Тени манускрипта

Манолис Элиопулос

Тени манускрипта

Имя автора манускрипта доподлинно неизвестно. Бактрия, I век до н. э.

Я предпочел бы умолчать эту историю, позволить ей увязнуть в песках забвения. Но вот уже на протяжении многих лет обет молчания терзает меня изнутри, от чего я теряю сон и рассудок. Вопреки высшим порывам здравомыслия я оставляю частичку своей души на этом куске пергамента.

Люди другой эпохи вскроют моё послание, и моя колесница вновь пронесется по созвездиям бытия. Ведь мысли и идеи способны плыть по течению хроноса бесконечно. Мысли, как эфир, пронизывают сознание людей сквозь время. Подвиги героев живы, пока жива память о них. Труды выдающихся мудрецов прорастают, подобно семенам, в умах множества людей. Эта память поддерживается философской традицией – формой сохранения и передачи опыта из поколения в поколение. И, конечно, это делает возможным диалог между людьми разных исторических периодов.

Я же не стремлюсь увековечить себя. Признание и слава для меня слишком эфемерны. К моему сожалению, я не способен полностью вырвать себя из описания тайны, что так бережно хранила моя память, долгие годы укрывая ее от мира. Чтобы не терять нить истории, я начну с себя, но предпочту остаться безымянным.

Мне посчастливилось появиться на свет в величайшем из городов своей эпохи. Город располагался на пересечении морских и речных путей, вблизи живописных и плодородных долин и оазисов. Городские улицы украшали изящные сады, колонны и арки, мраморные изваяния. Над архитектурой города трудились лучшие мастера и скульпторы. В гавань прибывали корабли со всего света. Город располагал известным на весь эллинский мир мусейоном и библиотекой. Странник мог найти там всё, что пожелает.

И в отношении моего происхождения судьба оказалась ко мне благосклонной. Я принадлежал к аристократическому роду. Мой дед, а затем и мой отец были на хорошем счету у правящей династии. Мы были богаты и влиятельны. Тогда я думал, что мне обещано большое будущее. Я рос в атмосфере сформировавшихся в моём окружении идеалов – а именно в культе власти и роскоши. Но даже это ещё не было обеспечено одним лишь правом моего рождения – я нуждался в образовании.

Мой отец определил меня в гимнасий. Поначалу я не слишком увлекался наукой. Какой был смысл заниматься столь скучными делами, осмыслять все эти сложные категории, когда ко мне и так были приставлены именитые софисты? Признаюсь, мне нравилось изучать письмо и упражняться в борьбе. В первом я видел хоть какую-то пользу, а второе даровало мне ощущение силы и превосходства.

Я неоднократно брал верх в состязаниях по борьбе. Дни состязаний были для меня волнительными – в такие дни я испытывал особый трепет. А победы дарили мне неподдельное чувство эйфории. Бывало, что я получал удовольствие от самой борьбы, но триумф по-настоящему опьянял меня. Причем чем выше был пик тревоги перед схваткой, тем слаще был вкус победы. После таких побед я погружался в состояние умиротворения и неги. Мне бы хотелось, чтобы эти мгновения не были столь скоротечными.

В юношеские годы я боялся остаться в тени своего отца. Наверное, поэтому искал возможность утвердиться собственными усилиями – так сказать, приумножить могущество семьи в будущем.

А что до несметных богатств и регалий… Радовали ли они меня? – Нет.

Я мог бы терять свои годы в пьянстве и разврате, не заботясь о завтрашнем дне, но считал, что такой образ жизни – хуже рабства. Я был сдержан. Наверное, мне повезло, так как во мне уже тогда взрастали зачатки здравомыслия. Однако притязания на власть всё же сохранялись. Я хотел взлететь выше имени отца – но хотел совершить этот подвиг сам.

В моём роду были славные воины – те, что когда-то стояли плечом к плечу с лучшими из лучших, с прославленной македонской фалангой в рядах войск Александра Великого. Они сражались при Гранике и у Гавгамел, проливали кровь на Гидаспе. В боях они доказали свою доблесть, отвагу и преданность. После гибели царя они продолжили служить его славному диадоху и были за службу свою щедро вознаграждены.

Благодаря лишь одной их добродетели – мужеству – мы, то есть их потомки, вышли в число правящих и почивали на лаврах их величия и богатства. Я завидовал им. Сам не мог объяснить почему, но завидовал. Мне казалось, что жизнь ощущается острее, когда она в любое мгновение может прерваться. В лишениях и тяготах скрыт рецепт житейской мудрости. Настоящий опыт мы обретаем не в садах при гимнасиях, а на полях сражений. Чем сильнее чувство голода – тем вкуснее пища.

Моей мечтой было превзойти величие своих праотцов – без предусмотренных для меня регалий и почестей. К тому моменту рубежи нашего царства уже трещали по швам. После гимнасия я планировал пройти гарнизонную службу и стать полноправным гражданином и воином. Я представлял, как в сражениях отыщу свой удел и славу, добьюсь власти без посредничества со стороны семьи. Правда, в мечтах об этом я был очень осторожен.

Будучи юношей, я был убеждён, что миром правят сильные. Что без силы человек не способен прочувствовать жизнь – ему уготовано лишь жалкое существование. Кто-то скажет, что важно упражняться не в достижении силы, а в достижении добродетели. Но ведь ни одна добродетель недостижима без силы. Ничтожность и слабость никого не вдохновляют. А если даже эти злокачественные состояния зарождаются где-то в глубинах разума – их необходимо сразу искоренить.

Сила для мужчины – всё равно что опора. Слабому никогда не отстоять ни семью, ни имущество, ни положение. Слабый не способен защищаться, и жизнь его подчинена роковой случайности. В этом суровом месте нельзя оставаться слабым. Иначе враги устроят пир на твоих костях. Без силы нельзя ни управлять, ни созидать, ни даже толком исполнить свой долг. А те, кто думает иначе, кто ищет другую формулу в этой жизни, сдабривая ее взглядами иного рода, – будут ползать и пресмыкаться свой короткий век.

Как ни странно, моя позиция оказалась весьма практичной. Благодаря огромной физической силе, которую я развил, все ровесники считались со мной, а некоторые даже остерегались.

Однажды в палестре я столкнулся с одним юношей. Он был немного старше и превосходно сложен атлетически. По всей видимости, ему хотелось утвердиться перед друзьями, и он предложил побороться, пообещав при этом одолеть меня без особых усилий. Я принял его вызов, но испытывал волнение из-за того, что в случае поражения буду опозорен. К своему удивлению, я молниеносным рывком бросил его на песок – так, что у этого самонадеянного борца сбилось дыхание. После этого я всё чаще стал замечать какую-то чрезмерную учтивость со стороны товарищей.