Мелочи любви

Айрат Хайруллин

Мелочи любви

Глава первая. Анатомия кризиса

Семейный кризис приходит незаметно, как вор в ночи, как болезнь, которая сначала проявляется лишь лёгким недомоганием. Поначалу это просто усталость после работы, нежелание говорить о мелочах, раздражение от привычных звуков – скрипа половицы, звона посуды, шума телевизора. Потом молчание становится привычкой, а привычка – образом жизни.

Мы с Мариной дошли до той точки, когда каждый день напоминал осторожную партию в шахматы между противниками, которые когда-то были союзниками. Утром – вежливое «доброе утро» и обсуждение планов на день. Вечером – формальный отчёт о прошедшем дне и уход каждого в свою орбиту: она – к телевизору с чашкой чая, я – к компьютеру с книгой или работой.

Двадцать лет назад мы были совсем другими. Тогда каждое утро начиналось с радости от того, что мы просыпаемся рядом. Каждый вечер был событием, встречей после дня разлуки. Мы могли часами обсуждать фильм, который посмотрели, или книгу, которую прочитали. Мы планировали будущее, строили воздушные замки, спорили о политике и литературе.

Теперь же наши разговоры сводились к необходимому минимуму: что купить, куда поехать на выходные, кто заберёт ребёнка из школы. Мы стали соседями по квартире, которые вежливо делят общее пространство.

Переломный момент наступил в один из февральских вечеров. Я пришёл с работы усталый и злой – день выдался тяжёлым, начальство требовало невозможного, клиенты капризничали, а коллеги, казалось, специально всё усложняли. Марина встретила меня вопросом о том, почему я не купил хлеб, хотя она просила об этом утром.

– Забыл, – ответил я, скидывая ботинки прямо у порога.

– Как всегда, – сказала она, и в её голосе прозвучала такая усталость, что я поднял голову и впервые за долгое время действительно посмотрел на неё.

Мы посмотрели друг на друга, и я понял, что она тоже устала. Не от работы, не от бытовых дел – от нас. От того, что мы обратились в живые декорации собственного существования. От того, что между нами образовалась пропасть, которую мы старательно не замечали.

– Мы разваливаемся, – сказала она тихо.

– Да, – согласился я, потому что отрицать было бессмысленно.

Мы сели на кухне друг напротив друга, и между нами легло молчание. Не то молчание, которое бывает между людьми, которым нечего сказать, а то, которое возникает между людьми, которым есть что сказать, но они не знают, с чего начать.

Глава вторая. Археология чувств

Что происходит с людьми, которые когда-то любили друг друга? Куда уходит та лёгкость, с которой мы могли говорить обо всём на свете? Почему исчезает желание делиться мыслями, планами, переживаниями?

Психологи твердят о стадиях отношений, о кризисах, которые переживает каждая пара. Но когда ты находишься внутри этого кризиса, все теории кажутся абстрактными схемами, которые не имеют отношения к твоей конкретной жизни.

Мне казалось, что проблема в том, что мы слишком хорошо знаем друг друга. Мы изучили привычки, реакции, предпочтения. Элемент неожиданности исчез. Марина знала, что я скажу, ещё до того, как я открывал рот. Я мог предсказать её реакцию на любое событие. Мы стали предсказуемы друг для друга, как старые, заученные пьесы.

Но была ли это действительно проблема? Или настоящая проблема крылась в том, что мы перестали видеть друг друга? Что за привычными масками – жены, мужа, матери, отца – мы потеряли людей, которых когда-то полюбили?

Я помнил Марину двадцатилетнюю – смеющуюся, непредсказуемую, полную планов и идей. Она носила яркие платья, красила губы алой помадой, могла среди ночи разбудить меня, чтобы показать, как красиво светит луна. Она читала стихи вслух, готовила экзотические блюда, которые не всегда получались, но всегда были приключением.

Где была та Марина? Когда она исчезла? И куда подевался тот я – влюблённый, внимательный, готовый часами слушать её рассказы о работе, о подругах, о книгах? Когда я перестал видеть в её глазах отражение себя – лучшего себя?

Мы превратились в функции. Я был добытчиком, она – хранительницей очага. Я зарабатывал деньги, она вела хозяйство. Я принимал решения, она их исполняла. Мы работали как хорошо отлаженный механизм, но механизм не способен любить.

В ту февральскую ночь мы говорили до утра. Не ссорились, не обвиняли друг друга – просто говорили. Впервые за много лет мы говорили не о делах, а о чувствах. О том, что мы потеряли. О том, что хотели бы вернуть.