадцатый год жизни. Страшные думы о своём будущем наводят дрожь и мурашки по коже. Мой короткий экзистенциальный кризис прервал старый знакомый, без стука вошедший в квартиру.

– Что сегодня у нас на обед? – спросил он с торжественной нотой бросив пальто на заваленный одеждой стул, попутно перешагивая горстки разного барахла на полу.

– Пантерные грибы, трава местного сорта и немного героина, – лениво вышло из меня.

– Трава? Местного сорта? – он, сделав задумчивое лицо, присел между мной и окном, – Тут надо подумать. Трава – это хорошо. Но! Твоя херня меня не вставляет. Раскумар не слишком плотный. Вот в соседнем доме подают отличную траву. Там с одной тяжки улетают. Нарик, что там живёт, ту траву с Индии везёт, правда, хер знает, как. У него бы взял, но, этот засранец выставляет неподъемную цену.

– Скажи-ка дядя, почему люди на дно катятся? – прервал его я.

– Чего? – он нагнулся ко мне поближе, думая, что, что-то не расслышал.

– Неважно, лучше, напомни, сколько тебе лет?

– Семнадцать, а что?

– А ты помнишь сколько тебе было, когда мы познакомились?

– Тринадцать вроде, или двенадцать, не помню точно, а что случилось?

– Ничего. Просто задумайся. Ты вообще мог себе представить в свои тринадцать лет, что будешь бегать ко мне за дешевыми наркотиками?

– Естественно не мог, время же было другое!

– А я мог. Потому что, твоя судьба слишком предсказуема. Мы рождаемся тут обреченными на подобное существование. Понимаешь?

– Где здесь?

– Здесь, в этом городе на отшибе вселенной.

– Ну и что такого? Если это МОЯ судьба, значит распоряжаюсь ей как Я хочу?

– Дебил! В любом случае, это приведёт ко дну, из которого не выбраться. Ты дурак, думаешь только о наркотиках, а подумать о завтра мозгов нет.

– Ты сейчас ведешь себя как занудная мамаша или училка.

– Они тоже обречены, потому и занудствуют.

–Давай уже что-нибудь или я пошёл!

Мне было всё равно. На него, на его жизнь, на его будущее. Но мне не было всё равно, что он об этом даже не задумывается. Разве его не пугает, что увлечение героином приведёт к ампутации какой-нибудь конечности, что наркотики заберут все деньги его семьи или он станет вором, станет изгоем?

– Я пошёл, – сказал старый знакомый, поднимая своё пальто.

– Погоди! – вырвалось у меня

– Что?

– Если бы завтра был конец света, что бы ты сделал сегодня?

– Ты заебал меня, – он кинул возмущенный взгляд, – я такими вопросами не задаюсь, и живу в своё удовольствие здесь и сейчас. Ты считаешь меня дураком, но в отличии от тебя – умника, я счастлив, – осуждающе проговорил он и надев пальто выбежал из квартиры громко захлопнув дверью.

Да, господа судьи, я считаю его дураком. И всех таких людей как он. Я искренне осуждаю их. И что это за люди вообще, что, отказавшись от разума, живут в своё удовольствие. Откуда эти гедонисты без причины?

Но с другой стороны…

Как же этот дурак прав! Чего еще остаётся делать людям, попавшим сюда, в этот город, в этот прогнивший эдемский сад. Разве они виноваты? Разве их воля была родится здесь, и жить в трудностях времени, к которым они не имеют никакого отношения? Они появились на свет беззаботными homo sapiens, не готовыми к неминуемым страданиям новой эпохи. Они с первых дней своего существования были обречены на разлагающую изнутри пустоту. И вполне естественно, что в побеге от пустоты они придут к наркотикам, алкоголизму, девиантному поведению.

Сквозняк усилился. Морозный ветер наполнил комнату. Мне бы окно закрыть, но нет сил встать с кровати. Да и зачем? Замёрзну насмерть, будет ли кому-то хуже? Может так и надо? Нет. Слишком много вопросов.

Одна рука потянулась за сигаретой, другая закутала тело покрывалом. Теплее не стало. Не нащупав зажигалку, я бросил сигарету в коридор, расстроившись внеочередной раз от низости своего положения. И снова тревожные вопросы ворвались в меня уничтожая последние капли надежды. Дно, в котором я тону, давило на меня. Облезлые обои, шприцы, закопченный потолок, пустые банки пива, чьи-то интимные вещи, пепел, дохлая крыса, засохшая кровь, волосы, разорванные детские фото и прочий мусор.

Меня отвлёк только силуэт, показавшийся в коридоре, подобравший сигарету, и бесшумно вошедший в комнату. Это была Надя, единственный на мой взгляд, не обречённый человек в этом мире. Она подошла ко мне и выбросила сигарету на улицу, закрывая окно.

– Ты чего лежишь с открытым окном? Заболеть хочешь? – спросила она, присаживаясь на кровать.

– Лежу и лежу, какое тебе дело? – осуждающе произнёс я, отворачиваясь от неё к стене.

– Какие пары были сегодня? – многозначительным тоном спросила она, поглаживая мои волосы.

– Первая пара сварка, вторая каменка вроде, третья не помню уже, – равнодушно ответил я, потянувшись за новой сигаретой.

– Ты месяц в гопу не ходишь.

– Я на больничном!

– В который раз?

– И что? Я это называю отпуск, – раздраженно выкрикнул я, указывая на себя сигаретой.

– Ты обманываешь себя.

– Лучше скажи-ка Надя, ведь недаром…

– Бля! – сердито выдохнула она, – я постоянно хожу сюда, как в психушку.

– Дак, не ходи! – крикнул я, зажигая сигарету.

– Я скоро не выдержу! Откуда эти мысли что, если страдаешь ты, то значит все вокруг тебя обречены на страдание. Хватит с высоты смотреть на всех в миссионерской позе. Ты не пророк решать за всех, у кого какая судьба и как всем следует жить.

– Надя! – крикнул я издевательским тоном, – если бы завтра был конец света, чтобы ты сделала сегодня?

– Убила бы тебя. Чтоб другим спокойнее было.

Она яростно встала с кровати взяв меня за руку. Одела на меня пальто и повела к выходу. Нехотя моё тело послушалось приказа и потащилось за ней.

Впервые за месяц я оказался на улице. Все те же самые одномерные люди что и раньше теснились в тропинках среди бетонных многоэтажек, те же одномерные дети купались в снегу возле ряда машин, те же одномерные подростки прятались за гаражами с пивом желая остаться незамеченными. Жизнь у людей не меняясь двигалась своим чередом. Я, глядя на них, лишь пропитывался чувством жалости к их пустому существованию.

Пока одна рука пыталась вырваться из плена, другая искала сигарету среди прочего мусора в кармане. Обнаружив желаемое, рука поднесла белую цилиндрическую форму, набитую табаком ко рту, но внезапный перехват Нади разрушил мои планы.

– Бросай курить! – мило прошептала Надя, пытаясь дотянуться до ушей.

– Не лишай меня последнего счастья, – хмуро ответил я, освободившись от её объятий.

– И что же это за счастье, которое может дать сигарета, но не могу дать я? – выстроив глазки она встала перед мной.

Мои ноги лениво развернули тело в другую сторону и повели по случайному маршруту вдоль серой панельки в девять этажей. Одно горе прошло; вот, идут за ним еще два горя. Одномерность, серость и пустота проходящих мимо людей волнами наполняли меня странными мыслями. Они смотрят на меня сейчас, как смотрели год назад, два года, десять лет, пятнадцать лет. А ведь когда-то они перестанут смотреть на меня. Наша жизнь течет по очень простой формуле: рождение – существование – смерть. Либо я исчезну, либо они. Сейчас пока эти люди есть, они могут смотреть на проходящее мимо тело и думать о нём всё что угодно. Но всё это в один миг потеряет смысл, как только кто-то из нас удобно расположившись в могиле забудет обо всём навсегда.

А!

Страдальческий крик покинул меня и эхом отправился в недолгий путь по дворам. Чей-то силуэт даже обернулся, но убедившись, что ничего интересного, потопал дальше. Подбежала Надя и зажав руками моё тело, крепко обняла. Бросив осуждающий взгляд, я развернулся в сторону дома.

– Знаешь, я вот всё хочу сказать тебе, что жизнь прекрасна, и доказать это, но знаю, что не смогу переубедить тебя, – сказала она жалеющим тоном, – знаю, что не смогу, но не понимаю почему? Если бы ты был ко мне более открытым, многое бы прояснилось. Мне важно знать, что творится у тебя в голове. Понимаешь? Я боюсь за тебя. Хочешь верь, хочешь нет, но ты мне очень дорог!

– Я тебе не верю, – тихо проговорил мой голос без капли сочувствия прервав её сентиментальную речь, – мне всё равно на тебя, и на всё что тебе дорого.

Слёзы.

Тихий плач.

Разворот.

Надя ушла быстро, не проронив ни слова. От неё остались лишь следы на только что выпавшем снеге. И как вы думаете господа судьи, правильно ли я поступил? С одной стороны, расстроил бедное, ангельское создание, пытавшееся помочь мне, с другой стороны я искреннее рассказал правду. Не знаю, как вы подумаете, но к ней во мне ни капли сочувствия. Мне просто…

…всё равно.

Я оглянулся. Вокруг меня заснеженная улица, наполненная бессмысленными людьми, бессмысленными серыми коробками, бессмысленным снегом, который всё равно к весне растает.

Даже снег обречен, задумайтесь!

Мой взгляд невольно уставился на лучи тёплого света, плавно вытекающего со старой лампы бетонного фонаря. Уставился с одним вопросом, как бы спрашивая у неба, наивно полагая получить ответ: «А что бы сделал я, если завтра наступит конец света?».

Не знаю.

Нет ответа.

Ни от меня, ни от неба.

Мне лишь приходится обреченно тащить бытие без ответов на такие вопросы. А быть может это и к лучшему? Может некоторые вопросы не стоят того, чтобы знать на них ответ?

Как же я завидую тем, кто сейчас в ямах молит бога о пощаде, тем, кто, лёжа в больницах с онкологией, вспоминает своё беззаботное детство, тем, кто уже решился и летит с крыши, всем тем везунчикам, у которых конец света совсем близко, тем, кому не приходится ждать.

Хотя…

А мне зачем ждать?

Схожу завтра на учёбу, впервые за месяц, быть может, кто-то обрадуется. Удивлю всех своим пришествием. Все они – преподаватели, студенты, вахтёрша и технички должны узнать о своей обреченности, о бесполезности своего существования, о том, что они эволюционировали в homo inutilis. Завтра я стану героем миллионов людей, которые вслед за мной наконец-то увидят всепоглощающую пустоту в себе.