Врата пряностей

Стены обиталища Уст украшены колоннами с увитыми жасмином основаниями, в альковы встроены маленькие усыпальницы, где горят лампы в стеклянных вазах.

Харини шутила иногда, что, если бы Амир перебрался в Халмору, в ее семью, у него полжизни проходило бы в ритуалах. Облаченный в шелковый вешти, со священным пеплом на лбу, он сидел бы рядом с ее отцом, пока тот исполняет бесконечные хомы, призывающие Уста благословить обмен, используя пары куркумы и розовой воды, а также речения, полные покорности и вечной преданности.

Пряностные мечтания, от начала до конца! Никогда бы ему не позволили войти в дом правителей Халморы. Ни ему, ни его семье. Как ни осыпай его золотом, ничто не сотрет клеймо предыдущего низкого рождения и не очистит текущую в венах кровь нынешнего воплощения. Писания Уст навсегда преградили для него этот путь.

Взамен оставалось лишь туманное будущее в Черных Бухтах с Илангованом, под сенью его власти. Власти разбойника, который сам был некогда носителем. Илангован обеспечит ему и его семье если не благополучие, то хотя бы безопасность. На его попечении живут сотни представителей вратокасты, сбежавших из своих королевств. Это не были какие-нибудь басни, рассказываемые у костра: плакаты и объявления, провозглашающие Илангована бандитом и пиратом во всех восьми королевствах, служили доказательством его существования. Он станет защитой Амиру.

Если Иланговану и его собратьям-разбойникам удалось разорвать свои узы, удастся и Амиру. С объятиями Харини не сравнится, но хватит и этого.

Но эта цель казалась очень далекой сейчас, когда тишина Халморы пожирала его. Что произошло? Куда делись шум и гам халморского дворца, слышные обычно за много миль даже в сумерках?

В какой-то момент молодой человек поверил, что заблудился. Эта дорога не может вести к башне Харини. Неужели чувство направления его подвело? Может, следует вернуться к началу пути?

Послышались шаги. Амир проворно юркнул в один из примыкающих коридоров, сетью растекающихся по киле. Дорогу преградила шелковая портьера. А почему бы и нет?

Его окутал аромат корицы и жимолости, ноги ступили на ковер. Фрески на стенах изображали традиционные халморские праздники. Амир взял несколько виноградин из корзины на боковом столике и провел пальцами над пламенем в лампах. Тепло впитывалось в кожу, успокаивая нервы.

Коридор привел его в комнату, где половина свечей уже погасла, но вторая половина заливала тусклым светом стол с раскатившимися виноградинами и недопитыми стаканами с вином. На другом конце он увидел окно, завешенное сеткой. Не ведет ли этот проход в башню Харини? Уверенности не было, но Амир все равно скользнул через порог.

Дверей нет, лестниц тоже. Вместо них поваленные плюшевые диваны с матрасами и подушками в чехлах. Вокруг них разбросаны пустые кубки из-под вина и блюда с фруктами.

Внимание Амира привлекли голоса за окном. Он оперся коленом на диван и заглянул через сетчатую занавеску.

Дарбар[18] внизу был странным образом пуст. Двор был уставлен флагами, диванами и… ветками деревьев. Амир разинул рот. Никогда не доводилось ему видеть двор Халморы. Виноградные лозы и лианы – это одно, но тут целые сучья проникали через окна и стены как продолжение джунглей, и никто не препятствовал им. Большую часть пространства в центре занимали столы из березы. Фонари в форме грибов свисали с ветвей под сводом. Сотни светлячков порхали среди колонн, озаряя комнату гипнотическим мерцанием. При виде такой пустоты Амир недоуменно заморгал. От Харини он слышал рассказы про еженощные пирушки. Тишина завораживала, и молодой человек стоял, забыв на миг о намерении разыскать принцессу. Потом взгляд его упал на помост прямо внизу, со сделанным из дуба и янтаря троном, похожим на ядовитый гриб. Кто-то стоял рядом с троном, небрежно положив руку на подлокотник, как если бы располагался рядом с другом.

Харини…

Сердце Амира забилось неровно; он присел на то, в чем узнал теперь кресло с королевской обивкой, и вгляделся вниз. Харини собрала волосы в несколько черных пучков – она клялась, что никогда не использует этот стиль. По ее словам, от этого болели корни волос и выглядела она старше. Вдобавок на ней было материнское ожерелье из сурьмы – жуткого камня, из-за которого казалось, будто ей взрезали горло и брызнула кровь цвета пепла. Ожерелье она тоже ненавидела. На боку у нее висел тальвар[19]. Харини никогда не носила острые предметы. Амиру тревожно было видеть ее в окружении вещей, не свойственных ее привычкам. Он помедлил, стараясь залатать дыры в своих воспоминаниях и недоумевая, когда они успели превратиться в нечто неузнаваемое. Так же неузнаваема была и женщина, располагавшаяся напротив Харини. От нее исходила аура спокойствия, как если бы не существовало напряжения, охватившего остальную Халмору. Волосы у нее были распущены, волнистые черные пряди спускались до талии. Лицо было небольшое и овальное, как мускатный орех, выражавшее некое веселое любопытство, как если бы она наблюдала за пьесой или танцем.

Одеяния, подобного тому, которое было на этой женщине, Амир не видел ни в Халморе, ни в Ралухе. На деле он готов был поклясться, что никто в восьми королевствах не носил одежды столь кричаще-пестрой. На ней была ленга с сари, обернутым вокруг пояса как кушак, на голове желто-зеленая бандана, напомнившая Амиру бродячих певцов из порта в Джанаке.

– И что мне следует сказать им? – спросила Харини у незнакомки, рассеянно барабаня пальцами по палисандровому подлокотнику трона.

Амир не сомневался, что эта ее позиция, позиция превосходства, нова для Харини и что, занимая ее, принцесса испытывает такую же нервозность, как и Амир, наблюдающий за ней из тайной палаты над дарбаром.

Где раджа Вирулар?

– Будьте деликатны, – ответила неизвестная. В ее голосе слышалась гулкая тьма. – И велите людям не пропустить ни единого уголка. Файлан не любит проигрывать.

– Я видела, что его ранили. Скорее всего, тяжело. Мне жаль.

Незнакомка махнула рукой:

– Это причинит ему лишь легкое неудобство. Он обеспечит возвращение украденной куркумы.

Харини растерянно покачала головой:

– Вам следовало предупредить меня, что может случиться нечто подобное. Вы… Вы даже не представляете, на какой риск я пошла ради ваших амбиций. Мои родители заперты сейчас в моей опочивальне. Народ чувствует: что-то не так. Совет торговли пряностями уже принял решение расследовать любые отклонения в поставках, и ему не составит труда обнаружить их при первом взгляде на наши ведомости. И вы не знаете Орбалуна… Он даже через Врата чует подвох, сидя на своем троне в Ралухе.

У неизвестной женщины округлились глаза. Она поднялась по помосту к трону и схватила Харини за плечи.

– Харини! Харини! Успокойтесь, ладно? Ничто не потеряно, даже сейчас. Мы близки, так близки. Давайте просто придерживаться нашего плана.

Харини высвободилась как из объятий трона, так и из хватки женщины и стала расхаживать по помосту. Амир огорчился при виде озабоченности на ее лице.

– Хорошо, – промолвила она покорно спустя какое-то время. – Хорошо. Меня просто… пугает, что это все неправильно.

– Это естественно, – сказала незнакомка. – Работая, мы имеем дело с узким окном, и нам нельзя терять сосредоточенность. Я обещала помочь вам и сдержу слово. Для начала скажите, какие есть последние известия об Иланговане?

Амир окаменел на месте в наблюдательном пункте королевы.

Харини посмотрела собеседнице в глаза:

– Нам известен его распорядок. Теперь дело только за тем, чтобы проникнуть туда.

– Прекрасно, прекрасно. Помните: это должно случиться во время праздника афсал-дина. Именно тогда я ожидаю выпуска.

Амир поскреб затылок. Выпуска чего? И что должно произойти во время праздника афсал-дина? И почему Харини сказала, что родители заперты у нее в опочивальне?

О Врата, неужели Харини наконец взбунтовалась против родителей и торговли пряностями? Амир против воли улыбнулся.

Принцесса испустила тяжелый вздох.

– Да. Просто… не надо давить, ладно? Чем сильнее меня подталкивают, тем больше шанс совершить ошибку. Просто позвольте мне… дышать. Я должна действовать на трезвую голову. Вы понимаете, что это все внове для меня.

– И для меня, – сказала женщина. Она теперь стояла лицом к Харини и спиной к Амиру, и он мог только предположить, что она улыбается. – Но мы превосходно все спланировали, и, пока мы все исполняем в точности как задумано, а так и будет, никому не придется умирать.

– За исключением того, что кто-то может умереть сегодня, – прошипела Харини.

От холода в ее голосе у Амира мурашки пошли по спине: как может она так спокойно говорить о смерти? Улыбка на его губах померкла. С таким безразличием можно вести речь о недоеденной кожице с куриной ножки после обеда.

– Файлан силен, – продолжила незнакомка. – Он выживет. А если нет, мы прославим его за подвиг, когда наступит подходящее время. Но пока оно не пришло, Харини. Сосредоточьтесь, – снова призвала она. – Вы не должны идти на поводу у народа или внешних сил. Да, будут бунты. Да, другие государства будут выражать недовольство. Но с течением времени ни у кого не останется иного выбора, как приспособиться. А вы уже будете возглавлять гонку. Сейчас империя куркумы страдает, но впредь вы никогда не увидите этих страданий.

У Амира голова пошла кругом. Мятежи в Халморе? Гонка ради того, чтобы приспособиться? Он мечтал о побеге из упорядоченного мира, в котором оказался заточен, но сейчас вынужден был признать, что эти две женщины намного опередили его.

После показавшейся вечной паузы Харини кивнула, но вопреки выраженному согласию Амир угадывал тень неохоты на ее лице. Тем не менее она устремилась к незнакомке, обняла ее, а из глаз у нее полились слезы. Амир никак не мог взять в толк, что происходит. Смятение, смущение и даже странное любопытство боролись в нем, на шее лихорадочно пульсировала жилка. Некий заговор, в который вовлечены Харини и эта женщина, касается не только кражи пряностей и противодействия торговле ими, но также Илангована. Врата, ему нужно разобраться!

– Люди будут спрашивать про исчезнувшую куркуму, – промолвила Харини. – Жрецы затребуют ее для храма Уст.

Женщина рассмеялась в ответ:

– Бросьте, раджкумари. Вы хотите мне сказать, что ученые мужи вашего королевства, проповедовавшие покаяние и воздержание, ни с того ни с сего станут искать, куда делись богатства?

– А простой народ?

– Это будет проверка, – отрезала незнакомка и вскинула голову, почти горделиво.

Затем, не говоря ни слова, она ушла, и ее шаги эхом звучали по дарбару. Выждав несколько минут и убедившись, что Харини сидит на троне в полном одиночестве, Амир собрался с духом, чтобы подойти к ней. Он воспользовался своим маршрутом, минуя коридоры, которые должны были, по его разумению, вести в дарбар. Выбранная им дверь открылась позади помоста, и он увидел пространство зала. Харини сидела, сгорбившись на троне, и закрывала ладонями лицо.

– Харини! – окликнул он, обходя громаду украшенного опалами престола.

– Амир! – Харини вскочила, глаза у нее округлились. – Ты до смерти меня напугал. Клянусь Вратами! Какими судьбами ты здесь?

От ее близости у Амира перехватило дыхание. Вот уже три месяца, как они не встречались. Он боялся забыть черты ее лица. Как будто это возможно.

– По делам доставки, зачем еще? – пролепетал он. – Ну и конечно… хотел увидеться с тобой.

Харини дернулась, как если бы хотела подбежать и обнять его, но в последний момент остановилась. Медленно покачала головой, бросив косой взгляд на большие железные двери в противоположном конце тронного зала.

– Амир, тебе нельзя здесь быть. Халдивиры могут вернуться в любой миг.

Разумеется, человеку из вратокасты в дарбаре находиться не дозволяется.

– Тогда давай выйдем. В сад.

– Я… – Харини закусила губу. – Я не могу, Амир. Не сейчас… У меня важные дела.

Амир тяжело вздохнул:

– Я тебя три месяца не видел. Хасмин… Он пообещал, что мое имя никогда не попадет больше в реестр на Халмору. Я хотел сообщить тебе, но, поскольку мы с Карим-бхаем толком ни читать, ни писать не умеем, мне понадобилось время, чтобы найти грамотного человека. Но когда три дня назад Карим-бхай понес тебе мое письмо, он не смог тебя найти. Вот почему сегодня я… кое-как… Харини, с тобой все хорошо?

В этот миг плечи его свело от боли, а по лицу пробежала гримаса.

– Конечно, все хорошо, – ответила она, не поведя бровью. – Я скучала по тебе, Амир.

Ее пальцы скользнули по его щеке. Сам того не сознавая, Амир подался вперед, нуждаясь в этой ласке. Когда девушка отдернула руку, молодой человек вздрогнул, как если бы его ударили.

– Просто тут… есть дела, которыми нужно заняться. Родители, они… Ты ведь знаешь, какова ситуация с куркумой в эти дни. Совет торговли пряностями игнорирует наши обращения.

– Это я слышал, – соврал Амир.

До него доходили слухи, что все как раз наоборот, и это делало ее нечестность еще более подозрительной. Амир обвел взглядом дарбар. Слияние камня, леса и золота не переставало изумлять его. Потом глаза его остановились на пучке волос на ее голове, на ожерелье из сурьмы.

– Выходит, ты теперь во главе торговли? Мне казалось, тебе ненавистны все эти заботы блюстителей престолов.

О Врата, тебе обязательно нужно так наседать на нее?

Харини рассмеялась, и в этот миг Амир забыл про замешательство и растворился в ее смехе, в непринужденности ее голоса. Он перенес его в прошлое, в те ночи, когда их заботило только как бы не попасться на глаза какому-нибудь халдивиру.

Харини взяла его за руки – этот поступок значил для него больше, чем все случившееся за последние несколько дней.

– Вот что заботит тебя, Амир? Моим родителям нездоровится, жрецы призвали провести собрание. Меня не стали бы слушать в привычном моем обличье. Понимаю, это нечестно по отношению к тебе, но послушай, ты в самом деле должен уйти. Если халдивиры найдут тебя здесь…

– Но они ведь не найдут, правда? – прервал ее Амир, медленно отведя руки и сделав шаг назад. – Им некогда, они ищут пропавшую куркуму.

В такой тишине дыхание Амира было громким, как треск фейерверка. Резкий ветер задувал в окна, шелестели широкие, как древесный ствол, листья. В этой свистящей ночи казалось, будто из Харини выпустили воздух.

– Откуда ты узнал… Амир, ты что – подслушивал?

– Непреднамеренно. Честно говоря, я пришел сюда повидаться с тобой и немного заблудился. Я хотел…

– Что ты услышал? – Голос ее потерял всякую выразительность.

– Ничего, что мог бы толком понять. Харини, прошу тебя, скажи, что тут происходит. Неужто ты в самом деле обманом заполучила у Карнелианского каравана бочонок Яда? Если он у тебя, ты могла бы и навестить меня в Ралу…

– Что?! – рявкнула Харини, и Амир сглотнул. – Кто заронил эту мысль в твою голову? Ты где про это услышал?

Амир сделал еще шаг назад и виновато развел руками:

– Прости. Я не хотел сплетничать или обвинять. Честно. Ты должна извинить меня, но…

Он замялся. Харини давно знает, что Амир мечтает покончить с работой носителя и сбежать куда-нибудь далеко-далеко, где воспоминания о Чаше Ралухи покажутся страшным сном. Он частенько намекал про свой план прибиться к Иланговану и про то, каким отчаянным становится это желание по мере того, как Кабир приближается к возрасту вступления в службу. Прежде он боялся навлечь ее гнев своим стремлением присоединиться к жестокому разбойнику, стоящему во главе шайки пиратов и наемников. Теперь это было уже не важно. Возможности выбора таяли вместе со временем, и Амир уже не мог позволить себе роскошь лгать.

Вообще-то, уже несколько дней он подумывал спросить, не пойдет ли она с ним.

– Так что? – настаивала принцесса.

Амир сглотнул накопившуюся слюну. Время пришло.

– Я был в Ванаси, старался раздобыть склянку с Ядом, но тут… но узнал, что Ювелир свернул поставки. И молва… молва на базаре утверждает, что ты обманом забрала у него бочонок.

– Чушь какая-то, – огрызнулась Харини. – Я понятия не имею, где искать этот караван. Кстати, с какой стати тебе понадобился Яд?

– А ты как думаешь?

Она посмотрела на него, и взгляд потеплел, самую чуточку.

– Чтобы увезти мать из Ралухи?

– Да, – прошептал Амир, обрадованный, что она помнит. – Я всегда твердил тебе о своем намерении, но ничего не предпринимал.

– Тогда почему решился сейчас? Сложно было выбрать менее подходящее время.

– Так именно поэтому – из-за времени. Хасмин пригрозил поставить Кабира на тропу через месяц. А услышав, что у тебя есть Яд, я направился прямиком сюда.

– Так ты пришел ради Яда, не ради меня, так ведь? – Харини сдвинула брови. – Полагаясь на слух, подхваченный на базаре в Ванаси?

«Вот ты и влип, верно?»

– Нет, я не это имел в виду, – промямлил Амир. – Я пришел встретиться с тобой… Разумеется, я хотел тебя увидеть! Но еще мне нужен Яд, Харини, – тут я не буду тебе врать. И при всем, что тут сейчас происходит, мне хотелось бы кое в чем разобраться. Ювелир пропал, ходит молва о краже куркумы, а ты здесь в облачении блюстительницы трона. Что на самом деле творится?

– Я уже сказала – ничего. Это просто дела торговли пряностями.

Однако Харини отводила глаза. Она принялась расхаживать по помосту, сцепив руки за спиной. Врата, ну почему она выглядит такой суровой? И почему ему обязательно нужно лезть в эти вопросы?

– Тогда кто эта женщина? Непохоже, что она из какой-нибудь гильдии или из Совета торговли пряностями.

Амир не собирался устраивать допрос Харини. Но еще он отчаянно надеялся, что она не такая, как прочие высокожители. Должен же найтись хоть кто-то – иной? Его вера чего-нибудь да стоит, и вот пришло время подвергнуть ее испытанию. То будет испытание их дружбы. Или любви.

Харини молчала какое-то время, только смотрела на него, на его искаженное смущением лицо, как будто это он ее предал.

– Не стоило тебе приходить сегодня в килу, Амир.

– Но я здесь. И это все, что я получу, – приказ убираться?

– Я не знала, что ты придешь сегодня.

– У меня, в общем-то, не было выбора, идти или не идти, – сказал он и вздохнул.

Врата свидетели, ему не хотелось ссориться. Не с ней.

– Послушай, я здесь, чтобы увидеться с тобой. Но я бы солгал, если бы сказал, что в то же время не испытываю отчаянной нужды в Яде. Всего один пузырек, клянусь. Я отдал месячный паек пряностей. Ювелир исчез, и во всех восьми королевствах нет ни капли. Я испробовал все, и ты – моя последняя надежда.

Его самого удивило собственное красноречие – словно весь безграничный запас отчаяния излился из него под ноги Харини.

– Я не стал бы просить тебя ни о чем, что не касается наших чувств друг к другу, не будь это так важно, – ты это знаешь, – добавил он.

– Знаю, – отозвалась она.

Грудь ее неровно вздымалась. Но при этом Харини замотала головой, холод светился в ее глазах, застыл на лице и звучал в голосе.

– У меня нет лишнего Яда, Амир. Прости.

Она лгала. Амир понял это по тембру ее голоса, по дрожи губ, произносящих лживые слова. Глаза же были красноречивее всего – на миг они смущенно потупились, выдавая ее с головой.

Амиру не хотелось больше расспрашивать ее.

– Ты ведь разговаривала недавно с незнакомой женщиной, так? – сказал он вместо этого. – Ты хочешь дать ей Яд и отправиться с ней в Джанак на праздник афсал-дина.

Харини глубоко вздохнула:

– Не знаю, сколько успел ты услышать, Амир, но ты не понял…

– Тогда объясни мне, – взмолился Амир. – Я устал строить догадки и делать умозаключения. Расскажи мне правду, и я уйду.

Принцесса стиснула кулаки. Она обогнула трон и оперлась на спинку. Взгляд ее был направлен в одно из окон, слепых и призрачных.

– Не могу.

У него все перевернулось внутри.

– Поверь, я бы хотела, но это – то, что происходит сейчас, – важнее наших чувств друг к другу. Ты должен поверить мне на слово.

– А Илангован? – намекнул Амир, не в силах остановиться, раз начал. Сердце его раскололось в груди на тысячу кусков, и все они разлетелись в разные стороны. – Как вы собираетесь поступить с ним?

– Кто он тебе? – вскинулась она. Потом до нее, видимо, дошло. – Постой-ка! Так ты туда собираешься перевезти семью? В Черные Бухты? Амир, но он же преступник.

– Он герой. Он тот, на кого с надеждой смотрят бесчисленные носители и представители вратокасты восьми королевств.

– Исходя из совершенно ошибочных представлений, – прошипела Харини.

– Ошибочных – на твой взгляд, потому что они могут сместить баланс власти. Твоей власти. Они не согласуются с твоим представлением о правосудии. – Амир покачал головой. – Но это все не имеет значения. Мне казалось, тебе есть дело до моей семьи. Я думал, ты понимаешь, как несправедливо устроена наша жизнь. Просто говорить вслух, что притеснение вратокасты нужно остановить, – этого мало, Харини. Нужно что-то делать!

Амир раскраснелся, вены у него на шее налились кровью, грозя лопнуть.

Харини подбежала и зажала ему рот ладонью, снова бросив искоса взгляд на дверь. Только тут он осознал, что кричит.

– Амир, ты должен мне поверить. Илангован – это не решение.

Он отбросил ее руку, хотя упивался мускусным запахом ее кожи, и понизил голос:

– Вы хотите схватить его? Ты когда-нибудь задумывалась, почему Илангован грабит восемь королевств, отбирая специи? Почему он выбрал такую жизнь?

Ее красота померкла, как прячется за горизонт солнечный диск на закате. Создавалось ощущение, что с языка у нее рвутся тысячи слов, но клятвы и условия сделки запрещают ей произносить их. Сердце его смягчилось, заставив тут же пожалеть о жестоких упреках.

Где та женщина, что заливалась румянцем, когда он проводил пальцем по ямочкам на ее щеках? Где нежность и ласка, с какой касалась она цветущей хризантемы, и то терпение, с каким позволяла она червячку переползти с бутона на ее большой палец? Где ее мечты – сбежать в лес и слиться в одно целое с природой? Объезжать диких коней, купаться в реке, построить на берегу хижину, где все домашние специи будут храниться в деревянных ларчиках, подаренных бабушкой…

Но самое главное, где женщина, желавшая того же для чашников, и корневиков, и для восточников Халморы? Подкупавшая халдивиров, чтобы дать носителям еще несколько минут отдыха перед проходом через Врата, насыпавшая Амиру полные карманы специй, чтобы он раздал их среди товарищей? Женщина, поклявшаяся однажды, что, как только ее введут в Совет, она изменит систему?

Что сталось теперь с этими идеалами?

– Амир, выслушай меня, – начала Харини. – Вот уже год, как куркума пользуется наименьшим спросом среди пряностей. С тех пор как алхимики из Ванаси заявили, что она не помогает против многих болезней, люди стали меньше ее потреблять. Наши желтоязыкие Уста не счетовод, Амир. В противном случае наш народ понял бы, что Халмору водят за нос. Наши сундуки пусты исключительно по милости тех, кто мажет куркумой идолов в храмах восьми королевств и использует во время ритуалов вроде башары. Мой отец считает, что, пока мы продолжаем почитать Уста и оставаться преданными им, нам не грозят никакие беды. Но правда в том, что куркума отныне не является особой специей Уст. И если никто не будет покупать куркуму, Халмору ждет кризис. Нам не на что будет приобретать у других королевств их пряности. Народ начнет бунтовать. Ты знаешь, как это бывает. Эта кила не устоит перед мятежом.

– Какое это имеет отношение к Иланговану? – спросил Амир. – Без него Бухты престанут существовать!

Харини снова поджала губы. Когда она заговорила, Амир снова уловил дрожь в ее голосе, как если ее слова были честны лишь наполовину.

– Амир, ты не понимаешь, что я пытаюсь тебе втолковать…

– Я… – Амир покорно развел руками. – Мне жаль. Прости, что я пришел сегодня. Прости, что просил у тебя Яд. Прости, что пытаюсь обеспечить лучшую жизнь для матери и спасти младшего брата и не родившегося еще малыша от жизни в мучениях и в рабстве. Я… я думал, что люблю тебя, – вот в чем дело.

Глаза Харини подозрительно заблестели. Пусть плачет! Он еще не все сказал.

– Я так думал, даже когда вышел из той дыры и встал перед тобой. Я был на грани того, чтобы отдать тебе всего себя, считая себя счастливцем, потому что у меня в жизни есть ты. Я не знаю, что замышляешь ты с той незнакомкой. Ты говоришь, что не можешь мне сказать, и я даже не знаю, стоит ли верить тебе, Харини. До этого мига доверие давалось мне легко, но сейчас все иначе. Все, о чем я способен думать, – это что я не нашел Яд и не смогу увести моих родных из Ралухи. Я подвел их. Я оказался ничем не лучше своего отца.

Он сложил руки в почтительном прощании и направился к двери для слуг.

– Амир, погоди! – окликнула его Харини.

Амир остановился и обернулся.

Если раньше это и были слезы, значит Харини успела стереть их с лица. Теперь оно застыло. Ему хотелось ей верить. Но в то же время он знал: у нее есть Яд. Он всегда определял, когда принцесса утаивает от него что-то, не желая причинить ему боль. Эту черту в высокожителях он не мог ни осуждать, ни простить, просто принимал как данность. А в случае с Харини это было проще, потому как создавалось ощущение, что она действительно заботится о нем.