Борис Воробьев. Избранное

Эта версия не пользуется признанием. Убедительней выглядит другое предположение: искали не коренья, а человека. Конкретно – царевича Дмитрия, скрывавшегося в усадьбе!

Был близок к правде Казимир Валишевский, который писал: «Официально Романовы были наказаны за стремление «достать царство», и, быть может, в ту пору они вели двойную игру: сын Марии Нагой, воспитанный с их участием в укромном месте и тайно постриженный в монахи, мог послужить орудием для низвержения Годунова, и в то же время он пролагал бы путь другому кандидату. В самом деле, всегда была бы возможность объявить монашеский чин искателя престола и тем преградить ему доступ к высшей власти».

Сохранилось упоминание литовского канцлера Льва Сапеги о приказе Бориса Годунова подвергнуть поголовной проверке все монастыри!

Автор этой статьи, на протяжении многих лет изучая причины Смуты, пришел к выводу (к сожалению, подтвержденному пока что косвенно) о главенствующей роли Романовых. Они, без сомнения, знали всю подоплеку угличского дела, наверняка активно участвовали в нем (Годунов не зря репрессировал всё семейство) и рассчитывали в будущем на дивиденды.

Участь Романовых грозила и Юшке, что впоследствии подтвердит сам патриарх Иов, но Отрепьеву удалось избежать ареста, и он пустился в бега. Его след обнаруживается на родине, недалеко от Ярославля.

Ищейки Годунова могли обнаружить его. Спасение было в одном – в немедленном пострижении. Что Отрепьев и сделал, став чернецом монастыря в Железном Борку. Тогда-то он и сменил имя Юрия на Григория.

В скором времени Гришка оказывается в столичном Чудовом монастыре. Эта обитель была заведением привилегированным, и тем не менее он попал в нее. Как? В этом помог ему дед, Елизарий Замятин. При Годунове он занимал довольно приличное положение в охране Белого города, но, достигнув преклонных лет, удалился на покой и проживал в Чудовом монастыре. По его ходатайству туда попал и Григорий.

Однако новый послушник недолго находился под опекой деда. Его приметил настоятель монастыря архимандрит Пафнутий, который рекомендовал Отрепьева в качестве переписчика книг самому патриарху Иову. Тогда же Отрепьев был рукоположен в чин дьякона. Таким образом, всего за год он достиг впечатляющих успехов, что позволило ему вместе с патриархом посещать заседания боярской думы.

Казалось бы, Отрепьева ждет на выбранном пути несомненный успех, но уже в начале 1602 года выяснилось, что судьба приготовила ему очередной крутой поворот – вместе с двумя другими чернецами он бежал в Литву. Поворот действительно неожиданный, так что для объяснения его должны быть очень серьезные причины. И они нашлись. Администрация Годунова объявила, что Отрепьев встал на путь ереси, а потому и бежал из монастыря, поскольку ему грозила ссылка в северные края.

В какую ересь впал Отрепьев, неизвестно, зато авторы многих сказаний о Смутном времени в один голос заявляют, что именно в Чудовом монастыре ему пришла в голову мысль назваться царевичем Дмитрием, который якобы не погиб в Угличе, а был спасен вмешательством Божьего промысла. Правда, при этом авторы «сказаний» добавляют: как ни дерзок был Отрепьев, всё же мысль присвоить себе чужое имя внушили ему друзья-товарищи по монастырю, монахи Варлаам и Мисаил, а скорее всего, первый, поскольку он был вдвое старше Отрепьева и многажды бит жизнью. Но полагают, что Варлаам был во всем деле лишь вторым лицом, что за ним стояла какая-то боярская партия, избравшая Отрепьева участником своей большой политической игры.

Итак, Отрепьев, сопровождаемый Варлаамом и Мисаилом, оказался вновь в бегах. Но теперь он направил свои стопы не в родные пенаты, а в Литву, и первым городом, куда устремились беглецы, был Киев (он находился тогда в составе Великого княжества Литовского). Там Отрепьев и его сотоварищи нашли приют в Киево-Печерской лавре, где бывший дьякон и переписчик книг Григорий Отрепьев «открылся» настоятелю, что он царский сын.

Киево-Печерская лавра всегда была оплотом православия и поддерживала хорошие отношения с Москвой, поэтому настоятель, не желавший эти отношения портить, просто-напросто выгнал Отрепьева и его дружков из обители.

Тут интересен один момент. Любой, кто знает из учебников истории либо из пушкинского «Бориса Годунова» обстоятельства побега Отрепьева из Чудова монастыря, запомнил и его товарищей Варлаама Яцкого и Мисаила Повадьина, бежавших вместе с ним, и считает, что беглецов было трое. Но исторические документы свидетельствуют о четверых! И первое свидетельство такого рода содержится в «Изветах» самого Варлаама (т. е. его показаниях как сообщника Отрепьева по побегу, данных московской комиссии в 1606 году). Варлаам повествует, как, скрываясь в Киево-Печерской лавре и не желая ее покидать вместе с Отрепьевым, просил настоятеля оставить его, на что тот ответил: «Четверо вас пришло, четверо и подите». Позже много спорили, кто же был четвертым; но в конце концов дружно сошлись на Леониде. О нем упоминают многие источники того времени: «Иное сказание», «Повесть, како восхити царский престол Борис Годунов», «Сказание о царствовании царя Федора Иоанновича», «Хроника» Буссова и т. д.

Но кто же такой Леонид?

Сенсационные сведения о нем отыскались в синодике Макарьевского монастыря на Нижегородчине. Та поминальная книга, начатая еще при Алексее Михайловиче, предназначалась для занесения в нее лишь имен русских царей, высших церковных иерархов и наиболее знатных бояр и дворян. И в их списке – сразу за митрополитами и архиепископами – указан инок Леонид! А уж затем идут Мстиславские, Шуйские, Романовы.

О чем это говорит? Не о том ли, что спутник Отрепьева был настоящий царевич Дмитрий?

Такой вывод кажется шатким лишь на первый взгляд. О том, что Лжедмитрий первый и Отрепьев – разные люди, были убеждены как их современники, так и ученые более поздних времен. Григорий Отрепьев – лицо несомненно историческое, но он старше Лжедмитрия минимум на 10 лет. Последнему в описываемый период было года 23–24, чему есть документальные подтверждения (хотя бы письмо папского нунция в Кракове-Рангони), тогда как Отрепьеву не меньше 36.

Но разве можно рассуждать о возрасте Отрепьева, коль скоро точная дата его рождения неизвестна? Оказалось, кое-какие сведения о его жизни сохранились в истории церкви. В частности, описываются торжества в Пскове и Новгороде в честь одного из святых в 1597 году: на них присутствовал не кто иной как дьякон Григорий Отрепьев. Представлял он там особу патриарха Иова, и тот даже поручил Отрепьеву составить канон в честь святого. Дьякон его составил и подписал текст! Следовательно, появилась возможность сравнить почерки Отрепьева и Лжедмитрия. Так вот: анализ не выявил между ними никакого сходства.

Итак, в 1597 году Отрепьев уже служил дьяконом. По церковным правилам этот чин давался человеку не моложе 29 лет от роду. Значит, в 1603 году Отрепьеву было не менее 36 лет.

Изгнанные из Киево-Печерской лавры, Отрепьев, Варлаам, Мисаил и Леонид попытались найти убежище в Остроге у князя Василия Острожского, но и там потерпели полное фиаско.

Каким образом Леонид и Отрепьев оказались потом в монастыре у инокини Марфы (Марии Нагой), неясно. Летопись рассказывает об этом в следующих словах: «И прииде к царице Марфе в монастырь на Выксу с товарищем своим, в раздранных и худых ризах. А сказавши стражникам, что пришли к святому месту помолиться и к царице для милостыни. И добились, что царица их к себе пустила. И неведомо каким вражьим наветом прельстил царицу и сказал ей воровское свое. И она дала ему крест злат с мощьми и с каменьем драгим сына своего благоверного царевича Дмитрия Ивановича углицкого».

Марфа отдала крестик Леониду! Почему она отдала нательный крест своего сына какому-то безвестному бродяге, явившемуся к ней в монастырь одетым в рубище и в сопровождении такого же, как сам, бродяги? Но стоит допустить, что в 1605 году сел на русский престол не самозванец, а настоящий царевич Дмитрий, как всё становится ясно.

Так называемый Лжедмитрий до весны 1603 года жил в Гоще, затем пропал, объявившись в Запорожье, где его принял казацкий старшина Герасим Евангелик, последователь ариан. И хотя Лжедмитрий так и не принял арианскую веру, связь с арианами сохранил и в будущем. Когда его войска уже шли на Москву, одним из его отрядов командовал арианин Ян Бучинский. После Гощи Лжедмитрий прибыл в Брачин к православному магнату Адаму Вишневецкому, которому и «открылся».

Вишневецкий давно уже вел тяжбу с московским правительством за часть земель, расположенных по течению реки Сулы. Он приказал челяди оказывать Лжедмитрию царские почести, выделил для него слуг и специальный конный выезд, надеясь, что с его помощью удастся организовать давление на Бориса Годунова.

Но и сам Лжедмитрий, начиная игру с Вишневецким, рассчитывал втянуть магната в войну против Московского государства. У Вишневецкого имелись широкие связи среди татар и казаков, и на это Лжедмитрий делал ставку. Для него поддержка Вишневецкого имела колоссальное значение, и прежде всего потому, что Адам состоял в дальнем родстве с Иваном Грозным. Впоследствии можно было надеяться, что царевича Дмитрия признают и другие. Как покажет ход событий, он не ошибся.

Положение Бориса Годунова в этот период было крайне сложным. Обладавший от природы выдающимися данными государя, желавший стране и народу только добра, он пал жертвой тяжелых обстоятельств. Два подряд неурожайных года привели к катастрофическому голоду. Мор стоял повальный. Годунов, один из богатейших людей государства, чтобы накормить голодающих, открыл совершенно бесплатно свои закрома.

Провинция, узнав, что в Москве дают хлеб, устремилась в столицу! Москву наводнили уголовники всех мастей, ни дня не проходило без смертоубийств и разбоев, и Годунов вынужден был закрыть житницы. Всё – с этой минуты он стал первейшим народным ненавистником.

Лжедмитрий вскоре понял, что Вишневецкий, пусть даже со своими вооруженными отрядами, не в состоянии справиться с Годуновым, что для этого требуется более мощная сила. Ее он видел в лице Сандомирского воеводы Юрия Мнишека, с которым его свели братья Вишневецкие, и перебрался из Брачина в вотчину Мнишека, расположенную неподалеку от Львова.

Хитрый как лис, Мнишек хорошо знал намерения польского короля, давно строившего агрессивные планы по отношению к Москве, и надеялся, что еще больше подтолкнет его в этом направлении. Поэтому заявил Лжедмитрию, когда тот поделился своими планами, что для завоевания Москвы не потребуется ни татар, ни казаков, на которых он так надеется, а помогут ему регулярные польские войска.

Но пока это были только планы. Требовалось главное – аудиенция у Сигизмунда III, и Мнишек приложил все силы к тому, чтобы добиться ее.

А тем временем у Лжедмитрия начался роман с дочерью Мнишека, Мариной, которую одна только мысль сделаться московской царицей приводила в крайнее возбуждение. Она бы пошла за кем угодно, лишь бы ей пообещали корону, о чем свидетельствует дальнейшая ее история (после смерти Лжедмитрия она станет женой Лжедмитрия второго и родит от него сына, так называемого «ворёнка», которого повесят в царствование Михаила Романова).

Поэтому она благосклонно приняла ухаживания Лжедмитрия, и тот, поощряемый ею, сделал Марине предложение. Старый Мнишек, узнав об этом, заявил, что даст окончательный ответ лишь после того, как царевича примет король. А также – после перехода жениха в католичество.

Узнав, что Лжедмитрий не против перемены вероисповедания, польский король решил поддержать интригу и принял в своем замке претендента на московскую корону. Встреча состоялась 15 марта 1604 года. Ее результатом стало обещание короля предоставить Лжедмитрию помощь в его последующих действиях, но на определенных условиях, изложенных в письменном документе – «кондиции». Согласно ей, Лжедмитрий, став русским царем, отдавал Речи Посполитой шесть городов, среди которых Новгород-Северский, Чернигов, Путивль, и половину Смоленской земли. Кроме того, Сигизмунду обещалась помощь в добывании шведской короны, на которую тот претендовал. «Кондиция» содержала и пункт о браке Лжедмитрия, обязывающий его жениться на Марине Мнишек. Правда, ее имя не указывалось в документе, но те, кто его составлял, понимали, о ком идет речь.

Не упустил своей доли и Юрий Мнишек. 25 мая 1604 года он подписал с Лжедмитрием брачный контракт, по которому будущий московский царь обязывался:

• выплатить Марине миллион польских злотых;

• отдать в ее пользование Новгородскую и Псковскую земли;

• ввести в течение года в Московском государстве католичество.

Таким образом, всё было готово для того, чтобы начать наступление на Москву, и Сигизмунд III предложил коронному гетману Яну Замойскому вступить в командование войсками вторжения. И это несмотря на то, что у Польши с Москвой был подписан 20-летний мир! К чести Яна Замойского, он отказался от командования, предвидя, что вторжение в Московию ни к чему хорошему не приведет. Лжедмитрию разрешили набирать добровольцев.

К середине августа наемники собрались в окрестностях Львова. Их было около двух с половиной тысяч – всевозможного сброда, в числе которого находилось немало самых настоящих уголовников. Но всё же большую часть «армии» составляли отряды казаков и обедневшей польско-литовской шляхты, рассчитывающей хорошо погреть руки на московском походе. В начале сентября Лжедмитрий покинул место сбора и двинулся со своим войском по направлению к Москве.

Первой русской крепостью, которую осадили отряды Лжедмитрия, стал Монастыревский острог. Он был захвачен без труда, поскольку в нем началось восстание в поддержку «царя Дмитрия», слухи о котором уже докатились и сюда. То же самое произошло в Чернигове, где восставшие жители захватили и выдали своих воевод: князей Татева, Шаховского и Воронцова-Вельяминова. От Чернигова Лжедмитрий планировал направиться к Белгороду, но изменил маршрут и пошел на Новгород-Северский.

После легкого захвата Монастыревского острога и Чернигова он рассчитывал так же скоро справиться с Новгород-Северским, но просчитался. Защиту города взял на себя известный воевода Бориса Годунова – окольничий Петр Басманов. Еще когда войска Лжедмитрия осаждали Чернигов, он был послан с отрядом стрельцов на помощь осажденным, но опоздал, поскольку в Чернигове вспыхнул мятеж. Басманов отступил к Новгород-Северскому и быстро приготовил его к обороне: Лжедмитрия встретил мощный огонь пушек. В его лагере воцарилась растерянность, иностранные наемники стали призывать к возвращению по домам, и неизвестно чем бы всё обернулось, не получи они известие о мятеже в одном из главных городов Черниговщины – Путивле. Там восставшие повязали своих воевод и перешли на сторону Лжедмитрия.

Через неделю примеру Путивля последовал Рыльск, а первого декабря произошло восстание в Курске. Далее последовали Кромы, и едва удержался Орел, на подступах к которому дворянская конница под командованием Григория Микулина наголову разгромила восставших. Жители Новгород-Северского, узнав о мятежах в Путивле, Рыльске и Курске, попытались тоже возмутиться, и только решительные действия Басманова позволили справиться с ситуацией.

Поняв, что город не сдастся, Лжедмитрий начал его обстрел из тяжелых орудий, доставленных из Путивля. Путивль имел каменную крепость, и можно только представить, что сделали его крупнокалиберные пушки с деревянными стенами Новгород-Северского – они разрушили их до самого земляного основания!

Басманов, стремясь во что бы то ни стало удержать город, вступил с осаждавшими в переговоры, в надежде выиграть время для подкрепления. Это и случилось: подоспели войска воевод Дмитрия Шуйского и Федора Мстиславского. Источники передают, что численность этих войск доходила до 60 000 человек, тогда как у Лжедмитрия было в несколько раз меньше.

Вначале успех был на стороне царских воевод, но они не сумели использовать с выгодой свое численное преимущество, и через три дня польские гусары провели отчаянную атаку. Они почти все погибли или были захвачены в плен, но их удар внес в войска воевод такую панику, что воеводы отступили. В довершение был ранен Мстиславский, что еще больше усугубило неразбериху на поле боя.

Возбужденные достигнутым успехом, наемники Лжедмитрия потребовали выплатить им жалованье, которое постоянно задерживалось. Но у него имелась весьма незначительная сумма, которой хватило лишь на то, чтобы отдать долг ротам, проявившим наибольшую доблесть. Этот его поступок вызвал ярость остальных, и в войске начался бунт. Наемники кинулись грабить обозы, а затем стали попросту разбегаться. Оставшись с малыми силами, Лжедмитрий сжег лагерь и отступил к Путивлю.

4 января 1605 года Лжедмитрия покинул «главнокомандующий» войском Юрий Мнишек. Старый интриган не захотел дальше искушать судьбу, поскольку сложилось положение, когда главную роль стали играть не дворянские отряды шляхты, а простонародье и запорожские казаки, прибывшие к Лжедмитрию на помощь. Они-то и удержали «армию» от окончательного разложения, призвав Лжедмитрия к решительным действиям. Он внял их призывам и двинулся в глубь Московии. Взял город Севск, но тут навстречу ему выступил оправившийся от ран Мстиславский, получивший подкрепление в лице Василия Шуйского с дворянским отрядом.

21 января оба войска сошлись под селом Добрыничи. Поражение Лжедмитрия было полным! Это могло бы поставить крест на дальнейших его действиях, если бы воеводы проявили упорство в его преследовании, но они не спешили, а когда наконец прибыли к Рыльску, Лжедмитрия там уже не было, он бежал в Путивль под защиту каменной крепости.

Между тем смута расползлась по всей московской земле. Письма Лжедмитрия с призывом идти под его знамена и обещаниями всяческих благ заполонили не только провинции Московии, но доходили и до столицы. И везде имели успех, что неудивительно, поскольку жизнь подданных Бориса Годунова была крайне тяжелой. Все ожидали перемен к лучшему и связывали эти перемены с именем «доброго царя», которого видели в лице Лжедмитрия.

Правительство Годунова предпринимало попытки стабилизировать складывающееся положение, переломить общественное мнение в свою пользу. С этой целью оно заслало в Путивль лазутчиков, снабженных письмами от Годунова и патриарха Иова. В них жителей Путивля призывали к выдаче расстриги Отрепьева, обещая за это полное прощение; в противном случае патриарх грозил путивлянам проклятием. Но письма не дошли – лазутчики были пойманы и заключены в тюрьму.

В Путивле же, по сообщению находившихся при Лжедмитрии иезуитов, он предпринял попытку опровергнуть слухи о том, что он – Отрепьев. С этой целью горожанам был показан некий человек, который и назвался Отрепьевым, беглым монахом. Таким образом, как писали иезуиты: «…и ясно стало для русских людей, что Дмитрий Иванович совсем не то, что Гришка Отрепьев». Как ни убого был обставлен номер с предъявлением народу двойника расстриженного Отрепьева, он имел широчайший резонанс. Массы свято уверовали в Лжедмитрия и уже не обращали внимания на обличения годуновской администрации, продолжавшей уверять, что человек, назвавший себя царем Дмитрием Ивановичем, есть на самом деле монах-расстрига.

13 апреля 1605 года сама судьба пошла навстречу Лжедмитрию: умер Борис Годунов. Умер ненавидимый всеми – и родовитым боярством, и мелкопоместными дворянами, и простым народом. Ходили слухи, что его отравили, хотя то напряжение, которое преследовало его с появлением «спасшегося царевича Дмитрия», не могло не сказаться пагубно на его здоровье.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

После первого Лжедмитрия явились еще Лжедмитрии, но речь пойдет о первом.