Квантовая сцепленность

Ирина Астрова

Квантовая сцепленность

Я лениво открыл один глаз, пытаясь найти свой смартфон и выключить этот бьющий по мозгам звонок, который доставал меня даже через подушку. Было десять утра: какая рань! Ах да, мне же надо было сегодня успеть на встречу, успеть ещё до работы. К каким-то чудикам из университета.

Мой друг, с которым мы с первого класса и до самого конца сидели за одной партой, уговаривал, нет, даже умолял сходить к его знакомым из университета. Эти какие-то физики изобретали, по его словам, что-то гениальное, и им «ну очень нужен программист». Я согласился. Больше ради помощи бедным учёным, чем из-за желания пошабашить. На работу мне можно опоздать– приду к обеду.

Я надел свою вчерашнюю футболку– она была похожа на жеваный кусок бумаги, – натянул протёртые на концах джинсы(это потому, что я постоянно наступаю на них пятками). Я так-то аккуратный, просто каждое утро лениво искать в залежах шкафа что-то поглаженное, тем более что гладить я тоже не люблю, а значит, такие вещи было искать, собственно говоря, бессмысленно.

Чашка кофе меня слегка взбодрила. Достаточно, чтобы вести машину, иногда зевая и протирая глаза. В универе я был уже без четверти одиннадцать. Скинул сообщение в Телегу по номеру, который мне дал школьный друг, и вошёл в холл главного корпуса. Симпатичные девушки ходили парами и стайками. Много девушек… у меня глаза разбегались от красоты. Дом, работа, дом, работа. В моём отделе разработчиков одни небритые и невыспавшиеся мужики, а в университете оказалось более приятное окружение.

Тут в мою сторону быстро шёл, почти бежал, невысокий чувак в белом халате нараспашку, совсем светловолосый, почти белый, с выпирающими огромными зубами. Он так вытаращил свои глаза и тряс мою руку, тараторя немыслимое количество приветствий, что я впал в оцепенение. Куда ж меня занесло!

– Как мы все рады, что ты согласился помочь, – продолжал болтать белобрысый. – У нас такой проект!Такой, что нам нужен самый лучший программист. Мы, знаешь, как долго искали. Мой одногруппник Пашка у всех спрашивал, искал, он Володьке сказал, а тот знает Митю, твоего друга, а он уже тебя привёл. Говорят, ты хороший спец и в Триториуме работаешь. Это же самая передовая у нас компания по программному обеспечению для научной и медицинской техники. Это же какоесовпадение! Как мы ждали тебя! Пойдём-пойдём, нам надо в физкорпус, это там.

Он не просто вёл, а почти тащил меня, вцепившись в локоть. Мы вышли на улицу. Белобрысый показал рукой на корпус, стоявший метрах в двухстах от главного. Боже, это ж далеко.

– Сейчас придём, и со всеми познакомишься. Только учти, всё должно быть только между нами. Это важное условие. Научная тайна! Понимаешь? Мы тут разработками занимаемся, и это должно быть всё совершенно секретно, – он выпучил свои и без того большие глаза на меня и так приблизил лицо, что я чуть не потерял равновесие.

– Понял. Ты хоть скажи, звать-то тебя как? – решил я узнать, пока лениво шаркал ногами до нужного корпуса.

– Ах, да. Костя я. Константин, – он протянул мне руку. Я пожал еёи ответил:

– Дэн. Денис.

– Я знаю. Идём.

Мы вошли в корпус физиков. Я слегка сглотнул слюну, потому что мне показалось, что попал в советское прошлое. Вся обстановка, казалось, была родом где-то из 70-х или 80-х. Белобрысый повёл меня по каким-то коридорам с бесчисленными поворотами, ответвлениями, переходами между частями корпуса и (о, боже!) самой большой головоломкой для меня: этажи между этажами. Основные этажи располагались в одном крыле, а промежуточные – в другом. Мы поднялись на этаж, который был между вторым и третьим. Деревянные потрёпанные двери, обшарпанный линолеум в коридорах, страшные ржавые трубы от вытяжек, тянувшиеся чуть ли не из каждой лаборатории.

– Слушай, эти лабиринты специально сделали, чтобы забравшиеся сюда воры не смогли уйти? – спросил я, когда окончательно потерял ориентацию в пространстве.

– Да нет, что ты. Так, месяцок походишь – и разберёшься в этих коридорах, тут не сложно на самом деле.

– Ну да… –разглядывал я по пути стены, увешанные портретами каких-то бородатых мужиков в очках. Видать, это местные академики и профессора.

– Ты просто не представляешь, над чем мы работаем! Сейчас. Осталось немного. Вот уже пришли. Это наша лаборатория.

Мы вошли в заставленную донельзя комнату. Все её столы, полы и стены были напичканы каким-то техническим хламом: старинные высокие до потолка приборы с множеством стеклянных окошек, в которых качались стрелки, везде поворотные рубильники, как в древних телевизорах, огромные чёрные коробки с кучей кнопок, клубки проводов, похожие на паучьи коконы. Ещё странные конструкции из металлических труб на потолке, от них спускались дополнительные провода в приборы.

Где-то среди всего этого добра я разглядел пару ноутбуков, сплошь утыканных проводами от подключённых к ним приборам. Местами было что-то современное, похожее на сервера в дата-центрах. На старом поцарапанном столе стояла железяка– такая толстая антенна с сотнями ответвлений. Опасная на вид штука: если упадёт на ногу, раскрошит кости вдребезги.

Среди железок я заметил двух людей: невысокого очкастого парня (выглядел он почти как подросток – худой, черноволосый, с сутулой спиной) и девушку с круглым лицом и косичкой.

– Вот он, я его привёл, – с невероятной гордостью декламировал Костя.

– Наконец-то! Наконец-то мы закончим, – потирая руки, сказал худосочный его товарищ. – Меня зовут Олег, я, как и Костя, физик. Мы сейчас расскажем, чем занимаемся. А это Катя, она медик, очень талантливая, нейрофизиолог.

Катя слегка улыбнулась и покраснела, а потом продолжила заниматься на ноутбуке.

– Значит, смотри, – Олег присел на краешек стола прямо на кипу бумаги. – Сразу говорю, у нас тут всё должно быть между нами. Это наука, понимаешь? – он поднял указательный палец вверх.

– Да, да. Меня Костя предупредил, – ответил я, уже получая удовольствие от этой шайки чудиков, и решил узнать, чем же таким гениальным они занимаются в этой богом забытой лаборатории.

– Очень хорошо. Итак, понимаешь, мы работаем с эффектом квантовой запутанности. Знаешь, что это?

– Нет, – ответил я, едва сдерживая смех. Запутанность… чего только не придумают.

– Постараюсь популярно тебе объяснить. Смотри. Её ещё называют квантовой сцепленностью. Вот представь, что есть две частицы, допустим, два фотона. И они созданы в запутанном квантовом состоянии. Это делают так: направляют лазерный поток определённой интенсивности и частоты – это не всегда просто, но многие давно уже над этим работают, мы тоже разработали здесь свои новшества. Так вот. Направляют поток на два фотона, и они запутываются. Что значит эта запутанность? Это сцепленность, понимаешь? Оба эти фотона, даже если они находятся на расстоянии друг от друга, будут взаимосвязаны. И, допустим, мы изменим состояние одной частицы – тут же изменится и состояние другой. Понимаешь? Ну, об этом даже в «Смешариках» серия есть. – произнес Олег.

Эммм. Мне почудилось, что меня последней фразой как-то немного унизили.

– Так вот, даже если они окажутся на расстоянии метр, – продолжал Олег, – тридцать метров, километр! Эйнштейн называл это «пугающим дальнодействием». – Олег поднял глаза кверху, будто то, что он сказал, было божественным откровением. Но я мало, что понял.

– Что получается? Мы находимся здесь, и у нас есть фотон в определённом состоянии. И есть второй фотон, который был получен с первым в запутанном состоянии. И второй фотон мы поместим, скажем, на Камчатку. Тогда, измеряя состояние нашего фотона здесь, мы в точности сможем сказать, что происходит с фотоном там, на Камчатке. Понял?

– Вроде бы немного начинаю, – сделал вид я. Не хотелось расстраивать Олега, так увлечённо рассказывающего о своих «запутанных» фотонах.

– Пару десятилетий назад научились создавать запутанные электроны. Потом, позже, целые ядра атомов, потом молекулы, потом более крупные органические вещества, аминокислоты, потом белки. У нас тоже получилось с белками. А теперь – главное. Мы тут официально выполняем один грант по квантовым вычислениям. Ну, это ерунда, мы уже на самом деле всё посчитали, надо только статьи написать, – Олег произнёс это заговорщицким голосом, подмигивая мне, будто я теперь тоже соучастник этого очень страшного преступления с бюджетными средствами.

– На самом деле средства гранта мы потратили на вот это, – Олег показал на ту самую убийственного вида антенну.

А Костя достал огромную шапку – нечто подобное я видел только в фильмах, где людям на голову надевали устройство из кучи проводов и датчиков, чтобы прочитать их мысли или воздействовать на мозг.

– Это, – Олег продолжал шёпотом и очень близко ко мне, – мы смогли создавать запутанные молекулы с помощью радиоволн особой частоты. При этом твои белковые молекулы в твоём мозгу под воздействием мягких радиоволн особой частоты и интенсивности начинают изменять биоэлектрическую активность твоего мозга. Напряжение, возникающее при передаче нервных импульсов от разных клеток, синхронизируется в целом участке мозга. Представляешь? И такие колебания напряжения в нейронах могут создавать себе запутанных «партнёров» в мозге другого человека. Ты как бы синхронизируешься с ним. И после этого все импульсы, все сигналы, которые идут в нейронах твоего товарища, синхронно повторяются в тебе – возникают те же импульсы, выделяются те же нейромедиаторы в тех же клетках. Ты видишь и чувствуешь то же самое, что и он! Понимаешь?

Олег так разошёлся в своем рассказе, что уже начал разбрызгивать слюну, и сгоряча махнул рукой так, что ударил по монитору одного из ноутбуков. Тут же поднёс кисть к лицу и начал дуть.

– Ну, почти понял…

Придя в себя, Олег заговорил более спокойно:

– Так вот. Катя у нас занимается как раз правильной настройкой по зонам мозга. Надо, понимаешь, очень точно вызвать доминирование тета-волн в нейронах и синхронизировать их. Причём мы пока весь мозг не можем перенести. Пока работаем над зрительной корой. Надо точно синхронизировать, по месту и с нужной частотой. Мы с Костей всё аппаратурно делаем и регистрируем, настраиваем. А вот теперь нам нужно разработать программу, которая позволяла бы автоматически корректировать воздействие излучателя в зависимости от текущей электрограммы. То есть в какой именно зоне, какую частоту поднять и опустить, чтобы довести до нужного состояния. Вручную это нереально сделать. Тут около трёх тысяч электродов и мини-излучателей. Вот нам и нужен программист. Если мы это сделаем, это будет настоящий прорыв в науке, понимаешь? Мы сможем узнавать, что видит другой человек, что думает. Только представь! Мы войдём в историю! Это же Нобелевская премия!

Олег таинственно посмотрел на меня, будто последняя фраза должна была произвести на меня какое-то впечатление.