Возвращение клана 2

Алексей Широков, Александр Шапочкин

Возвращение клана 2

Пролог

Кушкафтар ужасала и заставляла трепетать только от одного своего вида. Однако если с этим ещё можно было справиться, то вот распространяемая ею «Ужасающая аура» буквально выдавливала воздух из лёгких, заставляя сердце болезненно трепетать, а ноги терять всякую силу.

Именно по этой причине в сложившейся ситуации Рамазан, как опытный сахиир, не мог надеяться на помощь своих учеников. Даже наоборот, как бы ни были талантливы его подопечные, им следовало немедленно отступить, потому как они были ещё не обучены сражениям против таких чудовищ, как кушкафтар.

Более того, если Шахбан и Гаджибуба, будучи юношами восемнадцати зим отроду, ещё могли хоть как-то противостоять твари. То их ровесница Айша уже проявляла признаки того, что почти попалась в ментальный захват монстра, а потому в любой момент могла потерять контроль над собой и ударить своих товарищей по команде в спину.

Будь одарённая девушка чуть старше и опытнее, её пол уже не играл бы в бою с кушкафтаром такого решающего значения. Однако сейчас она одним своим присутствием манила чудовище сильнее, нежели пролитая в каспийские воды кровь привлекает и сводит с ума двухлапых гигантских акул.

Ведь если мужчины для кушкафтара были просто-напросто едой, то именно из взятых под ментальный контроль молодых женщин эти монстры позже неведомым образом создавали себе подобных тварей. А рисковать жизнью мальчиков и судьбой своей, чего уж там, любимой ученицы Рамазан себе позволить не мог! Он и так уже сильно их подвёл, не сумев при всём своём опыте, заранее определить, что они попали на территорию кушкафтара.

Выглядевшее как жуткая горбатая старуха трех с половиной метров ростом чудовище, до того просто наблюдавшее за людьми и словно бы принюхивавшееся своим неестественно меленьким, горбатым носом, оно вдруг распрямилось во весь свой рост. А затем, подняв руки к небу, извергло из своей клыкастой пасти жуткий визгливый вопль, который тут же разнёсся по всем окрестным предгорьям.

Чтобы не быть сбитым с ног разошедшейся от вопля ударной волной, почти полностью сорвавшей листву с ближайших деревьев, старший сахиир быстро приклеил себя живицей прямо к земле, словно он собирался пройтись по отвесной скале. Ученики же его оказались не столь проворными, и всех троих сбили с ног, протащив по траве и кочкам несколько метров.

– Айша, ты как? – рявкнул Рамазан, на мгновение оглядываясь, когда вопль монстра ослаб ровно настолько, чтобы ученики могли его слышать.

– Плохо! – с заминкой отозвалась девушка, первой поднимаясь с земли на свои всё ещё слабые ноги. – Она слишком сильная, я с трудом справляюсь!

Рамазан не ответил, только кивнув. Понятное дело, что в любом Тайном ауле, расположенном на восточных склонах Кавказских гор, с самого детства и одарённые, и неодарённые матери стращали своих дочерей тем, что, если те не будут слушаться, их заберут кушкафтары. Однако Рамазан даже почувствовал в своей груди тёплое чувство от того, что лично столкнувшись с подобным монстром, его обычно гордая и не терпящая собственных женских слабостей ученица, ответила честно. А не попыталась как в ранние годы ученичества, показать, что она ничуть не хуже мальчиков.

«С одарёнными девочками всегда столько проблем… – мысленно усмехнулся мужчина, вспомнив как яростно протестовал когда джамаат его Тайного аула „Хрюг“, назначил его командиром команды детишек, только что вышедших из мектеба для одарённых, среди которых была девочка-сахиир. – Но… Айша, я верю, что именно ты однажды как того желала, повторишь путь Великой Сапият и станешь второй женщиной-правительницей нашего Тайного Аула. Удачи…»

Видя, что кушкафтар приготовился атаковать его, стоящего на пути к столь вожделенной для монстра молодой девушке, Рамазан собрался с мыслями, откинув прочь бесполезные сейчас воспоминания. Быстро помолился Священному Древу Платану, попросив заодно, чтобы обвивающий его и защищающий змей обратил взор на его учеников, и громко рявкнул:

– Ученики! Слушай мой приказ! – Сахирру даже не нужно было смотреть на своих подопечных, чтобы видеть, как они напряглись. – Гаджибуба, Шахбан, ваша задача – немедленно увести отсюда Айшу! Направляйтесь прямиком домой и не останавливайтесь! Айша, ты меня слышишь?

– Да, учитель… – явно с трудом произнесла девушка, которую под плечи крепко держали товарищи по команде.

– Сообщишь старейшинам обо всём, что произошло, – закончил он и, не глядя на стоявших позади него учеников, улыбнулся. – И передай моим жёнам, что я их любил…

– Учитель… – Это единственное, что он услышал, прежде чем броситься на монстра, который выбрал именно этот момент, чтобы ринуться в атаку.

Стальные лезвия клинков его «эго» материализовались и завертелись вокруг мужчины, идущего на смерть только ради того, чтобы спасти своих учеников. Рамазан, конечно, знал, что верить в то, что ты не победишь, неправильно для настоящего сахиира… Однако холодным в этот момент разумом он прекрасно понимал, что на нынешнем уровне он столь сильному кушкафтару не противник.

Случись подобное столкновение, когда ему было тридцать зим, и всё могло бы обернуться по-другому. Но здесь и сейчас ослабленный после ранений того ростовского характерника, да ещё и не на склонах родных гор, а здесь, на поросшем гигантскими деревьями побережье Каспийского моря…

Перепрыгнув через резкий взмах четырёхпалой лапы кушкафтара, Рамазан тут же отпустил пару материализованных его эго лезвий их псевдостали, и острые, похожие на серпы клинки, бешено вращаясь, врезались в плоть монстра, давая ему время разорвать дистанцию. Жуткая клыкастая старуха взревела от боли, вот только сахиир прекрасно видел, что своей первой атакой всего лишь слегка рассёк кожу монстра, не причинив ему каких-либо серьёзных повреждений.

Приземлившись и метнув для острастки ещё несколько снарядов, только чтобы немного отпугнуть чудовище, Рамазан вновь внимательно осмотрел монстра. Вызывавшие отвращение и тошноту «женские» детали его ни на мгновение не заинтересовали. Мотающиеся туда-сюда обвисшие груди, практически волочащиеся по земле, насколько он знал, были просто мешками, в которых вырабатывался некий яд, поступающий потом в когти и клыки. Промежность, под округлым, словно беременным брюшком, в которой, как огромные черви, беспрестанно копошились тёмно-красные щупальца, являлась настоящим ртом существа с парой рядов исключительно острых резцов, скрывавшихся под мешаниной из двигающихся отростков. Что, если подумать, было противно, но неопасно во время боя.

Другое дело, руки и ноги с их раздутыми суставами. Пусть они и выглядели страшно, но то было для человека, а вот для этого монстра обеспечивало высокую подвижность и куда большие углы изгиба. О чём нужно было всегда помнить в сражении с кушкафтаром.

Монстр на мгновение закрылся, когда вращающиеся серповидные лезвия, выпущенные Рамазаном, врезались в него, а затем вновь атаковал звуковой волной. Вот только сахиир этого ждал и мгновенно сложил цепочку печатей, тут же отпрыгнув спиной назад.

Кольцо из стальной проволоки, образовавшееся за ним, мгновенно перенесло его в то, которое он создал над монстром, и тут же рассыпалось пылью, а Рамазан уже падал вниз, на лету складывая цепочки ручных печатей. Чтобы хлопнуть засветившимися серебристым сиянием ладонями друг о друга, а затем будто бы из собственной плоти вытащить два коротких кривых меча.

От обрушившегося на спину чудовища шквала ударов плоть существа мгновенно взорвалась бесчисленными кровавыми брызгами, но в следующий момент прилетевшая под неестественным углом рука монстра отбросила сахиира в сторону. От чудовищного по своей силе удара одарённый мужчина со скоростью пули врезался в крупный ствол одного из деревьев, пробив его своим укреплённым живицей телом насквозь. Лесной гигант с натужным скрипом и хрустом начал заваливаться набок, а сахиир, который за свою жизнь встречался и не с такими грозными противниками, потрёпанный, слегка раненый, но всё ещё способный дать бой чудовищу, пару раз ударившись и отпрыгнув от земли, пришёл наконец в себя и, извернувшись в воздухе, приземлился прямо на огромный валун.

Он практически тут же отпрыгнул от него и рванулся вперёд с максимально возможной для себя скоростью, устремившись прямиком к своему противнику. Хотя он был уверен, что ученики уже успели убежать достаточно далеко, битва ещё только начиналась.

В других условиях и с другим монстром, даже куда более слабым, Рамазан, будучи опытным сахииром, предпочёл бы немедленно отступить, если, конечно, уничтожение твари не было приоритетной задачей поставленной перед ним миссии. Однако в нынешнем случае им не посчастливилось нарваться не на кого-нибудь, а на кушкафтара, и более того, эта тварь успела вступить в ментальный контакт с Айшей.

Теперь разум его ученицы словно маяк притягивал монстра, который по этой ментальной связи будет идти за своей добычей, как голодный лютоволк по кровавому следу подранка. И хуже всего то, что разорвать эту невидимую нить можно, только убив чудовище. Или его ещё не состоявшуюся жертву. Что для Рамазана было неприемлемо.

Но только для Рамазана, а не для джамаата, которые вполне могут пойти на такой шаг, если появится подозрение, что кушкафтар может обнаружить их Тайный Аул. Эти монстры не особо умны, но доподлинно известно, что то, о чём знает один из них, знают и все остальные. И в прошлом далеко не одно селение, основанное как одарёнными, так и простецами, оказывалось не готово к последующему нашествию подобных тварей после убийства одного кушкафтара.

Проскользнув под взмахом огромной ручищи чудовища, Рамазан нанёс несколько ударов клинками, а затем резко крутанулся, не только попытавшись подрубить подколенное сухожилие на ноге монстра, но и выпуская сразу целый вихрь острых серповидных лезвий, созданных его эго. К сожалению, псевдосталь хоть и посекла чудовище, но, как и обычное оружие, даже накачанное живицей, оказалась неэффективна простив дряблой и обвисшей шкуры кушкафтара. А потому, увернувшись от ноги, которая, словно колонна, обрушилась на него сверху в попытке раздавить, вызвав настоящую дрожь, прошедшуюся по земле, мужчина метнул один за другим оба своих клинка прямиком в морду чудовища.

Бешено вращающиеся мечи так и не достигли цели, потому как гигантская старуха ловко прикрыла своё лицо предплечьем, но Рамазан и не рассчитывал на успех, а сделал это только для того, чтобы отвлечь тварь и быстро разорвать дистанцию. К сожалению, стихия металла в том виде, в каком она образовывалась в эго его тухум из-за особенностей их живицы, вообще не очень подходила для сражений с чудовищами. Впрочем, издревле поколения Авшалумовых славились на весь их Тайный Аул как великолепные сахииры, снискавшие себе славу в боях против других сахииров, характеринков, казаков, магусов и даже далёких северных чародеев. Как бы эти одарённые люди сами себя ни называли, это не значило, что у такого опытного воина, как Рамазан Авшалумов, не было в рукаве пары хитростей, способных помочь ему победить кушкафтара.

Ещё не успев приземлиться, сахиир отпрыгнул назад, на этот раз вложив в ноги как можно больше живицы и взмыв по высокой дуге, совершив обратное сальто, встал на ствол ближайшего дерева, ещё в воздухе складывая очередную цепочку. Стихийное преобразование живицы, к сожалению, не было особо любимым искусством Рамазана, поэтому он редко его использовал, но сейчас огонь, вода, электричество или даже земля были куда эффективнее его родного металла.

Выполнив последний знак, мужчина глубоко вздохнул, задержал дыхание и наконец отпустил удерживаемые им чары, прокричав слова-активаторы. Из руки, удерживающей «прицельный» символ из сложенных пальцев, на мгновение окутав мага водоворотом голубой прохладной живицы, в белёсой вспышке появилась большая ледяная сосулька, которая через мгновение с глухим чавкающим звуком почти до середины вонзилось во всё ещё выставленную в защитном жесте лапу чудовища.

Кушкафтар взревел от неожиданной боли и, вырвав из предплечья сосульку, в свою очередь, нанёс удар, как-то вытянувшись и заверещав в сторону стоящего на стволе дерева мужчины. Рамазану даже на мгновение почудилось, будто он видел нечто похожее на полупрозрачные, дрожащие кольца, возникшие перед раскрытой пастью монстра. А через мгновение кора на том месте, где только что находился сахиир, взорвалась изнутри мириадами щепок. И мужчина даже думать не хотел о том, что было бы с ним самим, не перепрыгни он заранее на другое дерево.

Ещё одна наколдованная сосулька с чавканьем вонзилась в тварь, новый взрыв болезненных воплей чудовища, и Рамазан уже подумал было, что обнаружил идеальную стратегию уничтожения кушкафтаров, благо деревьев вокруг масса. А увернуться от дальнего удара монстра было не так уж и трудно, уж очень очевидно оно готовилось к своему крику. Однако в следующее мгновение вспомнил, по какой причине в его родных горах с этими тварями было так много проблем. Точнее, сам кушкафтар напомнил об этом.

С виду медлительное, огромное чудовище вдруг взмахнуло резко удлинившимися волосами, которые, словно живые, оплели одну из толстых ветвей, а в следующую секунду весь мир для мужчины словно застыл, когда огромная туша, двигаясь просто с сумасшедшей скоростью, отскочив от другого дерева, оказалась прямо перед ним, сверкая налившимися алым светом глазами. Рамазан едва успел среагировать, чтобы дёрнуться в сторону и не быть расплющенным о ствол, на котором он стоял, но увернуться от чрезвычайно быстрого удара лапы, находясь в воздухе, уже не сумел.

Словно камень, сброшенный со скалы, он с силой врезался в землю, подняв своим телом высокий столб грязи пыли и опавшей листвы. И хоть это приземление и не прошло для обладателя металлического эго безобидным, куда хуже было получить пару рваных ран, оставленных кривыми когтями чудовища на спине. Впрочем, думать об этом сейчас было некогда, а потому Рамазан как мог быстро метнулся прочь от места падения, в то время как в дымное облако сверху рухнула огромная туша кушкафтара. Явно желавшего раздавить в лепёшку наглого человека, мешающего чудовищу добраться до вожделенной добычи и причинившего ему боль.

Откатившись подальше, сахиир, не сводя глаз с так же не торопливо распрямившегося монстра, поднялся на ноги, кашлянул и, стерев кровь с подбородка, сплюнул красную слюну. Спина ныла и сильно горела, что явно указывало на наличие н когтях монстра какого-то токсина или яда, попавшего с когтей через раны в кровь. В то время как повреждения, которые Рамазан до этого нанёс Кушкафтару, уже медленно затягивались и исходили на теле чудовища струйками тёмно-сизого дыма.

Оскалившись и скрипнув зубами от гнева, мужчина начал медленно, но всё быстрее и быстрее складывать цепочку ручных печатей. За использование чар тахума, которые сейчас готовил, позже он должен будет заплатить серьёзную цену, но до того момента ещё нужно дожить, а ситуация сейчас уже складывалась далеко не в его пользу.

Ещё мальчиком он часто задавался вопросом, почему большая часть сильнейших умений их родного тахума считается ограниченной к использованию и завязана на частичном саморазрушении собственного тела. Его отец тогда, посмеиваясь, объяснял, что именно это делает их, Авшалумовых, столь великими воинами на поле боя. Ведь когда знаешь, что за «силу» нужно будет чем-то платить, у тебя не возникнет даже мысли о том, чтобы упустить хоть какие-то основы, и только так настоящий Авшалумов из малого становится великим.

Ребёнком, он тогда не понимал как мудрости этих слов, так и того, почему вообще его предки, в отличие от многих других тахумов, сознательно пошли именно по такому пути, как использование кланового эго и накопление доступных только их родственникам знаний. Не понимал, но упорно тренировался, чтобы быть лучшим в том, что не требовало от него каких-либо жертв, втайне завидуя другим детям из их Тайного Аула, которые никогда не были и не будут скованны подобными ограничениями.

Себя в итоге Рамазан Авшалумов, видя достижения сверстников из других тахумов, считал крепким середнячком. Не слабаком, но и не лучшим сахииром не только в тахуме, но и во всём ауле. И вот сейчас, закончив цепочку печатей и рявкнув слова активации древних чар, он резко вонзил покрывшуюся тёмно-синим сиянием руку прямо в землю перед собой.

Всё его тело на мгновение засветилось серебристым сиянием эго, а затем он почувствовал огромный избыток хлынувшей в него извне живицы, которая тут же вылилась наружу, вспыхнув облаком сизого дыма. Когда тот развеялся, Рамазан увидел, что его кожа стала синей с разноцветными пятнами переливов. Боль от многочисленных ударов о землю и ран на спине мгновенно ушла, и на смену ей явилось ощущение разлившейся по телу силы. А в следующее мгновение его ладонь, всё ещё находившаяся под землёй, сомкнулась на чём-то продолговатом, и он, ухватившись, потянул это на себя.

Не обращая внимания на вдруг забеспокоившееся чудовище, мужчина медленно вытаскивал из ставшего похожим на густую грязь грунта созданный его чарами огромный кривой двуручный ятаган с совершенно нереалистично массивным чёрным лезвием, названный его предками «Клыком Шахдага». По клинку, то и дело с треском перекидываясь на землю и его тело, ползали извилистые багровые молнии, и под ними лезвие прямо на глазах покрывалось сетью истекающих раскалённым металлом трещин.

Но страшнее всего была жутковатая, подавляющая аура власти, которая мгновенно затопила всё окружающее пространство, стоило только из быстро затвердевающего грунта появиться острому кончику огромного ятагана. Она прижимала траву к начавшей трескаться земле и буквально обдирала кору со стволов деревьев. Именно эта сила, которая позволяла даже такой посредственности, как Рамазан, стать в мгновение ока одним их сильнейших сахииров, и делала тахум Авшалумовы при всех его недостатках одним из сильнейших не только в их Тайном Ауле, но и на всём Кавказе!

Кушкафкар, зарычав, сверкая пылающими красным огнём глазами, набросился на человека, вновь демонстрируя сумасшедшую скорость, с которой могло двигаться это обычно неторопливое создание. Рамазан взмахнул своим огромным клинком, чувствуя, что, как и писалось в свитках тахума, для него «Клык Шахдага» был сейчас легче тростинки, и могучая огромная волна потревоженного клинком воздуха, отшвырнула монстра прочь, кроша и ломая окружающие деревья.

Однако времени восхищаться гением давних предков у сахиира, просто-напросто, не было. Применённые им чары были столь могущественными, сколь и недолговременными. Именно поэтому он, со скоростью, от которой воздух перед ним взорвался оглушающим хлопком, метнулся к телу ещё не упавшего на землю кушкафкара и, повернувшись вокруг своей оси, изо всех сил нанёс могучий удар клинком огромного ятагана снизу вверх, от плеча и до паха глубоко рассекая неподатливую плоть чудовища, вновь подбрасывая массивное тело в воздух. Чтобы самому, тут же подпрыгнув, оказаться прямо над ним и, раскрутившись, обрушить лезвие прямо на верещащего от страха монстра, словно ядро, выпущенное из пушек Ростовского Полиса, отправить кушкафкара к земле, заодно отсекая ему одну из рук.

Последним штрихом, уже видя, как на глазах крошится и распадается, быстро развеиваясь туманом, созданное его чарами оружие, он выпустил импульс живицы и сам рухнул вниз, глубоко всаживая то, что ещё успело остаться от «Клыка Шахдага», в тушу поверженного чудовища. А затем отпустил рукоять и, чувствуя, как быстро покидают его силы, отпрыгнул в сторону от образованного падением монстра кратера, едва устояв при приземлении на ногах, внимательно всматриваясь в тело поверженного противника.

Впрочем, чудовище, из груди которого ещё торчал быстро растворяющийся остов огромного ятагана, не подавало признаков жизни. Да и вообще, выстоять после такого не смог бы не то что кушкафкар, а сам «Шайтан», а потому, покуда у Рамазана ещё была хоть какая-то возможность двигаться, он медленно развернулся и поплёлся прочь. Ведь перед тем, как он в наказание за использование древних чар просто рухнет плашмя не в силах несколько дней пошевелить ни рукой, ни ногой, ему нужно найти хоть какое-то убежище.

И именно в этот момент, волосы, казалось, мёртвого чудовища захлестнули его поперёк талии. Мужчина почувствовал рывок, верх и низ быстро поменялись местами, а ещё через секунду перед глазами вдруг появилась быстро приближающаяся земля, затем его накрыла боль от удара и хруст ломающихся костей, после чего ещё раз и ещё, пока наконец удар головой о какое-то чудом сохранившееся дерево не выбил из всё-таки проигравшего свою битву сахиида остатки сознания.

Очнулся Рамазан от острой боли в ногах. Она была настолько безудержной, что он далеко не сразу понял, что происходит и где он находится. А когда его вдруг протянули по земле, а новый взрыв боли где-то в коленях отдался хрустом костей, сознание сахиира вдруг прояснилось, и он, оглянувшись, ибо лежал на животе, увидел над собой сидящую на корточках спиной к нему огромную горбатую старуху, которая дымилась, исходя сизым паром.

На то, чтобы в голове прояснилось и появилось осознание того, что его сейчас просто пожирают заживо, да ещё и столь отвратительным и противоестественным способом, которым питались кушкафтары, ушло некоторое время. Помог ещё один рывок, немного протащивший мужчину по земле, и его накрыла безумная боль, когда чудовище впихивало то, что осталось от его ног ниже колен, поглубже в свою отвратительную пасть и ряды острых зубов глубоко впивались в плоть, разрывая мышцы и круша кости.

Стиснув зубы, Рамазан подавил рвущийся наружу крик, превратив его в тихий стон, и попытался пошевелить руками. Получалось с трудом, ибо откат, который он получил после использования призыва «Клыка Шахдага» уже вступил в силу. И тем не менее кое-как он всё же сложил руки в первую печать из очередной запретной цепочки, мысленно благодаря святое Древо за то, что наказание за использование предыдущих чар получало именно тело, а не ядро живицы или энергетические каналы.

То, что в результате он просто умрёт, сахиира уже мало волновало. Авшалумов прекрасно понимал, что он уже фактически покойник, ибо каких-либо других возможностей сопротивляться пожирающему его кушкафтару просто не было и, соответственно, стало вопросом ближайшего времени, когда бездна заберёт наконец его душу себе. Так что вопрос стоял, в первую очередь, в том, как именно он умрёт. Как настоящий воин, одолев наконец своего противника, или став кормом для чудовищной твари.

Челюсти вновь сомкнулись на искалеченных ногах, причиняя невероятную боль, и именно в этот момент Рамазан смог сложить наконец немеющими руками последнюю печать и активировать самое запретное заклинание своего тахума. Мужчина тут же почувствовал сильный укол и пульсацию собственного ядра, могучим потоком живицы пронёсшуюся по всему измученному телу. А в следующее мгновение ощутил жуткую, нереальную пустоту, вдруг образовавшуюся в груди, когда древние чары удалили источник живицы из его тела, переместив дестабилизированное ядро, выглядевшее сейчас как небольшой кажущийся стальным шар, поближе к спине мерзкого монстра.

Могучего взрыва, последовавшего за этим, буквально на мелкие клочки разорвавшего ничего не подозревающего кушкафтара и повалившего множество деревьев поблизости, Рамазан уже не застал, вновь провалившись в липкую, тягостную пустоту. Впрочем, коварство древних могучих клановых чар, наказывающих поколения Авшалумовых за их использование, заключалось в том, что, убивая всё живое вокруг, самому применившему их сахииру «Кара Шипастого Змея» уйти просто так из жизни они не давали.

Искалеченное и переломанное почти в эпицентре взрыва тело было отброшено далеко в сторону, но тем не менее ещё было не совсем мертво, и, более того, через какое-то время человек даже пришёл в себя. Страдая от безумной боли, но не имея возможности обрести покой, его душа и сознание всё ещё удерживались могущественными чарами в уже мёртвом теле.

Сахиир быстро потерял счёт времени. Кажется, прошло несколько часов, а может быть, и дней. В какой-то момент его, фырча и повизгивая, начал пожирать какой-то мелкий зверёк, но того спугнули медленно опустившиеся с неба стервятники, также поспешившие приняться за трапезу. И мёртвый сахиир всё это чувствовал, мысленно, как в детстве, проклиная своих далёких предков, выбравших для клана Авшаровых такой непростой путь. А может, просто не имевших выбора, в связи с особенностями их живицы.

А затем мертвец ощутил, как задрожала земля, на которой он лежал. Это не вызвало у него особого интереса, потому как в пульсирующем болью разуме просто не оставалось места для таких эмоциональных процессов. Он просто понял, что к нему приближается что-то очень большое, а затем услышал, как хрустят огромные деревья, ломаемые гигантской тушей, словно хрупкий, иссушенный тростник.