Хитровка

КРЕМЛЬ

Москва, 1472 год. Поздняя осень, пахнет дымом, щами и… легкой паникой.

Действующие лица:

Софья (она же Зоя) Палеолог: Византийская принцесса, недавно прибывшая. Умна, горда, слегка шокирована. Говорит по-гречески, по-латыни, по-итальянски. По-русски – пока только «да», «нет», «печь» и «холодно».

Боярин Федор «Ушастый»: Ответственный за «прием высокочтимой гостьи». Вечно вспотевший от стресса. Говорит громко и просто.

Мамушка Агафья: Приставлена к Софье. Знает 1000 способов укутать, накормить и перекрестить. Практична до мозга костей.

Слуга-Переводчик Никитка: Вечно путает «порфиру» с «парфёном» и «дипломатию» с «дичью».

Сцена: Теплые сени новых княжеских хором. Софья пытается приспособиться к жизни на печи. Федор Ушастый входит, низко кланяясь.

Федор (громко, стараясь быть вежливым): Здравья желаем, светлая княгинюшка! Как почивали? Печка не жарко палила? Морозы-то снаружи лютые, а у нас – благодать!

Софья (с достоинством, через Никитку): Скажи боярину, что… «покои» приемлемы. Однако сие ложе… она указывает на печь …слишком твердо и жарко. В Риме и Мантуе спали на кушетках с балдахинами. Никитка (переводит, путаясь): Грит, мол, печка – дело хорошее, да шибко жарко. А спать-то, дескать, привыкла на… на балконе с караванами?

Федор (озадаченно чешет затылок): Бал… балкон? С караванами? Это што за диковина? На печи – самое то! Кости греет, хворь прогоняет. Агафья, подбей княгине подушку пуховей!

Мамушка Агафья (сметая невидимую пыль с печи): Истинно так, батюшка! Полежи, матушка-княгиня, распарься! А я тебе щец горяченьких подам, с сальцем! От щей личико алее, краше станешь!

Софья (в ужасе): Salo? Cало?! Mio Dio! Никитка, скажи им – в Константинополе у императоров на завтрак были устрицы, фиги, вино хиосское! А не… не это болото с плавающими листьями капусты!

Никитка: Агафья, свет княгиня грит… што у ихнего царя греческого на утро… устрицы, фиги да вино кислое. А щи, мол, – это… грязь с капустными лопухами. Негоже. Агафья (возмущенно подбоченившись): Лопухи?! Да в щах все силы земли русской! И сальце – первый друг желудку! Устрицы… пфф! Это ж просто сопливые ракушки! Фигами сыт не будешь! А вино – оно без меда – сирым!

Федор (торопливо): Тише, Агафья! Не гневи свет! К Софье: Княгинюшка, прости невежество холопов! Щи – сила наша! А сало… э-э-э… это как оливки ваши, только сытней! Видя ее недовольный вид, переходит к делу: Дозволь доложить! Завтра прием у государя! Нарядиться изволишь как? Шубу соболью подали, шапку горностаевую!

Софья (оживляясь): Finalmente! Наконец-то! Никитка, скажи – я надену свою византийскую порфиру! Платье из парчи, с золотым шитьем! И диадему!

Никитка: Боярин, грит, наденет… порфиру с парфеном. И диван. Федор (в панике): Порфир? Парфен? Диван?! Никитка, ты рехнулся? Что за диковинные слова?!

Софья (терпеливо объясняет жестами): Vestito! Одежда! Красивая! Ткань! Она показывает на роскошный сундук. Федор (с облегчением): А-а-а! Платье! Так бы и сказали! Осторожно: Но, княгинюшка… мороз на дворе. Под сорок. Ваше… порфирное платьице… оно тонкое? В нем замерзнешь, как сизяк! Надень шубу поверх! А диван… э-э-э… на голову? Так шапку горностаевую поверх надень! Будет тебе и диван, и тепло!

Софья (в отчаянии): Ma è ridicolo! Шуба поверх парчи?! И горностай на диадему?! Я буду похожа на… на движущийся меховой чум!

Агафья (убежденно): Зато теплый чум, матушка! Здоровье дороже! Глядишь, государь-князь твой вид оценит – румяная, не дрожишь! А в порфире замерзнешь – синяя, как мертвец, станешь. Не по-боярски!

Софья (вздыхая, сдается): Va bene… Хорошо. Надену… шубу. Но диадему – sotto! Под шапку! Она делает жест «тихо, секрет». Федор (радостно): Вот и славно! Умница! Агафья, готовь княгине лучшую шубу! И шапку – чтоб уши не мерзли! Шепотом Никитке: Скажи ей… государь Иван Васильевич… он ценит практичность. И меха. Очень ценит меха. Софья (про себя, по-гречески): Θεέ μου! Боже мой! Эти северные варвары… Но князь… он силен. Как скала. Она задумчиво смотрит в окно на снег. Империи падают… но новые растут. Даже если они пахнут щами и медом. Громко: Никитка! Спроси у Агафьи… эта… баня? Говорят, она лечит душу и тело? Она делает робкий жест веником. Агафья (сияя): Баня?! Да это наше все, матушка! Как родишься – в бане, как помрешь – в бане помыть! Парилка, веничек березовый… ох, оживешь! Сгоню с тебя всю римскую тоску!

Федор (торжественно): Вот! Вот оно начало! Баня – истинно русское! Понравится! Шепотом Агафье: Только смотри, веником нежней! Она ж хрупкая, греческая! Не зашибись!

Агафья (машет рукой): Знаю я, знаю! Опалю слегка, чтоб кровь играла! К Софье: Пойдем, матушка, готовиться! Надо ж тебя к государю представить во всей… э-э-э… пытается вспомнить слово… в шубе с диваном красе!

Софья Палеолог, будущая великая княгиня Московская, с гордо поднятой головой, но уже с легкой тенью смирения (и мыслями о теплой шубе), позволяет Агафье вести себя навстречу русским баням, щам, морозам и своему новому, суровому, но бесконечно перспективному мужу – Ивану Васильевичу. Начинается великое, хоть и слегка комичное, слияние Византии и Московии.

Финальная реплика Софьи (уже в дверях, тихо, по-гречески, глядя на медвежью шкуру на полу): Λοιπόν… θα πρέπει να πολιτιστώ αυτούς τους βαρβάρους. Από την αρχή. (Итак… придется мне цивилизовать этих варваров. С самого начала.) Она решительно наступает на медвежью морду.

Пресня

Что было на месте Красной Пресни в начале становления Москвы (Средние века)?

«Пресня» – Река и Леса: Само название – ключ к разгадке. Река Пресня (ныне почти полностью заключенная в трубу) была главной артерией местности. Она брала начало из Кудринского болота (район нынешней Баррикадной), текла через пруды (знаменитый Зоопарковский пруд – ее остаток!) и впадала в Москву-реку у нынешнего Белого Дома. Вода в ней считалась чистой, «пресной» – отсюда и имя. Берега реки окружали густые смешанные леса (ель, сосна, дуб, береза). Это была дикая, живописная окраина молодой Москвы.

Великокняжеские и Монастырские Угодья: Земли по Пресне принадлежали великим московским князьям. Это были их охотничьи угодья («пожары») – место соколиной, псовой охоты на лосей, кабанов, оленей, пушного зверя. Леса были богаты бортными деревьями (дикие пчелы) – ценный мед и воск. Также здесь были сенокосные луга по берегам реки и ее притоков – жизненно важные для стойлового содержания скота зимой.

Первые Поселения: Слободки и Сельцо: Постепенно по берегам Пресни стали возникать небольшие поселения: Сельцо Воскресенское (Кудрино): Одно из древнейших документально известных (XIV – XV вв.). Название «Кудрино» связывают то ли с владельцем по прозвищу Кудря, то ли с «кудрявыми» лесами вокруг. Позже здесь возникла Кудринская слобода.

Новинский (Новинковский) Монастырь: Основан в XV веке (точная дата спорна) на высоком левом берегу Пресни (район нынешней Новинской набережной). Был небольшим, но важным духовным центром, владевшим окрестными землями. Давал название местности – Новинское (позже Новинская слобода, Новое Ваганьково). Монастырь упразднили в XVIII веке, но память осталась в топонимике (Новинский бульвар).

Палашная Слобода (Пресненская): Возникла позже, в XVI – XVII вв., ближе к устью Пресни. Здесь селились ремесленники-палашники, делавшие палаши (холодное оружие, разновидность сабли) для царского войска. Это уже начало промышленной истории Пресни.

Дороги и Тракт: Через Пресненские земли проходила важная дорога на Волоколамск и дальше на Смоленск и Новгород (нынешнее направление Кутузовского проспекта и Большой Пресненской улицы). Это делало местность стратегически значимой, хотя сама дорога была грунтовой и трудной.

Жизнь и Быт: Жители этих слободок и селец были крестьянами, бортниками, рыбаками, сенокосами, позже ремесленниками. Их жизнь была тесно связана с природой: Рыбная ловля: В Пресне и прудах ловили щуку, окуня, плотву.

Бортничество: Добыча меда диких пчел в лесах.

Сенокос: Заготовка сена на заливных лугах.

Охота: Хотя княжеская охота была привилегией, простые люди могли ловить мелкого зверя и птицу.

Ремесло: В Палашной слободе – ковка и полировка клинков.

Тишина и Удаленность: По сравнению с шумным Китай-городом или Замоскворечьем, Пресня была тихим, патриархальным, почти сельским уголком у границ Москвы. Сюда доносился лишь звон колоколов немногочисленных церквушек да крики диких птиц.

Почему это было важно для становления Москвы?

Ресурсы: Лес, дичь, мед, воск, сено, рыба – все это было жизненно необходимо растущему городу для строительства, питания, ремесла и торговли.

Стратегическая Глубина: Лесисто-болотистая местность к западу от Кремля была естественным барьером от внезапных набегов (хотя серьезные осады Москвы все равно достигали стен Кремля).

Транспортная Артерия: Река Пресня (пусть и небольшая) и дорога на запад связывали Москву с важными торговыми и военными путями.

Резерв Пространства: Эти земли были резервом для будущего роста города, слободского расселения и промышленности (что и произошло позже, в XVIII – XIX вв.).

Контраст с будущим:

Трудно представить, глядя на бетон и асфальт Красной Пресни XX – XXI вв., что когда-то здесь:

Шумел первозданный лес, где охотились князья.

Чистая река Пресня извивалась среди лугов, где косили сено и ловили рыбу.

Стоял тихий монастырь, а не Дом Советов.

Мастера ковали царские палаши, а не становились участниками баррикадных боев.

Главной «кровью» были дикий мед и сок кленов, а не трагедия политического противостояния.

Красная Пресня в средние века – это был зеленый, дышащий, живой край на западной окраине Москвы, кормивший ее и дававший ей ресурсы, место княжеской охоты и крестьянского труда. Ее «красное» имя появилось позже, в XIX веке, как символ красоты, а не крови. И лишь в XX веке оно обрело свой самый мрачный смысл, навсегда затмив в массовой памяти тихие воды и густые леса древней Пресни. История места – это наслоение эпох, где средневековая идиллия стала фундаментом для будущих бурь.

Палашная слобода

Начало будущей промышленной Пресни. Давайте оживим Палашную слободу на берегу Пресни (район нынешней Красной Пресни) в XVI – XVII веках. Где воздух звенит от ударов молотов, шипит от раскаленного металла в воде и гудит от старинной кузнечной речи – грубой, образной, полной профессионализмов, ныне забытых. Знакомьтесь с мастерами: Герои: Гаврила «Жар-Губа» – старый мастер, седой, с лицом, как покореженный раскаленный докрасна металл. Говорит хрипло, отрывисто, с присловьями. Главный по «узлу» (закалке клинка).

Миронка, сын его – молодой, сильный, но еще «зеленый». Рвется к новым «узорочьям» (украшениям), но отец учит крепости. Говорит проще.

Аника «Ветрюга» – сосед-кузнец, вечно недовольный, завистливый, но мастер на все руки. Любит ворчать и «тянуть волынку» (медлить).

Подмастерье Федька «Ушко» – юнец, помощник, ловит каждое слово. Прозвище – за умение услышать звоночек металла при ковке.

Старинная Профессиональная Речь (Краткий Словарик): Крицу колотить / Железо гноить: Плавить и проковывать железную руду, выжигать шлаки.

Сварка: Не современная, а кузнечная – соединение раскаленных слоев металла ударами.

Узол / Закалка: Самый ответственный момент – охлаждение раскаленного клинка в воде или масле для придания твердости. «Дать узол» – закалить. «Спустить узол» – отпустить металл, снять излишнюю хрупкость.

Вода-матушка / Масло-батюшка: Охлаждающие жидкости. Вода дает тверже, но хрупче («злее») закалку, масло – мягче, вязче («добрее»).

Красная жар / Вишневый глаз / Соловьиный поцелуй: Стадии накала металла. «Красная жар» – начало, для ковки. «Вишневый глаз» – вишнево-красный, для сварки. «Соловьиный поцелуй» – желтый, почти белый, для закалки лучших клинков.

Обух / Полоса / Кромысло: Части клинка. Обух – тупая сторона, полоса – лезвие, кромысло – острие.

Потрошить: Выковывать дол (желоб) на клинке для облегчения и жесткости.

Звездочки / Искра-трава: Узор на металле после травления (узорочье).

Молот-ручник / Кувалда-боец / Напильник-драч: Инструменты. Ручник – легкий молоток мастера, кувалда – тяжелая для подручного, драч – грубый напильник.

Нагар / Шлак: Отходы, окалина.

Волк в металле: Скрытый дефект, трещина, грозящая сломать клинок.

Пальцы лизать: Об очень остром лезвии. «Чтоб враг пальцы облизывал, как об полосу!»

Толку как с козла молока: Бесполезная работа, брак.

Узол Государев

(В кузнице. Жарко. Гул наковальни. Гаврила правит клинок ручником, Миронка мехами дует, Федька ждет ушами.)

Гаврила (шипя, как вода на клинке): Мирон! Дуй, не волынку тяни! Видишь – глаз вишневый на полосе играет? Сейчас узол давать! Федька, вода-матушка готова? Не ледяная? Чтоб без волка!

Федька: Готова, мастер! Из Пресни-реки, чиста, как слеза!

Миронка (с надеждой): Батюшка, а не маслом-батюшкой? Клинок ведь государев, стрелецкому голове… добрее бы…

Гаврила (бьет ручником по наковальне – БАМ!): Молчи, зеленый! Стрельцу злости надобно! Чтоб татарин пальцы лизал от страха! Вода – и баста! Видишь – соловьиный поцелуй на кромысле? Пора! Держи!