Полная версия
Разговоры под луной
Разговоры под луной
Нурсултан Еникеев
Иллюстратор Айсулу Мухамбетова
© Нурсултан Еникеев, 2025
© Айсулу Мухамбетова, иллюстрации, 2025
ISBN 978-5-0067-4855-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Здравствуйте. Меня зовут Нурсултан.
И я вовсе не писатель.
Этот сборник – не венец литературного труда и даже не претензия на что-то большое. Это просто попытка упорядочить собственные мысли. Отметить на бумаге то, что задержалось в голове чуть дольше обычного. То, что, как мне кажется, получилось. А может – просто не отпустило.
Эта книга не задумывалась как книга. Она просто… не заканчивалась. Я всё время что-то переписывал, дописывал, вычёркивал, терял, находил и снова терял. Иногда мне казалось, что она пишет себя сама, только специально делает это очень медленно, чтобы я больше не успевал быть прежним. Так что если некоторые главы покажутся вам написанными разными людьми – вы правы. Так и есть. Я просто всё время немного менялся.
Многие из этих новелл были написаны в разные периоды моей жизни. Некоторые – ещё в студенчестве, когда мысли были порывистыми, а чувства – бесконтрольными. Другие – в командировках, на чемоданах и под разными небесами: в отелях с плохим Wi-Fi, в аэропортах, под шум чужих городов и стран. Это – срезы моей памяти, моих наблюдений за людьми, мира вокруг и собой внутри.
Иногда мне казалось, что я пишу, чтобы не сойти с ума. Чтобы зафиксировать не событие, а ощущение. Чтобы не забыть, каким был голос у человека, с которым больше никогда не встречусь. Или как звенела тишина, когда внутри всё рушилось. Эти тексты – не про сюжеты, они про то, что мы переживаем, когда никто не смотрит. Про маленькие катастрофы, которые никто не замечает, кроме нас самих.
Здесь есть страхи, которые я прятал. Радости, которыми боялся поделиться. Победы, которые не отпраздновал. И поражения, которые звучат громче всех аплодисментов. Какие-то истории до сих пор крутятся у меня в голове, как заевшая плёнка, а какие-то – я забыл сразу же после точки, не подозревая, что однажды вернусь к ним как к письму самому себе.
Я часто сомневался, стоит ли это всё показывать. Потому что в этих историях – я. Неприглаженный, неотредактированный, местами слишком наивный, местами слишком усталый. Но, пожалуй, именно так выглядит настоящее. Не то, что выверено, а то, что дрожит. Поэтому я не правил их слишком строго. Оставил шероховатости, недосказанности, полутени. Пусть будут. Они – часть этой книги, как и моей жизни.
Некоторые диалоги из этих историй – это мои неудачные разговоры. Те, где я сказал глупость, где промолчал не вовремя, где ушёл, хлопнув дверью, а потом долго жалел. Записывая их заново, я как будто имел право переиграть сцену. Добавить фразу, которой тогда не хватило. Или наоборот – убрать лишнее. Если что-то покажется вам странно знакомым – возможно, мы оба были в похожих сценах.
А ещё – почти все герои этих историй настоящие. Они жили, смеялись, злились, вдохновляли и уходили. У кого-то я бессовестно позаимствовал привычки. У кого-то – голос, манеру говорить или смотреть. Мысли, которые мне однажды доверили, я осмелился записать. Имена изменены. Чувства – нет.
Если вы вдруг узнали себя – простите. И спасибо, что были.
А если вы почувствуете в этих строках что-то своё – значит, я всё сделал не зря.
Приятного чтения.
Пролог
Ночь легла на землю, как огромное звёздное покрывало, накрывшее всё живое своей серебристой тишиной. Она не давила темнотой – наоборот, будто бы обнимала. Звёзды не просто горели – они дрожали, словно и сами не были уверены, что достойны отражаться в глазах тех, кто ещё не закрыл их от болезненных схваток с памятью. Созвездий было так много, что казалось – если протянуть руку, можно случайно смахнуть пальцем несколько из них. Море дышало в такт. Его волны накатывали мягко, лениво, будто кто-то огромный ворочался во сне, а ровная поверхность не отражала ничего, кроме луны. Огромной, полной, почти всевидящей. Как будто ночь вытащила свое сердце из груди и повесила его в небо.
Я пришёл на берег, чтобы спрятаться от собственного разума. После очередного дня, полного шумных разговоров, звонков и рутины, я понял: больше не могу. Всё вокруг было раздражающе одинаковым, бессмысленным, как сломанная пластинка, играющая одну и ту же мелодию. В довесок ко всему память начинала обидно жалить, напоминая о моих промахах, о том, что я сворачивал в неправильных местах, и в результате упустил столько важных событий. Я упустил важный контракт на нелюбимой работе, я упустил хорошую вакансию в другой компании, и, что самое обидное, я упустил любовь всей моей жизни. Этот день продолжал выдавливать меня из своей орбиты в то время, как память наносила один подзатыльник за другим.
Мир за пределами этой ночи давно превратился в декорации: улицы, дома, чужие лица – всё казалось нарисованным одним и тем же карандашом, с одинаковыми штрихами и штампованными тенями.
В последнее время я всё чаще ловил себя на том, что живу между событиями, а не в них. День за днём я будто терпеливо выжидал, когда, наконец, произойдёт что-то, что вновь напомнит, зачем я здесь.
Море же всегда было для меня спасением. Его голос убаюкивал, отвлекал, а ночное небо возвращало ощущение простора. Здесь, на этом пустом берегу, я надеялся найти хоть немного покоя. Сняв обувь, я пошёл по побережью. Песок под ногами оказался тёплым, как будто день ещё не успел полностью уйти. Волны медленно касались берега, не спеша, словно не хотели разбудить тишину.
Я шёл без цели. Просто вдоль кромки воды, как делал это сотни раз. Только этой ночью всё пошло иначе.
После очередного шага я вдруг заметил нечто странное. Передо мной на песке, у самой кромки воды, словно только что оставленные кем-то невидимым, располагались следы.
Они не были простыми углублениями в песке – нет, в каждом из них будто бы пульсировало слабое, мерцающее свечение, тонкое и зыбкое, как дыхание на стекле, готовое исчезнуть от малейшего прикосновения.
Свет, что струился из них, не имел источника, но был до боли узнаваем – он не был тёплым, как свет фонаря, и не резким, как вспышка – он был лунным.
Да, именно таким – холодным, молочным, почти небесным – каким светит луна, когда ты не смотришь прямо на неё, а замечаешь её присутствие в бликах на воде, в серебре на листьях, в тенях на лице любимого человека.
Моё дыхание стало тише. Следы не могли быть иллюзией: я видел, как каждый отпечаток вспыхивал и тускнел, будто кто-то невидимый прошёл впереди меня. Но шаги не оставляли ни шума, ни движения песка – только этот мистический свет.
Я стоял, вглядываясь в эти зыбкие, мерцающие отпечатки, словно в единственный язык, на котором этой ночью могло заговорить со мной мироздание, и чем дольше я смотрел, тем яснее понимал, что не могу остаться здесь, в стороне, где всё привычно и безопасно, потому что в этих следах, в их приглушённом лунном свете, смываемом волнами, было что-то, что отзывалось глубоко внутри, как беззвучный зов.
Я пошёл. Неуверенно сначала, словно боялся спугнуть это хрупкое чудо, но с каждым новым шагом, оставленным на мокром песке, что впитывал в себя мои сомнения, я чувствовал, как внутри разгорается странное, почти детское волнение – не страх, не тревога, а предчувствие, что сейчас я подойду к чему-то, чего давно не хватало. К ответу, который не объяснит мне всё, но изменит многое.
Следы вели меня по извилистому участку берега, где вода временами подступала почти к щиколоткам, а ветер становился тише, будто ночь, заговорив однажды, теперь слушала сама, и вот – в какой-то момент они исчезли. Они оборвались так внезапно, что я остановился, как человек, который шёл по нитке, вдруг порвавшейся в воздухе, оставив его на краю собственной догадки.
И тогда, подняв взгляд, я увидел его.
Незнакомец сидел на большом, обкатанном временем камне, выступавшем из песка, как остров, переживший шторм. В его позе – совершенно неподвижной, спокойной, уверенной в себе, как в чём-то вечном – не было ни напряжения, ни беспокойства, ни желания привлечь внимание. И всё же всё в нём говорило о том, что он ждал именно меня, что это место, это время, этот берег – были частью чего-то гораздо большего, чем простая прогулка человека, сбежавшего от своих мыслей.
Лунный свет обтекал его плечи и голову, ложился на грудь и руки, и казалось, что не он погружён в свет, а сам испускает его – не как свеча, не как лампа, а как источник, вокруг которого ночь нашла форму и тишина обрела образ.
Он не обернулся, не шевельнулся, не произнёс ни звука, но в этом молчании, в этой неподвижности было больше внимания, чем в сотне слов – как будто всё пространство вокруг него было чутко настроено на моё присутствие. Как будто сама вселенная неотрывно наблюдала за этой встречей.
– Ты тоже потерял кого-то, да? – голос незнакомца прозвучал неожиданно, хотя он даже не повернулся.
– Почему ты так думаешь? – спросил я, стараясь скрыть дрожь в голосе.
Он усмехнулся и поднял голову, глядя на луну.
– Никто не приходит сюда просто так. Море и луна притягивают только тех, кто ищет что-то – или кого-то.
Я не знал, что ответить. Казалось, что в его словах была правда, от которой мне некуда было деться.
– А ты… тоже? Кого-то потерял?
Он кивнул, наконец обернувшись ко мне. В его глазах отражался свет луны, делая их странно яркими, почти неестественными, и в этом отблеске было что-то такое, что напоминало не взгляд, а воспоминание, которое вдруг посмотрело на тебя в ответ.
– Да, я потерял… – Его голос стал мягче, почти прозрачным. – Но не того, кого можно найти. И не то, чтобы это хотелось рассказать.
Он посмотрел вдаль, туда, где море сливалось с небом.
– Я потерял её слишком давно, чтобы помнить голос, но слишком недавно, чтобы разучиться молчать о ней.
Я сжал губы, не зная, что сказать, и, опустив взгляд, вдруг заметил – следы, те самые, что привели меня сюда, всё ещё светились, но теперь слабо, как догорающий уголь. Я кивнул в их сторону.
– Это ты оставил их?
– Нет, – ответил он, слегка качнув головой, – вовсе нет, мои следы уже давно не светятся.
Я нахмурился.
– Тогда чьи же они?
Он еле заметно улыбнулся.
– Тех, кто приходит. Тех, кто готов рассказать свою историю – или хотя бы услышать чужую. А иногда это одни и те же люди.
Я ничего не понял. Слова его звучали складно, как будто в них был скрыт какой-то внутренний порядок, почти музыка, но смысл ускользал, порхал, обвивался вокруг и не давал схватить себя – словно я пытался поймать этот самый лунный отблеск рукой. В его речи чувствовалась одновременно и мудрость, и бред, и что-то такое, что напоминает сны: когда ты просыпаешься и точно знаешь, что там было важное, но уже не можешь сказать, что именно.
Он явно был похож на сумасшедшего – одинокий человек, разговаривающий под лунным небом, говорящий о чужих следах, как о вещах, имеющих смысл. Но мне почему-то не хотелось уходить. Почему-то молчать с ним было легче, чем спорить. Почему-то его слова звучали в этой ночи уместнее, чем мои мысли.
Безусловно, я мог бы повернуться и уйти. Мог бы отмахнуться. Сказать себе, что это просто странный встречный, каких много на свете. Но я остался.
В какой-то момент я понял, что не буду спокоен, пока не задам один вопрос – прямой, честный, возможно даже грубый в своей простоте.
– Послушай, а кто ты такой?
Вопрос прозвучал тише, чем я ожидал. Он посмотрел на меня так, словно я не задал вопрос, а окликнул его по имени. В его взгляде не было торопливости, раздражения или удивления. Он будто знал, что этот вопрос прозвучит, и просто ждал, когда я дозрею до него.
– Кто я? – повторил он, задумчиво, будто пробуя вкус этих слов. – Это, пожалуй, самый простой и самый сложный вопрос, который можно задать.
Он опустил глаза к песку, провёл пальцами по влажной поверхности, как будто хотел что-то написать – но тут же пришла волна и смыла всё.
– Я – рассказчик, – произнёс он наконец, спокойно, как если бы говорил: «я живой». – Я собираю истории и рассказываю их Луне.
Я был готов услышать любой ответ, кроме этого, поэтому смог лишь переспросить.
– Истории луне?
Незнакомец наклонился вперёд, устремляя взгляд на море, которое сейчас казалось бесконечным зеркалом ночного неба.
– Да. Я собираю их у людей. У звёзд. У ветра. У всего, что живёт и дышит. Луна любит истории, ведь они сохраняют нас.
Я почувствовал, как его слова задевают что-то внутри, какую-то невидимую струнку. Он говорил с такой уверенностью, что мне вдруг показалось: луна действительно слышит нас и хранит все наши тайны.
Он улыбнулся. Не таинственно, не снисходительно. А как улыбаются те, кто однажды перестал бояться, что его не поймут.
– Потому что Луна вечная. Потому что она – память. Она будет здесь, когда нас уже не станет, когда последний голос затихнет, когда даже самые громкие имена растворятся в песке. Луна всё так же будет смотреть с неба и шептать эти истории новому миру – не в словах, а в приливах, в бликах и даже во снах.
Он на секунду замолчал, потом добавил почти шёпотом:
– И поэтому я рассказываю их ей. Чтобы она не забывала. Чтобы хоть что-то оставалось, когда исчезнет всё.
Я не знал, что ответить. Слова этого человека звучали так, будто они не совсем из нашего мира, будто он говорит не со мной, а со всем окружением.
Немного поразмыслив, я всё-таки решился подсесть к незнакомцу. Не то, чтобы я горел желанием, но и стоять больше не имело смысла. Поэтому я, не торопясь, опустился на песок рядом с ним.
Море продолжало нашёптывать что-то своё, а он, словно не замечая моего движения, продолжал смотреть вперёд. Туда, где горизонт растворялся в лунном свете, и казалось, вот-вот исчезнет совсем.
– Это правильно, – сказал он вдруг, не глядя на меня. – Сесть и перевести дух, когда не знаешь, куда идти. Иногда тишина – самый верный путь к себе.
Он помолчал, будто прикидывая, достаточно ли я готов. Потом повернулся, посмотрел не в глаза, а будто сквозь меня – туда, где, возможно, ещё оставались те мысли, от которых я пытался спрятаться в этой ночи.
– Кажется, тебе будет интересно кое-что.
Он медленно потянулся к своей стороне и достал из-за спины что-то плоское. Это был старый блокнот, в которых он, вероятно, и хранил свои истории. Ветхий, почти расползающийся от времени, с обугленными краями, как будто он однажды пережил огонь, но уцелел, потому что в нём были слова, которые нельзя было сжечь.
Страницы были исписаны густо, местами торопливо, местами выверено, а по углам виднелись рисунки, штрихи, сноски и каракули, словно каждая история была не просто написана – она была выстрадана, потеряна и снова найдена.
Он развернул его на коленях и начал перелистывать – медленно, неторопливо, как будто не искал нужную страницу, а давал ей возможность самой прийти на этот берег. Лист за листом он проходил мимо, чуть дольше задерживаясь на некоторых, и едва заметно покачивая головой. Пальцы двигались так, будто знали порядок, не нуждаясь в поиске, пока в какой-то момент он вдруг не остановился. Он тихо улыбнулся, будто узнал старого друга и словно увидел что-то, что давно искал. Потом кивнул, также незаметно, как кивают не в знак согласия, а в знак готовности.
Незнакомец перевёл взгляд на море. На Луну. И лишь затем – на меня.
Не проронив ни слова, он сделал молчаливое движение рукой – не жест, не приглашение, а скорее ритуал: как если бы сейчас начиналось что-то, чему нельзя помешать. Что нужно не просто услышать, а впитать кожей, дыханием и памятью.
И тогда он заговорил.
Темнота
Лианна спала на пассажирском сидении и даже не замечала той бешеной скорости, с которой несся автомобиль по загородной трассе. Во сне ее сознание разбрасывало перед глазами калейдоскоп странных, тревожных образов: вот она стоит перед зеркалом, коротко остриженная, с неровными прядями, и в отражении смотрит вовсе не она, а кто-то чужой, с пустыми глазами. Вот она – на концерте любимой группы, ее вдруг зовут на сцену, она поёт, кричит, обнимается с кумирами, но потом замечает себя среди зрителей. Стоящую в толпе. Отчаянно аплодирующую, но с пустым, ледяным взглядом.
Жуткий холод пробежал по ее позвоночнику, и она дернулась, выныривая из сна, как пловец, внезапно оказавшийся без воздуха.
Разомкнув ресницы, Лианна лениво посмотрела на горизонт, который с каждым мгновением мчался к ней навстречу, словно стремился проглотить. Рёв мотора убаюкивал ее, и она снова закрыла глаза, лишь изредка приоткрывая их, чтобы посмотреть на дисплей часов на приборной панели.
– Перекати-поле, – вдруг сказал Танир.
Неожиданность его голоса ударила, как током, заставив встрепенуться.
– Что?
– Перекати-поле, – повторил он, чуть улыбнувшись. – Будто мы в Техасе.
Лианна не ответила. Молча отвернулась к окну и принялась рассматривать горные вершины, темнеющие на горизонте. Начинало смеркаться. Фары встречных машин пробегали по ее лицу короткими, острыми вспышками, проникая даже сквозь веки, не давая вновь провалиться в сон.
В динамиках заиграла «Сансара».
– Оставь, – тихо сказала она, коснувшись его руки, потянувшейся к кнопке переключения.
Танир молча кивнул, вернув руку на руль.
Музыка наполнила пространство, охватила Лианну и разлилась в ней каждой нотой, каждым словом. Приятная, почти невесомая печаль стелилась под кожей. Как же сейчас не хватает улыбок. Как же сейчас не хватает разговоров ни о чем.
– Ты знаешь… – едва слышно произнесла девушка, но тут же замолчала.
– Что? – Танир снял солнцезащитные очки, глядя на нее с вопросом.
– Ничего. – Она пожалела, что начала говорить. – Показалось.
«Ты знаешь, что значит слово сансара?» – так звучал вопрос в ее голове, но из уст успело сорваться лишь начало. Да и зачем? Объяснять, подбирать слова, прокручивать в голове страницы из статей, пересказывать чужие мысли. Лень. Не в том она настроении.
– Подберем попутчиков? – его голос, бодрый, почти веселый, показался ей неуместным.
На обочине голосовали двое. Туристы или просто путешественники, судя по их огромным рюкзакам. Лианна ещё в школе мечтала собрать такой же рюкзак, уехать куда глаза глядят – в закат, в будущее, в неизвестность, с надежными друзьями. И сейчас, видя перед собой свою несбывшуюся мечту, чувствовала себя странно. Грустно. Опустошённо.
– Нет, давай не будем, – тихо сказала она.
– Нет, так нет, – Танир снова улыбнулся.
Как он может? Как может вот так просто улыбаться? Разве это не рана, не рубец, не шрам? Или это просто маска, наклеенная поверх боли?
Или же… он действительно настолько спокоен?
За два с половиной года их отношений она привыкла к нему так, как привыкают к воздуху. К солнцу. К дыханию. Она даже стала меньше общаться с подругами, реже думала о семье. Незнакомец, который пришёл в её жизнь, постепенно занял в ней всё пространство. А потом, с той же лёгкостью, с какой появился, – исчез.
Так просто. Так легко. Будто ничего и не было.
Она снова взглянула на него. В его глазах отражалась темнота дороги, и лишь изредка – вспышки встречных фар.
Как просто ошибиться в людях. Как просто ошибиться в себе.
Она уже пожалела, что согласилась на эту поездку.
Машина сбавила ход и свернула к небольшой станции. В степи раскинулся приличный с виду комплекс, обвешанный спутниковыми тарелками и вывесками с обещаниями горячего кофе и закусок.
– Надо заправить, – пояснил Танир. – Иначе можем не доехать.
Лианна кивнула.
Как только машина остановилась, она открыла дверь и вышла. Прохладный воздух ударил в лицо, рассекая мысли, как лезвие. Она вдохнула, и, к своему удивлению, улыбнулась.
Рядом стояла другая машина – старая, потрёпанная, с запыленными боками. Скорее всего, такие же путники, как и они. На заднем сиденье громоздились объемные сумки, а поверх них лежала пустая птичья клетка. Лианна задержала на ней взгляд – слишком символичный предмет, как будто кусок чужой истории, случайно попавший в кадр.
Затем её внимание перетекло к водителю. Пожилой мужчина с гипнотической неторопливостью поднёс заправочный пистолет к баку, словно выполнял древний ритуал, где каждая деталь важна, где не бывает случайных движений.
– Вы позволите?
Голос прозвучал совсем рядом. Лианна вздрогнула.
Перед ней стояла старушка – сухонькая, с живыми глазами и озорной улыбкой.
Хотя девушка видела её впервые, не было сомнений – они с пожилым мужчиной были супругами. Иногда мир преподносит такие моменты: ты сталкиваешься с незнакомцами, но внутри уже знаешь о них что-то важное, как будто воспоминание из сна, которое вот-вот выскользнет.
– Простите? – переспросила Лианна, пытаясь понять, что пропустила.
– Позволите выкурить рядом с вами сигарету? Там, у кассы – окна. Не хочется им в лицо дым пускать.
Старушка улыбалась. В её глазах было столько жизни и эмоций, что Лианна на мгновение замерла от восторга.
– На заправках курить нельзя, – продолжила незнакомка, доставая коробку со спичками с мастерством человека, привыкшего нарушать маленькие запреты. – Но мой старик не любит останавливаться где-то ещё.
Нет, ей не показалось. Эта женщина ей только что подмигнула. Столько задора, столько позитива, казалось бы, от совершенно незнакомых людей. Лианна улыбнулась в ответ.
– Конечно, курите, – кивнула она.
– Вот и славно, – кивнула в ответ старушка, мастерски зажгла спичку и элегантно прикурила.
Дым растворился в холодном воздухе, и в этот момент прозвучало:
– А твой бывший не такой грустный, в отличии от тебя.
Лианна вздрогнула.
– Что? Откуда вы…
– Ой, успокойся, – старушка засмеялась. – Я не волшебница. Просто слышала его разговор по телефону внутри.
Лианна молчала. Всё происходило слишком быстро и её мысли не успевали догнать реальность.
– Не переживай, детка, – женщина говорила дальше, будто между ними не было этой неловкости. – Это всё пустяки. Я сразу вижу людей, и этот человек точно не твой.
– Но вы ведь меня не знаете…
– Я достаточно знаю, поверь мне, – она вновь подмигнула, – не смей даже жалеть.
Как странно. Как неожиданно… Но, возможно, именно эти слова ей и были нужны.
– Марго! – раздался хрипловатый голос. – Опять куришь? Поехали!
– Ой, ну вот, – старушка подняла брови, затушила сигарету, энергично притоптав ее каблуком. – Он терпеть не может, что я курю. Но что поделать? Ради любви терпишь многое.
Она сказала это с такой лёгкостью, будто любовь – это не боль и жертвы, а вечный танец двух упрямцев, что нашли друг друга в толпе.
Лианна улыбнулась.
– Спасибо, – выдохнула она.
– Держи, милочка, – старушка сунула ей две сигареты.
– Но я не курю…
– Ха! Я видела, как ты втягивала дым. – Голос Марго стал заговорщицким. – Тебе понадобится.
Лианна не знала, что ответить.
– Спасибо, – повторила она.
– Ничего не надо, всё хорошо, деточка моя.
– Марго! Я сейчас уеду без тебя!
– Подумаешь, напугал, – пробормотала она, направляясь к машине.
Но перед тем, как сесть в салон, она снова повернулась, и показала ей большой палец.
– У тебя всё получится.
Лианна засмеялась и, не раздумывая, сделала то же самое.
От этой неожиданной встречи девушке стало очень легко. Быть может, именно этого не хватало в ее жизни в этом тесном и неуютном городе? Этих улыбок. Этой мудрости. Этой случайной, но такой важной встречи.
Она потянулась, разминая тело.
– Хочешь закурить?
Голос Танира.
Лианна даже забыла, что держит в руках сигареты.
– Здесь курить нельзя, – напомнил он.
Она бросила курить полгода назад. И всерьез решила, что больше не вернется.
– Нет, – ответила она, даже не глядя на него. – Не твоё дело.
– Да мне всё равно. Можешь курить.
– Тебе на всё всё равно, – Лианна нахмурилась, и пыталась было высказаться, но тут же успокоилась. Он того не стоил.
– Ладно, извини, – его слова вновь прозвучали неуклюже, – слушай, может переночуем? Ехать ещё прилично…
Она посмотрела на него с удивлением вперемешку со злостью. Серьёзно? Вот так просто?
– Танир, – она процедила сквозь зубы каждую букву его имени, – мы же договорились.
– Ладно-ладно, – закивал он и приподнял руки, – просто я могу устать в дороге.
– Если устанешь отдохнешь в машине, я посторожу, – моментально выкинула Лианна.