Лиариэль и сердце Ветролеса

Aila Less

Лиариэль и сердце Ветролеса

Глава 1. «Когда все получают крылья»

Ночь ещё не отступила окончательно, но Ветролес уже начинал пробуждаться, медленно, будто вспоминая сам себя после долгого сна. Лия лежала без сна на своей сплетённой постели из коры, мха и мягких лепестков, и слушала, как за стенами Дома Обучения шелестят ветви, потрескивает древесина и вздыхает лес. Где-то глубоко под землёй, в самом сердце корней, раздавались глухие, протяжные звуки – древняя песня леса, напоминающая одновременно пульс, дыхание и зов. Эти вибрации были почти неуловимыми, но Лия чувствовала их так ясно, будто они звучали прямо в её груди. Она не могла объяснить, почему это ощущение становилось всё ближе с каждым днём, но знала лишь одно: лес разговаривал с ней. Не словами, не голосами, как говорили наставники, а чем-то иным – тёплым, живым, настоящим. Она не понимала смысла этих песен, но каждый звук отзывался в ней чем-то необъяснимо знакомым, словно напоминание о чём-то давно утраченном, но важном.

Лия осторожно приподнялась с постели, едва касаясь поверхности, чтобы не разбудить тех, кто ещё спал. Её босые ступни легко скользнули по тёплому древесному полу, который мягко поддавался под весом, будто сам дышал в такт просыпающемуся лесу. Она прошла к выходу, приоткрыла плетёную створку и вышла на высокий балкон из гибких ветвей, покрытых каплями росы. Навстречу ей потянулся утренний воздух, пахнущий свежим мхом, пыльцой, листвой и еле уловимыми ароматами ночных цветов, ещё не успевших скрыться от первого света. Всё вокруг было наполнено предчувствием, будто сам лес затаил дыхание.

С самых ранних лет именно это время суток было для неё особенным – когда тьма ещё не ушла совсем, но свет ещё не вошёл до конца, и весь мир словно замирал в ожидании, даря редкую возможность побыть наедине с собой. В такие мгновения не было ни голосов, ни посторонних взглядов, ни чужих ожиданий, под тяжестью которых днём так трудно дышать. Здесь, высоко среди ветвей, в полумраке дорассветного часа, Лия не чувствовала себя ни странной, ни неправильной. Она просто была – настоящая, тихая, в гармонии с собой и с лесом, который, казалось, тоже слышал эту тишину.

Лия шагала почти неслышно по тонкой тропе из переплетённых ветвей, ведущей к Смотровой Ветви – самой высокой точке Плетолиста. Там, среди листвы, открывался широкий вид на весь Ветролес. Внизу ещё дремали дома-корни, словно в тёплых зелёных гнёздах, скрытых под листвой. Мостики из лоз неспешно тянулись от ветки к ветке, а под ними уже начинали кружиться первые светлячки, мягко мерцая в предрассветной дымке. В глубине леса просыпались феи Клана Тумана, вплетая в воздух тонкие вуали, похожие на дым рассвета. А ещё дальше, ближе к восточным кронам, вспыхивали первые искры Клана Сияния – они выдували из ладоней свет, яркий, как утренняя песня леса.

Лия села на край широкой ветви, свесив ноги вниз, и долго смотрела туда, где лес постепенно растворялся в утреннем тумане. За границей Ветролеса, на самом горизонте, между двумя древними утёсами, мерцал едва уловимый свет – бело-зелёное сияние, мягкое, ровное, похожее на дыхание спящего существа. Это было Сердце Леса – источник всей магии, тайна, которую охраняли с древнейших времён, место, куда не ступала нога без права и признания. И Лия знала, что у неё не было ни права, ни стихии. Ни возможности приблизиться, ни даже надежды.

Она до сих пор помнила день, когда стояла у Древа Согласия вместе с другими юными феями. Её сердце билось так, что казалось – вот-вот вырвется наружу.

Она протянула руку, как делали все. Ожидала вспышку света, отклик, знак. Но дерево не засияло. Один из листьев, коснувшись её ладони, засох, медленно и страшно, словно в ответ на что-то недопустимое. Никто тогда не сказал вслух ни слова, никто не осудил открыто, но взгляды были громче любых слов. Они смотрели на неё, как на чужую. На ту, что нарушила порядок, прикоснулась к тому, к чему не должна была. Словно нарушила не ритуал, а глубинный порядок, на котором держался весь лес. С тех пор стихии не отзывались. Ни одна не позвала её. Ни вода, что умеет утешать. Ни свет, что приносит ясность. Ни корень, что даёт опору. Ни даже зола, принимающая сломанное. Лия осталась одна, в тишине, которая день за днём становилась всё плотнее. А вместе с ней – шёпоты. Осторожные, ядовитые, ускользающие: – «Безстихийная». Слово, которое звучало, как проклятие. И которое она слышала даже тогда, когда никто его не произносил.

Лия медленно вытащила из-за пояса небольшой мешочек из тонкой ткани, выцветшей от времени. Внутри хранилась пыльца, которую она собирала по крупице, подглядывая за теми, кто уже знал свою стихию. Там были частички всех шести – крохотные искры воды, света, тумана, звука, пепла и корня, собранные как напоминание о том, к чему ей нельзя было прикоснуться. Она прижала мешочек к груди, будто надеялась, что её вера и её желание, смогут согреть его, пробудить хоть что-то внутри. Затем она раскрыла ладонь. Глаза закрылись сами собой. Губы дрогнули, и в утреннюю тишину едва слышно выскользнул шепот:

– Пожалуйста… хоть что-нибудь…

Пыльца высыпалась из её ладони, подхваченная лёгким ветром. Она закружилась в воздухе, тонким светящимся вихрем, будто на мгновение оживая. Лия затаила дыхание, надеясь на чудо. Но ничего не случилось. Не было вспышки. Не было звука. Не было даже лёгкого колебания воздуха. Всё вокруг осталось прежним. Её ладони дрогнули и сжались в кулаки. Она не плакала – слёзы не шли. Было только знакомое, тихое напряжение, как после долгого ожидания, которое снова ни к чему не привело. Это была не обида. Это была усталость. Глубокая, тянущая, скапливавшаяся годами. Её мечта оставалась только мечтой. Лия не стремилась к величию, не ждала славы. Хотела быть частью чего-то. Хотела знать, что её место – здесь, среди ветвей, среди фей, среди леса, который она так любила. Что и в ней есть что-то нужное, важное, настоящее.

Начинался День Призвания. Это был Праздник Стихий – день, когда всё Плетолисто сходилось к Древу Согласия, чтобы увидеть, как юные феи открывают свою суть, получают свою стихию. Она наклонилась вперёд, словно хотела приблизиться хоть на шаг, и шёпотом произнесла:

– Когда-нибудь… Я всё равно дойду.

В тот миг под её ногами откликнулись корни. Их пение было таким тихим, что другой бы его не заметил. Но она слышала. Потому что они пели только ей. Лия не знала, что этот день станет началом. Что даже без крыльев и без признанной стихии она всё же будет принадлежать этому лесу. Не потому что её выбрали. А потому что она – услышала. Пока другие ждали отклика в дарах, она училась чувствовать саму суть леса. Слушала его тогда, когда он молчал. И, возможно, именно в этом и заключалась её магия – неяркая, незаметная, непонятная, но живая, как дыхание Ветролеса.

Лия вернулась с Смотровой Ветви, когда Площадь уже начинала наполняться гулом голосов и утренним сиянием. Она не хотела идти, не хотела снова стоять под взглядами, но разве могла не прийти? Она стояла в тени цветущего древа, у самого края площади, стараясь не выделяться. Она наблюдала, как феи один за другим стекались к площади: кто-то спускался с высот по мшистым мостам, кто-то перелетал с ветки на ветку, оставляя за собой след света. Их крылья сверкали в лучах утреннего солнца, каждое с уникальным узором и цветом. В самом центре площади возвышалось Древо Согласия – древнее, величественное, окутанное тонкой магической дрожью. По его коре бежали светлые прожилки, похожие на ручейки силы, а листья переливались всеми цветами кланов: глубокая синева Воды, яркость Сияния, густая зелень Корня, серое пламя Золы, мягкий Туман и колеблющийся свет Шёпота. Сегодня, как и каждый год, все феи, достигшие тринадцати лет, должны были прикоснуться к нему, чтобы дерево открыло их истинную стихию.

– Снова она пришла… – прошептала одна из фей, медленно расправляя крылья.

– Думает, на этот раз получится, – отозвался другой голос, тихо, но с язвительным оттенком.

Лия ничего не ответила. Она смотрела, как один за другим подходят к Древу. Когда первая девочка коснулась коры, дерево вспыхнуло светом, и над её головой закружились капли – её стихией стала Вода. За ней мальчик вызвал золотое сияние – знак Сияния. Следом дерево окутал Туман. Каждому фею оно отвечало – вспышкой, мелодией, сиянием. Когда осталась только Лия, на площадь спустилась тишина. Даже листья, казалось, перестали шелестеть. Все взгляды обратились к ней, и в этот миг она почувствовала, словно на её плечи легла тишина всего леса. Она шагнула вперёд и остановилась напротив Древа, того самого, к которому тянулась всё своё детство, веря, что однажды оно услышит её и примет. Закрыв глаза, она прошептала:

– Я готова.

Она протянула руку и коснулась коры. Время замерло. Не было ни света, ни звука. Только один тонкий, почти прозрачный лист начал темнеть. Он свернулся, медленно истлел и рассыпался пеплом у её ног. Лия отдёрнула руку, словно её обожгло. Сердце сжалось от беззвучного удара. Молчание оказалось тяжелее любого шума. В толпе кто-то хихикнул, кто-то отвёл взгляд, а кто-то сделал шаг назад, будто её прикосновение могло заразить. С высоты спустилась Смотрительница – высокая фея с ледяными крыльями и холодным, проницательным взглядом. Она остановилась перед Лией и, не повышая голоса, произнесла:

– Ты не готова. Вернись, когда лес сам позовёт тебя.

Слова отдались эхом по всей площади, будто сам лес согласился.

Лия попыталась заговорить, но голос предал её. Осталась только пустота, в которой медленно поднималась боль. Она повернулась и пошла прочь, стараясь держаться прямо, не ускоряя шаг, хотя всё внутри рвалось на бег. Она не смотрела по сторонам, не слышала, как кто-то перешёптывался, кто-то отворачивался, кто-то жалел. Жалости она не хотела. Ветер подхватил тот самый пепельный лист, закружённый ветром. Он опустился рядом с ней. Но она не подняла его. Просто прошла мимо. Оставив за спиной всё. А в глубине сердца, в самой его тёмной, немолвной части, звучал вопрос – глухой, неотступный:

«Почему именно я?»

Она не вернулась домой. Ноги унесли её прочь, всё дальше и дальше, туда, где не было голосов и взглядов. Чем глубже она уходила в лес, тем тише становилось вокруг. Ветви смыкались над тропой, образуя свод из листвы, под которым не было ни солнца, ни тени – только ровный зелёный полумрак. Казалось, сам лес хотел укрыть её от мира. Лия остановилась у старого дерева, в корнях которого когда-то проводила целые дни, играя, мечтая, сочиняя истории. Тогда она верила, что её стихия – это пение света, дыхание ветра, тайна Тумана. Тогда всё было возможно. Теперь дерево молчало. Ни один лист не дрогнул. Птицы затихли. Воздух был неподвижен, но в этой неподвижности ощущалось присутствие – не звуки, не слова, а дыхание. Оно касалось кожи, проходило по спине, заставляло сердце биться чаще.

– Я не хуже, – прошептала Лия. Голос её дрогнул. – Я не хочу быть ничем.

Ответа не последовало. Лишь тишина, густая, как лесная тень. Лия сжала ладони. На пальцах всё ещё чувствовалась кора Древа Согласия – жёсткая, холодная. Но лес не оттолкнул её. Он просто не ответил. Или, быть может, не был готов заговорить с той, кто не похожа ни на одного другого. Когда она встала, цветок с дерева мягко опустился прямо в её ладонь. Он светился ровным, внутренним светом и источал аромат, которого она не узнала, но почему-то сразу запомнила. Она прижала цветок к груди и закрыла глаза. Улыбнулась – не для кого-то, не потому что нужно, а потому что внутри стало спокойно. Сегодня она не получила стихию. Но впервые почувствовала, что не пуста. Что магия, которую она ищет, не в дарах, не в огнях и не в цвете крыльев.

С Площади доносился звон. Там продолжался праздник. Новые феи парили в небе, сияли, смеялись, обнимали родных. Лия ещё немного постояла под деревом, прислушиваясь к дыханию леса. Но спокойствие, которое только что родилось в её груди, было хрупким, как лепесток. Ей нужно было место тише. Место, где не останется ни слов, ни взглядов, ни следов от чьих-то ожиданий. Она долго шла – не разбирая дороги, не глядя по сторонам. Шла, пока не оказалась у знакомой речки. Её встретил мягкий плеск воды и прохлада – не резкая, а будто дышащая, свежая, как утренний ветер. Здесь, у зеркальной глади, воздух всегда был другим: тише, глубже, честнее. Сюда она приходила каждый раз, когда нужно было спрятаться не от других, а от самой себя.

Под ивой, склонённой над рекой, уже сидел Атис. Он бросал в воду мелкие камешки, и круги от них расходились так, будто река тоже думала о чём-то тяжёлом.

– Я знал, что ты придешь сюда, – тихо сказал он, не глядя на неё.

Лия села рядом, поджав ноги. Река отражала небо и листья, и всё казалось наоборот – будто они сидят не на берегу, а где-то внутри отражения, под поверхностью.

– Что, если я никогда не получу стихию? – прошептала она. – Что, если я навсегда останусь… такой?

Атис пожал плечами, с трудом подобрав слова:

– Может, тебе она просто не нужна.

– Нужна, – фыркнула Лия. – Это всегда легко говорить, когда ты уже с крыльями.

Он снова бросил камешек.

– Значит,ты такой и должна быть. Лес ведь не ошибается.

Она горько усмехнулась:

– Это говорят все, только когда дело не о тебе. Лес не ошибается, но феи – да

Он ничего не ответил. Только достал из кармана маленький свёрток, перевязанный зелёной ниткой, и протянул ей. Внутри оказался гладкий камешек, оплетённый мхом, с вырезанным в центре символом – две переплетённые линии.

– Что это? – спросила Лия, приподнимая камешек на ладони. Он казался живым, будто в нём что-то тихо дышало.

– Амулет, – ответил Атис. – Если когда-нибудь окажешься совсем одна – просто сожми его в руке.

Он помедлил, потом потянулся к вороту своей туники и вытянул из-под неё точно такой же камешек, висящий на тонкой лесной нити.

– У меня такой же. Они связаны магией. Если ты позовёшь – он загорится.

Лия долго смотрела на камень, словно не веря, что кто-то может дать ей нечто по-настоящему ценное. Потом сжала его в кулаке.

– Спасибо.

– Хочешь сыграем?

– В «Придумай стихию»?

Он кивнул.

– Давай. Ты первая.

Она задумалась. Обычно она придумывала образы вроде: «стихия ночных шорохов» или «паутина света на листьях». Но сегодня захотелось сказать правду.

– Я бы была стихией всего леса. Или ничем. Не капля, не корень – а… связь между ними. Как песня, которую поют, но не знают, кто её написал.

Атис не ответил сразу. Потом тихо сказал:

– Тогда, может, ты та, кто соединит. Ты не хуже. Просто другая.

Лия глубже вдохнула прохладный воздух, в котором витал аромат лесной влаги и чего-то пряного, знакомого с детства. Здесь всё было другим – не как на Площади Призвания, где каждый шаг был виден всем. Здесь её никто не видел. Никто, кроме него.

– Помнишь, как мы пытались вырастить светлячка в листьях? – вдруг спросила она.

– Конечно. Ты тогда сказала, что если поливать его росой по утрам, он вылупится, как птенец.

– Я тогда верила, что всё можно оживить. Даже мёртвое.

– Может, ты всё ещё так думаешь, просто боишься вслух сказать, – Атис говорил, не глядя на неё, будто не хотел спугнуть мысль, которая только-только родилась в воздухе.

Лия опустила амулет в воду – он не потонул, а завис, как будто держался на невидимой нити. Волны разошлись кольцами, как круги от её сомнений.

– Мне кажется, все ждут, что я исчезну. Что сама пойму: меня здесь не должно быть.

– Тогда они глупцы, – спокойно сказал Атис. – Лес сам знает, кому в нём быть. – Но Древо… говорит только то, что ему позволяют. Оно слушает кланы, но не всегда слышит Сердце.

– А ты, может, ближе к нему, чем думаешь.

В его голосе не было магии. Но была другая сила – тёплая, ясная. Та, что не требует слов. Лия удивлялась, как точно он чувствует, хотя сам ещё учится.

– Если бы ты мог изменить всё… что бы сделал?

– Оставил бы лес дышать. Без правил, без цвета, без делений. Чтобы каждый фей был как река – сам выбирал, куда течь.

Они долго сидели в молчании. Листья шептали, вода звенела в камышах, кто-то тихо стрекотал в кустах. И в этот момент Лия впервые за день не чувствовала себя лишней. Не феей без дара. А просто собой.

– Знаешь… если я когда-нибудь всё-таки найду свою стихию, – сказала она, глядя в воду, – я не хочу, чтобы она была как у всех.

Атис кивнул, не сразу отвечая:

– Думаю, у тебя и не получится как у всех. У тебя внутри – не капля, и не пламя. А вся тишина леса сразу.

Он поднялся первым. Река поблёскивала за его спиной, а в глазах Лии отражался не он, а свет – живой, мягкий, будто только что родился.

– Пойдём? Уже почти ночь.

– Ещё немного. Я догоню.

После того как Атис ушёл, Лия ещё долго сидела у воды, слушая речной шёпот. Она не знала, что будет дальше. Но впервые за день это незнание не пугало.

Потом, когда солнце ушло за кроны, и небо потускнело, она поднялась и пошла домой. Шла медленно, и казалось, сам лес не хотел её отпускать. Воздух уже менялся – становился гуще, темнее, звуки затихали. Деревня встретила её тихо. Светляки зажглись в плетёных фонарях, туман мягко сползал с крыш. Никто не ждал её у порога. И всё же дом казался не пустым, а живым. Лия вошла в полумрак, не нарушив его, и почти не раздеваясь, опустилась на постель. Ночь укрыла Ветролес мягким шёпотом листвы и еле слышным потрескиванием корней под землёй. Её дом, сплетённый из гибких ветвей и цветущих лоз, дышал теплом, но Лия лишь смотрела в темноту, не в силах уснуть. Она лежала, уткнувшись лбом в подушку. В руке – амулет Атиса, который она сжимала, словно он мог удержать её от распада.

Сверху сочился тусклый свет, похожий на дыхание спящей земли – зыбкий, пульсирующий, неровный. В комнате царила тишина – только мерное дыхание спящих фей да еле слышное поскрипывание веток за стеной. Мысли, как листья в бурю, крутились, сталкивались, падали. В ушах звенело то ли от усталости, то ли от обиды. Образы дня не отпускали: светящееся Древо Согласия, шёпот фей, засохший лист в её ладони и голос Смотрительницы – слишком холодный, слишком громкий:

– «Ты не готова».

А если никогда не будет готова?

Она закрыла глаза, пытаясь ускользнуть в сон, но в какой-то момент сердце дернулось – будто лес сам позвал её. Негромко, почти неслышно, на самой грани тишины. Лия прислушалась. Вокруг – ничего. Только шелест ветра под крышей. Но в этом ветре таилось нечто тревожное – словно дыхание земли сбилось с привычного ритма, и весь мир затаился в предчувствии.

Лия села, затаившись. Никто из спящих не шелохнулся. Казалось, только она ощущала это дрожание в воздухе. Осторожно поднявшись, она накинула на плечи тонкую накидку и, как всегда, босиком выскользнула за дверь. Доски пола жалобно скрипнули под её шагами. Плетолист спал. Огни в светильниках погасли, даже туман над улочками застыл. Корни, что днём пели, теперь молчали – словно кто-то запретил им даже дышать. Всё казалось пугающе неподвижным, гладким – как сцена, застывшая перед началом незримого действия.

Зов повторился. Теперь он доносился оттуда, где начинался Крайний склон – граница деревни и дикого леса. Туда, куда нельзя было ходить без старших. Туда, где, по легендам, жило всё забытое. Сердце сжалось, но ноги сами понесли Лию вперёд. Она двигалась между домами, будто сквозь дым, стараясь не дышать слишком громко. Там, на краю, где обитые мхом тропинки переходили в скрученные корни древнейших деревьев, стояла фигура. Почти невидимая в темноте, она была выше обычной феи, обёрнута в длинные плащи, словно сотканные из теней. Лицо скрывал капюшон. Воздух рядом с ней дрожал, как от жара, но становилось только холоднее. Лия замерла, не в силах отвести взгляд. Хотелось бежать, но ноги не слушались. Фигура чуть наклонила голову. Вокруг её ног земля начала потрескивать. Из щелей поднимался чёрный пар – густой, как зола, но шевелившийся, будто живой. Треск усилился. Почва застонала, будто лес хотел остановить это, но не мог. Из темноты донёсся шёпот. Слова были непонятны, но отзывались внутри – как дрожь, как тоска, как забвение.

И вдруг – прямо в голове, как удар:

– Ты меня слышишь?

Голос был одновременно мужским и женским. Старым и юным. Он не принадлежал фигуре. Он принадлежал… лесу? Или подземью? Или чему-то, что спало слишком долго. Лия отшатнулась, сердце колотилось в груди, как пойманная птица. Она сделала шаг назад – и корни под ногами затрещали. Шёпот усилился. Фигура в плаще приблизилась.

– Нет! – выдохнула она, развернулась и побежала, не разбирая дороги. Капли росы жгли босые ступни, мох цеплялся за ноги, как липкая паутина. Ветви хлестали по лицу, но она не останавливалась.

Она выбежала на знакомую улочку деревни – и только тогда позволила себе остановиться. Сердце стучало так громко, что казалось: его слышит весь Ветролес. Её дыхание постепенно замедлялось. Тишина вокруг становилась всё плотнее – будто сама ночь затаила дыхание, прислушиваясь. И тогда Лия заметила: у самого порога, прямо на земле, лежал лепесток. Она подошла ближе и наклонилась. Лепесток был тёмным, почти чёрным, с тонко мерцающими прожилками. Он оказался тёплым на ощупь, как будто только что упал с чьей-то ладони. Пах он не цветами – а пеплом и тишиной.

Лия сжала его в ладони и медленно выпрямилась. Ночь оставалась безветренной, но в ней что-то изменилось. Лес больше не спал. И Лия – тоже.

Глава 2. «Зов Сердца»

Всю ночь она пролежала под плетёным покрывалом в углу веранды, свернувшись не от холода, а от чего-то беспокойного внутри – тягучего, мутного, непонятного. В груди тяжело пульсовала глухая тяжесть, словно под рёбрами спрятался комок сырой земли. Лия сидела, обхватив колени, будто хотела удержать это чувство, не дать ему расползтись по телу. Глаза жгло от недосыпа, волосы спутались, но возвращаться в постель не хотелось. Мир вроде бы оставался прежним, но в нём что-то сместилось – как будто ушло вглубь, стало незаметным, но другим.

Лия почувствовала лёгкий толчок под ногами – не звук, не колебание ветра, а нечто иное. Пол под ней дрогнул, едва ощутимо, почти нежно. Она замерла. Это был не скрип древесины и не шаги фей на ветвях – это был пульс, идущий снизу, из самого основания дерева. Словно в глубине, под корнями, билось что-то живое. Пульсирующее движение, будто в корнях билось живое сердце.

Сначала она решила, что это просто усталость. Ночь была беспокойной, полной обрывков снов и ощущений, не имевших формы. Но дрожь повторилась. Лия осторожно встала, ступила босыми ногами на ступени и спустилась вниз – туда, где мох был особенно густым, а земля – ближе, теплее, живее. Она опустилась на колени и прижала ладони к мху – и в этом касании, почти незаметно, что-то изменилось. Из глубины тишины, как ответ без слов, донёсся отклик. Это был не голос, не звук и не шорох, а нечто иное – едва различимая мелодия, будто рождённая самой землёй. В ней не было слов, но был ритм – не тревожный, а плавный, убаюкивающий, как дыхание спящего леса. Лия не понимала, откуда взялось это ощущение, но в глубине сознания что-то отозвалось – древнее, забытое, как свет, пробившийся сквозь давно запертое окно. Казалось, она уже слышала эту песню – не в детстве, не во сне, а когда ещё была лишь замыслом, дыханием мира. Она затаила дыхание, боясь спугнуть хрупкое звучание. Сердце билось чаще, откликаясь на невидимую волну. Лия склонилась ниже, и её ладони глубже вжались в мох – тёплый, как живая кожа. Ничто не шевелилось: корни спали, листья не двигались, даже воздух будто стеснялся шевелиться. А песня продолжала течь сквозь землю и сквозь неё – медленно, размеренно, с той древней мощью, что не нуждается в словах.

– Лия!

Голос – резкий и слишком громкий для этой тишины, разрезал её, как лезвие. Лия вздрогнула и подняла голову. На тропинке стояла Меария – наставница Клана Воды. Её волосы, обычно свободно струящиеся по плечам, были собраны в строгий узел. На лице – напряжение, в глазах – настороженность.

– Ты не в Доме Обучения. Почему?

Лия вскочила. Сердце всё ещё билось в такт подземной дрожи.

– Я… не спала. Слышала что-то… странное, – тихо проговорила она, опустив взгляд, будто надеялась найти подтверждение своим словам в самой земле.

Меария подошла ближе, опустилась на колени, положила ладонь на мох. Лия заметила, как выражение её лица на секунду стало пустым – почти безжизненным. Наставница резко отдёрнула руку.

– Если ты что-то услышала, – сказала она наконец, глядя прямо, – забудь. Иногда деревья бредят. Иногда сам лес путается в своих снах.

– Но… Я не могу просто забыть, – прошептала Лия, сжав руки в кулаки.