Подробности дела № 1000

–Здравствуйте, Ваша гримерная 401 —услужливо сказал тот, выйдя к Варни навстречу. —Сейчас по этому длинному коридору направо и на 4 этаж. Вот ключ. Концертный костюм можете повесить в специальный шкаф у окна. Если с ним что-то не так, будьте уверены к началу выступления он уже будет как новый. Удачного выступления!

Варни поблагодарил вахтера, взял ключ и подумал: —Жаль, что три года назад таких чудо- шкафов еще не было. С пятном от кетчупа на старом костюме такой агрегат наверняка бы справился.

Он конечно же был наслышен о гениальном изобретении местного чудо- инженера Глайдера-Пеликовского, к которому идея соорудить свой шкаф-химчистку пришла после того, как его маленький сынишка разрисовал шоколадной пастой спину его любимого белого пиджака. Но Глайдер -Пеликовский не растерялся, а бросил на спасение пиджака всю мощь своей инженерной мысли и пиджак снова засиял как новый!

Перед тем как подняться в гримерную, Варни прошёл на сцену к инструменту, на котором ему уже через пару часов предстояло играть. "Умному роялю", стоящему на сцене "Большой Черепахи" не требовался настройщик. Вся регулировка механики, настройка и интонировка струн рояля происходили автоматически. Помимо этого, инструмент имел функцию более тонкой подстройки всех своих механизмов под руки и стиль игры конкретного пианиста. Варни сыграл начало первой части концерта Рахманинова, потом небольшой кусочек из второй, понажимал зачем- то несколько раз на правую педаль и убедившись, что рояль полностью отвечает и соответствует ему, словно точно скроенный костюм в ателье, мысленно поблагодарил его и поднялся в гримерную.

Войдя, первое что попалось ему на глаза, был тот самый знаменитый шкаф Глайдера- Пеликовского. Варни с интересом осмотрел его со всех сторон, осторожно открыл дверцу, заглянул внутрь и не увидя ничего особенного повесил в него свой концертный костюм. Как только дверца закрылась, шкаф сразу “ожил”, запыхтел и слегка завибрировал, словно говоря :—Тааак… Ну что ж… Давайте посмотрим что с вашим костюмом не так?

Поизучав несколько минут костюм, шкаф выдал заключение, которое появилось на небольшом дисплее: —Пятен на объекте не обнаружено. Объект в идеальном состоянии. Вмешательств не требуется, —и затих.

Правее от шкафа, ближе к балкону на стене висел монитор, на экране которого, можно было наблюдать за тем, что происходит в данный момент на сцене и в зрительном зале. Внимание Варни привлекла элегантная, коротко стриженная брюнетка, по всей видимости тележурналист, о чём -то увлеченно беседовавшая на фоне рояля с невысоким человеком в серебристом костюме. Отвечая на вопросы, человек сопровождал свою речь весьма эмоциональными жестами, которые в отсутствие звука выглядели довольно забавно. Приглядевшись, Варни узнал в нём одного из организаторов фестиваля, а про журналистку мельком подумал: —Интересно, кто эта привлекательная леди?

В этот момент неожиданно прямо над ним в гримерке кто-то начал разыгрываться на трубе. Варни вздрогнул и с легким недоумением посмотрел на потолок, словно пытаясь просверлить его взглядом и посмотреть на нарушителя своего спокойствия. Сейчас, когда он собирался какое-то время побыть в тишине, звук трубы показался ему крайне раздражающим и чересчур громким. К счастью, это продолжалось совсем недолго и вскоре вновь воцарилась тишина.

Всё последующее время до концерта ничего особенного не происходило. Понаблюдав еще немного за происходящим на экране, он выключил монитор, прилёг на удобный мягкий диван и закинув руки за голову, постарался ни о чём не думать. Ни о том какое количество любителей классической музыки будет смотреть в прямом эфире открытие фестиваля, ни о том, что в зале будут присутствовать многие выдающиеся музыканты и самые авторитетные знатоки, перед которыми точно не хотелось бы ударить в грязь лицом и ни о том, что последние несколько дней его периодически посещало какое -то непонятное чувство тревоги, которое было абсолютно никак не связано с предстоящим выступлением в "Большой Черепахе".

Мысли обо всём этом он как мог старался отгонять от себя. Но тем не менее, за 45 минут до начала, ему стало казаться, что его концертный костюм стал на два размера меньше, каблук левого ботинка вырос сантиметра на полтора, а может уменьшился правый, запонки на рубашке стали вдруг килограммовыми гирями, а воротничок рубашки и бабочка стали неприятно давить на шею. Вдобавок ко всему он обнаружил, что вообще не помнит как начинается второй концерт Рахманинова…

–Вся надежда на вас —глядя на свои пальцы подумал Варни. —Вы главное начните, а я попозже к вам уж как- нибудь присоединюсь. Потом усмехнувшись про себя добавил: —Надеюсь, что присоединюсь.

Начало выступления неумолимо приближалось, о чём Варни любезно напомнил появившийся в дверях тот самый невысокого роста человек в серебристом костюме с экрана монитора. —Через 15 минут начинаем! —сказал он и шутя добавил: —Просим маэстро переместиться поближе к сцене. —Давно готов к перемещению —подхватил шутку Варни и сделав пару глотков воды, вышел из гримерной.

…Он появился за кулисами, когда оркестр уже выходил на сцену. Спустя какое- то время музыканты начали настраиваться. Скрипки, альты и виолончели созвучием квинт празднично заполнили зал, где -то поверх них по-весеннему весело защебетали флейты, их поддержали кларнеты. Чуть позже присоединились меланхоличные гобои, мягкие бархатистые фоготы и величественные волторны. Пару раз вставили своё веское слово литавры и контрабас. Так, постепенно в процесс настройки были вовлечены все инструменты оркестра, создавая тем самым ту изумительную какофонию, которая предшествует любому началу симфонического концерта и создаёт неповторимую атмосферу ожидания и предвкушения праздника музыки.

“Увертюра перед расстрелом” – шутя окрестил про себя эту какофонию стоявший за кулисами Варни, чувствовавший себя словно перед прыжком в воду с высокого обрыва. В эти последние минуты перед выходом на сцену, он испытывал двоякое чувство: огромное желание как можно поскорей уже покончить со всем этим, смешивалось с бурной рекою вовсю бушующего в крови адреналина, со страхом, но в тоже время азартом и любопытством перед неизвестностью и с переполняющей его душу радостью от возможности поделиться с публикой любимой музыкой Рахманинова.

Настройка закончилась, на сцене всё стихло и в этот момент за кулисами появился дирижер. Подойдя к Варни они дружелюбно поприветствовали друг друга, перекинулись парой слов, над чем- то посмеялись и тот похлопал Варни по плечу.

Тем временем, до отказа заполненный зал "Большой Черепахи" громкими аплодисментами решил напомнить артистам, что пора бы уже и начинать. Через пару минут, словно повинуясь этому настойчивому требованию, свет в зале стал чуть приглушеннее, а на сцене чуть ярче. Публика затихла и мёртвая тишина, как губка, постепенно впитала в себя все звуки вокруг, словно бы предложив музыке заполнить эту образовавшуюся пустоту…

На сцене (Начало)

–Ну что… Пора! Прошу Вас, Маэстро. —сказал дирижёр и жестом пригласил пианиста на сцену. Сердце Варни бешенно заколотилось, пульс громким барабаном неприятно застучал в висках, а пальцы похолодели так, словно их поместили в сосуд с обжигающей ледяной водой. И тогда, чтобы не дать эмоциям больше ни единого шанса, он уже без всякого промедления быстро покинул кулисы и под бурные аплодисменты зрителей и оркестрантов, которые приветственно постукивали смычками о нотные пюпитры, решительным шагом направился к роялю. Подойдя к краю сцены, он с чуть смущенной улыбкой легким поклоном поприветствовал зал, потом оркестр и бросив быстрый взгляд на дирижёра сел за инструмент. Всё происходящее было для него как в тумане… Сознание ещё вовсю сопротивлялось выступать перед аудиторией, количество которой сложно было вообще определить каким -либо числом и Варни на мгновенье показалось, что всё это происходит не с ним. Что на самом деле он всё ещё стоит за кулисами, а какой- то неизвестный ему смельчак под прицелом камер собирается исполнять второй концерт Рахманинова и это будет транслироваться на всю Вселенную. От волнения, смутно представляя ЧТО вообще он будет сейчас играть, Варни осторожно положил руки на клавиатуру рояля, с надеждой пристально посмотрел на них и замер в ожидании, что всё каким- то образом начнётся само собой… То ли высшие силы в этот вечер были на его стороне, то ли руки сами и без того настолько хорошо знали материал, что ничего другого просто и не могли сыграть… Неизвестно… Но на его счастье пальцы не подвели своего не в меру разволновавшегося хозяина и автоматически расположившись на нужных нотах, сами безошибочно заиграли эти первые тяжелые фа минорные аккорды вступления с нарастающим крещендо. Через 10 тактов вступил оркестр, зазвучала главная тема и уже начиная с этого момента Варни, словно дайвер, погрузившийся глубоко под воду, полностью потерял связь с внешним миром и всё вокруг перестало существовать для него. Всё, кроме музыки… Она начала заполнять каждую клетку его тела, проникать в каждый уголок его души, а он, в свою очередь, вкладывать в нее уже свои чувства, свои эмоции, наполнять своим, понятным только ему смыслом. И только после такого необъяснимого, загадочного и скрытого от всех круговорота, каждый сидящий в зале смог услышать то, о чём так любят рассуждать в своих скучных статьях умные музыкальные критики, называя это “совместным творчеством композитора и исполнителя”, “удачной интерпретацией произведения” или как- угодно ещё…

…Волнение и скованность мало-помалу ослабевали, а к началу побочной темы исчезли окончательно, уступив место ясному сознанию и предельной сосредоточенности на исполнении. Порой, его отрешенный взгляд всё же ненадолго отрывался от клавиш и устремлялся куда-то поверх рояля. Со стороны могло показаться, что его внимание привлекало что-то, находящееся в правой от зрителей кулисе, но на самом деле описать в этот момент вообще хоть что-нибудь, что попадало в поле его зрения, было для него довольно затруднительно. Можно было только предположить, что это мог быть, к примеру, нечёткий профиль дирижера или общий размытый план, на котором в какое -то одно большое расплывчатое пятно сливались альты, виолончели, контрабасы, словно бы он смотрел на них через залитое дождем стекло…