Мы будем вместе?

Никки Луна

Мы будем вместе?

Разум подобен воде. Когда он бурлит, его трудно увидеть. Когда он

спокоен, всё становиться ясным.

Прасад Махес

ГЛАВА 1

Сабрина. Тайна раскрыта

– Знаешь, Сабрина, я думала, ты умная, надеялась на тебя. Теперь мне из-за тебя, тряпки, придётся пересдавать этот дурацкий экзамен. Ты – мусор! – воскликнула Анжелика, выплёскивая на Сабрину свой утренний кофе.

***

– Эй, ты что, решила подружиться с этой?

– С какой?

– Ну, не тупи, Ани, о Сабрине Шмидт говорю.

– Нет, конечно, она мне не нужна. У меня не было времени готовиться к этому дебильному экзамену, я просто подсела к ней и всё списала.

– Ну ты и стерва! А когда будет известен результат?

– Сегодня на паре. Мы уже на четвёртом курсе, надо нормально закончить колледж, чтобы предки наконец отстали.

Подруги сидели в уютном кафе, обсуждая свои планы на будущее после выпуска. За соседним столиком сидела девушка, которой стало любопытно, услышав своё имя, проскользнувшее в разговоре девушек. Они были слишком погружены в свою беседу, чтобы заметить её присутствие.

– Так мне не показалось? – пробормотала она и отвернулась. Хм, вероятно, я не обратила внимания.

Девушка оплатила счёт и ушла.

***

– М-да, я, как всегда, виновата, – пробормотала девушка, вытирая кофе с себя. В общем-то, не удивилась, но всё равно обидно. Она мне нравилась. Ха-ха-ха, просто смешно. Ладно уж, я-то сдала все экзамены, и теперь можно спокойно идти на работу. Кто ж мне следующий семестр оплатит?

***

– Работа в ночном клубе утомляет, скажи? – Администратор подошёл к барной стойке и облокотился на неё.

– Ну да, ты прав, – отрезала она. – Если бы не высокая плата за смену, я бы никогда не согласилась на твоё предложение работать в этом баре ночью.

– Ой, да ладно тебе, я думал, мы с тобой друзья.

– Мы… с тобой кто? – девушка удивилась, ведь никогда прежде не слышала таких слов.

– Я считал тебя другом всё это время.

– …

– Эй, что с тобой?

Барменша расплакалась прямо за стойкой. Дмитрий – так звали администратора и директора бара – не раздумывая, зашёл за бар, обнял плачущую девушку и прижал к себе.

– Иди в комнату отдыха, приходи, когда будешь в порядке, – прошептал он на ухо, проводив её до двери.

Сабрина, всё ещё всхлипывая, кивнула и медленно направилась в комнату отдыха. Дмитрий задержался на месте, наблюдая, как его друг исчезает за дверью. Волнение охватило его: вдруг он недооценил значение их дружбы? Мысли путались в голове, и он не знал, что сказать, чтобы успокоить её.

Тем временем в комнате отдыха Сабрина опустилась на диван, закрыв глаза.

– Ха, удивительно… он назвал меня другом, – промолвила она. – Надо уже идти, долго я тут сижу.

– Ну что, полегчало?

– Да, спасибо тебе…

– Всё гуд, не парься. Но мне вот что интересно: что за реакция такая? – Дмитрий задавал вопросы, ловко смешивая коктейли.

– Ты… хочешь выпить со мной?

– Ого, вот это поворот! Позвала директора выпить? Вот это решимость.

– Я звала администратора, а не директора.

– Ага, и вообще никому не интересно, что это один и тот же человек. Ладно, пошли выпьем.

– У меня рабочий день ещё не кончился, – Сабрина прошла за спиной директора и приступила к своим обязанностям. Тот, в свою очередь, доделал коктейль и освободил место.

Дмитрий усмехнулся, наблюдая за тем, как Сабрина потирает руки, готовясь к бурной части вечеринки.

– Знаешь, – продолжил Дмитрий, наклоняясь ближе к барменше, – иногда просто нужно кому-то открыться. Даже если это директор. Разве не приятно, когда ты можешь быть уязвимой?

Сабрина обменялась взглядами с директором, прежде чем ответить. – Может быть, но тут же возникает вопрос: а не станет ли это оружием против тебя? Уязвимость – это как белый флаг на поле боя.

Дмитрий кивнул, понимая, что в словах Сабрины есть доля правды. Тем не менее, он не мог избавиться от мыслей о том, что эта искренность могла бы сблизить их.

Закончили они приблизительно в четыре часа утра.

– Ну что, теперь веселимся мы? – устало произнёс директор клуба, выуживая из-за стойки бара бутылку алкоголя.

– И что это ты такой уставший, словно не имел ни мгновения передышки на протяжении долгих часов?

– Понимаешь, я уже не так молод, как ты.

– Но ты всего на пять лет старше.

– На целых пять лет. Возможно, ты не считаешь это возрастом, но каждое утро я чувствую, как моё тело говорит мне: «Хватит». Директор налил себе виски, а Сабрине сделал коктейль и, глядя в стакан, продолжил: – Никто не может вечно бегать по ночным клубам и веселиться, но в юности можно позволить себе такое удовольствие.

– Не будь таким пессимистом. Эта ночь – наш шанс на новые воспоминания! – воскликнула молодая сотрудница.

– Воспоминания? Хорошо, если твои двадцатилетние «воспоминания» не закончатся похмельем, – директор покачал головой, вздыхая, но довольная улыбка постепенно расползлась по его лицу.

– Ладно-ладно, мы здесь, чтобы расслабиться, а не обсуждать старость! – ответила она.

– Так… что с тобой случилось, можешь излить душу, если тебе станет легче, – мягко и понимающе Дмитрий подошёл к деликатной теме, из-за которой, собственно, и решено было сегодня напиться.

– Ну, пожалуй, начну с начала. Когда мне было 6 лет, отец разбился на машине, через пару дней мать собрала вещи и уехала, а меня оставила рядом с местным приютом. Была весна, всё расцветало, но только не моя жизнь, она становилась адом с каждым днём.

Я очень долго ждала, так долго, что даже успела замёрзнуть. Ко мне подошёл какой-то человек и начал говорить со мной. Спрашивал, почему я тут стою, почему одна, почему в одной пижаме, на улице хоть и весна, но всё равно холодно. Шестилетняя я не смогла ответить ни на один вопрос. Потом он стянул свою потрёпанную толстовку и натянул её на меня, а я стояла и думала, почему мама не приходит. Следующие 10 минут он трезвонил в домофон этого приюта. Ему ответили, но сначала ему пришлось выслушать, какой он безответственный родитель, и что не нужно вообще было рожать этого ребёнка, а он просто попросил позаботиться обо мне.

Все эти 12 лет я жила в этом приюте, и это были отнюдь не самые счастливые 12 лет. Директор этого приюта всегда звал меня к себе в кабинет. Я думала, что за мной наконец-то вернулась мама, но это было не так. Сперва я просто сидела на диване, а он лежал на моих коленях, потом он начал показывать мне журналы, где люди занимались сексом. Тогда я, конечно, этого не понимала, только спустя время он сам и объяснил мне, что и зачем.

Он говорил, что так делают все, но потом он стал включать камеру и заставлял меня раздеваться. Мне было почти 9 лет, я думала, что так делают все, кто сюда приходит. Так прошло пару моих похождений в его кабинет, потом он попросил отсосать ему. Я не знала, как это делать, и случайно прикусила его член, тогда он схватил мою голову и начал двигаться сам. Когда закончил, он влепил мне пару пощёчин, я заплакала, он вырвал медведя из моих рук и оторвал ему лапку, а также добавил, что следующей буду я, если ещё хоть раз не спрячу зубы. Я восприняла всё слишком буквально, начала молчать.

Со мной всегда был плюшевый медведь, я его везде брала с собой – это был подарок моего отца на мой день рождения.

Кабинет директора стал моей тюрьмой, мои ровесники – палачами. За спиной шептались: «Подлиза, любимица, пригрелась у папеньки». Будто кусок сладкого пирога, подаренный директором, мог заменить мне крохи тепла и понимания. Да я бы душу продала, лишь бы учиться в тишине, не видеть его мерзкую ухмылку.

Так тянулись мои дни, пока мне не исполнилось шестнадцать – в одиночестве, без друзей, без родительской ласки. А потом он женился… на нашей воспитательнице. Все твердили, какая она добрая и чуткая. Но добрые люди не запирают детей в комнате, обрекая на голод и жажду, лишь бы те не маячили перед глазами "любимого" мужа. Я наивно полагала, что мои муки окончены. Но тут в игру вступили дети. Такие же дети, как и я…

Сначала они просто тыкали пальцем и хихикали. Потом пошли безобидные подножки, украденные ручки, испорченные тетради. Но вскоре безобидное ребячество переросло в жестокость. Меня запирали в туалете, обливали водой, однажды даже подсыпали толчёное стекло в еду. Никто не видел, никто не слышал. Директор был занят новым браком, мачеха – строительством "идеальной" семьи, а дети… они просто развлекались.

Я жила в постоянном страхе. Единственным спасением были книги. В них я находила утешение, сбегая в миры, где добро всегда побеждает зло. Там были друзья, любовь, понимание – всё то, чего я была лишена в реальности.

Однажды краем глаза я увидела, как директор с неприкрытой нежностью гладит по голове одного из приютских мальчишек. В его объятиях и сияющей улыбке сквозило что-то сокровенное, семейное. Моё сердце болезненно сжалось. В тот миг я с леденящей ясностью осознала: мне никогда не стать частью этой идиллии, я навеки останусь лишь тенью на задворках их мира.

В тот вечер меня впервые обожгла мысль о побеге – о том, чтобы раствориться в безвестности, где никто не помнит моего имени, где я смогу, словно феникс из пепла, возродиться заново. Эта идея, словно ядовитый цветок, пустила корни в моём сознании, превратившись в навязчивую мечту, в единственную цель, в хрупкую соломинку, за которую я отчаянно ухватилась, чтобы не утонуть в пучине отчаяния.

С этой целью я с маниакальным упорством принялась готовиться к экзаменам и, преисполненная решимости сбежать куда угодно, лишь бы подальше от этого ада, поступила в колледж. А вскоре судьба свела меня с Дмитрием, когда я искала любую возможность заработать хоть немного денег.

Дмитрий был немного старше меня, с проницательным взглядом и обветренным лицом, свидетельствовавшим о непростой жизни. Он работал в небольшом ночном клубе и предложил мне подработку. Мне нужны были деньги, я не смела привередничать.

Дмитрий оказался не только хорошим работником, но и неплохим человеком. Он не расспрашивал о моём прошлом, не лез в душу, но всегда был готов выслушать и дать совет, собственно, что он сейчас и делает.

Я могу объяснить, почему не решалась считать такого прекрасного человека своим другом. Всю мою жизнь окружали лишь отбросы общества, а из тех, кто проявил ко мне искреннюю доброту, я помню лишь двоих: моего отца, который ушёл из жизни, и того парня, что подарил мне толстовку.

– Слушай, Сабрина, мы с тобой знакомы уже немало – около двух лет. Почему же ты предложила выпить только сейчас? Почему никогда не раскрывалась, почему держала это бремя в себе? – Дмитрий сидел, опустив голову на руки. Они уже выпили, но он словно протрезвел от услышанного.

– Я… я просто… не думала, что тебе будет интересна такая история.

– Сабрина… это же гей-клуб. Я ведь ничего не знал, когда предлагал тебе эту работу.

Сабрина вздохнула, её взгляд устремился в глубь комнаты. – Дмитрий, я не знала, как начать. Каждый раз, когда я хотела рассказать, мне казалось, что это не время, не место… что ты можешь изменить своё мнение обо мне. Я боялась потерять то, что у меня есть, мне этого было достаточно.

Дмитрий поднял голову, его глаза были полны понимания и боли. – Ты думала, я такой ханжа? Или что я тебя сразу уволю? Сабрина, для меня это не имеет значения. Ты – профессионал, и я доверяю тебе. Но я даже не представлял, через что ты проходила всё это время.

– Я привыкла держать это в себе, – призналась Сабрина, её голос дрогнул. – Всегда было проще молчать, чем объяснять. Но сегодня… сегодня я поняла, что больше не могу.

Дмитрий встал и подошёл к Сабрине, положив руку на её плечо. – Спасибо, что рассказала. Теперь я знаю, что ты ещё мужественнее, чем я думал. И ничто не изменится между нами.

Сабрина улыбнулась впервые за весь вечер, чувствуя, как с её плеч сваливается тяжёлый груз. – Спасибо, Дмитрий. Это… значит для меня намного больше, чем просто понимание.

ГЛАВА 2

Сабрина. Новый друг?

Кажется, я снова поверила человеку. Дмитрию. Вроде бы хороший… Да, хороший. Или только кажется? Был уже один такой "хороший" – приют до сих пор в кошмарах снится. Ладно, лучше не вспоминать.

– В душ и спать, – шепчу в пустоту. – Через шесть часов опять этот ад кромешный.

Вспомнила! Кот! Нужно покормить мохнатого друга, и тогда – точно спать.

Автоматически нашариваю в темноте пачку кошачьего корма. Блэк, заслышав знакомый шелест, уже трется о ноги, мурлыкая свою благодарственную песню. Насыпаю щедрую горсть в миску и слышу, как он жадно набрасывается на еду. Этот маленький комок шерсти – единственное, что держит меня на плаву. Единственный, кто безоговорочно любит и ждет.

Закончив с котом, иду в душ. Горячая вода приятно обжигает кожу, смывая усталость и пыль прожитого дня. Пытаюсь вымыть из головы навязчивые мысли о Дмитрии. Что-то в нем настораживает, какая-то недосказанность. Но, может, я просто слишком подозрительна после всего пережитого?

Вытираюсь полотенцем и, не включая свет, пробираюсь в спальню. Ложусь в кровать, стараясь не потревожить Блэка, свернувшегося калачиком у меня в ногах. Закрываю глаза. Но сон не идет.

В голове роятся обрывки фраз, воспоминания, сомнения. Дмитрий. Приют. Кот. Ад кромешный, который ждет меня завтра. Все смешалось в какой-то неразберихе.

Наконец, усталость берет свое. Проваливаюсь в беспокойный сон, где приютские стены надвигаются на меня, а Дмитрий, с улыбкой на лице, отворачивается и уходит в темноту.

– Черт! – я подскочила в кровати, лихорадочно оглядываясь, ища хоть какое-то утешение, но белый комок оставался неподвижным там, где и уснул. Обычно я просыпаюсь, а он на моей груди дрыхнет, но не сегодня.

– Блэк, что с тобой? – в панике затрясла я кота. – Черт, черт, черт… Нет… Блэк, пожалуйста, очнись!

Холодное тельце обмякло в моих руках. Паника, как ледяная волна, окатила с головы до ног. Я прижала кота к себе, пытаясь согреть теплом своего тела, словно это могло что-то изменить. Слезы хлынули потоком, обжигая щеки. Как такое возможно? Только вчера он играл, гонял солнечного зайчика по стене, мурлыкал, свернувшись калачиком у меня на коленях. А теперь… Теперь передо мной лишь безжизненная оболочка моего друга.

Я судорожно пыталась вспомнить, что могло случиться. Может, он съел что-то не то? Или упал? Но ведь он никогда не выходил из квартиры… Голова раскалывалась от боли, мысли метались, словно загнанные звери в клетке. Единственное, что я знала наверняка – я должна что-то сделать. Нельзя просто так сдаваться.

Схватив телефон, я дрожащими руками набрала номер ветеринарной клиники. Каждый гудок отдавался болезненным эхом в моей груди. Наконец ответили. Голос на другом конце провода звучал спокойно и профессионально, но я едва могла разобрать слова, сквозь рыдания объясняя ситуацию.

Мне сказали немедленно привезти кота в клинику. Собравшись с духом, я завернула Блэка в мягкий плед, стараясь не смотреть на его бездвижное тельце. В такси я прижимала его к себе, шептала бессвязные слова, молилась, чтобы это оказалось страшным сном. Но реальность была жестокой и безжалостной. И в этот момент я чувствовала себя совершенно беспомощной.

В клинике приняли мгновенно и так же стремительно вырвали его из моих рук. Врач, судя по уверенным движениям, был мастером своего дела, но ожидание казалось вечностью.

Наконец, заветная дверь распахнулась. Я вскочила и бросилась к доктору, но на его лице ничего не отражалось. "Н-нет…" – прохрипела я едва слышно.

– Спокойно, – произнес он. Виктор, гласила надпись на бейдже. – С вашим пушистым другом все в порядке.

Боже, какой у него был голос! Мягкий, бархатный, внушающий доверие… в отличие от меня самой.

В голове царил хаос. Я схватила первую попавшуюся обувь, и лишь потом осознала: на ногах красовались… домашние тапки.

Облегчение волной окатило меня с головы до ног. "Жив…" – прошептала я, чувствуя, как подкашиваются колени. Виктор, заметив мое состояние, участливо придержал меня за локоть.

– Ему просто нужно немного времени, чтобы прийти в себя после наркоза, – пояснил врач, ведя меня в палату. – Можете посидеть с ним, пока он не очнется.

В палате, на мягкой лежанке, лежал мой Блэк – большой белоснежный котяра, обычно такой активный и неугомонный. Сейчас он казался совсем маленьким и беззащитным. Сердце сжалось от нежности и вины. Я присела рядом и осторожно погладила его по пушистой голове.

И тут, в тишине палаты, до меня дошло. Домашние тапки! Я машинально опустила взгляд вниз. Да, они самые – старые, выцветшие, с помпонами. Интересно, что подумал обо мне доктор Виктор? Наверняка решил, что я сумасшедшая хозяйка, которая не успела переобуться, несясь спасать своего питомца. Усмехнувшись про себя, я представила, как буду рассказывать эту историю Дмитрию. Главное, что с Блэком все в порядке. А тапки… что тапки? Зато мягкие и удобные.

– Может, выпьем кофе? – вновь этот невероятно приятный голос, бархатный и обволакивающий, заставил меня обернуться. И да, это был доктор Виктор, с его неизменной, успокаивающей улыбкой. – Уже почти конец моей смены, так что был бы рад с вами пообщаться.

– Да… да, давайте, – я, словно ведомая невидимой нитью, последовала за спасителем моего кота, и вскоре мы оказались в его уютном, пропахшем лекарствами и надеждой кабинете.

Аромат свежесваренного кофе сразу же заполнил пространство, смешиваясь с запахами медикаментов, создавая странную, но умиротворяющую атмосферу. Доктор Виктор ловко орудовал кофе-машиной, его движения были отточенными и уверенными, как и в операционной, хоть я и не присутствовала там, уверена, это было так. Наблюдая за ним, я не могла не отметить его какой-то внутренней силы и спокойствия, которое он излучал. Он был словно маяк в бушующем море, дарящий надежду и уверенность в завтрашнем дне.

Он протянул мне чашку, от которой поднимался тонкий, дразнящий пар. Я сделала глоток, и горьковатый вкус горячего напитка приятно обжег язык, растекаясь теплом по всему телу. Этот кофе был другим, не таким, как я привыкла пить в суете городских кофеен. В нем чувствовалась какая-то забота и внимание, словно доктор Виктор вложил в него частичку своей души.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он, присаживаясь напротив меня.

– Мне уже лучше, спасибо вам огромное, – ответила я, чувствуя, как в горле образуется ком благодарности.

– Это моя работа, – улыбнулся он в ответ. – Главное, что все обошлось.

Мы допили кофе, поговорили о таких базовых вещах, но мне так легко было в этот момент, что я потеряла счет времени. Я посмотрела на часы и что…? Семь вечера, да вы шутите!

– Ох, простите, что так увлекла вас. Не думал, что время пролетит так незаметно. С вами так легко и приятно, спасибо за этот вечер, – быстро начала я собираться.