bannerbanner
Мое солнце взойдет
Мое солнце взойдет

Полная версия

Мое солнце взойдет

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Юлия Ермакова

Мое солнце взойдет

Я родилась в день, когда весь мир отходил от празднования Нового года и в воздухе витал запах мандариновых корок, алкоголя и не слишком свежих салатов. Именно в эти дни в моем городке самыми частыми были фразы: «Кому готовила! Ешьте, пропадет!» и «Ну будь человеком, налей хоть сто грамм». Унылое серое небо, кусочек которого я увидела в окне, пока кто-то неистово тряс меня и шлепал по попе, как будто сразу давало понять, что прекрасного здесь ожидать не стоит. Получив очередной звонкий шлепок, я поняла, что настало время оповестить о несогласии с их методами и что есть сил заорала. Со словами: «Дал Бог мамашу», меня, как флаг, водрузили на тощую грудь моей матери. В лотерею по распределению родителей я, однозначно, не выиграла. Мама равнодушно смотрела на меня. На выписке так же равнодушно забрала врученный без какого-либо торжественного напутствия кулек и мрачно вышла на холодный январский воздух. Краем глаза я заметила цветные воздушные шары и мужчину в меховой шапке набекрень, с замерзшим букетом в руках. Он схватил свой кулек с голубыми лентами и пошатываясь пошел к машине. Позади, смеясь, бежала маленькая толстенькая женщина.

Нас никто не встречал. Не было ни шаров, ни цветов, ни, хотя бы мужчины в меховой шапке.

Мы долго ехали в трясущемся автобусе, мать положила меня на сиденье и слегка придерживала рукой. Тетки в автобусе неодобрительно шептались между собой. В автобусе было холодно, и когда мой нос уже окончательно замерз, автобус остановился и мы вышли на морозный воздух. Мать накрыла меня с головой, стало немного теплее.

– Родила что ли, Катька? – услышала я женский голос из-за забора.

Мать промолчала, со злостью толкнула калитку и прошла в дом. В доме было едва ли теплее, чем на улице. В воздухе витал запах разлитого спиртного, а на кровати прямо в сапогах спал мужик.

– Вставай, скотина, – мать со злостью толкнула спящего в бок.

– Катька, – заискивающе сказал мужчина, а мы тут праздник отмечали. А ты чего уже вернулась?

– Принимай, – мать всунула ему в руки конверт с ребенком. – Выпить есть че?

Мужчина бережно положил кряхтящий сверток на кровать и суетливо забегал по холодному дому в поисках спиртного. Нашел недопитую бутылку, достал огурец из банки и с сожалением посмотрел на ребенка.

– Ну чего ждешь! Наливай!

В дверь вошла статная женщина.

– Катерина, что же ты делаешь! Только дитя в дом принесла, чем кормить будешь!

Но мать уже ее не слушала, она окунулась в свой мир, в котором она была семнадцатилетней отличницей, гордостью всей деревни, ведь то, как она пела показали по телевидению, назвав чудом маленького городка.

– Катька, ополоумела ты совсем что ли, у тебя дите все мокрое и горит, ты что же ее из роддома с температурой притащила?

Женщина схватила ребенка и быстро выбежала из дома. Никакой реакции от матери не последовало, и я с радостью покинула дом на руках этой чудесной женщины. Светлана Ивановна стала моим ангелом-хранителем. С удивительной любовью она выхаживала меня в дни болезни, кормила и пыталась вырастить из меня человека. В своих мечтах я представляла ее своей мамой,такой доброй и теплой, готовой обнять, даже когда соседи приводили меня с моим другом Сашкой после очередной нашей шалости. Почему-то приводили они нас к ней, а не к матери.

Своих детей у Светланы Ивановны не было, а если и были – никто их никогда не видел. Собственно, откуда она появилась в нашем городе – никто не знал. Соседки сплетничали, что пришла она из новых высоток, а в этом доме раньше жила ее бабка, но сама она о себе ничего не рассказывала.

Как я уже сказала, счастливый билет в родительской лотерее мне не достался и пришлось довольствоваться тем, что есть. Мать пила практически каждый день, в особо загульные дни, когда она, спотыкаясь искала остатки спиртного и кроме этой цели другую поставить себе не могла, Светлана Ивановна забирала меня к себе. Как-то раз я не выдержала и сказала ей, что ненавижу свою мать, Светлана Ивановна погладила меня по голове и сказала: «Когда-нибудь ты ее простишь». А я знала, что не прощу, за то, что другие дети избегали меня, за то, что чувство голода было практически постоянным спутником, за то, что мать ни разу не обняла меня, а я искала причину в себе.

Однажды, со злостью я спросила ее: «Зачем ты пьешь каждый день?».

Мать посмотрела словно сквозь меня и ответила заплетающимся языком: «У каждого человека есть две даты. А я не знаю, когда моя дата. Вот и пью каждый день, чтобы не пропустить».

Лето заканчивалось, дети хвастались покупками к школе, яркими рюкзаками, которые в тайне от родителей выносили из дома, пахучими фломастерами, мне понюхать не давали, но я видела, с каким наслаждением они нюхали яркие мягкие кончики. А я могла похвастаться только синяком в виде солнца, который получила, свалившись из окна на колесо сломанной садовой тачки, когда в очередной раз сбегала от пьяных разборок матери с новым кавалером. Но, конечно, мое новое приобретение, даже в виде солнца, не могло никого впечатлить.

– Девочка, здравствуй, – раздалось за забором. – А мать где?

Удивительно, но в наш дом нашел дорогу кто-то еще кроме маминых алкашей и соседки Светланы Ивановны. За тем, что осталось от забора стояла целая делегация в форме.

– Че надо? – раздался голос матери.

– Ну веди, – грозно сказала самая высокая женщина, – показывай условия проживания ребенка.

И не дожидаясь приглашения пошла в сторону дома.

– Где холодильник?

– Мне в него самой лечь? Чего я в него ложить буду?

– Не ложить, а класть, – придавила ее взглядом высокая командирша.

– Ну класть, – мать на удивление спокойно согласилась.

Женщина брезгливо окинула взглядом комнату, положила какие-то бумаги на липкий стол.

– Собирайся, ребенок, – устало сказала она. Мать сидела на продавленном диване и молча смотрела на грязные половицы. – Собирайся, – повторила женщина, – я тебя на улице жду.

Я вышла вслед за ней. А что мне собираться, мое добро всегда при мне. Единственные сандалии, панамка с надписью «Константин», которую ветром принесло в наш огород и прекрасный синяк в виде солнца на самом интересном месте.Светлана Ивановна стояла на крылечке, прикрыв рот ладошкой, я помахала ей и широко улыбнулась, показывая, что мне нисколечко не страшно идти за этой незнакомой строгой женщиной. Немного страшно все же было, но больше любопытно, куда же меня забирают.

В списке «100 рекомендуемых мест для посещения» моего нового места проживания не было. Серые осенние будни плавно переходили в не менее серые зимние дни. Даже снега, который мог хоть немного скрасить вид из окна детдома, природа пожалела. Монотонность нашей жизни иногда прерывалась посещениями проверяющих инстанций и еще реже чьих-то будущих родителей. Умудренная возрастом, а ведь мне было уже 8 лет, я скептически относилась к такого рода посещениям. Инстанции с деловым видом ходили по коридорам, в то время как мы прилежно делали вид, что занимаемся повседневными задачами, а новые родители мне не светили, как сказала воспитатель тетя Оля, из-за какого-то Гены. Покопавшись в закромах своей памяти, никакого Гену я не вспомнила, и сначала жутко разозлилась на него, но потом решила, что это кто-то важный, раз из-за него меня не смогут удочерить. Может он даже шпион, как папа Степки Родионова. Степка с пеной у рта доказывал, что отца не видел потому, что он шпион, а шпионам нельзя раскрывать себя. Степка хоть и задирал нос, при такой родословной-то, но все же согласился быть моим другом. За это я периодически отбивала его загрустившую тушку в очках у местных хулиганов и отдавала свое сухое одеяло взамен намоченного ночью этими же хулиганами одеяла Степки. Правда воспитатель тетя Оля как-то рассекретила наши обмены, когда подслеповатый Степка с сухим трофеем в руках пробирался в мужскую спальню и смачно впечатался в полуоткрытую дверь. От падающего разбитого стекла Степку спасло мое одеяло, в которое он замотался, чтобы оставаться инкогнитой в коридоре. – Инкогнита, – многозначительно подняв палец вверх говорил Степка. Кто это – я не поняла, но похоже, что какой-нибудь индеец.

Тетя Оля, святой человек, выудила Степку из кучи битого стекла и, прижав к себе, отнесла его на кровать. Потом нянечка, тетя Настя, которую все называли Круглик, хоть она совершенно не была похожа на круглик, перестелила Степке постель и вручила ему сухие трусы. Впрочем, сухое одеяло досталось и мне, взамен облитого Степкиного.

Когда весна начала нас радовать, кого-то буйством красок, а кого-то аллергией, Степка подошел ко мне и немного помявшись, словно сомневаясь, стоит ли, вручил мне свое самое ценное сокровище, книгу «Робинзон Крузо», которую ему передал его отец-шпион.

– Береги ее, – строго сказал Степка.

– А как же ты? – спросила я, – Ты даже ее не читал.

– А я еще не умею читать. И мне отец еще подарит. Он прислал за мной. Меня забирают.

Степка щурился как довольный кот, а я чтобы задержать внезапно нахлынувшие слезы, стала внимательно рассматривать книгу, словно это было самое интересное из всего, что я видела.

Потом мы с завистью наблюдали, как Степка тощими ручками вцепился в мужчину с женщиной, у которых он будет жить по указанию отца-шпиона.

Я открыла Степкин подарок, на первой странице нарисовано почему-то треугольное солнце и красивым почерком было написано: «На долгую память любимой няне Круглик Анастасии Михайловне от выпускницы детского дома №1 города Алексеевки, Бесфамильной Веры 1982г.».

Пару раз меня навещала Светлана Ивановна, грустно вручала мне мандарины и рассовывала по карманам конфеты.

– Мать-то не приезжает? – спрашивала она, зная ответ.Мать не приезжала, да я и не ждала ее. Некогда мне было ее ждать. В свободное время я пела, особенным спросом среди персонала пользовалась «У курского вокзала», которую я старательно тянула заунывным голосом, повязав по-старушечьи платок на голову.

Повариха Наталья Матвеевна, утирая слезы, качала головой: «В кого такая артистка. Вот тебе и гены».

Ни один праздник не обходился без моего выступления. «Артисткой будешь», – пророчили мне. А я понимала, что светит мне, в лучшем случае, кулинарный колледж, который стоял на соседней улице и был знаменит постоянными приводами будущих поваров в местный отдел ПДН.

Время то неумолимо бежало, то словно останавливалось. Несколько раз приезжала соседка Светлана Ивановна, рассказывала новости поселка, год уже никто не видел мать, наш ветхий дом хоть и стойко держался, но потихоньку приходил в негодность, словно погребая под осунувшейся крышей всю грязь, что была внутри.

А потом пришло время покинуть крепкие, хоть и облупившиеся стены дома, ставшего мне родным за эти годы. Мой багаж пополнился. Вместо сандаликов и панамки в нем лежали пара платьев, потрепанный «Робинзон Крузо», подаренный новый комплект постельного белья и некоторые мелочи, которые должны были пригодиться мне в самостоятельной жизни. Напутствие: «Пой, девочка», – я запомнила, но пока не решила, где его можно применить.

Устроиться я решила в трамвайное депо, там давали общежитие. Их листовки лежали среди многих других на дне профориентации. В мечтах я представляла, как деловито вышагиваю по вагону и зорко высматриваю безбилетников:

– Эй, курносый, оплатил проезд? Не видела. Давай плати! – довольная собой я улыбалась.

– Че лыбишься, уйди с прохода! – толстая бабища с сумками бесцеремонно толкнула меня-. – Стоит тут, лыбится! Чего стоишь? – продолжала ворчать она.

Сообщать ей, что жду автобус, который отвезет меня в светлое будущее, я не стала и на всякий случай обошла остановку, чтобы вновь не получить тяжеленной сумкой по тощим ногам. Я напомнила себе Фросю Бурлакову, с такой же котомкой за плечами. В подъехавший автобус я предусмотрительно пропустила тетку вперед, она демонстративно встала на проходе, не пропуская меня. Очень хотелось ее пнуть, но каждого из нас воспитатели слезно просили не драться при первой возможности, поэтому в мечтах я прожгла ей дыру в макушке, а в реальности тяжело вздохнула. Автобус, задорно пошуршав и с пятого раза захлопнув дверь, поехал в сторону моей мечты без меня.

– Что же ты, горемычная, не села? – позади стояла приятная бабулька с румяными щеками и почему-то в белом переднике.

– Я не влезла, – мне стало так себя жалко, казалось, что вместе с автобусом уехал мой шанс начать новую прекрасную жизнь.

– Ну Настасью не обойдешь, это да. В другую дверь бежать надо было. Всегда есть другая дверь. А вот другой автобус теперь жди только завтра.

Я приуныла. Сидеть ночь на остановке, равно как и возвращаться в детдом было невозможным. Дома меня никто не ждал, да и дома, наверняка, уже не было. Светлана Ивановна не приезжала последние два года. Ехать мне было некуда.

– Красавица, садись подвезу, – из красной в ржавых пятнах легковушки приветливо улыбался, поблескивая золотым зубом, небритый гражданин.

– Езжай отседова, – коршуном налетела румяная бабулька и схватила меня за руку, словно добычу.– Автобуса больше не будет, – с надеждой продолжил небритый обладатель Форт Нокса во рту.

– Ехай, паразит! – бабулька замахнулась, – а ты чего стоишь, уши развесила!

Мы с водителем растерянно смотрели друг на друга, он пожал плечами и повез свой золотой зуб в неизвестном направлении, а бабулька по-деловому потащила меня за руку от остановки. Жизнь вне стен детдома становилась все более интересной.

– Меня зовут Ася Манвеловна, сегодня переночуешь у меня, а завтра поедешь, сразу вижу, детдомовская, собираю вас тут как котят слепых.

Мы вошли в маленькую чистую квартирку в двухэтажном старом доме.

– Здесь я живу, не царские палаты, но свое. Работаю я дворником, из имущества кровать да шкаф, но мне хватает. Попьем чай и ложись. Я завтра тебя разбужу на первый автобус. Ты, девочка, по машинам не скачи, профессию осваивай, а дальше жизнь правильно поведет. Вот что ты умеешь? Хотя, что ты уметь можешь, выпускают вас как птенцов несмышлёных.

Я даже немного обиделась, эх, знала бы ты, Ася Манвеловна, какие пироги я пекла на курсах, ну и пусть подгоревшие с одной стороны и сырые с другой, но зато сама, лично, своими ручками. Подумав, что хвалиться своими кулинарными способностями плохая идея, я тихо промямлила: «Я пою».

– Пою, тоже мне умение, – рассмеялась Ася Манвеловна, – у нас каждый второй поет, а третий подпевает, разве это принесет тебе кусок хлеба? То ли дело маляр, елозь себе краской, да знай не обляпайся. Ну спой, что ли.

Я запела. Репертуар мой был отточен годами…

– Одиииин лишь только раз цветут сады в душе у нас, -подпевала Ася Манвеловна, довольно подперев румяные щеки руками. – Не Зыкина, – заключила она, – но достойно. Пошли спать, засиделись уже.

Ася Манвеловна принесла раскладушку и одеяло. Я допила ароматный чай и с удовольствием погружалась в уютную негу.

– На новом месте приснись жених невесте, – засыпая произнесла я. Снился мне повзрослевший Степка Родионов, от которого я пыталась спрятать первую страницу той самой книги, которую передал ему его отец-шпион. Степка дергал меня за руку, а я крепко удерживала книгу.

– Вставай, соня, ишь, в одеяло вцепилась. Вставай, чай стынет.

Ася Манвеловна стояла надо мной как в старых фильмах – со свечой в руках, в длинной белой ночной рубашке и с распущенными седыми волосами. Еще долго я буду вспоминать эту приятную женщину, которая не побоялась предоставить кров незнакомому человеку и поделившейся самым ценным, что было – советом.

Жизнь в общежитии трамвайного депо не баловала событиями. Учеба, практика, а после и рабочие будни неспешно сменяли друг друга. Соседки по комнате, как и дети в детстве сторонились меня, переставая сплетничать сразу, как только я появлялась в комнате. Свою первую зарплату я пересчитала тысячу раз, не зная, что с ней делать. Решила купить килограмм шоколадных конфет и устроить себе праздник. Цена на конфеты намекнула, что килограмм для одного женского лица – это непозволительно много, решила ограничиться пятью штуками. Продавщица в чепчике презрительно хмыкнула, взвешивая мою покупку. Я решила показать, что являюсь состоятельной дамой, поэтому заказала еще четыре пряника. В бумажном пакете, который великодушно выделила мне царица шоколада, приятно шуршали дорогущие конфеты. Я решила пройти по парку, как в фильмах, подставляя лицо нежному солнцу. В парке женщинаприжимала к себе ребенка, а мне так захотелось оказаться на его месте, что я невольно замедлила шаг. Как-то резко пропал вкус конфет, да и нежное солнце перестало радовать, как в кино не получилось. Вздохнув, я пошла в сторону общежития. Еще за воротами я услышала визгливые голоса моих соседок и перебивавший их зычный женский голос. Вечер обещал быть интересным. В нашу комнату поселили новенькую. Люба приехала из Тимофеевки, с таким же узелком, как у меня и оцинкованным тазом.

– Кто таз тронет – им же по горбу получит. Всем ясно? – она грозно обвела всех тяжелым взглядом. И я поняла – подружимся.

Мне стало веселее и спокойней. Когда Люба была рядом, все было нипочем. Общежитие находилось на территории депо, и с поздних смен нам по городу идти не приходилось, но я уверена, что с Любой это было бы безопасно. В свободное время мы гуляли в городском парке, когда вокруг не было людей – я пела, а Люба восхищенно приговаривала: «Ох, девка, ох, молодец. Вот наделил Боженька и голосом, и серьгами», – и заливисто смеялась.

– Серьги я сама купила, – серьги в виде листочков очень нравились Любе.

Осенью боевую Любу словно подменили, она ходила как в воду опущенная и даже не угрожала оторвать руки за переставленный таз.

– Люб, ну ты чего сама не своя? Я тебя такой не видела никогда.

– Бабуля моя, покойница, заладила сниться, заждалась, говорит…

– К перемене погоды, – со знанием дела сказала я.

– … Новый год, говорит, вместе встречать будем, – продолжала Люба, отрешенно глядя в окно.

–Да хватит тебе верить во все, ты же не бабка древняя, не придумывай себе ерунды.

Всех закружила предновогодняя суета, мы украшали комнату, и даже вредные соседки вырезали снежинки и клеили их на окна. К тому разговору с Любой мы больше не возвращались, но в новогоднюю ночь мы с ней были напряжены, а когда куранты пробили двенадцать, с облегчение выдохнули.

В наше депо приехало большое начальство, привезли грамоты передовикам, пожелали всякого, похлопали по плечу. Взамен получили накрытый стол и концерт от благодарных работников. Да, я тоже влезла со своими пятью копейками, вернее, пятью минутами, которых много или мало. Начальство шепталось между собой, одобрительно кивая.

Вечером в комнату вошла зам по воспитательной части, Валентина Александровна:

– Собирайся, – кивнула она, – командируют тебя в саму Москву. Начальство тебя требует, говорят, негоже таких соловьев скрывать.

Я растерялась. Какая Москва, если я здесь в трех улицах теряюсь, а там наверняка потеряюсь навеки.

– Езжай, не думай, – Люба стала вынимать из шкафа мой нехитрый скарб.

– А че ей думать, за нее уже все подумали, – соседки с завистью смотрели на меня.

– А как же ты? – я так не хотела расставаться с подругой.

– Вернешься через пару недель, не успеешь соскучиться, – Валентина Александровна открыла дверь, – И не посрами там наше депо.Москва была головокружительной. Люди, спешащие туда-сюда, куча огоньков, машин, аромат духов и чего-то восхитительного, чего еще – я не знала. Здесь я прожила 10 дней, пела для работников транспорта, на настоящей сцене с микрофоном. Я пела в красивом специально выделенном для этой цели платье и накинутом на плечи платке. Платок был важной деталью данного ансамбля, он скрывал то, что я и платье были из разных размерных миров и молния платья ни в какую не собиралась на мне сходиться. После того, как седовласая дама с беломориной в зубах бросила тщетные попытки застегнуть его, мне на плечи накинули платок. Так получилось даже изящней.

Пришло время собираться домой, в день отъезда мне подарили грамоту и коробочку, в которой лежали точно такие же серьги в виде листочков. Я сразу представила, как обрадуется Люба этому подарку и с нетерпением ждала встречи с ней.

Странно, но украшенная к праздникам наша комната встретила меня какой-то звенящей пустотой. Соседки уже привычно перестали шушукаться, стоило мне войти.

– Люба на смене?

Что-то неуловимо тревожное было в комнате, но я не могла понять что.

Соседки вместе смотрели в пол.

– Нет больше Любы. Её четырнадцатого января пьяный водитель сбил. На старый новый год. Домой ее отвезли хоронить.

Мне словно дали под дых. Я продолжала держать серьги в руках. Казалось, вокруг все исчезло, люди, звуки, мысли. Осталась только пустота и серьги в виде листочков, которые я сжимала в руке. Следующие месяцы я жила как в тумане, весной твердо решила съездить в Тимофеевку. Как только весна вступила в свои владения я уже тряслась в стареньком автобусе. Деревенское кладбище, как я и ожидала, было небольшим. Я ходила между могил, всматриваясь в таблички с фамилиями. Одно фото заставило меня остановиться. Хоть прошло много лет, но я ее узнала. С фотографии на меня смотрела мать.

– Ты не местная, – тихий женский голос за спиной заставил меня подпрыгнуть. – Чего напугалась?

Женщина в черном платке с интересом смотрела на меня.

– Я к подруге приехала. Люба Иванова, – слезы предательски покатились из глаз.

– А Люба там, – женщина махнула в сторону выхода, – пойдем, покажу.

– А Вы знаете, кто это? – я кивнула в сторону фотографии матери.

– Катерина-то? Жила у нас в деревне недолго, с местным выпивохой. Угорели несколько лет назад. Тяжелой судьбы девка была. В один миг в пожаре вся семья ее погорела, она только и спаслась, вот в стакане облегчение и нашла. А надо же, все равно судьбу не обманула. Дочка у нее вроде была, но ничего о ней не рассказывала. Может и не помнила за пьянкой, а может и не хотела. Может, оставалось что-то человеческое, не стала позорить ребенка.

– Или не знала, где дочь и что с ней, – подумала я. – Вот теперь ты знаешь свою вторую дату, мама. Как удивительно, спустя столько лет вот так тебя встретить и ничего не чувствовать.

На могиле у Любы я оставила те самые серьги, которые так ей нравились. Казалось, она улыбается с фото, криво приколоченному к деревянному кресту. Немного постояла, удивляясь тому, что мир не изменился, солнце продолжало светить, проклевывались первые робкие зеленые ростки. Казалось бы, все по-прежнему. Мир не изменился, но в то же время стал другим.Комната в общежитии стала какой-то серой и неуютной. Я старалась больше времени проводить на работе. Как-то затемно вернулась в общежитие, соседка недовольным голосом сообщила, что не является моим секретарем и не обязана передавать, что меня вызывала к себе Валентина Александровна, наша зам по воспитательной части.

Из сказанного поставленным голосом текста Валентины Александровны я выудила самое главное: что я молодец, депо не посрамила, но не совсем молодец, потому что меня запомнили и теперь меня переводят в Москву, а им теперь на мое место человека искать.

Я спокойно оставила этот город, словно перелистнув страницу прочитанной книги. Больше меня здесь ничего не держало.

А дальше мне хотелось бы сказать, что выпавший мне шанс бывает раз в жизни, совершенно случайно я столкнулась с человеком, который привел меня на вершину успеха. Хотелось бы сказать, но не скажу. Ни с кем я не столкнулась, и никто никуда меня не привел. Меня даже никто не встречал и я, с зажатой в руках бумажкой с адресом, металась по вокзалу, совершенно не представляя, куда идти.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу