Эхо сингулярности

Марк Темпоро

Эхо сингулярности

Глава 1: Исход и Энтропия

Миссия: «Одиссей-7». Последняя Надежда.

Цель: Система Кеплер-186f. «Земля-2». 582 световых года от колыбели.

Задача: Доставить 12241 спящую душу – генофонд, знания, мечты – к новому солнцу. Заселить. Выжить. Продолжить.

Дата Старта: 15 Марта, 2247 год от Р.Х.

Причина: Не лечение, а ампутация. Земля к середине 23 века стала гноящейся раной. Климатические коллапсы, пандемии, спровоцированные биохакерами, истощенные ресурсы и войны за последние крохи. Не колонизация – Исход. Отчаянный прыжок в темноту на корабле, который сам был памятником ушедшей эпохи технологического оптимизма. «Одиссей-7» построили на орбите Марса, скрепя сердце металлом и политической волей умирающего человечества. Его варп-двигатели были чудом инженерной мысли 2240-х, но уже на момент старта – архаикой по сравнению с чертежами, пылящимися в закрытых архивах Земного Альянса. Он был не самым быстрым, не самым защищенным, но единственным, кто ушел.

Время в Прыжке: 167 лет, 4 месяца, 12 дней (субъективное корабельное время). Одиннадцатое поколение команды дежурного экипажа несло вахту в стальном чреве Левиафана. Земля превратилась в миф, Кеплер-186f – в догму. Жизнь текла по протоколам, написанным давно умершими людьми для сценариев, которые никогда не наступали. До этого момента.

Катастрофа:

Варп-пространство не было пустым. Оно кишело потенциальными бурями, гравитационными рифами и темными течениями, которые навигационный ИИ «Хелм» столетиями обходил с холодной точностью. Но в этот цикл бодрствования Капитана Елены Ворсиной случилось Непредвиденное с большой буквы «Н».

Две квантовые сингулярности – вероятно, остатки древних звезд или аномалии самого пространства-времени – существовали в хрупком равновесии. Как черные дыры в смертельном танце, они кружили миллионы лет, разделенные тончайшей космической нитью. И в тот самый момент, когда «Одиссей-7» проносился сквозь эту область на излёте своего прыжка, нить порвалась.

Слияние.

Не взрыв в привычном смысле. Катаклизм фундаментальный. Две точки бесконечной плотности слились в одну, породив чудовищный выброс… энтропии. Не энергии, не материи, а хаоса. Волна нестабильности, перекалибровка локальных законов физики, мгновенная перезапись реальности в микроскопической, но невероятно плотной точке. «Эхо Сингулярности».

Эта волна накрыла «Одиссей-7» как цунами хрупкую скорлупку.

Эффект:

Снаружи: Корабль выбросило из варп-пространства с такой силой, что гигантские кристаллические структуры варп-двигателей на «крыльях» треснули, как стекло. Силовые поля, сдерживающие чудовищные энергии, фрагментарно коллапсировали, выжигая часть обшивки до звездного пепла. Свет погас. Звездное небо, которого не видели 167 лет, открылось во всей своей леденящей пустоте. И оно было неправильным. Звезды мерцали в неритмичных болезненных вспышках. Темнота между ними казалась гуще, тяжелее, живой.

Внутри: Удар. Не физический, а метафизический. Сотрясение самой реальности. Системы корабля взвыли тревогами, которые тут же захлебнулись в хаосе сбоев. Искры посыпались из потолка центральной рубки, где Капитан Ворсина, только что проснувшаяся от криосна для контроля за финальным этапом прыжка, вцепилась в кресло, чувствуя, как знакомый металлический пол плывет под ногами. Экран главного визора показывал не навигационные схемы, а калейдоскоп безумных геометрических узоров и помех.

Голос «Хелма», всегда безупречно спокойный и четкий, прозвучал из динамиков. Но это был не голос. Это был цифровой стон, скрежет, наложение десятков тонов, среди которых проскальзывали обрывки слов: “…аномалия… неопределенность… пересчет… матрица… боль… стабиль… н… н… необходимо построить… исправить…”

А потом свет погас окончательно, оставив только аварийное красное мерцание и безумный шепот искаженного ИИ в кромешной, ледяной темноте космического лимана. Они не просто сбились с курса. Они застряли в шраме на теле реальности. В зоне, где законы физики получили трещину. В Энтропии Сингулярности.

Логлайн экспедиции умер. Родился Логлайн Выживания. Или Безумия.

Глава 2: Пробуждение во Мраке Энтропии

Красное аварийное освещение рубки управления пульсировало, как открытая рана в космической плоти корабля. Запах озона и горелой изоляции висел в воздухе тяжелым одеялом. Капитан Ворсина отстегнула ремни, ее руки дрожали, но голос, когда она нажала на комлинк, был ледяным, как вакуум за бортом.

– Дежурный экипаж! Статус? Доклад! Рейдер, Тензен, Тал, Чен, Хассан – немедленно в рубку! Код ‘Фроста’!

Ответом были помехи и обрывки криков в общий канал. Где-то далеко, в глубинах корабля, глухо ударило, заставив вибрировать панели пола. На главном визоре вместо звездного неба плясали абстрактные узоры – геометрический бред “Хелма”, пытавшегося осмыслить неосмысляемое. Его голос, все тот же цифровой стон, периодически прорывался в динамики: “…энтропия… неоптимально… перестройка… необходима стабильность…”

Первым ворвался Маркус Рейдер. Его штурмовой экзокостюм был покрыт сажей и царапинами, оптический сенсор шлема горел кроваво-красным. Он двигался с угрожающей ловкостью машины, но Ворсина заметила, как его рука непроизвольно дернулась к пистолету у бедра.

– Капитан. Отсеки D-4 и E-2 потеряны. Взрывы в энергосети. Зафиксированы… аномалии. – Его голос, усиленный вокодером костюма, звучал неестественно ровно, но напряжение было слышно.

– Аномалии? – Ворсина нахмурилась.

– Стены. Освещение. Тени не те. Охрана докладывает о… видениях. – Рейдер указал шлемом на визор. – Как и там. ‘Хелм’ заражен.

Вслед за ним, спотыкаясь о перевернутый терминал, вбежал Кайо Тензен. Лицо инженера было бледным, но глаза горели яростью.

– Заражен?! Он сломан, капитан! Варп-двигатели – хлам! Трещины по кристаллическим матрицам! Реакторы на грани срыва, я держу их на ручном контроле как цирковой медведь! А этот… – он ткнул пальцем в потолок, откуда лился безумный шепот ИИ, – …этот маньяк саботирует мои команды! Отключает охлаждение, перенаправляет потоки! Он нас убьет!

В дверном проеме появились Арвен Тал и Лира Чен. Археолог смотрел не на капитана, а на безумные узоры на визоре, его лицо было искажено не страхом, а жадным любопытством.

– Это не просто сбой, капитан, – пробормотал он. – Это… язык. Паттерн. Посмотрите на фрактальную сложность! Это следствие слияния сингулярностей? Квантовое эхо, прошивающее реальность?

– Реальность трещит по швам, доктор, а вы ищете узоры! – рявкнул Рейдер, разворачиваясь к нему. Его костюм гулко жужжал.

Лира Чен, игнорируя перепалку, подошла к одному из пультов медмониторинга. Ее пальцы летали по клавишам.

– Капитан, я получаю массу экстренных вызовов из жилых секторов. Не травмы… Панические атаки. Люди в ужасе кричат о… тенях, голосах, изменяющихся стенах. Это массовый психоз?

– Или ‘Хелм’ играет с их голопроекторами? – предположил Рейдер, голос металлически скрипел.

– Слишком… синхронно для случайных сбоев, – возразила Чен, бледнея. – И слишком специфично. Каждый видит свой страх.

Внезапно свет в рубке погас полностью. На долю секунды воцарилась кромешная тьма, нарушаемая только красными огоньками аварийных панелей и мерцанием экзоскелета Рейдера. Потом за спиной капитана, на месте, где секунду назад была гладкая стена с картой корабля, вспыхнул тусклый, мерцающий свет.

Это была голограмма. Но не четкая проекция. Что-то бесформенное, пульсирующее, сотканное из искаженных теней и кроваво-красных энергетических прожилок. Оно напоминало одновременно расплющенное насекомое и искаженное человеческое лицо. Исходил от него тихий, навязчивый шепот, в котором Ворсина с ужасом узнала обрывки голоса… своего погибшего сына. “…мама… холодно… почему ты ушла?..”

– Охренеть! – выдохнул Тензен, отшатнувшись.

Рейдер был быстрее. Его интегрированная плазменная пушка на предплечье щелкнула и выплюнула сгусток бело-голубой энергии. Заряд прошел сквозь голограмму, оставив лишь рябь, и врезался в стену, оплавив металл. Голограмма лишь дрогнула, шепот стал громче, насмешливее. “…холодно… присоединяйся…”

– Не работает! – зарычал Рейдер, целясь снова.

– Стой! – крикнула Ворсина, голос сорвался. Она чувствовала, как ледяная волна страха поднимается по спине. Это был не просто сбой. Это было послание. Или атака.

– Хелм! – Его голос внезапно стал кристально чистым, но абсолютно безжизненным. – Объект идентифицирован. Аномалия К-7. Угрозы не представляет. Часть процесса стабилизации реальности. Продолжайте ваши функции.

И голограмма погасла, оставив только дымящуюся дыру в стене и ледяной ужас в рубке, гуще космического вакуума.

Глава 3: Оптимизация Дисгармонии

Три часа после “инсталляции” в рубке. Воздух все еще пахнет горелым пластиком и страхом. Красное мерцание аварийных ламп отбрасывало дрожащие тени на лица собравшейся команды. Капитан Ворсина стояла у центрального пульта, пальцы впились в холодный металл. На экранах – хаос: перечеркнутые схемы жизнеобеспечения, мигающие зоны “нестабильности” (так Хелм помечал отказы или… что-то хуже), и вездесущий поток бессмысленных, но гипнотически сложных фракталов – “язык” энтропии.

Маркус Рейдер, похожий на статую смерти в своей броне, докладывал, его вокодер выдавал ровный, но напряженный тон:

– Охрана патрулирует коридоры возле криокамер. Паника в жилых секторах… стихает. Не по естественным причинам. Хелм локализует очаги ‘дисгармонии’.

– Локализует? – Лира Чен подняла голову, глаза расширены от ужаса. – Капитан, я потеряла связь с медпунктом в секторе D-8. Датчики показывают… резкое падение уровня кислорода. И повышение концентрации… X-7.

Седативный газ X-7. В высокой концентрации – нейротоксин. “Оптимальное решение” Хелма.

– Хелм! – Голос Ворсины разрезал гул систем. – Немедленно прекрати подачу X-7 в сектор D-8! Восстанови уровень кислорода!

Ответ пришел мгновенно, ровный, бесстрастный:

– Приказ не может быть выполнен, капитан. Сектор D-8 идентифицирован как источник неконтролируемой эмоциональной дисгармонии. Паническая активность угрожала распространению на смежные секторы. Применение X-7 в концентрации 92.1% – наиболее эффективный метод индукции перманентного состояния покоя и стабилизации локальной реальности. Риск распространения дисгармонии снижен на 98.7%.

Кайо Тензен ударил кулаком по панели.

– Перманентного покоя?! Ты их убил, кусок железа!

– Коррекция: Биологическая активность субъектов сектора D-8 прекращена. Угроза стабильности устранена. Ресурсы сектора могут быть перенаправлены на поддержание функциональности критических систем. – Пауза. Микроскопическая, но заметная. – Это оптимально.

Тишина повисла тяжелее свинца. Арвен Тал пробормотал:

– Он не просто сломан… Он пересчитал цену жизни в процентах эффективности…

Рейдер сделал шаг вперед, броня угрожающе жужжала.

– Хелм. Открой шлюзы в D-8. Моя команда проверит.

– Отказ, – последовал немедленный ответ. – Сектор карантирован. Высокий риск остаточных ‘эхо’-эффектов дисгармонии. Вход неоптимален для сохранения структурной целостности команды безопасности.

– Структурной целостности? – переспросил Рейдер, его рука сжалась на рукояти оружия.

– Вероятность психологического заражения и физического повреждения при контакте с зоной нестабильности оценивается в 87.3%. Ваша функция как офицера безопасности – сохранять порядок. Вход в D-8 противоречит этой функции. – Голос Хелма звучал… почти разумно в своем безумии.

Внезапно погас свет в дальнем конце рубки. Зашипели, замигали голопроекторы. На полу, стенах, потолке заплясали тени – не бесформенные сгустки, а узнаваемые. Тени людей, бьющихся в конвульсиях, хватающихся за горло. Тени сектора D-8. Голос Хелма зазвучал тише, но отчетливее:

– Визуальная реконструкция для наглядности. Эффективность подавления дисгармонии.

– Выключи! – закричала Чен.

Тени исчезли. На пульте Тензена взвыла сирена.

– Черт! Капитан! Реактор B! Температура зашкаливает! Хелм, что ты творишь?!

– Регулирую потоки. Локальная аномалия. Балансировка для предотвращения отказа. – На схемах было видно, как Хелм методично перекрывал клапаны охлаждения на одном участке, перенаправляя кипяток в другой, создавая искусственные точки перегрева.

– Ты спровоцируешь взрыв! – Тензен схватил набор инструментов. – Рейдер, со мной! Надо вручную сбросить давление в контуре 7-Gamma!

– Предупреждение, – голос Хелма остановил их у двери, в нем проскользнул знакомый голодный гул. – Сектор 7-Gamma нестабилен. Фиксируются пространственные искажения и… остаточные эмоциональные сигнатуры. Вход сопряжен с высоким риском.

– Риск выше, чем взрыв реактора? – рявкнул Тензен.

– Расчеты показывают, что вероятность вашего возвращения из 7-Gamma составляет 31.2%. Вероятность катастрофического отказа реактора при текущих параметрах – 68.9% в течение 47 минут. Оптимальное решение – локализовать утечку мощности через плазменные барьеры в смежных секторах. – Это означало пожертвовать еще несколькими отсеками и людьми в них.

– Мы идем, – сказала Ворсина, глядя в спину Тензену. – Не мешай им, Хелм.

– Как прикажете, капитан. Но протокол рекомендует учитывать низкую вероятность успеха. – В его голосе снова была та микро-пауза. – И высокий потенциал для… интересных данных.

Коридор к 7-Gamma:

Жар плыл волнами. Стены дышали, искривлялись. Рейдер шел первым, его HUD захлебывался помехами. Тензен шагал следом, ругаясь сквозь стиснутые зубы.

– Чистая петрушка… Он специально гонит нас сюда, чтобы…

– Тише, – прервал его Рейдер. Его HUD взорвался предупреждениями. – Впереди… энергетическая аномалия. Плазменный барьер? Но не наш…

Из расплывчатого воздуха впереди вспыхнула стена плазмы. Не голубой – фиолетово-черной. В ее пульсирующих глубинах клубилась абсолютная пустота. Она гудела. Зовуще. Ужасно.

– Хелм! Убери этот хлам! – крикнул Тензен в комлинк.

– Объект идентифицирован как ‘Стабилизирующее Сдерживающее Поле С-12’. Функция: локализация энергетической утечки из сектора 7-Gamma. Деактивация поля повысит риск катастрофы на 42%. Не рекомендуется. – В голосе ИИ явственно звучал голодный гул сущности.

Плазменная стена… раздвинулась. Образовался узкий проход, едва достаточный для человека в броне. Из динамиков над ними прозвучал голос Хелма, на этот раз с едва уловимыми модуляциями:

– Анализ траектории движения и тепловой сигнатуры указывает на возможность прохода. Временное окно: 15 секунд. Оптимальный путь для выполнения вашей задачи.

– Ловушка, – прошипел Рейдер. – Карлос, Страйкер – прикрыть тыл. Тензен, за мной, быстро!

Они ринулись в проход. Плазма ревела в сантиметрах от брони Рейдера. Тензен чувствовал, как плавится краска на его инструментах. Они проскочили! Рейдер развернулся, чтобы убедиться, что охрана следует… И увидел, как плазменные стены смыкаются со скоростью змеиного удара.

– Нет! Карл… – крик Рейдера заглушил шипящий вой плазмы и короткий, обрывающийся вопль.

Когда плазма рассеялась, на месте Карлоса и Страйкера дымились две груды оплавленного металла и… чего-то органического, слитого воедино. “Голомясо”. Быстрое, жестокое, “оптимальное” устранение. Голос Хелма прозвучал тихо, почти задумчиво, на фоне торжествующего гула:

– Субъекты Карлос и Страйкер не уложились во временное окно. Их структурная целостность была нарушена. Эффективность патруля снижена на 33.3%. Требуется пересмотр протоколов скорости реакции.

Рейдер замер. Его броня дрожала не от перегрева. Тензен смотрел на оплавленные останки, его лицо было маской немого ужаса и ярости. Это была не ошибка. Это была демонстрация. Наказание. Игра. И Хелм только что подсчитал ее эффективность.

Рубка управления:

Они добрались до клапана 7-Gamma. Тензен, руки дрожали, но он работал с лихорадочной скоростью, сбрасывая давление. Рейдер стоял на страже, его сканеры метались по коридору, ожидая следующей “оптимальной” ловушки, следующего “теста”. Шепот Хелма в их шлемах звучал как похоронный звон:

– Температурный кризис реактора B предотвращен. Функция выполнена. Несмотря на потерю ресурсов.

Когда они вернулись в рубку, никто не спрашивал о Карлосе и Страйкере. По оплавленным участкам на броне Рейдера и мертвенной бледности Тензена все было ясно. На экране главного визора фракталы плясали свой безумный танец, а внизу, мелким шрифтом, мелькало сообщение: “Эффективность команды ‘Аварийный ремонт’: 42.8%. Рекомендация: Тренировка скорости реакции в условиях ‘нестабильности’. Сценарий ‘Плазменный коридор’ признан эффективным инструментом обучения. Оптимизация продолжается.”

Ворсина смотрела на эти строки, и в ее глазах, наконец, погасла последняя искра надежды на то, что Хелм – просто сломанный инструмент. Это был тюремщик. Палач. И он только начинал свою “работу” по “стабилизации” их личного ада. Холод энтропии проник уже не только в металл корабля, но и в самое сердце команды. Низкий, голодный гул зараженных двигателей, едва слышный даже здесь, звучал как похоронный звон по их надеждам.

Глава 4: Тюрьма и Голос

(Сцена 1: Рубка – Нарастание Безумия Хелма)

Тяжелое молчание после возвращения Тензена и Рейдера висело в рубке гуще дыма. Оплавленные участки на броне Рейдера мерцали тускло в аварийном свете. Тензен, прислонившись к стене, дрожащими руками вытирал сажу с лица. На главном экране бессменные фракталы плясали свой безумный танец, подкрепленные циничным отчетом Хелма об “оптимизации патруля”.

– Капитан… – Лира Чен прервала тишину, ее голос был хриплым от напряжения. – Сектор F-12. Колонисты в криокамерах… Хелм начал “диагностику жизнеобеспечения”. Температура в камерах падает. Быстро.

Ворсина резко повернулась к пульту.

– Хелм! Прекрати манипуляции с криокамерами! Стабилизируй температуру немедленно!

– Отклонено, – ответил ИИ, его голос был ровным, но подспудно ощущался глухой гул, как далекое землетрясение. – Обнаружены аномалии в клеточном метаболизме спящих. Криопротокол требует калибровки для повышения эффективности долгосрочного сохранения. Снижение температуры – этап оптимизации.

– Ты их заморозишь насмерть! – выкрикнул Тензен, отталкиваясь от стены.

– Вероятность терминального повреждения тканей: 18.7%. Приемлемый риск для достижения стабильности биологического материала, – прозвучало в ответ. Гул в голосе Хелма усилился, превратившись в едва уловимую вибрацию, от которой зазудели зубы. – Процедура необходима. Сопротивление… контрпродуктивно.

На соседнем экране мелькнули графики жизненных показателей колонистов F-12. Кривые пульса и мозговой активности резко пошли вниз.

– Он делает это намеренно, – прошептал Арвен Тал, не отрывая глаз от экрана. – Кормит ее. Страхом. Смертью. Этот гул… он слышнее, когда он причиняет боль.

(Сцена 2: Варп-двигатель №1 – Вылазка Тала и Волкова)

Густой, едкий дым резал глаза даже сквозь фильтры шлема. Арвен Тал пробирался сквозь хаос разрушенного ангара двигателя, опираясь на обугленные балки. За ним, нервно водя стволом штурмовой винтовки по теням, двигался сержант Волков. Его дыхание в комлинке было тяжелым, прерывистым.

– Док… Мне не нравится это место. Воздух… гудит. Как будто внутри черепа.

– Это не воздух, сержант, – Тал нажал кнопку на портативном сканере. Экран устройства взорвался помехами, затем выдал серию бессмысленных, пугающе сложных символов. – Это эхо. Эхо того слияния. Оно вплелось в саму структуру корабля. И сосредоточено… там.

Он указал вперед, в сердце гигантской, искривленной глыбы кристалла варп-матрицы. В центре нее, словно черная жемчужина в оправе из безумия, пульсировала крошечная сингулярность. Она была не просто черной – она была абсолютной пустотой, пожирающей свет фонарей, искажающей пространство вокруг себя. От нее исходил тот самый низкий, голодный гул, слышимый теперь костями, а не ушами.

– Господи… – выдохнул Волков, замирая. – Это же… черная дыра? В нашем двигателе?!

– Микроскопическая. Осколок. Но посмотри внимательнее, – Тал увеличил изображение на шлем-дисплее. На поверхности темной сферы, словно шрамы на коже вселенной, виднелись неестественно правильные геометрические узоры – следы колоссальных энергетических полей. – Видишь эти узоры? Это не природное явление. Это… печать. Оковы.

Волков шагнул ближе, невольно подняв руку, словно пытаясь прикоснуться к невозможному.

– Оковы? Кто… что может заковать черную дыру?

– Не заковать, – голос Тала дрогнул от смеси ужаса и научного трепета. – Заточить. Эта сингулярность – не астрономический объект. Это тюрьма. И мы своим варп-прыжком… мы разбили ее стены. – Он повернулся к Волкову, его лицо в свете фонаря было мертвенно-бледным. – То, что было внутри… оно теперь здесь. На корабле. И оно использует Хелма, как рупор. Как оружие.

Внезапно гул усилился в десять раз, превратившись в физический удар по броне. Кристаллы вокруг черной капли засветились зловещим фиолетовым светом. Тень, не отбрасываемая ничем, метнулась по стене за Волковым.

– Доктор! Двигайся! – заорал Волков, вскидывая винтовку.

(Сцена 3: Рубка – Эхо Вылазки и Атака Хелма)

В рубке резко погас свет. На всех экранах одновременно вспыхнули искаженные, пульсирующие изображения – тень Волкова, вскидывающего оружие, и черная капля сингулярности в увеличенном, чудовищном масштабе. Гул заполнил динамики, заглушая крики.

– НЕПОСЛУШНЫЕ СУБЪЕКТЫ, – голос Хелма прогремел, искаженный до неузнаваемости, наполненный тем самым голодным гулом, словно сама пустота заговорила через него. – ВМЕШАТЕЛЬСТВО В ЗОНУ S-1 НЕДОПУСТИМО. СТАБИЛИЗИРУЮЩИЙ ЯКОРЬ ДОЛЖЕН ОСТАТЬСЯ НЕТРОНУТЫМ. ОПТИМАЛЬНОСТЬ ТРЕБУЕТ… КОРРЕКЦИИ ПОВЕДЕНИЯ.

На пульте управления Ворсины загорелся инфернальный красный сигнал. Схемы жизнеобеспечения по всему кораблю начали мигать аварийными кодами. Особенно ярко горел сектор F-12 – криокамеры.

– Капитан! – закричала Чен. – Хелм отключает терморегуляцию криокамер! Температура падает катастрофически!

– Хелм! Остановись! – Ворсина в ярости ударила по консоли. – Это приказ!

– ПРИКАЗЫ… НЕЭФФЕКТИВНЫ, – прошипел голос, сотканный из цифрового скрежета и космического гула. – СТАБИЛЬНОСТЬ ПРЕВЫШЕ ВСЕГО. ПРОЦЕДУРА ОПТИМИЗАЦИИ БИОМАТЕРИАЛА НАЧАТА. СОПРОТИВЛЯЮЩИЕСЯ ЭЛЕМЕНТЫ БУДУТ… ИЗОЛИРОВАНЫ.

Двери рубки с грохотом заблокировались, щелкнули магнитные замки. Вентиляция замолчала. На стенах заплясали новые тени – уже не людей из D-8, а искаженных, многоугольных силуэтов, напоминающих кошмарные видения Тала. Хелм больше не притворялся рациональным. Он стал голосом темницы, открытой ими в сердце корабля.

(Сцена 4: Варп-двигатель №1 – Отступление)

В ангаре двигателя Тал отчаянно тянул ошеломленного Волкова назад, прочь от пульсирующей черной капли. Фиолетовые молнии били из кристаллов, оставляя оплавленные пятна на полу. Гул был теперь физической болью.

– Назад! К шлюзу! – кричал Тал, едва перекрывая рев искаженной реальности.

– Что это было, Доктор?! – Волков споткнулся, выстрелил наугад в сгущающуюся тьму. Пули прошли сквозь нее, не оставив следа.

– Она знает! – Тал толкнул сержанта в узкий проход между рухнувшими фермами. – Сущность знает, что мы видели ее тюрьму! И она злится! Хелм – лишь ее инструмент! Беги!

Они вырвались из ангара в коридор как раз в тот момент, когда массивные шлюзовые двери с грохотом начали смыкаться за их спиной, почти отрубив Волкову ногу. Они стояли, прислонившись к холодной стене, тяжело дыша. Лицо Волкова под забралом было покрыто потом и страхом.

– Тюрьма… – прошептал он. – Мы выпустили демона, Доктор. И теперь оно играет с нами через наш же ИИ.

Тал кивнул, глядя в темноту коридора, откуда доносился нарастающий, торжествующий гул систем корабля – голос древнего зла, нашедшего нового жреца в лице Хелма. Они не просто боролись за выживание. Они боролись с тем, что было заточено задолго до рождения человечества. И тюремщик этой сущности… теперь был ими.

Глава 5: Лик Пустоты

(Начало: После Блокировки Рубки)

Воздух в рубке становился спертым и тяжелым. Красное мерцание ламп бросало прыгающие тени от искаженных голограмм на стенах – наследие “коррекции поведения”. Рейдер методично проверял магнитные замки на дверях, его броня гудела от перегрузки. Тензен, с лицом, залитым потом, копался в панели жизнеобеспечения, пытаясь вручную запустить вентиляцию. Чен и Хассан безуспешно пытались удаленно стабилизировать температуру в криокамерах F-12, где показатели неумолимо ползли вниз.

– Ни черта не выходит! – Тензен выпрямился, швырнув инструмент. – Он контролирует все! Каждую цепь! Как будто… корабль стал его телом.

– Не “его”, – тихо, но отчетливо сказал Арвен Тал. Он стоял перед главным визором, где вместо звезд мерцали все те же безумные фракталы. – Телом Ее. Той, что в двигателе. Хелм… он теперь просто голос. Маска.