Километры как способ самопознания

– Ты что творишь, какая клубника?! – заорал Тимур, едва не вылетевший на лихом повороте в окно.

– Вон там на столбе объявление было – продают клубнику. А я ещё не успела поесть клубники этим летом. Летела сюда и думала: тут она, конечно, вкуснее и дешевле, чем у нас, так что нужно обязательно попробовать. – Малика сбавила скорость, вертя головой по сторонам. – Так. Наверное, где-то на дороге продают, да? Или как?

– Ты меня спрашиваешь?! Я откуда знаю? Я вообще никакого объявления не видел. Что там написано было?

– Не знаю, я дальше стрелочки и «продажи клубники» не успела прочитать, – беспечно пожала плечами Малика.

– Серьёзно?! И сразу свернула чёрт знает куда? Может, это объявление там с прошлого года висит? Может, речь вообще не о ягодах, а об усах?

– Может. Но дорога есть, куда-то она ведёт, поедем и посмотрим.

Тимур страдальчески взвыл и с силой треснулся затылком о подголовник.

– Это же невозможно что такое!

– А что такое? Тебе на работу завтра?

Малика перевела на него взгляд серо-голубых глаз – образца чистейшей невинности. О, своей милой мордашкой и пленительными глазами она умела пользоваться с детства, и потому, какую бы каверзу она ни затеяла, ей стоило лишь хлопнуть вот так ресницами, и для взрослых виновником сразу становился Тимур. «Ну ты же старше, должен уже понимать…». «Ну она всего лишь ребёнок и не понимает…». «Да ну, я никогда не поверю, что такое в голову могло прийти ей, а не тебе, она слишком мала, а ты почти взрослый. Так будь уже мужчиной и не сваливай вину на сестру». А сестре, тем временем, в голову приходили такие проказы, до которых сам Тимур никогда бы не додумался. И все его попытки остановить её заканчивались одинаково: вмешательством родителей и её коронным «это он мне сказал так сделать!».

– Эй! – выдернула его из воспоминаний Малика. – Когда тебе на работу, спрашиваю?

– Через две недели, – на автомате ответил Тимур и сразу об этом пожалел.

Малика заулыбалась себе под нос, словно сытая, что-то задумавшая лисица.

– Тогда есть время…

– На что это? – насторожился Тимур.

– Для начала – поесть клубники. Ты уже ел её этим летом?

– Нет, но времени ещё полно.

Малика вздохнула – как-то непривычно, иначе – и многозначительно замолчала.

– Что? – ещё больше напрягся Тимур.

– Да нет, ничего…

– Ну говори уж!

– Ты ж хотел помолчать.

– А сейчас понял, что такое твоё молчание нервирует меня сильнее болтовни. Говори давай!

– Просто, знаешь… – Она глянула на Тимура, и в этом мимолётном взгляде он не нашёл привычных дерзких смешинок. – Нет ничего неуловимей того, про что мы обычно думаем, что уж это-то точно успеем, времени полно. А моргнёшь – и время вышло, а ты ни клубники не поел, ни…

Пауза подозрительно затянулась.

– Ни?.. – переспросил Тимур.

– Ни то важное, что постоянно на языке вертелось, сказать не успел.

– Если оно важное – чего же сразу не сказать?

– А вот спроси. Почему-то дичь всякая болтается без остановки, при любом удобном, а вот важное всегда до каких-то особенных обстоятельств откладывается или просто – «на потом».

– Я все важные вопросы решаю сразу.

Малика окинула Тимура скептическим взглядом

– Ага. Эти твои важные вопросы – вообще пыль. Помрёшь – никто про них не вспомнит. А вот Лерке своей в любви признаёшься наверняка только по праздникам. На годовщину там, на день рождения дочки, да? – Не поворачивая головы, она скосила на него хитрый и проницательный глаз. – А что ж тогда действительно важно, если не это? А вон и клубника! – В её глазах вновь вспыхнуло знакомое безрассудство.

Тимур посмотрел в окно. За разговором они доехали до какого-то посёлка, на окраине которого, в тенёчке остановки пригородного автобуса, притулилась бабуся с клубникой, расфасованной по большим стаканчикам из-под сметаны, выстроенным на перевёрнутом деревянном ящике.

– Купи мне стаканчик!

Тимур уже в который раз вздохнул, состроив страдальческую мину.

– Ну пожа-а-алуйста! Я почти все деньги тебе перевела, себе только на транспорт оставила.

Делать нечего, он открыл скрипучую дверцу и вынырнул на солнцепёк.

Бабуля в опрятном ситцевом халатике и белом платочке ему обрадовалась, приглашала угоститься клубникой до покупки: «Ты попробуй, она же страсть какая сладкая! Мало же одного стаканчика, бери два!», а потом долго приноравливалась сухонькими подрагивающими ручками ссыпать ягоды из стакана в кулёк, чтобы те «не разбежались» в процессе.

– Что там застрял-то? – поинтересовалась Малика, когда Тимур вернулся в машину. – Экспертизу проводил, что ли?

– Бабушка долго клубнику в кулёк перекладывала, – ответил он, сунув сестре ягоды.

– Ну и помог бы.

– Она время тянула, чтобы я ещё один стакан купил.

– Ну и купил бы.

Тимур замер в неудобной позе, пытаясь запихнуть скобу пряжки ремня безопасности в замок, и уткнулся в сестру раздражённым взглядом. Малика, глядя ему в глаза, приподняла брови, словно ожидая от него каких-то очевидных действий.

– Чёрт тебя дери! – ругнулся он, отшвырнув непослушный ремень. – Так бы сразу и сказала, что тебе два стакана надо. Я угадывать должен?

– Да не мне два стакана, умник. Нам эта клубника – мелочь, а бабушка на деньги с неё, может, несколько дней жить будет.

– На такую сумму и дня не проживёшь, – пробурчал Тимур, нащупывая ручку двери – машинка была крохотной и тесной, непривычной и крайне неудобной для Тимура после его внедорожника.

– Пффф! – закатила глаза Малика. – С твоими запросами не проживёшь, конечно, даже если их урезать вполовину.

Он сердито глянул на сестру через плечо и вывалился обратно в дневной зной. Зараза Лика, несмотря на всю свою неприспособленность к жизни, порой умела макнуть Тимура в очевидное. И как он сам не подумал! Выглядит теперь, как какой-то Эбенезер Скрудж, аж противно.

Когда он вернулся в машину со вторым кульком ягод, Малика уже доедала первый.

– М-м-м! – промычала она, облизывая с пальцев клубничный сок. – Обалдеть как вкусно! Только такой клубникой бы и питалась!

Тимур протянул ей второй кулёк, но она замотала головой.

– Не-не, это тебе.

– Я не хочу.

– Попробуй! И, готова спорить, запомнишь это на всю жизнь.

– Запомню, как в дороге накроет дрисня из-за немытых ягод?

– Ого, какие ты слова, оказывается, знаешь! – Малика округлила глаза, заглядывая в свой, весьма уже опустевший кулёк. – Нет, клубнику эту запомнишь, и как ты её ел. Как мы её ели. – Она усмехнулась и запихнула в рот очередную ягоду, выкинув хвостик в окно.

– Это же просто клубника.

– Нет, это ты просто дурак. А в этой клубнике – весь этот день, всё это солнце, пыльная трасса, наше приключение и ты сам – сегодняшний, в моменте. В ней – эмоции, а эмоции – это будущие воспоминания! Она, знаешь, как важная для тебя песня, которая, зазвучав, разблокирует в памяти определённый момент – от запахов и звуков до настроения и мыслей. – Малика смяла пустой кулёк. – Но если жрать её с кислой мордой и думать о работе, которая ещё только через две недели – тогда это действительно всего лишь клубника, да. – Она взялась за руль и вдавила педаль газа.

Ягоды оказались действительно восхитительными – не чета магазинным, но сестре своё мнение Тимур не сказал, стараясь уничтожать свой кулёк как можно медленнее и, по возможности, не щурясь от удовольствия. Отвлекшись на самоконтроль, он не сразу сообразил, что Малика не развернулась обратно, чтобы вернуться на трассу, а поехала через посёлок.

– Эй, куда ты меня везёшь?

– Домой, как и обещала.

– Нужная дорога, если ты не заметила, осталась у нас за спиной.

Малика безмятежно пожала плечами:

– Она наверняка здесь не единственная.

– Наверняка?! Ты вообще знаешь дорогу?

– Не-а. Я здесь впервые, как и ты.

– Да твою ж!..

– Не бухти. Мы не в лесу, тут есть знаки, в конце концов, всегда можно спросить у людей.

– И надеяться, что нам не попадутся подобные тебе, – проворчал Тимур.

– Ехать по основной трассе слишком скучно и пыльно. И шумно, а ты же не любишь шум.

– Зато быстро.

– Куда тебе спешить? Вот и мне некуда. Кайфуй! Это первое приключение в твоей жизни. – Она с усмешкой на него глянула. – Первое за тридцать с хвостиком лет – позор какой!

– Зато у тебя норма по приключениям на три жизни вперёд перевыполнена. Да и больно уж сомнительное удовольствие – трястись в этой таратайке по жаре, да ещё в твоей компании. Я бы предпочёл поскорее с этим покончить.

– Знаешь, а вот об этом, наверное, Лерка и говорила: ты проживаешь сегодняшний день, находясь… в завтрашнем, что ли? Или во вчерашнем? Тебе сегодня вечно чем-то не угождает, и ты уверенным шагом через него переступаешь, двигаясь куда-то дальше – впереди времени. А меж тем, только сегодня у нас и есть, и завтрашний день никто нам не гарантирует.

– И что ты предлагаешь? – язвительно отозвался Тимур.

– Жить сегодня, а не ждать, когда там наступит идеальное завтра. – Малика выехала из посёлка на неширокую трассу и улыбнулась Тимуру – удивительно, что без всякой поддёвки. – Завтра, если и наступит, идеальным не будет точно.

– В данных обстоятельствах звучит как угроза, – хмыкнул Тимур. – Хотя на что я рассчитывал, садясь к тебе в машину…

Глава 3

Малика лёгких путей не искала и плутала боковыми дорогами. Тимур сдерживался, сколько мог, но когда она свернула на грунтовку, ведущую к какой-то деревеньке, не выдержал и весьма ядовито спросил:

– Почему меня преследует чувство, что мы едем к морю, хотя должны бы – от моря?

Он уставился на сестру тяжёлым взглядом, но она на него не посмотрела, лишь изогнула краешек рта в плутоватой улыбке.

– Наверное, потому, что мы действительно едем к морю, – спокойно ответила она.

Тимур сжал зубы и шумно выдохнул, продолжая сверлить её профиль взглядом.

– Я надеюсь, у тебя есть хоть какое-то мало-мальски адекватное объяснение.

– Чувствую себя капитаном Очевидность: ну нельзя же приехать на море в сезон и не искупаться! Ты-то уже наплескался, позволь и мне разик окунуться. – Малика хихикнула. – Когда вот так закатываешь глаза, ты смахиваешь на тот мем с Дауни-младшим. И этим только больше меня веселишь!

Они въехали в деревню и двинулись по главной улице насквозь. Малика высунулась в окно и втянула носом воздух.

– М-м-м, кто-то готовит на обед куриные зразы! – Она предвкушающе закусила губу. – Домашние, с лучком и яичком, м-м-м…

– Только не говори, что мы ещё и за котлетами пойдём.

– Отличная мысль! Жарят, видимо, на открытой кухне… Я сейчас мигом найду – где.

Она сбросила скорость и завертела головой по сторонам, выглядывая дом, откуда пахло зразами.

– Малика, не выдумывай!

– Я бы пообедала. А ты? О, вон, смотри, вон там! Видишь?

Она остановила машину напротив забора, свежевыкрашенного синей краской. За ним, на пристроенной к дому открытой веранде, пожилая женщина переворачивала на большой чугунной сковороде пышные котлеты.

– Сходи, попроси продать нам пару зраз. Ну невозможно же, как пахнут! У меня прям слюна во рту кипит.

– С ума сошла? Это же не клубника у бабушки на остановке! Сама иди, если надо. – Тимур демонстративно скрестил руки на груди.

– Сходи-сходи, – похлопала его по плечу Малика. – Заодно поучишься с людьми разговаривать, а то только кариес им лечить умеешь.

– Ортодонты кариес не лечат.

– Ну вот, ты даже кариес лечить не умеешь! Давай-давай, тебе полезно! – Она упёрлась руками ему в плечо, пытаясь вытолкнуть Тимура из машины. – Чем быстрее сходишь, тем быстрее поедем дальше.

Есть и правда хотелось, а котлетами действительно пахло просто изумительно, поэтому Тимур всё же уступил.

– Пойдём со мной, что ли. Что я ей вообще скажу? У тебя хоть язык подвешен.

– Импровизируй! Прикинься Дауни-младшим, скажи, что приехал из самой Америки, ведомый непревзойдённым ароматом домашних зраз.

– Ещё даже полдня общей дороги не прошло, а ты меня уже задолбала, – вздохнул Тимур и вышел из машины.

– И без зраз не возвращайся! – крикнула ему в спину Малика.

Он подошёл к забору и в нерешительности замер. С чего вообще начать этот абсурдный разговор? «Здрасьте, котлеты ваши вкусно пахнут, продайте нам парочку, а?» Решат ещё, что он бухой или невменяемый.

Пока Тимур раздумывал над формулировками, хозяйка котлет его заметила и приветливо махнула рукой.

– Что, голубчик, дорогу подсказать?

– Да нет, нам бы котлет… – ляпнул он один из тех вариантов, который только что сложил у себя в голове как пример наивысшего идиотизма. Ляпнул и почувствовал, как наливаются жаром кончики ушей, а за ними шея и скулы.

– Ась? – не расслышала женщина. – На концерт?

Она подошла к забору, вытирая руки закинутым на плечо полотенцем.

– Концерт на той неделе будет, в день посёлка. Вон там, в конце улицы, – она указала рукой, – вправу свернёшь, и второй дом – наш сельсовет, там и собираемся. Михалыч, как водится, на баяне; Галя, Онуфриева которая, споёт – ой, голосистая баба! И поёт так, я те скажу, – хозяйка смяла в кулаке на груди цветастый халат, – аж всю душу внутри тебя перевёртывает! А у Любки с горушки две внучки гостят – так они этой… хореографии учатся и посулили танцы балетные. Ну и Томка стишки свои почитает, если радикулит её о ту пору отпустит. Стишки, правда, всё те же – нового-то она уж годов двадцать не сочиняет, а и публика у нас такая, что всё им как новое – не помнят же ничего с прошлого году.

Хозяйка добродушно рассмеялась, пустив по лицу лучики морщинок, солнце добавило задору в её улыбку, блеснув в двух золотых зубах, и Тимур подумал, что она гораздо старше, чем ему сперва показалось, просто выглядит моложаво.

– А нешто в городе как-то услыхали про концерт? Или вы чей из наших?

Тимур не нашёл, что ответить, и беспомощно оглянулся на Малику. Та, зацепившись пальцами за опущенное стекло, уткнулась себе в запястья, давясь беззвучным хохотом. Тимур изобразил на лице что-то среднее между отчаянием и угрозой, и она сделала подбадривающий жест руками: импровизируй, мол. В общем, бросила его в патовой ситуации, коза.

– На следующей неделе, говорите? – откашлял он первое, что пришло даже не в голову – на язык. В голову, к сожалению, не шло вообще ничего.

– Да, в четверток, – закивала хозяйка.

– А я думал – сегодня… – Тимур озадаченно потёр ладонью вспотевший загривок. – Зря, значит, полдня ехал. Ну что ж, в четверток так в четверток…

– Ага, приезжай в четверток, Галю послухаешь – хорошо поёт баба, ой, хорошо! Это ж, поди, ради того и ехал, да? – с искренним сочувствием уточнила хозяйка.

– Ради стихов Томиных, – зачем-то ляпнул Тимур и с трудом удержался, чтобы не зажмурится от стыда и досады.

Видимо, Малика оказалась заразна, и теперь его мысли тоже, как и у неё, поступали на язык в обход мозгов. А Лера говорила, что от стыда становится болтливой. Тим никогда не понимал, как такое возможно: ведь если тебе стыдно, до болтовни ли? Но вот теперь, кажется, понял. И подумал, что нужно как-то выруливать из этого вранья на вопрос о покупке котлет и сваливать. Но вместо этого добавил:

– Я из поэтического журнала. Ищу новые таланты.

– Батюшки-святы! – всплеснула руками хозяйка. – Это что ж, Томку нашу на старости лет в прессе напечатают? Сколько она в газеты свои вирши слала – ещё при прежнем президенте – ниоткудова ответа не пришло, а тут – аж поэтический журнал! Как бы кондрашка её с такой новости на радостях не хватил. Свести тебя к ней? Тут недалече. Только, погоди, галоши переобую, а то они огородные у меня…

Она уж собралась идти в дом – переобуваться из обрезанных ниже щиколоток резиновых сапог, судя по размеру – мужниных, получивших вторую жизнь в качестве галош, и впрямь вести его к местной поэтессе. Тимура бросило в жар ещё сильнее. Он, серьёзный человек, уважаемый врач, стоит и бессовестно врёт сельской бабушке – причём врёт совершенно без всякой на то причины. Если не считать причиной несносную сестрицу, конечно.

– Нет-нет, – промямлил он, – у неё ж сейчас радикулит, не будем беспокоить…

– Хворает, ага. Но уж стихи-то и лежмя прочтёт, тем более – для журналу!

– Правда, спешки нет, стихи подождут до следующего четверга, тем более ещё не известно, возьмут ли их в журнал. Пусть Тамара выздоравливает, это главное. А у вас вон котлеты на огне, куда ж вы пойдёте.

Хозяйка тревожно оглянулась на сковородку с котлетами и с облегчением выдохнула:

– Да не пужай хоть, я ж их выключила уже.

– Ладно, мне пора, спасибо… за всё, – спешно смотал удочки Тимур, но, развернувшись к машине, встретился с грозным взглядом Малики и решил: была не была! А то ведь она ему весь мозг выжрет чайной ложечкой, если он без котлет вернётся.

– А не продадите мне две котлетки – пообедать? – спросил он, резко крутанувшись назад. – Уж больно пахнут они у вас аппетитно.

– Ой, милый! – всплеснула руками хозяйка. – Голодный же, полдня сюда ехал! Давай я тебя щами как следует накормлю? И котлетами. Бесплатно!

– Нет-нет, мне правда уже пора. Можно просто две котлетки? Но только за деньги.

– Да не смеши! – добродушно махнула рукой хозяйка. – Какие деньги за две котлеты? Смешной! Погоди, сейчас вынесу.

Она ушла на свою веранду, завозилась над столом, спиной к Тимуру, и принесла ему два бутерброда – в каждом пара котлет и тонкая долька огурца, зажатые меж двух ломтей хлеба, обёрнутых с одного края салфеткой, чтобы удобно было держать и есть. Тимур сердечно её поблагодарил и всё же попытался сунуть денег, но она не взяла.

– Свои, домашние, – ворчливо приговаривала она, не скрывая улыбки. – Хоть поешь нормально, а то всё у вас, городских, сплошные Мадонасы. А там разве ж мясо? Бутафория там, а не мясо!

– Газуй! – рявкнул Тимур, едва усевшись в машину.

– Не могу, у меня от смеха аж коренные зубы свело! – простонала Малика, утирая выступившие слёзы. – Столичный продюсер в поисках молодых талантов, – она схватила ртом воздух, – и котлет! О-о-о-й!.. – и вновь скорчилась в приступе беззвучного хохота.

– Газуй, зараза! – Тимур глянул на неё как мог свирепо, хотя от сердца уже немного отлегло, и ситуация переставала казаться такой уж неприличной, скорее – забавной, но всё же слишком глупой, чтобы над ней посмеяться, и достаточно неловкой, чтобы поспешить поскорее отсюда убраться.

Малика, всё ещё всхлипывая и тоненько подвывая, взялась наконец за руль и поехала дальше сквозь деревню. Остановилась на обочине после выезда на трассу и, глянув на Тимура, так и сидевшего с огромным бутербродом в каждой руке, вновь расхохоталась – уже в голос, запрокинув голову, не сдерживаясь.

– Да-да, очень смешно, – пробурчал Тим. – Из-за тебя я наврал с три короба этой милой женщине и выманил у неё котлеты. Терпеть тебя не могу.

– О, прекрасно, тогда отдай свой ужин врагу! – Она с энтузиазмом потянулась сразу к обоим бутербродам.