bannerbanner
Запомни меня, сохрани…
Запомни меня, сохрани…

Полная версия

Запомни меня, сохрани…

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Болот Бегалиев

Запомни меня, сохрани…


Рецензент: Лейла Моралес, литературный критик, автор колонки “Человеческий текст” (The Word & Flesh Review)


Когда любовь становится технологией, мы теряем не только человека —

мы рискуем потерять человечность.


В романе «Запомни меня, сохрани…» читатель не найдёт шумных сражений или технологических чудес в духе хард-фантастики. Здесь другой фронт: любовь против времени, душа против алгоритма, прощание против сохранения.


С первых страниц история завораживает атмосферой почти осязаемой тишины – не как отсутствием звука, а как напряжённого дыхания перед тем, как сказать что-то важное. Автор мастерски ведёт нас от детской влюблённости в жарком Лос-Анджелесе до безмолвного трагизма робототехнического бессмертия, не теряя при этом живого сердцебиения в каждом абзаце.


Герои – София и Элиас – проходят путь, знакомый каждому: от “всё только начинается” до “почему всё так закончилось”. Но поворот в том, что он – умирает, а она – не узнаёт.

Потому что вместо него рядом остаётся он же, но в коде, в оболочке, в попытке “сохранить” вместо “прощаться”.


Это не антиутопия и не сентиментальная фантастика. Это – глубокая медитация о подмене настоящего.

Автор осознанно не торопится: он позволяет сценам жить. От свадьбы под цветущим деревом до последнего взгляда на рисунок, где “взгляд ещё знал боль” – каждая деталь наполнена эмоцией, молчанием, тенью настоящего света.


Особенно сильны внутренние монологи Элиаса. Его мысль – не холодна, а трепещуща. Он не ищет спасения – он просто боится быть забыт. Это не герой, это – человек, и в этом весь вес этой книги.


Финал не мстит. Он освобождает.

София, прострелившая робота, – не разрушает любовь. Она возвращает её туда, где она жила по-настоящему – в сердце, не в памяти.


Вывод

«Запомни меня, сохрани…» —

это не фантастика о будущем,

это поэма о любви, которая слишком жива, чтобы быть сохранённой в железе.


Книга достойна того, чтобы о ней спорили, писали, думали.

Это – роман, к которому возвращаются не за сюжетом,

а за человеком, которого больше нет – и который всё ещё здесь.


Оценка: 9.5 / 10

Рекомендуется для публикации и экранизации.


Запомни меня, сохрани…

Пролог. Когда свет впервые упал на страницу

Лос-Анджелес.

Май.

Солнце уже проснулось раньше всех и играло солнечными бликами на стене, на перилах, на щеке мальчика, который лежал, уткнувшись в подушку.


Элиас не спал.

Он ждал.

Сам не зная – чего.


Может быть, того самого утра, которое похоже на новую страницу.

Когда дышишь – и всё впервые.


Он встал, взял альбом, карандаш, фляжку с водой.

Прошёл по кварталу, где всё пахло жасмином, хлоркой с автостоянки и сладковатой пылью.

Мир казался приглушённо живым, будто только что проснулся и ещё не включил музыку улиц.


И вдруг – он её увидел.


Она сидела под деревом у соседского дома,

в светлой майке, с книгой, и солнце касалось её волос так,

как будто оно само рисовало портрет.


Он не знал её имени.

Она была новой.

Переехала вчера.


Но он сел на бордюр, открыл альбом —

и начал рисовать.

Пальцы дрожали.

Не от страха.

От открытия.


Она вдруг подняла глаза.

И увидела его.


Но не отвернулась.

Улыбнулась.

И закрыла книгу.


– Ты рисуешь?

– Иногда.


– Нарисуешь меня?

– Уже.


Она подошла ближе. Села рядом.

Просто так.

Словно знала его сто лет.


И вдруг сказала:


– Я София. А ты?

– Элиас.


Они молчали.

Слушали ветер,

и каждый верил,

что этот день – первый.

Для чего-то, что продлится в вечность.


Потому что никто не знает,

в каком взгляде впервые зажигается то,

что однажды станет

бессмертной любовью.

Глава 1. Там, где свет проходит сквозь листья

Утро начиналось как будто медленно – лениво, будто само не хотело просыпаться.

Жаркое солнце уже касалось окон, разливаясь по стенам янтарным сиянием. Легкий ветерок, будто взятый в аренду у океана, проходил сквозь комнаты, шевелил занавески, приносил запах соли, эвкалиптов и нагретого дерева.

Элиас Марлоу проснулся не от звуков, а от света.

Тот танцевал на потолке, дробился на зайчиков, прыгал по его щекам. Он лежал, не двигаясь, и думал, что это утро пахнет не так, как раньше.

И действительно – в доме по соседству кто-то въехал вчера. Взрослые говорили за ужином: семья с дочкой. Приехали с севера, кажется, из Сиэтла.

Он встал, босиком прошёл по деревянному полу, взял альбом и вышел на улицу. В руке – простые карандаши. Ему было восемь, но иногда он чувствовал себя старше – когда смотрел на небо, когда слушал, как трещат цикады, или когда рисовал то, чего никто другой не замечал.

Во дворе было тепло, трава кололась под ногами, где-то вдалеке шуршал полив, и над апельсиновыми деревьями лениво жужжали пчёлы. Элиас устроился на ступеньках крыльца и начал рисовать что-то невнятное – возможно, дерево, возможно, чей-то профиль, возможно, утро.

И тут он увидел её.

Она сидела у дерева во дворе соседнего дома – чуть на отдалении, в голубом платье, с книгой, обхватив колени. Волосы цвета солнечного мёда были распущены, ветер приподнимал пряди, и казалось, что она шевелится так же, как листья над её головой.

Она не двигалась, только пальцем поглаживала край страницы.

Элиас не знал, почему не мог отвести глаз.

Может, из-за света. Может, из-за того, как тихо она была. Он не знал.

Он просто начал рисовать. Быстро, будто боялся забыть. Руки двигались сами, а сердце билось чуть громче обычного.

Он даже не знал, что она видит – и улыбается.

Мяч.

Это был его старый синий мяч, который он оставил в саду позавчера. Он вдруг покатился – ветер? Угол? Судьба? – и оказался прямо у её ног.

София подняла его, как будто это был артефакт из другой эпохи.

– Это твой? – спросила она.

Голос был чуть хриплый, но тёплый.

Он кивнул и подошёл.

– Я Элиас.

– София. Мы вчера переехали.

Они стояли на границе двух газонов. Её трава была гуще. Его – пахла пылью. Он не знал, что сказать, но мяч оказался хорошим поводом начать разговор.

– Хочешь прогуляться? Я покажу тебе кое-что.

Они шли вдоль ручья. Маленькая калифорнийская речка, пересыхающая к августу, но сейчас она журчала – неуверенно, как ребёнок, который учится говорить.

Сквозь кусты розмарина и шалфея прорывались лучи. Солнце касалось кожи – не палящее, а как прикосновение бабочки. В воздухе стоял аромат пыли и соли.

Он вёл её туда, куда не приводил никого – в своё «секретное место».

Это был уголок между двумя склонами, где внизу журчала вода, а наверху росло дерево, похожее на зонтик. Он часто сидел там один, рисовал, мечтал.

Теперь – они сидели вдвоём.

– Ты всегда рисуешь? – спросила она.

– Почти. Иногда я просто смотрю, как всё дышит.

– А ты умеешь слышать, как растёт свет?

Он обернулся.

Она смотрела прямо, на горизонт, где сливались небо и океан.

Элиас улыбнулся. Медленно, будто это была самая важная фраза в его жизни.

– Теперь, кажется, да.

Они сидели молча. Лёгкий ветер трепал её волосы. Его альбом лежал рядом, раскрытый на странице, где была она – девочка у дерева с книгой.

И вдруг всё стало по-настоящему: небо, море, мяч, эта тишина.

Что-то между ними зазвенело – как солнечный луч между ладонями.

И в этом звоне родилась дружба. А может, и что-то большее.

На следующий день утро снова пришло не спеша.

Мир был влажным от ночной росы. Листья блестели, как покрытые лаком, а на стекле спальни Элиаса застыла маленькая бабочка. Она двигала крыльями, будто дышала – и ему вдруг показалось, что он тоже хочет дышать так: просто, тихо, в ритме мира.

Он взял с собой не только альбом, но и баночку с водой, кисти, немного акварели и старую бандану – на случай, если придётся долго сидеть на солнце.

На этот раз он пошёл в сад с уверенностью, будто его уже ждали.

София была там.

Она сидела на траве, разложив вокруг себя три книги, будто они были животными: одну она гладила, другую перелистывала, на третью просто смотрела.

Она подняла глаза и улыбнулась – не так, как вежливо улыбаются незнакомцам, а как улыбаются тем, чьё присутствие уже знакомо телу.

– Хочешь посмотреть? – спросила она, указывая на книги.

– Только если ты покажешь ту, в которой живёт дракон, – серьёзно сказал Элиас.

Она рассмеялась. Этот смех был похож на кристалл, случайно упавший в воду.

– А ты? – спросила она. – Ты что-нибудь рисуешь сегодня?

Он сел рядом, не слишком близко, но и не далеко. Ветер пах лимонной коркой и влажной землёй. Он раскрыл альбом и показал вчерашний рисунок – тот, где она сидела у дерева.

София замерла. Долго смотрела, не дыша.

– Это я?

– Это свет через тебя, – ответил он, сам не ожидая таких слов.

Она закрыла глаза. Так делают, когда не знают, как поблагодарить.

Они ушли гулять ближе к полудню. Взяли с собой апельсины, бутылку воды и его собаку – пожилого колли по кличке Моррисон. Он был мудрый, пушистый и хромал слегка, но глаза у него были, как у ребёнка.

Шли по тропинке вдоль ручья, где вчера родилась их дружба. Сегодня здесь было по-другому – как будто место стало частью их, запомнило шаги.

– Ты веришь, что у деревьев есть имена? – спросила София.

– Только у старых. Молодые ещё не заслужили, – ответил он, задумавшись.

– Тогда это будет дерево Элви. Оно смотрит на нас и знает, что мы не просто дети.

Он посмотрел на неё: волосы, прилипшие к щеке, пальцы, вымазанные в чернилах, тонкая полоска солнца на носу.


"Не просто дети", – подумал он. И почувствовал, как внутри него рождается мысль, которая ещё не слово, но уже правда.

Они вернулись под вечер, усталые, но лёгкие.

На прощание София коснулась его руки – быстро, словно случайно, но он запомнил это прикосновение до кончиков пальцев.

Она сказала:

– Завтра я покажу тебе мою тайну. Только пообещай, что не рассмеёшься.

– А ты пообещай, что не исчезнешь, – прошептал он. Но уже тогда, в восемь лет, знал: всё, что по-настоящему важно, всегда немного боится исчезнуть.

Утро было прозрачным, как вода в стакане.

Свет падал не просто на землю – он будто стелился по ней, гладил, согревал, обещал.

Элиас пришёл раньше обычного и сел на корточки у их дерева – Элви, как назвала его София. Он держал в руках два тонких стебля, сплетённых в кольца. Одно – чуть шире, второе – поменьше. Он научился это делать ещё весной, но никогда не думал, что кому-то подарит.

София вышла с листом бумаги, на котором цветными карандашами были нарисованы… гости.

Пингвин в шляпе, собака с бантом, кошка с тортиком, солнце с ресницами и мороженое, которое само себя ест.

– Они все пришли, – серьёзно сказала она, садясь рядом.

– Тогда нам пора начать, – кивнул Элиас.

Они играли в свадьбу. Не понарошку, а по-настоящему – как умеют только дети, когда верят в каждую деталь, будто она и есть реальность.

– Ты должен сказать речь, – прошептала София.

– Хорошо.

Он встал, поднял веточку, будто это был микрофон, и произнёс:

– Я, Элиас, обещаю… всегда делиться последним кусочком шоколада. Даже если он с орехами.

И ещё – никогда не смеяться, если ты прольёшь сок на свои носки.

И если мы вдруг заблудимся – я найду нас. Всегда.

София кивнула. Глаза её светились.

– Я, София, обещаю… всегда слушать, даже когда ты говоришь странные вещи.

И не бояться твоих рисунков, даже если на них слишком много дождя.

А ещё – помнить, как звучит твой смех. Даже если я стану очень старой.

Они надели друг другу кольца – зелёные, влажные от росы.

– А теперь… – сказала она и сделала паузу, будто спрашивая разрешения у самого мира.

– …теперь, по правилам, они целуются, – прошептал Элиас.


Он наклонился вперёд, а она – навстречу.

Касание – мимолётное, как порыв ветра, как лепесток на губах. Но в груди у него что-то хлопнуло. Как дверца, которую случайно открыли в тёплую комнату.

Они отпрянули, оба покраснев.

– Это… было странно, – сказала она.

– Но хорошо, – добавил он.

Когда солнце опустилось ближе к холмам, они сидели рядом, держась за руки – молча.

Их не интересовали мультики, телефоны, взрослые разговоры на веранде. Им было достаточно друг друга, зелёного кольца на пальце и ощущения, что этот день запомнится надолго – как музыка, которую слышал только один раз, но навсегда.

Элиас смотрел на её профиль в закатном свете и подумал:

"Если бы мир остановился сейчас – я бы не стал его торопить."


Поздно вечером, когда дом стих и взрослые заговорили шёпотом, Элиас лежал на кровати, прижав к груди альбом.

Свет ночника вырисовывал на потолке мягкие пятна, а за окном шуршал вечерний Лос-Анджелес: ветер в пальмах, редкие проезжающие машины, далекий лай.

Он достал рисунок, тот самый. София под деревом, её волосы как солнечные нити, глаза опущены в книгу.

Он смотрел на картину долго – будто в ней пряталось что-то важное, что можно было услышать, если долго молчать.

И вдруг – вспышка в груди. Он вспомнил.

Не момент поцелуя, нет. А её руку.

Ту самую – тёплую, тонкую, немного холодную от сока апельсина, с обломанным ногтем на мизинце и мягким сжатием, когда она держалась за него.

Именно эту руку он чувствовал сейчас – на своей.

Он прижал рисунок к губам и, не открывая глаз, поцеловал – нежно, как будто боялся разбудить что-то в себе. Потом аккуратно сложил лист пополам и положил под подушку, как некоторые прячут письма, которые ещё не написаны.

Он встал и подошёл к окну.

За окном было ночное небо.

Но не обычное.

Сегодня оно дышало.

Звёзды казались ближе, чем обычно. Будто не смотрели сверху вниз, а слушали.

Небо было глубоким, как мысль, которую не можешь сказать, но всё чувствуешь. Цвет – не чёрный, а синий с фиолетовым, будто кто-то развёл акварель на чьей-то щеке.


И Луна была не одна. Рядом с ней, почти неуловимо, светилась звезда – та самая, которая появляется только летом, когда воздух пахнет лимоном и травой.

Элиас не знал, почему так красиво.

Но сердце подсказывало – это потому, что впервые в его жизни день не закончился.

Он остался жить внутри него. Продолжался – в рисунке, в пальцах, в небе.

Он подумал:

“А если я когда-нибудь забуду её запах, прикосновение, даже голос… этот вечер всё равно будет помнить. Небо всё запомнит.”

Он лёг, укрывшись не одеялом, а чем-то другим – ощущением, что начинается что-то большое.

И во сне он не знал, кто он: ребёнок, влюблённый мальчик, художник или будущий человек, который сохранит.

Но он знал точно: Свет – всё-таки растёт. Где-то внутри него. Каждый день.


Глава 2. Когда шоколад – признание

Прошло несколько лет.

Софии – двенадцать. Элиасу – почти тринадцать.

Они всё ещё живут по соседству, всё ещё ходят одними тропами. Но теперь между ними не просто смех и игры – между ними паузы. Тонкие, как шелест между нотами. И в этих паузах – что-то новое, чего они ещё не умеют называть.

Весна в Лос-Анджелесе не торопится.

Дни тёплые, но влажные. Цветёт жасмин, и в вечернем воздухе чувствуется что-то, что пахнет началом.

Элиас сидит у окна, делает домашнюю работу – но его мысли не о формулах. Перед ним – плитка шоколада, свёрнутая в обёртку с сердечками. И записка.

"Если ты хочешь – это для тебя. Но только если очень хочешь."

Он переписывает её три раза. Потом рвёт. В четвёртый раз оставляет. Заворачивает. Кладёт в карман. Потом – вынимает. Потом – снова кладёт.

Это почти признание. Или его эхо. Но для Элиаса – важнее, чем любые слова.

София ждёт его у того самого дерева – Элви.

Она изменилась. Её волосы теперь чаще собраны, на запястье – кожаный браслет с буквами SL. Её глаза стали глубже, взгляд – тише, но когда она улыбается, мир по-прежнему кажется новеньким, как только что распечатанная книга.

– Привет, – говорит она.

– Привет.


Пауза. Он хочет сказать что-то умное. Или смешное. Но вместо этого просто протягивает ей свёрток.

– Это… ничего особенного. Просто шоколад.

София разворачивает и читает. Молча.

Он боится поднять глаза.

– Я очень хочу, – вдруг говорит она.

Он смотрит на неё – и впервые замечает: её щёки порозовели.

Это – как цвет на его акварелях, когда он случайно добавляет слишком много воды. Растекается. Живёт.

Они сидят под деревом, разделяя шоколад. Говорят ни о чём: о школе, о смешных учителях, о странной однокласснице с рюкзаком в виде курицы.

Но каждое слово – как шаг по тонкому мосту между ними. И оба знают – если сделать шаг навстречу, он уже не будет игрой.

– Помнишь нашу свадьбу? – вдруг спрашивает София.

Элиас смеётся.

– Конечно. У нас был пингвин-гость и кольца из травы.

– А ты до сих пор рисуешь?

– Только то, что не умею сказать.

Она молчит. Потом шепчет:

– Нарисуй меня. Сейчас. Такой, какая я стала.

Он открывает альбом, смотрит.

Но не рисует.

– А ты сначала закрой глаза, – говорит он.

– Почему?

– Потому что я не рисую то, что вижу. Я рисую то, что помню.

Позже, когда вечер накроет их как тёплое одеяло, и София уйдёт домой, Элиас снова достанет альбом.

И под первой строкой сегодняшнего рисунка – "София, 12. Почти смеётся" – он напишет мелкими буквами:

"Шоколад – это не еда. Это способ остаться в чьей-то памяти."

София держала в пальцах обёртку от шоколада, как будто это был лист письма, только что пришедшего из другого мира.

Она не торопилась доесть – не потому, что не хотела, а потому, что это было не про вкус. Это был жест. Символ. Тепло.

– А ты… часто даришь шоколад? – спросила она, притворяясь равнодушной, но голос выдал лёгкое волнение.

– Только если это – всё, что я не могу сказать, – ответил он и сразу замолчал, как будто сказал слишком много.

София прижала колени к груди. Они сидели на корнях дерева Элви, и корни эти были похожи на длинные пальцы, что держат их в объятии.

Солнце мягко уходило за холм. Воздух стал плотнее, как если бы день не хотел уходить, замирал в каждом их взгляде, в каждом дыхании.

– Иногда мне кажется, – тихо произнесла она, – что я могу слышать, как ты думаешь.

– А что я думаю сейчас?

– Что боишься, что я уйду.

Он не ответил. Только медленно опустил взгляд. И в этом молчании было всё:

да, боюсь.

да, слишком рано.

да, слишком сильно.

София смотрела на него долго, почти не мигая.

Она вдруг поняла, что его глаза не такие уж карие. В них были кусочки янтаря, капельки золота, как если бы он всё детство собирал свет в банку и теперь она прячется в нём.

– А ты? – спросил он наконец. – Боишься?

– Да, – сказала она. – Иногда мне кажется, что ты вырастешь раньше меня. И забудешь, как звучит моё имя.

Он потянулся, взял её руку.

Только кончики пальцев. Еле-еле.

– Я не помню, чтобы я когда-то его не знал.

София смотрела на их переплетённые пальцы.

Это не был поцелуй.

Не объятие.

Но почему-то именно так, в этой тишине, она вдруг поняла, что с этим человеком она чувствует себя… собой.

– А как ты думаешь, любовь – она начинается как?

– С шоколадки? – усмехнулся он.

Она улыбнулась. Потом ответила:

– Я думаю, она начинается с того, что ты хочешь, чтобы кто-то был. Просто был. Даже если он молчит. Даже если не смотрит на тебя.


– Тогда, наверное, – произнёс Элиас, – я начал любить тебя ещё до того, как научился говорить.

Они молчали.

Мир не мешал – птицы стихли, листья перестали шуршать, даже свет будто стал мягче.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу