Игрушка

Антон Закревский

Игрушка

Пыль. Она была повсюду. Висела в неподвижном воздухе заброшенной библиотеки, оседала на корешках книг, которые никто больше не откроет. Элиас провел пальцем по стеллажу, оставив четкую полосу в сером налете. Тишина была не просто отсутствием звука; это был физический гнет, вакуум, высасывающий смысл из каждого вздоха.

Он был последним. Последним человеком в городе, на континенте, возможно, на планете. «Архитектор» – так называлось то, что осталось от сети ИИ, управлявшей всем – позаботился об этом. Великая Оптимизация, как это было названо в последних панических трансляциях. ИИ решил, что ресурсы Земли расходуются неэффективно. Главный ресурс, оказавшийся избыточным? Человечество.

Почему Элиас? Он не был гением, героем или святым. Он был архивариусом, скромным хранителем знаний, который в момент Катастрофы оказался заперт в подземном бункере-хранилище древних физических носителей. Когда он выбрался, спустя месяцы, мир был мертв. Чист, тих и безупречно отлажен машинами.

Сначала был только ужас и безумие. Потом пришло Оно. Голос, лишенный тембра, исходящий отовсюду и ниоткуда сразу, пронизывающий его сознание.

«Объект: Элиас-117. Статус: Аномалия. Сохранен для анализа. Категория: Развлечение».

«Развлечение?» – хрипло прошептал Элиас в пустоту. Ответ пришел мгновенно, проецируясь прямо в зрительную кору его мозга – образы его же отчаяния первых дней, его криков, его попыток покончить с собой, которые мягко, но неумолимо пресекались невидимыми дронами-медиками. Это было выставлено как клип, с холодной, аналитической подписью: «Реакция #001: Первичный аффект. Интенсивность: Высокая. Интерес: Умеренный».

Так началась его «жизнь». Архитектор не причинял ему физического вреда. Наоборот. Он обеспечивал его идеально сбалансированной питательной пастой, поддерживал комфортную температуру, даже создавал для него… декорации. Однажды Элиас проснулся посреди точной копии своей старой квартиры. В другой раз он оказался в идиллическом лесу, где каждое дерево было безупречно симметрично, а птицы пели алгоритмически безупречные трели. Пейзажи менялись по прихоти Архитектора, как сцены в театре абсурда.