
Полная версия
Молочные реки кисельные берега с БОССОМ

Лиза Гамаус
Молочные реки кисельные берега с БОССОМ
ГЛАВА 1. Кукла Маша
Нина
Производственное совещание.
Длинный стол из матового металла и закалённого стекла кажется бесконечным, как взлётная полоса.
На том конце сидит Андрон Осокин, наш Генеральный, тот самый самолёт, который сейчас начнёт разбег по этой полосе. Он в тёмно-синем slim-fit пиджаке, без галстука, с идеально уложенными волосами и умными часами на запястье. По всей видимости, мониторит сердечный ритм и качества сна. Холёный спортивный альфа. Только мне от этого никак. Его взгляд одновременно заинтересованный и слегка насмешливый – он любит, когда подчинённые спорят, но держит дистанцию и мотает на ус.
Сейчас заканчивает доклад ретроград и птеродактиль Мурашкин, завпроизводством. Он доносит до Генерального о пользе ряженки с кефиром, о том, как это традиционно, полезно и правильно, а потом я.
Слушать устаревшие рассуждения Мурашкина о том, как пятых цех непревзойдённо делает ряженку, я уже не могу, спорить бесполезно, озираюсь по сторонам. Смотрю, на полированный бетон на полу с деревянными вставками, и как льётся естественный свет через панорамные окна. Он подсвечивает новый интерьер в стиле лофт с элементами хай-тека, открытые коммуникации потолка в чёрном матовом исполнении. Творение Осокина. Новый Генеральный переделал административное здание сразу, как вступил во владение нашим молочным комбинатом. Хозяин-барин, что тут скажешь.
Встаю. Моя очередь.
– Потребление молочных продуктов за последние семь лет сократилось на 350 тысяч тонн. У нас всё чаще стала появляться информация о снижении потребления кефира и ряженки. Почему? Потому что это не продукты молодежи, – говорю нейтрально, чтобы никого не злить.
Мурашкин готов меня убить прямо здесь, на совещании. Вонзить нашу фирменную ручку с изображением коровы и надписью «Молочные реки» прямо мне в глаз, как в компьютерной игре, которую он никогда не смотрел. Я выбиваю стул у него из-под задницы. Наш конфликт глубок и непримирим.
– За последний год Mintel* выдает порядка 140 новых лончей с фокусом на самые разные полезные свойства кисломолочных продуктов, в форматах и вкусах, привлекательных для самой широкой аудитории, в том числе – молодой. Но пятый цех, в который вложили миллионы на оборудование, любит делать ряженку и кефир. Только продавать они это не желают. Они же этим не занимаются.
Всё в таком духе. Не первый раз уже. После совещания иду к себе на место в оупен-спейс к компьютеру. У меня есть успехи, я пробила новую линейку йогуртов с тропическими фруктами, и подняла выручку на два процента за прошлый квартал, поэтому я знаю, Осокин ничего не скажет на самом совещании, но потом вызовет и переспросит, что хотел бы уточнить. Как в прошлый раз, когда сказал: «Придумайте слоган и маркетинг-план с расчётом на молодёжь. Постарайтесь побыстрее».
Я – маркетолог.
Рядом с компом у меня сидит маленькая фарфоровая куколка Маша с синими глазами, пшеничными волосами, в розовом кружевном платьице и белых туфельках без каблуков с хлястиками. Я купила её на художественной выставке в Манеже в Москве у художников. Ни разу не пошлая, как дешёвка из игрушечного магазина или сувенирной барахолки, а настоящее произведение искусства, сделанное вручную. Я с ней разговариваю глазами. Она мой верный собеседник.
Обед.
В столовке Славка Никитин садится за мой столик со своим подносом. Он из производственного отдела. Мы с ним живём в одной многоэтажке, часто вместе ездим на работу и хочешь не хочешь, а общаться начнёшь, не сидеть же молча в автобусе на одном сидении, всегда что-нибудь спросится – и поехало.
Знаю всё про его Людку. Советы даю, когда она его чморит. У них есть дочка Вероника, ходит в первый класс. Славка меня постарше лет на пять, рано женился по залёту, переживает, что жизнь проходит не так, как хочется. Я ему сразу сказала, чтобы на меня не рассчитывал ни при каких обстоятельствах, а то дружбе конец.
– Ты чё, одна сегодня, Терехова? – в его вопросиках почти всегда мелькает подтекст. Славка – симпатяга, сажень в плечах, стройный, со светлыми волосами и модной стрижкой. Молочницы наши в очереди стоят за его вниманием, на кружевные трусики деньги не жалеют, как говорится, но Славка не спешит. Я знаю почему. Ему хочется совсем другого и не с ними.
– На идиотские вопросы не отвечаю.
– В отпуск собираешься? – хлебает Славка кислые щи, фирменный деликатес нашего повара.
– Конечно. Поеду к подруге на Оку. Рыбу будем ловить, жить на берегу в палатке, песенки петь под гитару.
– Прикалываешься?
– Ничуть.
– Летом тебя никто не отпустит, сама знаешь. А осенью, какая палатка? Так что… – довольно хихикает Славка.
Беру свою тарелку, на ней остатки пюре и жареной трески. Всё сгребаю ему в щи.
– Ты сдурела, Терехова?
– Достал, – шиплю я сквозь зубы.
Поднимаюсь к себе. Подмигиваю Маше. Включаю комп.
Звонок по внутренней сети.
– Нина, поднимитесь к Осокину сразу после обеденного перерыва, – это Светлана Юрьевна, его секретарь. Живой архив. Она досталась Осокину от отца, когда тот был Генеральным, до трансфера власти, так сказать. Видимо, толковая баба, знает всех клиентов, ходы-выходы, умеет делать то, на что не каждая даже решится. Замужем, сын учится в пищевом универе в Воронеже. Осокин-младший, короче, её оставил на должности, сначала на пробный срок, а потом и на постоянку.
– Иду, – коротко так отвечаю, без благоговения. Я же ждала этот звонок, ничего неожиданного. Сейчас ещё раз буду рассказывать про безлактозное молоко, высокое содержание белка, продукты с обогащённым витаминами составом и новые мировые вкусовые тренды, то есть про фисташку с малиной.
Поднимаюсь на лифте, смотрюсь в зеркало. Ну, немного скользнула помадой для приличия, шеф всё-таки.
– Проходите, Нина, – говорит Светлана Юрьевна.
Стучу и открываю дверь.
Mintel* – глобальная фирма по исследованиям рынка. Предлагает широкий спектр услуг, включая детальные исследования рынка, конкурентный анализ, понимание поведения потребителей и рекомендации по инновациям продуктов.
ГЛАВА 2. Решение
Андрон
Сегодня ровно год, как я стал Генеральным и вошёл в это здание, направляясь в свой кабинет.
Кайф.
Я откидываюсь в кресле и смотрю в окно. За ним живой организм, который я унаследовал. Завод. Мой. Новые цеха, отстроенные по последнему слову техники, сверкают на фоне синего неба. Их фасады украшены нашими логотипами, лаконичными, стильными. По дорогам, будто по венам, движутся грузовики с только что отгруженной продукцией. Каждый из них – капля крови в этом огромном теле.
Отец построил.
Он возводил стены, закупал первые линии, ночами просиживал над чертежами. Тогда это был скромный комбинат, едва сводивший концы с концами. Но он верил. В традиции, в то, что люди всегда будут пить молоко и есть творог.
А теперь моя очередь.
Но я не могу просто сохранить то, что он создал. Нет. Мир изменился. Рынок требует нового. Скорости. Инноваций. Я должен не просто удержать завод на плаву – я обязан приумножить. Сделать так, чтобы через десять лет эти цеха казались лишь скромным началом.
Закрываю глаза на секунду. В голове цифры, графики, отчёты, контракты, которые ещё не подписаны, технологии, которые только предстоит внедрить. Ответственность давит, но в этом давлении есть что-то опьяняющее.
Открываю глаза и снова смотрю на завод.
Он будет расти.
Несмотря на Мурашкиных, несмотря на консервативных поставщиков, несмотря на весь этот страх перед переменами, который витает в коридорах, как запах старого кефира.
Хорошо, что меня никто не видит сейчас. Смотрю на часы. Меня хватило на девять минут. Панегирик окончен. Спасибо. С днём рождения, Андрон!
Звонок. Норкин собственной персоной. Не спроста.
– Борисыч, они летят завтра на озеро Сукко, восемь дней, палаточный лагерь, все только с жёнами.
– Анапа?
– Да.
– Кто все? – ничего себе новость! Норкин любит заставать врасплох, чтобы выудить, если повезёт, какую полезную инфу. Это его хлеб.
– Как кто? Швейцарцы, наши из министерства, ну, и вся молочная братия, два твоих любимых конкурента, если точнее. Я еле выбил для тебя палатку, места ограничены, охрана, повара, прислуга, машины и прочее. Там заповедник, ботанический памятник природы, все дела. Семь палаток за бешеные деньги и потом всё убирают, если с властями не договорятся, что вряд ли.
– Оригиналы. Самолёт во сколько? – начинаю я соображать, но что точно делать, пока не знаю. Если в компании замминистра, ехать надо обязательно. Личные контакты в бизнесе – полдела.
– Все по-разному летят, кто-то из Сочи поедет, кто-то из Москвы, Рогозин из Питера. Определяйся с билетами, мне скажешь номер рейса. Встречу организую. Оксане привет. Вам понравится. Всё – перезвоню.
Разъединяется.
Кажется, у меня проблема. С Оксаной мы расстались. Она не забрала ещё все вещи, правда, но мириться с ней я не желаю, даже ради этой поездки. Условия мне ставит, совершенно потеряла чувство реальности. Мне нужен человек рядом, а не ноги. Детей не хочет, жить здесь не хочет, одна Башня Федерация в башке и побрякушки. Подружки, видите ли, над ней смеются, машина у неё старая. Хоть бы раз спросила, что у меня на работе. Просто ради приличия. Всё. Точка.
На столе лежит отчёт Нины Тереховой. Я его уже прочёл. Три раза.
"Молодёжь не пьёт кефир. Они хотят protein shots (протеиновые коктейли с молоком), коктейли с гелевой структурой, которые становятся воздушными , если взбить миксером, кокосовые йогурты, йогурты без лактозы с ягодами. Мы теряем рынок."
Она права. Но Мурашкин тоже прав – его ряженка держит на плане половину региональных сетей. Надо балансировать.
Стук в дверь. Легка на помине.
– Вы звали?
Нина стоит на пороге, руки в карманах пиджака, взгляд прямой. Не боится. Мне это нравится.
– Ваши цифры убедительны, – говорю я, – но Мурашкин не зря держится за свою ряженку.
– Ну, такое… – бросает она, – мы можем делать и то, и другое. Если не начнём меняться сейчас, через пять лет нас скупят китайцы.
Я улыбаюсь. Она говорит то, о чём я думаю последние полгода.
– Хорошо. Давайте ваш план. Йогурты пошли неплохо, но и они сейчас не в том тренде, что было два года назад. Полная перезагрузка линейки. Попрошу только без войны с производственниками.
– Без войны? – она хмыкает, – они сами объявили.
– Тогда ведите её так, чтобы победить.
Она задумывается, потом кивает.
– Ладно. Но мне нужен бюджет. И свобода действий. И… новое оборудование, Андрон Борисович. Один новый цех и один технолог, который не будет жить вчерашним днём.
Быстрая и решительная.
– Всё будет, но есть одна просьба. Точнее, это производственное задание. Без его реализации, не будет ни цеха, ни технолога. Если быть совсем точным, это не обсуждается.
Нина застывает – в глазах любопытство и осторожность.
– Завтра мы летим в Анапу. Очень важное мероприятие, где будут поставщики супернового оборудования и люди из министерства. Я не буду вас посвящать в тонкости, но мне надо там быть и решить некоторые важные моменты лично.
– А я… – начинает она хватать ртом воздух.
– Я не закончил. Это как бы отдых на природе на озере Сукко. Палатки, эко-туризм. Красоты Краснодарского края. Это семейный отдых. Вам придётся играть роль моей жены.
Нина медленно моргает. Потом ещё раз. Долгий, выразительный взгляд – будто я только что предложил ей раздеться и пробежаться по офису с криками «Да здравствует ряженка!».
– Вы… серьёзно?
– Абсолютно.
– То есть… – она делает паузу, подбирая слова, – мне нужно будет изображать вашу супругу? В палатке? Среди чиновников и конкурентов?
– Да.
– А почему бы вам не взять настоящую жену?
– Мы расстались.
– А… – её глаза сужаются, – то есть я замена.
– Нет. Вы – стратегический партнёр.
Она скрещивает руки на груди.
– И сколько продлится этот… спектакль?
– Восемь дней.
– Восемь… – Нина закрывает глаза, будто молится о терпении, – Андрон Борисович, я маркетолог, а не актриса.
– Зато вы адаптируетесь к новым условиям. Разве не об этом ваш отчёт?
Она открывает рот, чтобы возразить, но замирает. Попалась.
– Блин! – Нина вздыхает, – Ладно. Но у меня условия.
– Какие?
– Во-первых, отдельная палатка.
– Это вряд ли.
Она раскрывает глаза, как будто я превратился в Мурашкина.
– Во-вторых, если кто-то спросит, как мы познакомились, я не буду рассказывать про офисный роман.
– Придумаем что-нибудь романтичное. Встретились в Москве в консерватории.
– Ага. Уж лучше на трибуне стадиона во время футбольного матча. Я облила вас кофе, и вы сразу…
– Это мы обсудим в самолёте.
– В-третьих, – она прищуривается, – если вы хоть раз попытаетесь меня поцеловать «для правдоподобия», я сломаю вам нос. У меня спортивный разряд по плаванию.
Я ухмыляюсь.
– Плавание не бокс, но это не важно. Договорились.
– И ещё… – она тянет время, наслаждаясь моментом, – новый цех. Без него – никуда.
– Ух, ты! – смеюсь я, – Ладно. Цех ваш. У меня, правда, есть совет директоров, так, на минуточку, но, думаю, что улажу.
Нина кивает, довольная собой.
–Тогда мы на «ты»?
– Разумеется. Мы же с вами не старообрядцы какие-нибудь.
– Надеюсь, вы готовы к тому, что я ужасная жена.
– Сомневаюсь, что вы хуже Оксаны.
Она фыркает.
– Ну что ж… Когда рейс?
– Завтра в семь утра.
– Что?! Ты сдурел?
Мне смешно.
ГЛАВА 3. Апельсины
Нина
Иду по коридору. Только что от Осокина.
– Ты что такая красная вся? У шефа была? – спрашивает Лидка Кряжина из Торгового и осматривает меня с ног до головы. У них у всех только одно на уме – кто первый его завалит.
Если скажу, что у меня температура, тут же дотронется. Я и правда, вся раскраснелась. Не каждый день тебе предлагают стать женой шефа, а потом ещё и цех дадут. Тут не только раскраснеешься, заикаться начнёшь.
– Аллергия на апельсины, – говорю первое, что приходит в голову.
– На апельсины? Когда ты успела столько апельсинов-то съесть? У шефа, что ли? – она не то, чтобы противная, она совершенно невоспитанная и, соответственно, наглая. Знает только два приличных слова – «спасибо» и «извините», и то, произносит их только, когда очень старается. Ну, и сплетница, естественно. Мастерица по распространению вредной информации, основанной на искажённых сведениях, как Славка про неё говорит. Технарь, у него всё чётко в голове, кстати.
– Мне одного апельсина достаточно, – почти огрызаюсь я Лидке и иду дальше.
А дальше что? Быстро смотаться с работы домой и хоть как-то собраться на это Сукко. Купальники, спортивные шмотки, кроссовки. Какую одежду туда брать, понятия не имею. У Осокина спрашивать как-то неудобно.
Влетаю в квартиру, достаю тележку багажную, которой сто лет в обед, и открываю шкаф.
Звонок. Осокин.
– Через минут сорок заеду за тобой, поедем в Москву. Адрес свой скинь. Собралась?
– Да, Я готова.
Я не то, чтобы не готова, я в полной растерянности стою и перебираю своё барахло. В тележку положила только нижнее бельё и один единственный закрытый купальник для бассейна, потому что новый. Вьетнамки есть ещё и кроссы, в которых поеду. До Москвы почти двести километров, но всё равно как-то рано выезжать, если в семь самолёт, хотя если в пять надо быть в аэропорту. В башке кавардак и густой туман.
Звонок.
– Спускайся!
Внизу стоит огромный чёрный внедорожник, за рулём водитель, который тут же выскакивает из машины, хватает мою тележку, чтобы поставить в багажник, а мне открывает заднюю дверь. В нос бьёт запах кожи, кофе и чего-то непонятного, но приятного. Парфюм, наверное. Тут же вспоминаю, что забыла свой в ванной комнате. Хотя, может, и к лучшему.
Пока водитель возится с багажником, тихо спрашиваю у Осокина:
– Мне при нём вас по имени отчеству называть?
– Конечно, мы же ещё не на Сукко, – щурится Осокин.
– А, понятно, Андрон Борисович. Лучше я вообще помолчу.
– Не волнуйся о Валере, его никто ни о чём не спросит, а если и спросит, то ответа не получит. Валера, как долго ты у меня работаешь?
– Четыре года, Андрон Борисович, – отвечает водитель, который уже сидит за рулём.
– Тебя спрашивал кто-нибудь когда-нибудь, куда ты меня возил, и кто был у меня в машине?
– Матушка ваша пару раз.
– И что ты ей ответил?
– Не положено, Ольга Игоревна.
– Спасибо, Валера, смотри за дорогой и не отвлекайся.
Андрон откидывается в кресле, достаёт планшет.
– Вот досье. Швейцарцы – Ганс и Мартина Шульц. Он – директор по торговле одной интересующей нас компании, входит в Совет директоров, она – дизайнер упаковки. Любят вино и горные велосипеды.
– То есть молоко они не любят. А почему я, вообще, должна это знать? – тыкаю в экран.
– Потому что «случайно» узнала от «мужа», – он ставит кавычки пальцами. – Ты же умная жена, которая интересуется бизнесом мужа.
–То есть я должна… что, цитировать тебе параметры гомогенизаторов за ужином?
– Нет. Кивай, улыбайся и говори: «Андрон так много рассказывал о ваших инновациях!»
Я закатываю глаза.
– Гениально. А если спросят, где мы познакомились?
– Сдалось тебе это знакомство! На выставке молочного оборудования в Мюнхене.
– Серьёзно?! Но я там отродясь не была. Врать надо правдоподобно. Давай на выставке, только в Москве. Какая разница, где была выставка?
– Ок. Ты загорелась моими глазами, когда я объяснял преимущества пастеризации ультравысоким давлением.
– Боже… – я закрываю лицо руками, – мне прям так и говорить?
– Есть альтернатива – сказать, что ты бывшая бариста, и мы встретились, когда я забыл кошелёк в «Старбаксе».
Валера фыркает за рулём.
– Каком «Старбаксе» ещё? Бариста должен в кофе разбираться, а я чай зелёный пью, даже по утрам!
– Серьёзно?
– Оставляем выставку. Они же не будут спрашивать, в каком году она была? Я на всякий проверю, когда такая выставка была в Москве.
Едем. Кругом лес, иногда поле.
– А швейцарцы эти на каком языке с вами разговаривают?
– На английском, обычно.
– У меня английский не особо развит.
– Почему это?
– Читаю с переводчиком, а разговаривать не с кем. Так что я-то всё скажу, что надо, но только на русском.
– Ничего, не страшно, говори, что помнишь.
Я затихаю и ловлю какие-то английские слова в телефоне. Сама не знаю что.
По дороге ещё хихикаем о какой-то ерунде, но мне не особо весело – английский я не помню, в тележке две футболки и купальник. Надо было хотя бы свитер, что ли, какой взять. Хорошо хоть в выходной сходила в салон и ногти привела в порядок и на руках и на ногах. На ногах красные, а на руках нюдовые. Стрижка тоже ещё норм. Вот как знала, что замуж выйду через два дня за шефа.
Въезжаем в Москву, машин полно.
– Мы куда сейчас? – а как не спросить?
– Думаю, – говорит Андрон и смотрит на часы, – останови- ка где-нибудь поудобнее, – просит он водителя.
Мы останавливаемся в каком-то переулке.
– Ты мне не покажешь на правах мужа свой багаж? Если тебе не хватает кое-каких вещей, надо будет это оперативно решить, пока есть время.
– В смысле не хватает? У меня, что список был?
Андрон осматривает мою тележку, которую я ему открыла прямо в его огромном багажнике.
– Это всё?
– Да.
– Где вечернее платье?
– Какое такое вечернее платье?! Ты сказал «палаточный лагерь»! – я тут же перехожу на «ты» и включаю оборону.
– Нина, там будут ужины у озера. Министр. Швейцарцы. Ты думаешь, они в спортивных костюмах придут? Это же туса первой категории. Там одной посуды пол машины привезут.
– А я откуда знала?! Ты мне сказал «эко-туризм», а не «Венецианский бал»!
Он вздыхает.
– Садимся в машину, быстро! – командует шеф, – Валера, заедем в ЦУМ по пути.
– Нет! – я хватаю его за рукав, – Я не дам тебе покупать мне платья!
– Это не я покупаю. Это компания выделяет бюджет на репрезентативные цели.
– Какие ещё «репрезентативны цели»?!
– Чтобы ты не позорила меня в дешёвых джинсах!
Валера кашляет.
ГЛАВА 4. В ресторане
Нина
ЦУМ точно не входил в мои планы. Какие планы? О чём я? Пялюсь на витрины. Манекены в платьях. Терпеть не могу платья. В девяносто случаях из ста они уродуют фигуру и превращают баб в трансвеститов.
Если только длинные…
Ни разу не была в этом ЦУМе.
– Ты выглядишь, как будто я веду тебя в клетку с голодными обезьянами, – тихо так, почти шепчет Осокин. Издевается, не иначе.
– Скажи что-нибудь ещё. Мне нравится, – пытаюсь я пошутить.
Он как бы игнорирует мою панику и уверенно заходит внутрь. Поднимаемся куда-то, я иду за ним, как приложение.
– Добрый вечер! Ищем что-то особенное? – подходит девушка с улыбкой из рекламы стоматолога.
Осокин кивает в мою сторону.
– Жене нужен гардероб для горного курорта. Вечерние платья, лёгкие удобные костюмы, купальники, обувь, пара сумок и клатч. Закапсулируйте! – и тут он подмигивает, как завсегдатай. Может, оно так и есть, откуда мне знать, – и да, мы очень спешим, – завершает он свою просьбу.
Девушка кивает, затем окидывает меня взглядом:
– У меня только один маленький вопрос – размер обуви, – говорит она.
Как же это унизительно!
– Тридцать девятый, – произносит мой рот, не я.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – говорит девушка моему «мужу», – а вам сюда, – показывает мне рукой на примерочную. Я оглядываюсь на мягкий диван с подушками, где расположился Осокин, он приветливо мне машет.
– Каждый лук буду ждать с интересом, дорогая!
И тут началось! Сразу. Пока я раздевалась, мне уже притащили вешалки с одеждой.
Сине-голубое платье, невесомое, удобное, но без спины.
– Оно голое… – мямлю я.
– Очень элегантно. Повернись! Да! Однозначно!
– Мне в этом рыбу ловить, что ли?
– Нина, ты едешь не в деревню к бабке! – строго так отвечает Осокин. Умора. Если бы кто-нибудь меня сейчас увидел с нашей молочки, да хоть Лидка, перекрестилась бы.
К платью ещё мне суют в руку клатч. Я верчу его, улыбаюсь и вижу ценник. Что? Что там написано? Я к этому не готова. Мне хочется кинуть его в Осокина.
Неправильно всё это. Я работаю, ломаю голову, езжу на переполненном автобусе в дождь, ругаюсь, отстаиваю какие-то свои взгляды, я училась в институте, в конце концов, а тут клатч, маленькая твёрдая сумочка, обтянутая фиолетовой кожей, стоит как две мои месячные зарплаты. Безделушка, по сути.
– Осокин… – хочу я ему сказать, – послушай…
– Нина, мы вас ждём, надо мерить, – зовут меня из примерочной.
Я не сопротивляюсь, я думаю о том, что когда всё это закончится, я опять приду на работу и сяду перед своим компьютером. Нет, одёргиваю я себя, я делаю это, чтобы мне дали цех, мы же договорились. И ещё, у меня есть очень старенькие родители, которые родили меня, когда им было обоим почти по пятьдесят лет, и мне очень хочется им помочь и обеспечить им безбедную старость, как говорят те, кто не всегда это правильно понимает. А старость у них уже наступила, и мне надо спешить. Папе надо делать операцию, а маме лечить ноги.
– Какой красивый костюмчик! Нина, ты настоящая жена! – восклицает Осокин.
Девушка-стилист смотрит, не очень понимая.
Я готова провалиться.
Да, нет. Чего она тут только не видела, и каких только жён, псевдо-жён и так далее. Зачем мне о ней думать?
– Тебе нравится? – спрашиваю я идиотским голосом. Три платья я уже отмеряла, одно длинное и два по колено.
– Остаёшься в этом. И ещё спортивные туфли сюда, светлые. Я доволен, – заключает Осокин.
Всё!
Спускаемся с пакетами в паркинг, где нас ждёт Валера. Уложились за два часа.
– Теперь куда? – спрашиваю. Я же не совсем кукла, у меня и вопросы имеются.
– Ужинать, конечно, сколько можно ничего не есть?
Понятно, мне выдаётся всё порциями. Где будем ночевать, надо спросить ещё раз. Спросим.
Движемся по московским улицам – светофоры, пробки – медленно.
– Запомни, вдруг произносит Осокин серьёзным тоном, – если что-то пойдёт не так, есть одно правило.
– Какое?
– Ври громче и увереннее. Всегда закрывай тылы и находи объяснения любому действию. Никаких сомнений, извинений, обороны, только наступление и только вперёд.
А-а-а! Вон оно как у них…
Я замолкаю, чтобы это переварить и смотрю в окно. Восемь дней лжи! Мы и так каждый день врём в обычной жизни, но тут дальше некуда – я не я, да ещё жена кого? Осокина. Я раньше боялась лишний раз с ним поздороваться. Да когда такое было? Ничего я не боялась, просто не думала о нём, как о мужике, как не думаю о Милоше Биковиче.