Свет после

Сергей Гребенюк

Свет после

Глава 1

Океан без глагола

Море не было спокойным.

Оно было выжидающим.

Ни один звук не рождался без разрешения.

Вода лежала ровно – не в покое, а в наблюдении.

Будто всё живое замерло, и только поверхность двигалась, стараясь не выдать напряжение.

Марк сидел в лодке, не двигаясь.

Рыбалка давно перестала быть целью – осталась жестом. Ритуалом. Напоминанием себе: я ещё существую.

Он держал удочку двумя пальцами – как будто добавь ещё один, и она сломается.

Но сломаться мог не предмет, а он сам.

С тех пор как ушла жена – он перестал задавать времени вопросы.

С тех пор как исчез сын – он не ждал ответов.

Он выходил в море каждое утро, как в повторяющееся сновидение: не ради смысла – ради того, чтобы не исчезнуть.

Море давало ему то, чего он не просил: тишину, которую нельзя отменить.

Чайки летали низко. Без звука.

Он вспомнил притчу, которую рассказывал отец:

Море не наказывает.

Оно просто стирает тех, кто стал слишком лёгким.

Тогда он не понял.

Теперь – не забыл.

В этот день Марк не думал. Он смотрел.

Позволял глазам плыть по горизонту, будто что-то там, за полосой света, всё ещё может появиться.

Не чудо. Не ответ. Просто знак, что мир – не завершён.

И тогда он увидел её.

Бутылку.

Не прозрачную – мутную, будто она не хотела быть узнанной. Словно не собиралась явиться прозрачной надеждой.

Горлышко сбито. Внутри – что-то свёрнутое. Цветное.

Он пригляделся: ткань. Бумага. И слабый отблеск – как от пластмассы.

Бутылка дрейфовала не как мусор, а как послание из мира, где ещё осталась речь.

Он зачерпнул её веслом. Осторожно – будто доставал не предмет, а дыхание.

Она стукнулась о борт. Звук был глухим – но резанул в груди.

Он открыл пробку.

Вынул свёрток: влажная ткань, туго скрученная, будто оберегала не тело – воспоминание.

Внутри – письмо. Нет, страницы.

Детские.

Цвета – непривычные для взрослой руки. В каждом следе – отпечаток чьего-то времени.

Кулон. Пластмассовый дельфин.

Находка развернулась. Открылась.

Если ты читаешь это – значит, мы всё ещё где-то есть. Или хотя бы были.

Почерк – неуверенный. Детский. Имя: Лея. Возраст: десять.

Он не знал, откуда шёл холод: от бумаги – или от самого себя.

Он читал строки не глазами, а комком в горле.

Чувствовал, как бумага держит в себе не рассказ, а остаток чьей-то реальности.

Когда он сложил листы и убрал их в карман, море уже изменилось.

Оно не стало другим. Оно стало не таким, как прежде.

И он тоже.

Глава 2

Дневник Леи

9 июля

Если ты читаешь это – значит, нас всё ещё можно услышать.

И, может быть, даже найти.

А если нет – пусть хотя бы кто-то знает, что мы были.

Мы плывём уже третий день.

Папа говорит, что плот держится. Даже шутит: «почти круиз».

Мама не смеётся. Она просто держит Люси на коленях и смотрит в воду – как будто там ответ.

Люси – моя младшая сестра. Ей четыре.

Она крепко держит Дельфи – своего дельфина.

Он серый, с трещиной на спинке. Но он «знает дорогу». Так она говорит.

Я верю ей. Даже если это не правда.

Иногда вера – это единственное, что плывёт лучше, чем дерево.

Сегодня был шум. Не громкий, но странный.

Будто далеко-далеко кто-то дышал.

Я подумала: может, это берег?

Или кто-то другой плывёт навстречу?

Но никто не появился. Берег – тоже.

Может, и не должно было.

Мы едим по чуть-чуть. Один сухарь на троих.

Мама говорит: голод – не враг, а знак.

Если ты голоден – значит, жив.

Папа всё больше молчит. Но я вижу, как он смотрит на меня – не как раньше.

Не как на ребёнка.

А будто я держу что-то, что он сам уже потерял.