Кровавая ночь, звериного траха.

Анатолий Фрадкин

Кровавая ночь, звериного траха.

Кровавая ночь, звериного траха.

Глава первая.

Ещё издалека был слышан, странный ноющий, и гудящий шум, который постепенно нарастал, и стало отчётливо слышно, что кто-то, быстро бежит по лесу. Причём напролом, не выбирая дороги, и в этом нарастающем шуме, стало хорошо слышно, как трещат и ломаются кусты, шуршит лесная подстилка сухими листьями, и хрустят упавшие сухие ветки деревьев, под чьей-то тяжёлой поступью. И к этому звуку добавлялась, шумное тяжёлое и хрипящее дыхание, сопровождаемое жалобным ноющим и плачущим стоном на выдохе. И он, этот нарастающий издалека шум, из глубины ночного чёрного леса, вызывал и порождал, потаённой и необъяснимый мистический трепет. Словно сама природа, тихо и украдкой плакала навзрыд, в ожидании какого-то страшного зловещего, и неотвратимого события. Бегущее существо выскочило на небольшую поляну, залитую мерцающим светом от низко весящей полной луны, остановилось и встало на задние лапы. На поляне сумерках ночного леса, оно, освещенное лунным светом, исходящим от огромной Луны окрашенной в ржаво-кровавый цвет, существо было похоже на диковинного, невиданного страшного зверя, огромных размеров. Подняв вверх уродливую и косматую морду, открыв чудовищную зубастую пасть, шумно потянув в себя стылый ночной воздух, оно издало жуткий громкий и продолжительный вой…

Пламя лампадки вздрогнуло, качнулось, но не погасло, осветив лики святых на потемневших от времени иконах. Худенькая старушка, не вставая с колен чутко прислушалась к ночной тишине, и пробормотала себе под нос:

– Наверное, у меня опять давление подскочило, что-то шумит и гудит в ушах.

Не спеша, и по-старчески кряхтя, пожилая женщина медленно встала с колен, опираясь на сучковатую палку, используя её в виде опорной трости. И, выйдя из небольшой спальни, где она молилась на ночь перед висевшими в изголовье образами, вошла в просторную комнату. В которой возле стола накрытого старой выцветшей клеёнкой, с керосиновой лампой по середине, на кровати лежала девушка. В синих джинсах, туго обтягивающих и подчёркивающих её фигуру, закинув ногу за ногу, в огромных наушниках на голове, и смартфоном в руках. Она не сильно толкнула девушку палкой, и та быстро стащила наушники с головы, положив их на колени.

– Глафирка, я сколько раз, тебе говорила, не валяться в одежде на постели, для этого есть стул. И вообще время уже позднее, пора ложится спать.

Обратилась она к девушке, вдобавок строго, постукивая пальцем по столу, в такт своих слов.

– Ну, баа! Рано ещё, и вообще, я хотела ещё на ночь прогуляться по деревне, и подышать воздухом. Мне уже восемнадцать есть.

– Каким ещё воздухом, ночь на дворе. Вон, в окно голову высунь, и дыши сколько влезет. Не будешь, меня слушать, всё расскажу твоей матери, когда она суда приедет, и останешься здесь на месяц, а не на две недели.

– Сослали в дыру какую-то!

– Не говори так про свою Родину, – строго осекла её старушка.

– Дыра, это всё равно, дыы-раа! Интернета нет, свет, то и дело отключают, хорошо, что я себе музона закачала.

– А неча было, в одних трусах, с голыми сиськами, в общественном месте пляски устраивать.

– Да я, вообще не при делах, я только снимала. Это Ленорчик, и Ирэнчик, возле офиса Газпрома, за зелёную энергетику топили, пранк устроили. Им куратор обещал, за это, помочь шенген оформить. Ваааще сто процентно! А меня попросили, всё снять, онлайн трансляцию вести и по сетям распространить.

– Имена у твоих подруг, словно клички у собак. Вот мне твоя мать, и сказала, что за распространение, можешь поехать рукавички шить, лет на семь , а то и на все десять.

– Да, ладно!

– Прохладно! Не ладь мне здесь, жопу отрастила с сиськами, а мозгов ни хрена нет. Адвокат сказал, что бы ты, ещё чего не начудила, будешь здесь две недели находиться, это минимум, а дальше видно будет. У тебя этот как его…

– Цифровой детокс, – ответила девушка, с кислым выражение лица.

Бабушка строго посмотрела на внучку, и добавила:

– И вообще по деревне не шлындай. А ишь, жопищу штанами обтянула, и сиськи навыворот из-под блузки торчат. Ты почему лифчик не носишь? Она же у тебя прозрачная всё видно. Совсем тебя мать распустила, и не занимается тобой, а себе уже пятого мужика меняет, и в кого вы такие уродились!? Вот и результат. Ну нечаго, нечаго, человеком станешь, профессию швеи мотористки освоишь, и жизнь познаешь.

– Ну, баа! Прегращай меня пугать, и так на душе хреново. Я вчера познакомилась с соседским мальчиком, и хотела, прогуляться с ним по деревне.

– С Петькой шоли? Ты же, здесь только второй день, ты когда успела?

– Ну, это вчера, когда я решила тебе помочь и прополола одну грядку, стоя в джинсах в позе зю. Он за мной через забор наблюдал, а я за ним, нагнувшись между ног, мы друг в друга, глазками стреляли, – и внучка озорно хихикнула.

Бабушка сокрушенно покачав головой, тут же объявила:

– Завтра же, оденешь мою длинную юбку, и вязанную кофту, и даже не спорь, а то вон в сенях вожжи висят, ещё то деда остались. Я тебе не мать, быстро перевоспитаю. И, что без моего разрешения из дому никуда не выходила.

– Ну, баа! Он меня позвал завтра вечером в самую фазу полнолуния, пойти в старую барскую усадьбу. Он сказал, что там новые арендаторы, крутой квест замутили, по местным подземельям. Вот приключение крутое получится, будет что в сеть выложить, наснимаю контента, мои подруги обзаведутся, и обоссутся кипятком.

Глаза бабушки стали серьезными и в тоже время испуганными, и она строгим голосом полушёпотом проговорила, неистово перекрестившись:

– Да ты, шо, девка с ума рехнулась. Мы местные туда, никогда не ходим, ужо почитай два века будет. И бабка моя мне строго настрого запрещала туда хаживать. Стоит она энта усадьба заброшенная, с дореволюционных времен. Сговаривают барин там жил, в одиночестве, в тех подземельях, а кто их построил неизвестно. Только она усадьба эта, и в те времена, уже заброшенная была. И бабки ведуньи судачили, что барин тот, бесом был. А по ночам он воровал молодых девок из местных деревень, и больше их никто не видел. А ходы эти подземные как паутина, яко бы в разные места от усадьбы идут, и в лес, и на старое кладбище, что возле реки, на котором уже давно никого не хоронят.

Внучка сидела как зачарованная, слушая бабушкин рассказ, забыв про все свои печали и горести. И что-то новое, незнакомое, древнее и неведомое, поселилось в её душе, человека урбанойда выросшего в городских железобетонных джунглях. И теперь волею судеб оказавшись здесь, в этих отдалённых от цивилизации, медвежьих углах, полных мистики древних преданий и жутких суеверий. От бурных эмоциональных переживаний, нахлынула вязкая и пронзающая волна детского страха, и, сжавшись в маленький комочек, лёжа под сырым холодным и ещё не согретым одеялом, уже шёпотом через деревянную перегородку, позвала:

– Бабушка, я хочу писать.

И так же шёпотом, через перегородку в ответ:

– На терраске стоит ведро, дверь заперта, ставни я закрыла. На двор ни ногой. Всё. На горшок и спать…

…жуткий вой прекратился, и загадочное существо, выйдя из-под опеки лунного света, неспешно погрузилось в чёрную чащу ночного спящего леса. Ступая уже осторожно, и тихо, внимательно выбирая дорогу, принюхиваясь и прислушиваясь к ночным звукам…

О, воистину и действительно, в соответствии с конспирологической теорией, а по последним научным изысканиям доказано, что мысль материальна, можно исполнить своё желание, если постоянно думать о нём. Доктор Шмайлер Алладин Изымботович, не имел желания работать, и поэтому не имел, возможности жить на широкую ногу. Но имел, всё-таки возможность иметь желание, как таковое, категорически не совпадающее с его возможностями, по исполнению этого желания. Он понимал, что если поднять бокал вина, и озвучить тост, вслух проговорив своё желание, то всё равно возможностей не прибавится. А, жить именно на широкую ногу, очень ну шибко, даже очень страстно, и неудержимо хотелось. Смысл этой жизни заключался, в перешагивании ценников с множественными нулями, позволяя себе всё, не стесняя себя ограничениями, и не отказывая себе любимому, ни в чём. Где-то, в глубине души он понимал, что с перешагиванием много нулевых ценников, в дальнейшем придётся перешагивать и через людей. Но, усиленно хоронил эту крамольную и сермяжную правду, в глубинах своего подсознания. Любимый герой, достойный подражания, у Алладина Изымботовича был Ванюшенька, так он ласково называл Хлестакова, персонажа известного нравоучительного произведения. И это бравурное и торжественное финансовое шествие, жить на широкую ногу, пришло оттуда, из туманного школьного детства. И, очень строгая учительница по литературе, спустив очки на кончик носа, с растроганным и удивленным выражением лица, вопрошала: