Последний бой «чёрных дьяволов»

Когда самолеты улетели, Тимофей бросился к дому. За ним поспешили Сашка Григорьев, Лева Багдасарян и Максимка Плотницын. К счастью, мать Тимофея и его сестренка Анютка не пострадали, но несколько стекол в окнах дома выбило от взрыва. Лишилось семейство и любимой козы Машки. На столе стояла крынка с ее молоком, которое Анютка надоила рано утром. Гневно вымолвив: «Сволочи!», – Тимофей вышел из дома и направился к воронке. За ним потянулись его друзья.

Мертвая коза лежала в нескольких метрах от разрушенного наполовину строения. Максимка предложил:

– Тимоха, а может, ее на мясо пустить, пока теплая?

Тимофей отвел взгляд от окровавленной белой шерсти козы, посмотрел на трех бойцов, присевших у тела убитого сержанта, затем в сторону дороги:

– Не до козы сейчас. Красноармейцам помочь нужно. Мертвые там, раненые.

Друзья послушно двинулись за предводителем. С улицы, из-за тына, слышались стоны и крики, кто-то сипло отдавал приказы:

– Санитаров ко мне! Грузите убитых и раненых на машину! Где лейтенант Урванцев? Где орудие? Почему еще не подъехали?!

Молодой запыхавшийся от бега голос отвечал:

– Товарищ старший лейтенант, грузовик с орудием немцы разбомбили! Я замыкающим шел, своими глазами видел. Они даже до крайних домов доехать не успели…

– Черт! Подгоняй сюда повозку! Быстрее! Нам через час надо быть на левом берегу Дона! В первую очередь грузите убитых, на них раненых положите!

Друзья вышли со двора. На улице в грязи и крови лежали убитые и раненые красноармейцы, не пострадавшие бойцы собирали тела и складывали в запряженную двумя худыми каурыми лошадками повозку. Григорьева толкнули в спину:

– А ну, парень, посторонись.

Александр торопливо сделал шаг в сторону. Красноармейцы вынесли из двора Великановых тело усатого сержанта.

– Мне кажется, что здесь и без нашей помощи обойдутся, – промолвил Лева Багдасарян.

Максим встрепенулся:

– Вы слышали, что они говорили про машину с орудием, которую немцы разбомбили? Может, там наша помощь сгодиться?

Тимофей одобрительно хлопнул Плотницына по плечу:

– Молодец, Максимка! Смекнул. Побежали туда!

Друзья стремглав помчались к концу улицы.

Изуродованная взрывом полуторка стояла на дороге, уткнувшись фанерной кабиной в воронку в двухстах метрах от крайнего дома. Кабина горела, рядом лежало тело красноармейца в шинели, еще одно тело свисало с деревянного борта грузовика.

Александр пригляделся – прицепленное к машине орудие, по всей видимости, не пострадало. Рядом с ним возились еще два бойца. Сухощавый младший сержант и носатый курчавоволосый красноармеец без головного убора склонились над молодым лейтенантом. Лейтенант лежал на шинели, под головой ушанка, низ гимнастерки и рубаха были задраны на грудь, на левом боку буроватой кровью сочилась рваная рана. Голова лейтенанта была перевязана, теперь бойцы пытались перевязать рану на боку. Появление юношей их отвлекло. Младший сержант бросил на них строгий взгляд.

– Кто такие? Чего вам здесь?

Тимофей на миг замялся:

– Мы, мы, это… Мы живем здесь рядом. Пришли вам помочь.

Младший сержант закончил перевязку.

– Помочь, говорите… Что ж, это хорошо. Давайте лейтенанта в сторонку оттащим, – красноармейцу без головного убора он приказал: – Савелий! Прыгай в кузов! Доставай последний ящик со снарядами, пока не рванул. Федорова и Липатова тоже, а то сгорят, похоронить по-человечески не сможем. Брезент не забудь! Потом водителя оттащим.

Когда тела трех погибших бойцов, боеприпас и сорокапятимиллиметровое орудие оказались на безопасном расстоянии от пылающей машины, лейтенанта бережно переложили на брезент, укрыли шинелью. Лейтенант застонал, приоткрыл глаза, едва слышно попросил:

– Дайте пить.

Младший сержант присел на корточки, бережно, по-отцовски поправил шинель на лейтенанте, помотал головой.

– Извини, командир, нельзя тебе воды с такой раной.

Лейтенант жадно сглотнул слюну, сдерживая стон, прикусил нижнюю губу, снова прикрыл глаза. Курчавый красноармеец по имени Савелий вытянул шею, приложил ладонь к уху, бросил взгляд вдоль дороги.

– Товарищ младший сержант! Кажется, немцы…

Младший сержант встал, прислушался. Издали доносился рокот моторов. Внимательно глянув в сторону, откуда наступали немцы, констатировал:

– Они, стервецы.

– Что делать будем?

– Встречать гостей незваных. Или ты против?

Савелий замотал курчавой головой.

– Нет, я с тобой.

– Вот и ладненько. Значит, здесь и примем свой последний бой. Дадим батальону время от гансов проклятых оторваться, за Дон уйти, а заодно за ребят наших погибших поквитаемся. Жалко, что предать земле их не успеем, – младший сержант посмотрел на Великанова и его друзей. – Вот они похоронят всех, после боя. А сейчас берите, ребятки, лейтенанта и бегом отсюда. Большая у меня к вам будет просьба, вы уж спрячьте нашего командира от немцев в хате хорошенько, ему еще жить надо. Хороший парень. Молодой совсем, чуть постарше вас.

Тимофей решительно заявил:

– Мы вернемся. Отнесем лейтенанта и придем вам помогать.

– Полагаю, что вам этого делать не надо. Без вас, архаровцев, справимся. Толку от необученных будет немного, только зря поляжете, а вот если командира спасете, то за это будет вам от нас и от всей Красной армии большая благодарность. Так что бегите, нам к бою готовиться надо. После, когда наши город от немцев освободят, расскажите всем, как мы Родину защищали.

Великанов опустил голову, нагнулся, крепко схватил угол брезента, недовольно буркнул:

– Пошли, чего стоите!

Сашка, Максим и Левка взялись за брезент, потащили лейтенанта к домам. Они не дошли до крайнего, когда до них докатился гулкий звук первого выстрела. Все остановились, обратились взорами в сторону орудия. Со спуска было видно, как черный столб земли поднялся над дорогой там, где ехал передовой отряд немецких мотоциклистов. Сашка зорким взглядом приметил, что из пяти трехколесных машин только две остались на ходу, но и те повернули назад к колонне. Возглавляющий ее бронеавтомобиль остановился, колонна встала. Из стоящего позади бронеавтомобиля грузовика стали выпрыгивать похожие издали на муравьев немецкие солдаты. В это время прогремел второй выстрел. Артиллеристы не промахнулись и в этот раз. Окрашенный в темно-серый цвет грузовик подбросило взрывом, кабина загорелась. Около машины появились объятые пламенем фигурки. Из груди у Александра вырвалось:

– Так вам, гады!

– Молодцы артиллеристы! – добавил Левка.

Словно споря с ними, пулемет бронеавтомобиля дал длинную очередь в сторону сорокапятки. Бронированная машина тронулась с места и, сопровождаемая пехотинцами, взяла курс на орудие.

Через минуту снаряд сорокапятки врезался в броню. Взрыв сотряс броневик, из него повалил густой черный дым. Следующий выстрел пришелся по пехотинцам. Немецкие солдаты, оставшись без поддержки, залегли, но из-за горящего грузовика к ним на помощь выползала стальная махина танка. Артиллеристы перевели огонь пушки на него. В этот раз выстрел оказался неточным. Снаряд разорвался рядом с гусеницей. Немцы ответили. Из дула танка вырвался сноп пламени. Немцам тоже не повезло. Снаряд перелетел орудие, взорвался рядом с разбомбленной полуторкой. Танк продолжал движение в сторону огневой точки вместе с воспрянувшими духом пехотинцами. Следующий выстрел из сорокапятки его остановил. На этот раз снаряд угодил в гусеницу, повредил траки и каток. Перебитая гусеница обездвижила боевую машину, однако немецкие пехотинцы останавливаться не собирались, постреливая в сторону артиллеристов, они упорно шли вперед. Из-за разбитого немецкого грузовика выкатился второй танк. Раскатисто рявкнуло орудие. Сорокапятку вместе с двумя артиллеристами накрыло взрывом…

Тимофей сорвал с головы ушанку, сжав зубы, зарычал от отчаяния. На брезенте дернулся и протяжно, почти по-детски застонал лейтенант. Великанов жалостливо глянул на раненого, нахлобучил шапку, зло вымолвил:

– Чего встали как вкопанные?! Потащили его к нам в хату, пока нас немцы не заметили.

* * *

Бойцов Красной армии на улице уже не было. Кровавые пятна на снегу, следы в грязевой жиже, оброненная кем-то ушанка с красной звездой и стрелянные гильзы – все, что напоминало о недавнем их присутствии. Минуя открытые ворота и двор, лейтенанта занесли в дом, бережно положили на деревянный пол. Появление раненого военного чудесным образом подействовало на мать Тимофея. Тетя Зинаида медленно встала с кровати, подошла к лейтенанту. Тимофей бросился к матери, взял за руку.

– Мама, ты чего? Ложись. У тебя же сердце. Мы сами.

Она указала на старинный платяной шкаф с мутноватым зеркалом, произнесла слабым голосом:

– Там простынка новая, на кухонной полке бутылка водки стоит, от отца осталась, давай сюда. Ножницы тоже неси. Снимите с него гимнастерку и воду в ведерке поставьте греть, надо раны, как положено, обработать.

Тимофей перечить родительнице не стал, знал, что мать в медицине толк знает, поскольку во время империалистической войны она работала сестрой милосердия в военном госпитале. В госпитале и познакомилась с отцом, лежавшим на излечении после ранения, полученного в бою с австрийцами.

Глянув на раненого, она произнесла:

– Как же так тебя, милок, посекло? Эх, война треклятая, одних увечит, других жизни лишает…

Не теряя времени, Александр бросился снимать с лейтенанта гимнастерку, Левка и Максим набрали в жестяное ведро воды из стоявшей у входа деревянной бочки, поставили на печь, Тимофей принес бутылку и простыню. Тетя Зина приказала:

– Режь простыню на лоскуты.

Он взялся за ножницы, Максимка остановил:

– Тимоха, глянь, там немцы.

На улице послышался быстро нарастающий рев мотоциклетных моторов. Все кинулись к окнам. В проеме распахнутых ворот мелькали мотоциклы с колясками, в которых сидели немецкие солдаты.

– Так вот они какие, немцы, – чуть слышно произнес Александр.

Один из мотоциклов неожиданно остановился перед воротами. Два здоровяка немца слезли с боевой трехколесной машины и стали закатывать ее во двор. Мать Тимофея побледнела, всплеснула руками.

– Господи, никак к нам!

Волчок с лаем бросился к немцу в пятнистой короткой куртке, тот встретил его ударом ноги, схватился за автомат. Пес сдаваться не собирался и снова ринулся на чужака, пытаясь вцепиться зубами ему в сапог. Короткая очередь отбросила его к будке. Волчок взвизгнул, крутнулся и затих у своего жилища.

Тимофей рванулся к дверям.

– Сволочь!

Мать остановила:

– Стой! Куда? Раненого в подвал прячьте!

Великанов кинулся к крышке подвала, рванул кольцо на себя, кинул взгляд на Багдасаряна.

– Левка! Прыгай вниз, приглядишь за ним.

Максимка поторопил:

– Давайте быстрее, немец сюда идет!

Лейтенанта торопливо опустили в темное чрево подвала. Едва успели закрыть крышку и набросить на нее половик, как хлопнула входная дверь, в прихожей громыхнуло пустое ведро. В комнату, которая одновременно служила семье Великановых и залом, и гостиной, и кухней, вошел мордастый, лет сорока пяти, атлетически сложенный немец в камуфлированной куртке, распахнутой на груди. Александр заметил на черной петлице серого кителя два похожих на белые молнии знака. Позже Григорьев узнал, что это был знак войск СС, а немец принадлежал к части «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Холодные с прищуром голубые глаза немца заскользили по матери Тимофея, по Анютке, остановились на юношах. Немец ухмыльнулся, направив на них дуло автомата, изрек:

– Сталинюгенд?

Мать Тимофея кинулась к нему, закрывая собой парней.

– Не надо! Зачем? Они же еще дети!

Немец осклабился, направил ствол вверх. Там на деревянной побеленной стене висели портреты главы Страны Советов Иосифа Сталина и маршала Семена Буденного, чуть поодаль, рядом с другими семейными фотографиями, фото Тимофеева отца в буденовке. Длинная очередь всколыхнула воздух над головами хозяйки дома и юношей. Пули изрешетили портреты и фотографию. Досталось и отцовым предкам, две пули вонзились в старую, пожелтевшую от времени фотокарточку, на которой было изображено многодетное казачье семейство.

Немец утробно засмеялся. Анютка вскрикнула, испуганно закрыла лицо ладошками. Тетя Зина вздрогнула, будто на ее глазах во второй раз убили мужа, попятилась назад. Сильно кольнуло сердце, голова закружилась, она пошатнулась. Тимофей подхватил ее за руку.

Немец снова нажал на спусковой крючок. Теперь пули полетели в красный угол, к иконостасу, где на дубовой полочке стояли три иконы. Они прошили образа Спасителя и Пресвятой Богородицы. В комнате едко запахло порохом. Икона Николая Чудотворца, словно уклоняясь от пуль святотатца, упала на полку. Пули впились в стену, не причинив ей вреда.

Нервозность и злость немца были понятны, ведь не прошло и получаса, как артиллеристы Красной армии отправили на тот свет нескольких их сослуживцев. Мать Тимофея отстранила сына, перекрестилась, решительно направилась к красному углу, дрожащими руками бережно подняла с пола упавшую изуродованную выстрелами икону Божьей Матери, прижала к груди. Старинные деревянные иконы передавались в ее роду из поколения в поколение и достались ей от бабушки, потому она берегла их пуще всего. Даже ее партийный муж, отец Тимофея, не смог заставить Зинаиду убрать иконы. Она посмотрела на направленный на нее ствол автомата, подрагивающими руками поставила икону на полку. С трудом преодолевая боль в сердце и слабость, изобразила на лице улыбку, указала на стоящий рядом со столом табурет.

– Вот сюда проходите, пожалуйста.

Ступая грязными сапогами по чистому половику и деревянному полу, немец подошел к табурету, снял грязные перчатки, бросил на стол. На безымянном пальце левой руки тускло блеснул серебряный перстень с изображением черепа. Немец схватил со стола бутылку водки, разглядывая, довольно произнес:

– О, гут! Русиш шнапс!

Мать Тимофея взяла со стола ножницы, сунула Анютке.

– Убери, и портреты со стены снимите от греха подальше.

Тимофей поспешил исполнить указания матери.

На выстрелы со двора прибежал второй немец с карабином в руках. Этот «гость» был в длиннополом прорезиненном серо-зеленом плаще и каске, на которую были натянуты мотоциклетные очки. Они-то и оставили около его глубоко посаженных болотных глаз светлый след. Остальная часть лица, как и у его сотоварища, была покрыта сажей и грязными разводами. Увидев в руках сослуживца бутылку водки, он довольно заговорил. Немец, вошедший в дом первым, поставил бутылку на стол, взял крынку с молоком, неторопливо сделал несколько маленьких глотков, передал сослуживцу. Со словами: «О, мильх, зер гут!» – тот стал жадно пить молоко. Белые струи стекали по его грязному небритому подбородку, по шее, по прорезиненному плащу на пол. Александр неприязненно наблюдал, как под кожей на шее у немца противно дергается острый кадык, у него возникло непреодолимое желание вцепиться в него пальцами и давить, давить, давить…

Опорожнив сосуд, немец откинул его в сторону. Глиняная крынка разбилась, осколки разлетелись по полу. Мать Тимофея нагнулась, суетливо собрала осколки, сложила у печки, затем постелила белую простыню на стол, дрожащими ладонями тщательно расправила складки, обернувшись к сыну, бросила:

– Чего стоишь! Ставь на стол стаканы, неси гостям угощения: картошку, сало, лук, хлеб.

Обладатель прорезиненного плаща направился было к столу, но его товарищ строго заговорил на немецком. Подчиняясь старшему по званию, тот развернулся и с недовольным видом вышел из дома. Мордастый немец ткнул указательным пальцем на Александра и Максима, потом на висевшее на вешалке полотенце и стоящее у печки пустое ведро:

– Фи, брать вассер, тряпка, ходить помогать Гюнтер. Бистро! Шнель! Шнель!

Друзья схватили полотенце, набрали в ведро воды, выбежали во двор.

– Ишь, по-русски научился говорить. Видать, с самого начала с нами воюет, гад, – высказался Максимка, когда дверь за ними закрылась.

Григорьев кивнул в сторону ворот:

– Вон их сколько, паразитов. Идут и идут. Конца-края им нет.

В проеме ворот с рокотом проплыли стальные махины немецких танков с крестами на башнях, за ними грузовики с пехотинцами и пушками на прицепе, следом несколько крытых повозок на резиновом ходу с запряженными в них ухоженными крупными белогривыми лошадями рыжей масти с мохнатыми ногами. За повозками немцев не было. На время движение германских частей по их улице прекратилось. Надолго ли? Александр остановился, обеспокоенно посмотрел на дом Великановых. Как там Тимоха и Левка? Пока в доме было тихо…

Когда Григорьев и Плотницын вышли из дома, мордастый немец обратился к Тимофею, кивнул в сторону стоявшего на печке ведра с водой, затем указал на табуретку.

– Вассер.

Тимофей понял, снял с печи ведро, поставил на табурет. Немец сунул палец в ведро, довольно произнес:

– Гут вассер.

Закинув автомат за спину, он снял каску с натянутым на нее камуфляжным чехлом, надел Тимофею на голову, рассмеялся.

– Ецт бист ду айн дойчер зольдат. Немецкий зольдат, корош зольдат. Я брать ваш город Ростов восемнадцатый год. Сейчас два раз.

Немец говорил правду: в восемнадцатом году кайзеровские войска действительно оккупировали Ростов-на-Дону, об этом Великанову рассказывал отец. Сейчас немцы пришли снова. Тимофей отшатнулся, сдернул каску, положил на стол. Немец зло посмотрел на юношу, помахав указательным пальцем перед его носом, сказал: «Найн!» – и снова водрузил ее на голову Великанова-младшего. Тимофей потянулся рукой к каске, но встретился взглядом с глазами матери. Он видел, как она почти беззвучно, одними губами, прошептала: «Сынок, не надо!» Кинув взгляд на испуганную сестренку Анютку, он опустил руку. Сейчас важно было усмирить взрывной, как у отца, характер, чтобы не погубить близких ему людей. Немец склонился над ведром, зачерпнул ладонями воды, плеснул на грязное лицо, энергично растер руками. Тимофей с ненавистью посмотрел на мощную шею и бритый затылок. Немец умывался, шумно отфыркиваясь, расплескивая воду на пол. Мать кивнула на шкаф:

– Пойди принеси ему чистый рушник.

Тимофей сходил за полотенцем и протянул его немцу, когда тот закончил умываться. Немец взял полотенце, утер лицо и руки. Неожиданно его взгляд остановился на кровавом пятне на полу. От разлитой воды оно расплывалось, становилось больше. Немец бросил полотенце на стол, зашарил глазами по комнате. Второе пятно он обнаружил недалеко от входа в подвал. Отбросив половик, фашист обнаружил крышку. Жестом подозвав к себе Тимофея, он велел открыть лаз. Лицо матери побледнело, рука невольно легла на сердце. Анютка прижалась к матери.

Тимофей подошел к лазу, поднял крышку, прислонил ее к стене и встал у немца за спиной. Мотоциклист, не отрывая взгляда от входа в подвал, передернул затвор автомата, опасливо подошел к подвалу, направил ствол в подпольную темноту. Указательный палец лег на спусковой крючок. Допустить того, чтобы немец выстрелил, Тимофей не мог, ведь тогда будут убиты Левка и лейтенант, а затем, скорее всего, кара постигнет и всех остальных, включая мать и маленькую Анютку. О зверствах гитлеровцев Тимофей и его друзья были уже наслышаны…

Взгляд упал на колун, прислоненный к печке рядом с поленьями. Он не заметил, как топор оказался в его руке. Перед глазами мелькнул ненавистный бритый затылок. Ярость подступила к горлу. Вспомнился отец, убитые рядом с их домом красноармейцы, погибшие у полуторки артиллеристы, любимый пес Волчок, коза Машка и разрушенный сарай. В следующую секунду немец с разрубленным черепом рухнул в подвал. Второй захват Ростова-на-Дону стал для него последним.

Приглушенно вскрикнула мать, громко и протяжно застонал раненый лейтенант. Что-то сказал по-армянски Левка. Тимофей кинулся к окну. Во дворе Сашка отмывал люльку от грязи и крови, а Максимка помогал второму мотоциклисту менять колесо. За воротами немцев не было, но они могли появиться каждую минуту, а значит, надо было поторопиться. Спрятав за спину окровавленный топор, Тимофей шагнул к двери. Мать не останавливала, она понимала, что теперь у них нет другого выхода.

Немец в прорезиненном плаще поменял колесо и уже собирался подняться с корточек, когда отворилась дверь и из дома вышел Великанов. Тимофей, широко шагая, быстро направился к мотоциклу. Он приметил, что на люльке имеются два рваных отверстия от осколков и следы еще не смытой Сашкой Григорьевым крови. Ему ясно вспомнился недавний обстрел артиллеристами немецкой колонны.

«Наверное, это их работа», – мелькнуло в голове Тимофея.

Слов: «Ребята, валите немца на землю!» – мотоциклист не понял, но интуитивно почувствовал опасность, исходящую от рыжеволосого рослого юноши, который подозрительно держал руку за спиной. Немец протянулся к лежащему в люльке карабину, но в это время Сашка надел ему на голову ведро с водой, а Максимка бросился под ноги. Немец кулем повалился на землю. В следующую секунду к ним на помощь пришел Великанов. Под ударами обуха топора хрустнули шейные позвонки мотоциклиста, тело обмякло. Тимофей сел на колено, перевернул немца на спину. Александр заметил, что руки товарища трясутся. Великанов сдернул с головы убитого ведро, посмотрел в мертвеющие глаза, затем вскочил, озираясь, сказал:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.