Другие миры

Александр Шумаков

Другие миры

– Бинтуйся, и через десять минут, чтоб как штык, – пробурчал тренер на выходе из раздевалки, небрежно забросив мятое полотенце себе на плечо, – и да, шлем с капой не забудь, спарринг-партнеры сейчас подойдут.

– Есть, командир, – ответил я, устало улыбаясь.

Торопливо натянув форму, я уселся на стул задом наперёд и вытянул правую руку перед собой, растопырив пятерню. Имя парня, который меня бинтовал, я так и не запомнил. Я знал его всего несколько часов. Он делал своё дело умело и ловко: я даже толком не успел уйти в себя, как это обычно бывало при таком “ритуале”. В морщины на его чёрном, как смоль, лбу обильными ручьями стекал пот из-под ещё более чёрных кудрей.

Мы прилетели в Лас-Вегас вчера вечером. Джет-лаг, недосып и жара лежали на мозгах пудовой гирей и испытывали на прочность силу моего ума, тела, воли и чёрт знает чего ещё.

В аэропорту нас встретили представители промоушена, погрузили всю команду в минивэн и довезли до внушительной виллы, где все мы разместились на ближайшие два месяца. Сроки горели, поэтому готовиться необходимо было начать безотлагательно. Никакого развлекалова, никакого отдыха.

Только работа, только хардкор.

И вот, я на месте. Дом находился в приличном расстоянии от зала, поэтому, не сумев нормально выспаться, около пяти утра я собрался пробежаться и заодно изучить округу.

Выглянув в окно, в предрассветных сумерках я увидел сверкающий город где-то вдалеке, вульгарно и бесстыдно манящий к себе, прямо как оазис посреди безжизненной пустыни. По миллионам негаснущих огоньков было понятно, что он и не думал сегодня ложиться спать.

Медленный темп километр за километром разгонял кровь по организму и придавал кратковременной бодрости. Безлюдные улицы всё ещё пахли духами, алкоголем и весельем. Не успевший раскалиться докрасна воздух мягко входил в лёгкие и выходил из них ласковым морским прибоем.

Спортзал, который был любезно предоставлен нам спонсорами, воодушевлял своим размахом и оснащённостью. Здесь хватало всего с излишком: огромный борцовский ковер, два ринга, десятки разнокалиберных мешков и снарядов, зона свободных весов и кроссфита, кардио-зона с беговыми дорожками, гребными и велотренажёрами и, конечно, клетка-восьмиугольник стандартных размеров, куда же без неё.

Всё оборудование было относительно свежим, и не присутствовало даже намека на такой привычный в родном зале гниловатый запах пота, которым он обильно орошался изо дня в день на протяжении не одного десятка лет и которым пропитался насквозь.

Придраться было не к чему от слова совсем.

Тренер ждал на одном из рингов, вальяжно облокотившись на канаты. Его ладони были облачены в боксёрские лапы, которыми он то и дело звонко шлёпал друг о друга то ли от нетерпения, то ли от раздражения. Запущенный таймер просвистел раскатистым эхом, и я взял скакалку в руки. Тренер подмигнул мне с интриганской ухмылкой и поспешил шлёпнуть ещё пару раз – видимо, чтобы меня раззадорить.

Два месяца напряженной подготовки пролетели незаметно.

Акклиматизация прошла намного мягче, чем ожидалось. Две тренировки в день, переплетенные с кардио и спарринг-сессиями не оставляли свободной энергии ни на что, даже на собственные мысли. Под конец очередного дня я возвращался в свою пустую комнату, валился на постель и мигом засыпал с телефоном в руках, не успевая ничего ни ответить, ни прочитать.

Во снах я всё чаще видел предстоящий бой, перекошенное от злобы лицо оппонента, кровь, свои вскинутые руки и золотистый блеск заветного пояса, торжественно обнимающего мою талию.

Изредка вклинивались какие-то женщины, иногда даже по две или три за раз.

До боя оставалась ровно неделя, когда нас переселили в многоэтажный отель рядом с ареной, где должен был проходить турнир. Все бумаги были подписаны, а необходимые медицинские обследования пройдены.

Для меня самая нелюбимая часть этого бизнеса – фотосессии, пресс-конференции и прочие рекламные раскрутки боя. На них приходится выдавливать из себя эмоции, подбирать какие-то “правильные” слова… “Я что, клоун вам, в конце концов? Дайте мне уже этого парня, я заберу у него то, что принадлежит мне по праву, и спокойно поеду домой”, – возмущался я про себя, натянув надменную улыбку на свое исхудавшее лицо.

Вспышки камер заставляли меня моргать немного чаще, чем обычно.

Из-под манжетов костюма-сауны потихоньку сочится липкая вода, прямо в набухшие кроссовки. Ноги в них размеренно, монотонно чавкают.

Я трушу на беговой дорожке уже второй час.

Весогонка – это всегда муки, ад и пытка. В то же время это внутренняя война, необходимый ритуал, мини-инициация. Кристально-чистый фокус на моменте, туннельное зрение, ровное дыхание. Освобождение и очищение. Некий завершающий акт проделанной работы.

Из нужных восьми кило осталось согнать ещё два. Не всего лишь два, а ещё, блин, целых два.

Из колонок грохочет Limp Bizkit, и всё тело отчётливо пульсирует с ними в такт, словно один огромный орган.

Во рту такая же засуха, как и там, за окном, на расплавленных улицах, и сам я похож на расплавленный металл: от меня исходит пар.

Меня подташнивает.

Голова периодически даёт крен, пытаясь завалить меня набок.

Слезаю с дорожки, поднимаю руки к подбородку и начинаю бой с тенью.

Перед глазами будто бы стоит мутное стекло: недостаточно мутное, чтобы ничего не разглядеть, но и, в то же время, размазывающее контуры окружающих предметов.

Тренер и члены команды то и дело выкрикивают что-то вдохновляющее, типа: “Давай, чемпион! Осталось немного!”

Это злит меня все больше и больше, до остервенения.

Джеб- кросс- левый хук -правый лоу-кик. Колено в прыжке. Левый фронт-кик, и сразу правый с разножки. Защита от прохода в ноги. Ещё серия руками и завершающий хай-кик в голову.

Я делаю это на автопилоте, в абсолютном медитативном мраке отрешенности. Стараюсь не думать ни о времени, ни об оставшихся килограммах.

Солёные брызги летят во все стороны. То и дело поскальзываюсь в луже, растекающейся под ногами.

Открытая тренировка и взвешивание прошли более-менее спокойно, хотя я мало что запомнил. Запомнил, как еле перебирал ногами на подступе к весам, как собирал в горсть последние силы для наигранной демонстрации формы своего сухого тела и придания ему воинственной позы, как я, вибрируя от нетерпения, выхватил из рук тренера бутылку воды, и какой сладкой она оказалась на вкус. Запомнил, что уложился в вес, даже с небольшим перебором. Запомнил смуглое лицо по ту сторону в окружении команды и глаза, неотрывно сверлящие меня взглядом.

Наша с ним встреча была неизбежной.

Он – последняя преграда на пути к цели всей моей жизни.

Я давно за ним следил: 32 боя, 30 побед, 24 нокаута, 4 сабмишена, 2 судейских решения, 1 поражение, 1 дисквалификация за запрещенный удар. Бразилец, родом из тех самых фавел. База – джиу-джитсу, но не без отточенной, близкой к идеалу ударной техники. Разносторонний боец. Тату дракона на спине, и какая-то непонятная кракозябра на левой груди.

Ах да, всплыло в памяти: когда мы сошлись лицом к лицу для стердауна, этот ублюдок что-то там вякнул то ли про мою маму, то ли еще про кого-то, а я с силой толкнул его, да так, что он отлетел на пару метров, задев рекламный стенд. Пояс, который он крепко сжимал в руке, чуть было не вырвался из пальцев и не улетел за пределы сцены.

Он в ярости ринулся в мою сторону, швырнув этот пояс на пол. Толпа зрителей взревела, сбежалась охрана, замелькали фотовспышки.

Я знаю, что вы именно этого ждали. Не переживайте, ребята, шоу будет.

Но чуть позже.

Откуда-то издалека, сквозь толстые преграды из бетона и закрытые двери я слышу, как многотысячный стадион скандирует чье-то имя.

Примерно десять минут назад мне натянули перчатки на кулаки, предварительно плотно их забинтовав, а комиссия, всё от и до контролируя, расписалась сперва на тыльной стороне забинтованных рук, а затем на синем скотче, намотанном на липучки перчаток. В раздевалке висит “плазма”, и на ней крутится прямая трансляция турнира. До нашего выхода остается еще один бой. Тренер снова стучит лапами, и мы приступаем к разминке: аккуратно и размеренно, без резких движений.

Я чувствую, как время от времени сердце трепыхается в груди мелким грызуном, зажатым в мышеловке, а перчатки пропитываются изнутри прохладной влагой, которую выделяют мои ладони.

С этим ничего поделать нельзя: я знаю, как факт, что могу и должен победить, но это знание никак не освобождает меня даже от микроскопических сомнений.

Ловлю себя на том, что краем глаза подмечаю детали: катмен не без перфекционизма раскладывает по своей сумке лёд, ватные палочки, вазелин, ножницы и еще какие-то медицинские приблуды.

Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов.

Тренер сидит на скамейке, уставившись в пол, и ритмично постукивает пятками.

Мои ноги кажутся несколько неустойчивыми и неживыми, будто хрупкие болванчики, слепленные из глины и обожженные.

Ребята бродят из угла в угол, зевают, обмениваются шутками и подколами. Пальцы на руках подрагивают, как колосья на порывистом ветру.

Сажусь на пол спиной к стене, надеваю наушники и закрываю глаза.

В сознании проносятся войны, цунами, бури и смерчи, а я пытаюсь отойти как можно дальше и смотреть на весь этот бардак в бинокль. Время теряет статус-кво, но пульс почему-то не замедляется. Сжимаю зубы и глотаю кислую слюну.

Вдруг чья-то рука фамильярно тормошит меня за плечо. Открываю глаза и вижу, как тренер, опустившись передо мной на корточки, экспрессивно открывает рот под Kanye West. Выглядит забавно. Снимаю наушники, и слышу начало того же самого трек на арене, приглушенное, словно из-под толщи воды. По коже пробежал холодок.

Мой выход.

– Я тебя не слышал, музыка громкая. Погнали? – нарочито невозмутимо спросил я, покусывая губу.

– Погнали, погнали! – гаркнул тренер, – И капу не забудь!

Ледяные пальцы, обтянутые резиной, настырно пытались раздвинуть мои губы и пролезть внутрь. Чья-то рука надавила на подбородок, и эти пальцы всё-таки проникли туда, схватились за капу и сорвали её с верхнего ряда зубов, протянув за собой длинную нить из густой слюны и крови. На губах остался привкус железа. В ушах нарастал писклявый звон вперемешку с рёвом толпы.

Почему-то не было видно абсолютно ничего, кроме пучка света, мелькающего перед глазами справа налево, туда-сюда.

Боли я не чувствовал.

Осознание произошедшего пришло не сразу. Зрение начало возвращаться. Врач водил перед моим лицом фонариком.

– Лежи, лежи, не вставай! Всё уже, всё! Тихо, тихо! – хлопотал сбоку тренер.

Я лежал на канвасе.

Посмотрел вниз: всё, что ниже шеи, в той или иной степени было измазано кровью. Кто-то незнакомый держал меня за ноги, приподняв их кверху.

Ничего не помню, но очень скоро мне обязательно всё расскажут и покажут. Наверное, это было красиво. Я ещё вернусь, и не раз, ну а пока…

Всё закончилось.

***

Осенний вечер шерстяным пледом укутывал район, озябший и промокший до нитки под дождем, не прекращавшимся уже около недели. Я докуривал вторую подряд, сидя в кромешной темноте у старого окна, временами посвистывающего непроклеенными швами, и тупо пялился в грязное, заляпанное стекло, теряя из виду проваливавшийся во мрак безлюдный двор. Трещина на нём раздражающе мельтешила перед глазами. Штор или занавесок не наблюдалось: лишь голый, осиротевший карниз, понуро висевший на расшатанных дюбелях.