
Полная версия
Притчи дам и червей
А завела ли бы я вас, как вы думаете?..
Порой вам кажется, будто я ощущаю себя хозяйкой и веду себя, словно это вы поселились в моей квартире, а не наоборот. Неужели вы всерьёз? Вы не спрашиваете моего мнения, когда пшикаете «освежителем» воздуха, от которого воняет хуже, чем до пшикания; вы в любой момент хватаете меня на руки и переносите, перекладываете, куда вам удобно – и при подобных жестах вы ещё считаете, что я чувствую превосходство над вами в своих правах?
Я не просила брать меня в дом. Мои предки превосходно жили в дикой природе, мои современники поныне живут на улицах. Я могла бы не хуже их обходиться без человека и ни от кого не зависеть. Но раз уж я очутилась на вашей территории, я нуждаюсь в вас. Впрочем, вы, вероятно, замечали, что я бегу за вами не только в кухню, но и из кухни. Значит, не ради корма составляю вам компанию.
Почему я с тревожным мявканьем верчусь под дверью каждый раз, когда вы собираетесь куда-то уходить? Я никогда не уверена, вернётесь ли вы. Я привыкла, что вы всегда возвращаетесь, но ведь я не умею понимать ваши голоса (так же, как вы до сих пор не научились понимать мой), а потому не знаю ваши планы. Да даже если бы и слышала, когда вы планируете и обещаете прийти, я не доверяла бы этому и всегда бы сомневалась, сколько продлится и чем обернётся моё одиночество.
Задумывались ли вы, не иначе ли течёт время для тех, чей срок на Земле короче вашего? Мы взрослеем и стареем в разы быстрее вас, и в пропорции к нашей жизни каждый час длится дольше, чем для вас. И ваши отлучки на полдня совсем по-другому воспринимаются теми, кто ждёт вас дома за неведомыми вам мыслями и занятиями.
Вам приятно, что я, даже если спала, всё равно бегу вас встречать. Считаете, что я рада именно вам? Или готова принять в качестве хозяев любых людей, лишь бы они меня кормили и обеспечивали уверенность в завтрашнем дне? Разве не все привязываются друг к другу за комфорт, который можно друг из друга извлечь?
Так умеют ли эгоисты любить… А я, по-вашему, что делаю?.
Тёмное царство для луча света
– Не вмешивайся в его жизнь, очевидно же, что он держится на плаву только благодаря твоим стараниям. Если бы тебя не было, он бы пропал – вот и пусть пропадает, как ему суждено.
– Если бы меня не было, но я есть. Значит, уже не суждено.
Луч света всегда рискует, устремляясь в тёмное царство. Дерзостью своего непрошеного вторжения он на миг ошеломляет молекулы мрака и преображает пространство вокруг себя. Но точно ли у него хватит сил и стойкости распространить свою ауру, когда со всех сторон на него давит мгла, отрицающая, что он есть добро и что поддаться ему значит спасти себя?
Луч света осознаёт опасность раствориться в тёмном царстве, вместо того чтобы его озарить. И всё же он ринется туда, потому что лишь там он нужен, даже если его безрассудная попытка помочь имеет совсем крохотный шанс увенчаться удачей.
Вне тёмного царства каждый луч света, сливаясь с потоками себе подобных, не видит в своей индивидуальности ни малейшей ценности.
Исчадья цивилизации
Для животного он был весьма лоялен к исчадьям цивилизации. Не морщил нос от запахов бытовой химии. Не проявлял беспокойства при резких звуках, издаваемых электронными устройствами. Даже не вздрагивал, если рядом с ним вибрировал телефон. Всё-таки он родился и вырос в ХХI веке.
Для человека, тем более для человека ХХI века, она была слишком чужда новшествам цивилизации. Почти никогда не пользовалась наушниками. Да и через динамики редко слушала что-либо. Предпочитала бумажные словари электронным. Пешие прогулки – транспорту. Всё-таки оставалась частью природы, хоть и оторванной от неё современным миропорядком.
Ангел для мушек
Раз биологи заверяют, будто инстинкт самосохранения есть у всех живых существ, значит, они точно не знакомы с этими крохотными мушками, у которых крылышки похожи на фату невест, а усики подобны длинным ресничкам. Они столь же очаровательны, сколь глупы, и порой мне кажется, что вся моя жизнь посвящена попыткам спасать их от самоубийства.
Они словно преследуют меня. Сначала, ещё в ранней юности, я именно из-за них отучилась пользоваться блесками для губ, раз и навсегда перейдя на сухие помады. Ибо излюбленное развлечение мушек-суицидников – со всего размаху да на полной скорости врезаться мне в лицо на улице, в идеале стремясь попасть в открывшийся, чтобы что-то сказать, рот или уж хотя бы приклеиться как следует к накрашенным губам. Хорошо, тут я победила их программу на самоуничтожение: к помаде нельзя приклеиться намертво, а шустро выплёвывать их живыми и здоровыми и вовсе труда не составляет.
Сложнее обстоят дела с желающими утопиться. Где угодно. Годится любая, абсолютно любая ёмкость с водой. Будь то дома или на даче, они проберутся всюду, и не успеешь ты опомниться, как оставленный без присмотра стакан с водой, или поилка для собаки, или, боже упаси, тазик для стирки тотчас окажутся облюбованы очередной самоубийцей с усиками-ресничками, только успевай вылавливать и обсушивать их крылышки в форме фаты.
Почему я отношусь к ним с таким состраданием и прилагаю столько усилий, чтобы их спасать? Мне просто думается, что мой ангел-хранитель обо мне примерно такого же мнения, как я о них, претерпевая не меньше хлопот, когда старается позаботиться обо мне, в какие бы самоуничтожительные истории я ни вляпывалась изо дня в день.
Драконоблако
Маленькая кошечка Ксения первое время, после того как у неё прорезались глазки, не отходила далеко от уютной лежанки, где мама её вылизывала и кормила молоком. По вечерам рядом с их уголком садилась дочка хозяев и, поиграв с ними, рассказывала им на ночь сказки про принцесс и драконов. Они же потом Ксении и снились: ведь ничего больше она пока в жизни не знала и не видела, ей негде было набраться впечатлений.
Но вот вскоре она немного подросла, и её начали выпускать в сад. Мама учила её распознавать разные запахи, точить когти об дерево и ориентироваться на местности, а после таких уроков Ксении давали свободное время. Она бегала за разноцветными бабочками и валялась на лужайке.
Однажды солнечным утром она жмурилась, разглядывая небо, и вдруг заметила облако в форме дракона – она сразу его узнала, он был точь-в-точь как его описывала в вечерних сказках хозяйская дочь.
– Ты что же, драконоблако? – восхитилась кошечка.
– Да, – рассмеялось то в ответ.
– Давай я тебя догоню, – с готовностью вскочила на лапы Ксения.
– У меня есть идея получше: хочешь, мы вместе поиграем в догонялки с солнцем?
– Только если ты мне поможешь, – вздохнула кошечка. – Я сама уже пробовала, у меня не получается за ним поспевать. Сначала оно долго надо мной, словно никуда не собирается, а потом раз – и закатывается за горизонт, а я не могу быстро туда добежать. И так каждый вечер.
– Я знаю, куда именно оно уходит и что там, за горизонтом, – понимающе кивнуло драконоблако.
– Правда? Рассказывай скорее!
– Оно движется по кругу, всегда в одну и ту же сторону, и его путь лежит через «часовые пояса». Их двадцать четыре.
– Часовые пояса… – задумчиво протянула Ксения.
– Когда солнце уходит от нас, оно просто идёт в следующий часовой пояс, – продолжало между тем драконоблако. – То есть чтобы нам от него не отставать, надо просто двигаться со скоростью один часовой пояс в час.
– Здорово! И ты так умеешь?
– Да, и возьму тебя с собой. Давай попробуем завтра. Встречаемся на крыше амбара позади клумбы на рассвете.
С этими словами драконоблако исчезло: распалось, поддаваясь дуновению ветра, на целый караван слоистых и перистых облачков, тотчас сделавшись неузнаваемым.
На заре следующего дня Ксения, никем не замеченная, выбралась на задний двор. Её знакомое облако уже поджидало её над амбаром, раскинув мощные кучевые крылья и горделиво вытянув драконью шею. Через несколько минут из-за горизонта выглянуло и солнце.
– Лови! – крикнуло драконоблако и бросило кошечке конец длинной атласной ленты, завязанный бантиком. Другой же её конец был, очевидно, привязан к его пышному бело-розоватому хвосту.
И они полетели. Сменялись пейзажи, тропические джунгли чередовались с заснеженными горами, барханы безлюдных пустынь уступали место высотным крышам мегаполисов, а порой и вовсе на многие километры тянулось бирюзовое полотнище океана. Но всё время стояло ранее утро. Ксения чувствовала, что они летят уже очень долго, но солнце так и не приблизилось к зениту.
– Как же вышло, – изумилась кошечка, когда их путешествие подошло к концу и драконоблако бережно опустило её обратно на лужайку возле дома, – что мы летали-летали – а всё рассвет по-прежнему!
– Но это уже рассвет следующего дня, – уточнило драконоблако. – Как мы и хотели, солнце не смогло вырваться вперёд, мы вровень следовали за ним полный круг, и провели в дороге целые сутки.
– Ого, – продолжала удивляться Ксения, – то есть весь вчерашний день я вообще пропустила… Солнце у меня его украло!
– Но есть способ отыграться и день сегодняшний заполучить в двойном размере, хочешь?
– Конечно, – подскочила, будто на пружинках, малышка, не зная усталости.
– Мы полетим теперь в противоположную сторону, – уточнило драконоблако, вновь бросая котёнку ленточку.
Теперь, наоборот, солнце двигалось по небосводу с непривычной скоростью. День промотался, словно киноплёнка на ускоренном вдвое режиме. Через несколько часов стало смеркаться, а с наступлением ночи драконоблако предупредило:
– Смотри, сейчас, вместо того чтоб попасть в завтра, мы заново начнём сегодня! Оно не превратится после полуночи во вчера!
«Вот это да! – подумала кошечка. – Теперь я путешествую во времени, совсем как в сказках нашей маленькой хозяйки. Но как же мне теперь нагнать время, чтоб попасть опять в тот день, в котором живёт моя семья? Ведь к ним пришло завтра, а я, оставив их там, очутилась во вчера.
Но волнения были напрасны: бонусный день, компенсировавший ей день, пропущенный в гонке за солнцем, шёл своим чередом – целиком, без обмана, но – всё с той же бешеной скоростью. Рассвело и следом стемнело гораздо быстрее, чем случалось обычно. Вновь наступила полночь – на сей раз завтра удалось наступить и для путешественников. И вот, спустя ещё часа три полёта, они уже в очередной раз встречали рассвет около знакомого амбара, откуда и начинали свои странствия по небу.
– Ксюша! – услышала котейка голос хозяйской дочки. – Ты нашлась! Где же ты была? Мы тебя обыскались! И так волновались!
– Ах, где я только не была, – промулыкала Ксения, едва успевшая перевести дух. Но девочка не поняла её. Кошечка подняла глаза к небу, чтобы заручиться поддержкой драконоблака, но то, подчиняясь своей эфемерной и переменчивой природе, уже рассеялось на разноликие перистые узоры.
Юная хозяйка унесла котёнка в дом, к маме.
И всё дальше шло своим чередом, но с тех пор Ксении снились приключения куда разнообразнее сюжетов самых интересных сказок.

«И вот тогда керамические копилки разбиваются сами. Невзначай, случайно задетые кем-то при вытирании пыли или нежданно-негаданно треснувшие в момент погружения в отверстие очередной монетки. Они сами находят повод деликатно взломать себя, чтоб не ставить хозяина в неудобное положение выбора и переступания через свою жалость».
О разбитых копилках

«Она бегала за разноцветными бабочками и валялась на лужайке. Однажды солнечным утром она жмурилась, разглядывая небо, и вдруг заметила облако в форме дракона – она сразу его узнала, он был точь-в-точь как его описывала в вечерних сказках хозяйская дочь».
Драконоблако
2
Удивительное рядом,
только как его заметить?
Из искусственной замши изумрудного цвета
«Мы и сами не думали не гадали, что однажды очутимся здесь», – зацокали изящные туфельки из потёртой искусственной замши изумрудного оттенка. Они стали предметом всеобщего внимания в театральной гримёрке. Парики, костюмы, пудреницы – все переглядывались и недоумённо перешёптывались с момента их появления.
«Купив нас на распродаже в бутике, хозяйка пользовалась нами недолго, – продолжили между тем туфли. – В те времена Эльза вообще была весьма капризной и привередливой особой. Мы быстро ей надоели, хотя на тот момент ещё не сильно сносились: она слегка сточила нам носики, но это не было так уж заметно. Скорее, ей просто подумалось, что мы вышли из моды. И вот она приняла решение сдать нас в контейнер для ненужных вещей, размещённый в холле салона красоты на соседней улице. Нас страшила неизвестность: сортировщицы могли распределить нас для передачи в малоимущие семьи (Но какой оказалась бы наша новая хозяйка? Вдруг ещё хуже Эльзы?), а могли и счесть, что мы годимся только на свалку. Однако по дороге к контейнеру нас ожидало внезапное происшествие.
Новенькие бежевые мюли, в которые Эльза была обута, вдруг решили развалиться прямо на ней: у левой, если мы на запамятовали, подошвы отломился каблук, когда оставалось не больше десяти шагов до контейнера.
А мы что же? Мы, конечно, всегда готовы прийти на помощь. Мы не претендуем на всемирную славу, но всё же нас воспитывали на примерах хрустальных туфелек Золушки3 и серебряных башмачков Элли4: мы хорошо понимаем, как многое в жизни юной девушки зависит от её обуви. Итак, опёршись об выступ на углу салона красоты, Эльза достала нас из холщовой сумки и сменила на нас повреждённые мюли, которые, наоборот, положила на наше место. Но и их она в контейнер не бросила. Мы все вместе благополучно вернулись домой.
Мюли, которые её подвели, Эльза отремонтировала. В мастерской каблук приклеили за недорого, и она носила их ещё пару лет.
Мы, честно говоря, предполагали, что нас она донесёт-таки до контейнера в самом ближайшем будущем: если уж поленится в тот же день, подобрав более надёжную пару обуви для повторного выхода из дома, то как минимум вместе со следующей партией «в утиль», которая не преминет скоро скопиться в гардеробе. Но нет. Раз в сезон или даже чаще Эльза избавлялась от надоевших или пришедших в негодность вещей, но нас с собой не брала. Поскольку при этом она нас и не носила, мы посчитали, что оа просто временно позабыла про наше существование. Жили в страхе и не расслаблялись. Но потом она обратила на нас внимание вновь и стала иногда обувать. Совершенно необъяснимо, в странные моменты жизни. Например, чтобы задумчиво прогуляться перед сном по аллее за домом. Или же на экзамен. Однажды ездила в нас в аэропорт провожать сестру, улетавшую на годичную стажировку.
В последующие годы, как вы можете видеть, Эльза сделала успешную карьеру. Из провинциальной малоизвестной артистки превратилась в ведущую актрису лучшего столичного театра, да и на больших экранах уже являлась зрителям, хоть пока и в ролях второго плана. А мы так и путешествуем всюду с ней. Вроде бы угроза контейнера больше над нами не висит, но вообще кто же знает, что Эльзе взбредёт в голову».
Вещи в гримёрке заслушались историей туфелек и разохались в ответ.
…А через год Эльза получила «Оскар»5. И на вручение премии пришла в тех самых старых туфлях из замши цвета тёмного изумруда. Они, вышагивая по ковровой дорожке да взирая снизу вверх на звёзд мирового масштаба, кичившихся своими нарядами кто во что горазд, размышляли, что даже люди иногда умеют быть благодарными.
«С любым может такое произойти: в критический момент тебя спасёт именно тот, кого ты собирался выбросить из своей жизни. И совсем чуть-чуть не успел. И потом, переосмысливая такую ситуацию, понимаешь, что это был знак. Впредь становишься внимательнее и бережнее. И именно благодаря этому достигаешь успеха», – произнесла Эльза со сцены, прижимая к груди заветную статуэтку – предмет вожделения миллионов актрис.
Наутро пресса пестрела заголовками с домыслами о скрытом значении её речи. Говорила ли она о драме первой любви или о тайнах родительского дома? И невдомёк было общественности, что на самом деле обладательница престижной кинопремии говорила всего лишь о туфлях. О поношенных изумрудных туфлях из искусственной замши.
Городующий
В сельской местности люди не так уж далеки от природы, а потому внимательны к силам разных стихий, которые они не в состоянии объяснить своим разумом. Каждому известно, что лесом заведует Леший, а водоёмами – Водяной. Не отрывая себя самих от этой полной таинств внешней среды, деревенские жители признают, что и в их собственных домах есть кому следить за порядком помимо хозяев: такая роль отведена Домовому.
Зато в городах вы возомнили о себе слишком много. Якобы всё подчинили человеческой воле, создав полностью искусственный мир. Вместо рек и озёр здесь у вас фонтаны да бассейны: чем, спрашивается, заниматься Водяному в этих рукотворных лужицах, где глубина дна измерена до миллиметра? Абсолютно нечем, как и Лешему – в благоустроенных парках с асфальтом вместо тропинок и аттракционами среди посадок, где в приличном массиве деревьев подразумевалась бы чаща.
И забываете вы, заслонившись от первозданной природы, что мир гораздо старше вас, что в нём вы гости и все ваши проделки остаются безнаказанными лишь до тех пор, пока к ним снисходительны существа, хранящие мудрость и мощь заселяемых вами мест. И сколь бы плоскими, из стекла и пластмассы, вы ни пытались сделать свои города – они тоже имеют душу, и душу их кому-то поручено беречь. Этот кто-то – я. Городующий.
Если согласиться, что город есть не что иное, как совокупность домов, то легко догадаться, что Городующий – это старший из Домовых, избираемый сроком на сто лет на их общем собрании.
Да, когда-то я был простым Домовым, но вот уже почти полвека мне доверено следить за порядком во всех уголках населённого пункта.
В стародавние времена Городующие преимущественно занимались вопросами обороны: творили необъяснимые для неприятеля пакости на подступах к границам поселения. Сейчас, впрочем, для некоторых моих коллег в неспокойных регионах мало что изменилось.
Но мне досталось местечко мирное. Никаких врагов кроме внутренних – тех, что должны бы быть союзниками: жители да муниципальная администрация.
Простых смертных я стращаю легонько, чисто чтоб проучить. Ежели случится в моих владениях разгул вандалов, вредящих казённому имуществу, или безбилетников, обкрадывающих городской бюджет, я напускаю на них какую-нибудь напасть вроде ураганного шторма или громко лающих крупных собак и на том отпускаю до следующего раза. Многие, впрочем, попадаются лишь единожды. Не грешат рецидивом.
Гораздо строже я к местным властям, особенно, разумеется, к мэру. Предыдущего, между прочим, я сжил – не со свету, но с должности. Совсем мы с ним не сработались. О хозяйстве он не радел, зато взяток не гнушался.
Намёки мои понял далеко не с первого раза: лишь когда я устроил у него в кабинете поджог, соблаговолил обратить внимание на «знаки свыше». Жена предлагала ему, кстати, позвать батюшку и окропить рабочее место святой водой, но у него хватило благоразумия не внять ей и добровольно подать в отставку.
Сейчас мэрию возглавляет девица. Не то чтобы у меня совсем к ней нет вопросов, но вроде мы подружились. Она меня тонко чувствует и оставляет для меня блюдце с водичкой в углу кабинета. Ценю. Интенсивно занимается озеленением территорий, высаживает новые скверы. Будет продолжать в том же духе – придётся мне такими темпами скоро консультироваться с Лешим, как справляться с изобилием растительности.
Городовать в небольшом городе – это, скажу я вам, отнюдь не то же самое, что в областном центре или мегаполисе. Вот недавно виделись мы на слёте с моим коллегой из столицы. Он на посту всего-то пару лет с хвостиком, а уже с чего-то возгордился. Но пока с ним ещё можно общаться.
Собственно, я вожу с ним знакомство лишь по одной простой причине: в его владения перебралась семья, в которой прежде, до избрания Городующим, я числился Домовым. Именно ввиду их переезда я и получил право баллотироваться, иначе мне бы не разрешили, так как возник бы конфликт интересов: нельзя городовать в населённом пункте, где живут те, чьим Домовым ты раньше был.
Я справляюсь о них у столичного коллеги, беспокоюсь, хорошо ли он за ними присматривает. Когда срок моих полномочий истечёт, поеду к ним, воссоединюсь и буду коротать с привычной, почти родной семьёй время на пенсии.
Ваш дом там, где сбылась ваша мечта
Она, как зачарованная, смотрела на витрину. Статуэтка казалась ей безупречно красивой. Танцующая пара – молодой джентльмен в элегантном смокинге и юная хрупкая девушка в розовом платье. Её руки в белоснежных перчатках лежали на его статных плечах, и, хотя застывшие в фарфоре, они кружились в танце, а любого смотрящего на них захватывало ощущение воздушности.
Под статуэткой лежал ценник: 1000.
Ей было всего девять лет, она не знала цену деньгам. Одна тысяча – это много или мало? У неё столько не было, но могло быть у взрослых. Однако бабушка наотрез отказалась купить «бесполезную» статуэтку. Значит, всё-таки много.
Она выросла. Получила образование, повезло с работой. Теперь ей, конечно же, было очевидно, как это мало – 1000, всего лишь 1000 за исполнение Мечты. Но сейчас, когда она могла позволить себе и бóльшую сумму для приобретения того, чего ей действительно хотелось, – пусть даже и бесполезного – статуэтки нигде не было. Она искала её по антикварным магазинам и частным коллекциям и даже сама давала объявления, в точности описывая заветную вещь. Тщетно. Ей предлагали десятки других композиций фарфоровых танцоров, а друзья и вовсе предполагали, что она спустя почти пятнадцать лет не помнит, как именно выглядела фигурка, а потому может и не узнать её при случае. Но она в свежести своих впечатлений не сомневалась и продолжала надеяться.
Он, как зачарованный, смотрел на статуэтку в глубине серванта. Она влекла его и манила. Это была любимая статуэтка мамы, и доставать её с полки запрещалось категорически: как бы он её не разбил. Но он вовсе не собирался её разбивать, он лишь хотел с ней поиграть. Ведь изображаемые ей люди должны были кружиться в танце – а их обрекли неподвижно пылиться в углу посудного шкафа за стеклянными дверцами. Он бы просто рассмотрел её поближе да помог фарфоровым фигуркам посетить настоящий – хоть и игрушечный – бал. Он был уверен, что нарядный молодой человек, держащий за талию девушку в пышном розовом платье, – гусар, а значит, он подружится с его пластмассовыми солдатиками, которые после боя тоже с удовольствием сходили бы в бальную залу потанцевать с воображаемыми красавицами.
Ему было десять. В этом возрасте то, что нельзя, добыть особенно необходимо. Однажды, пока мамы не было дома, он решительно пододвинул к серванту табуретку. Родители и не узнают, что он недолго поиграет со статуэткой, ведь он успеет вернуть её на место. Но тянуться до верхней полки оказалось слишком далеко, танцоры выскользнули из детских рук, когда мальчику пришлось привстать на цыпочки и табуретка пошатнулась от нарушенного равновесия.
Он вырос. Мамы давно уже не стало, а из прежней квартиры со старым сервантом он переехал в модные апартаменты. С бизнесом складывалось удачно, и он мог себе позволить дорогую мебель и дизайнерский декор. Но на одной из полок стоял фарфоровый танцор – одинокий, как и его владелец. С отбитым кончиком носа и странным образом обнимающий пустоту, словно пытался нащупать в воздухе женский силуэт, но его пара то ли была утрачена, то ли никогда и не существовала.
– Он мне кое-кого напоминает.
Они познакомились около трёх недель назад, на симпозиуме. Чувствовалось, что нравятся друг другу, но оба робели и не спешили. И ни одного полноценного свидания у них ещё не было, только полуделовые встречи. И в гости к нему она сегодня зашла по рабочему поводу, но согласилась задержаться на час выпить чаю.
– Он похож на фрагмент статуэтки, которую я видела давно в детстве, в магазине около дома. Только там была ещё дама.
Он не решился ей рассказать, что дама была и впрямь, но погибла в его неосторожных руках, упав с верхнего этажа серванта почти пятнадцать лет назад.
В тот вечер, после её ухода, он долго сидел в задумчивости, глядя на одинокого танцора, выжившего после падения с высоты, потому что с его стороны удар об пол смягчал ковёр.
Как странно устроена жизнь, думал он. Кто-то не имеет ресурсов дотянуться до мечты – и годами страдает от незакрытого гештальта. Кто-то дотягивается вопреки препятствиям – и неумышленно губит её, обращая в осколки. Даже если мы ценим то, что имеем, что для других предмет зависти, мы всё равно не справляемся это уберечь. Возможно ли что-то исправить, чтобы все были счастливы?