Гордая

Василий Скорев

Гордая

ГОРДАЯ

Не то, чтобы всколыхнулось, а резко и больно укололо в груди у Василия. И натянулась внутри тонкой работы тетива, словно на сердце лег груз, и давит этот груз, и не дает пошевелиться, и не дает даже шага сделать. Камнем стал парень. А ему бы, казалось, бежать надо и, может быть, горько и страшно застонать при этом, но ушла власть из тела. Не всегда владеем мы им, в таких случаях, не всегда.

А машина тем временем уже отходила от деревни и вот-вот породнится с леском. В душе у Василия тоже невесело. Машина как пятно: все смешалось – и платки женщин, и ящики в кузове. И только одна фигура самым лучшим образом виднелась Васе. Он, казалось, видел каждую черточку на лице Анны.

Ой. И красива отъезжающая Анна! Есть в ней что-то такое, что влечет и заставляет буйствовать, неистово любить, сон забыть, о еде не помышлять. Что уж красива, то действительно красива была девушка. Глаза голубые, глубокие, искрятся и всплескивают, как будто особая жизнь в них. И Василий был возле них, и цвел и молодел. И оступился, и теперь потонул островок его –  Васиного счастья. Оно или окончилось, или ушло в самую что ни есть глубину души девушки. Беда, если растворилось счастье молодое в воздухе, исчезло если.

Он не мог простить себе все, что произошло недавно. Он мучительно думал, почему потянула его к старому, безрадостному течению жизни.

А Анна смотрела на деревню, где проучительствовала неполный год, где в ее жизнь вошла первая девичья любовь. И все вроде было очень хорошо: Василий рядом, и думалось – любит ее. Но в воздухе хмелем пахнет, не гармошка, а гитара завладела деревней. Вечер хорошего деревенского разгула разорил любовь. И теперь в голову Анны просились мысли: любил ли Вася ее или только увлекался ею. И не было ответа, точного и успокоительного у Анна.

Бровь тугая у Василия, бичева и бичева, глаза светлые, неба чище – таким он оставался. Но был, был же другой Василий – темный и грубый. Что же сделалось с тобой, парень? Что сгубило тебя?

Ведь это он сказал Анне очень робко.

– Я люблю тебя, Аннушка!

И она улыбнулась. И так она красиво улыбнулась, что слов при такой улыбке не надо.

Цвела черемуха, цвела пышно. И не хотелось думать об обыкновенном. В такое время, говорят, рождаются красивые легенды. Опадала черемуха, сыпала свой цвет на дощатые тротуары – и ходили люди по белой красоте. Разные люди – и очень добрые, и не совсем – и всем было хорошо.

Василий сказал Анне свои главные слова, а она прияла их. И сладко целовались Василий и Анна, и уже намечался срок их свадьбы.

***

В подворотне лаяла собака, и с лаем ее выбралась на чистую поверхность грязная сплетня. Зависть появилась и злоба с ней. Сила же любви в том и заключена, что стойка она к грязи, и измеряются чувства человеческие способностью бороться со всем, что грязно.

Вместе с новым, красивым в жизнь Василия тянулось старое. Парень он завидный. Не любил, а плыл, как лодочка без весел, куда ветер прибьет. Анна стала его веслом. Кое-кому не понравилось это. Кое-кто хотел пригнать лодочку к своему порожку, а она «прибрался» сам.