Танкиста не трогать!

В общем, с этим танкистом долго возиться не стоит. Некогда.

– Ну?! Говори!

В подвальном кабинете следователя тускло горит над его столом одна небольшая желтая лампочка. Где-то в углу монотонно капают на каменный пол капли воды с потолка: тум-тум-тум… Пахнет почему-то карболкой, как в медсанбате. Очень тихо.

Иван тщедушно разводит заскорузлые ладони:

– Что тут и говорить-то, товарищ май…

– Гражданин майор, граждани-и-н, ты понял меня?! Кончились для тебя товарищи, с-с-ука!! Враг ты теперь!!! Дерьмо собачье! – грохнув ладонью по столу, кричит в нетерпении следователь, вскакивая из-за стола и сбоку подбегая к Ивану.

Короткий удар в ухо бросает его на плиту пола. Начищенные сапоги безжалостно бьют под дых, в лицо, в пах…

Иван, скрючиваясь, хрипит, проваливается в черную глубокую яму, дыхание его останавливается, желтый тусклый свет меркнет… Ледяная вода из ведра возвращает его в сознание…

И снова страшные, зверские удары, и снова – в пропасть… Все, мрак. Ледяная струя, теперь очень медленно, на темя…

Два дюжих мордатых смершевца с закатанными рукавами гимнастерок бросают его, как былинку, на табурет, держат с двух сторон за плечи, чтоб не свалился. Один за мокрый чуб поднял голову, безжизненно упавшую на грудь.

Следователь угрюмо молчит, Ване в глаза долго и пристально смотрит как удав, не мигая. Потом спокойно так, как старому доброму знакомому, говорит:

– Сейчас тебя, Иван, обратно в камеру отведут. Ты там все, не спеша, обдумай. Ну, как ты, бросив исправный танк, фрицам под Вязьмой в плен добровольно сдался, в октябре сорок первого года, как предложил им, в обмен на жизнь, свои услуги. Как они тебе подготовили легенду и дали задание. Понятно, Иван? Какое задание? Да то, что ты сегодня и исполнил, Иван, убить любыми судьбами генерала Соболева, талантливого командира стрелковой дивизии Красной Армии. Завтра все это собственной рукой мне и напишешь.

У Ивана, хоть и голова тяжеленными камнями набита, свет желтый в глазах крутится и прыгает, а явную несуразицу даже он видит и хрипит, давясь кровавой юшкой:

– Так… Ведь, това…, гм…гм, граж-данин сле-дова-тель, гм, он же, едре-на вошь, тогда… Был, ка-пи-таном еще… На-верное…

– Ты, мразь, меня и учить еще будешь!! – широкое дородное лицо майора позеленело от злости, он резко вскочил и весь аж затрясся. Иван втянул голову в плечи, глаза зажмурил, совсем так, как он раньше делал это в танке, в старой своей «тридцатьчетверке», когда раскаленная окалина от бьющих снаружи в броню болванок начинает сыпаться тебе в лицо.