Тени Сен-Нуар

Предложение звучало заботливо, но Эмили почувствовала в нем попытку проникнуть в ее пространство, установить контроль.

– Спасибо, это очень любезно, но я пока… осматриваюсь. Решаю, что делать. Возможно, мне не понадобится долгая уборка.

Взгляд Пьера потемнел, но он лишь кивнул.

– Как знаете. Но помните – мы рядом. Всегда рады помочь. Сен-Нуар – маленькое место. Здесь все на виду. И все друг о друге знают. – Последняя фраза прозвучала как скрытая угроза. Мы следим за тобой.

Женевьева тем временем уже осматривала холл с видом хозяйки.

– О, камин! – воскликнула она, указывая на огромную, закопченную каминную нишу справа от входа. – Когда-то он был сердцем дома. Можно представить, как здесь грелись долгими зимними вечерами… – Она подошла ближе, заглянула в черную пасть. – Хотя… лучше не разжигать его, пока трубы не проверит мастер. А мастера к нам редко заезжают. Далеко, понимаете? – Она обернулась к Эмили. – Вы кстати, не слышали ночью… шум из подвала? Иногда старые трубы гудят. Или ветер задувает.

– Подвал? – Эмили нахмурилась. – Я не видела входа в подвал.

– Ах, да! – Женевьева сделала шаг в сторону, к темному проему, ведущему в коридор. – Вон там, в конце коридора, справа. Дверь в полу. Но она заперта, наверное. И ключ… кто его знает, где. Лучше туда не соваться, дорогая. Темно, сыро, ступеньки скользкие. Легко упасть. Или… наткнуться на что-то неприятное. – Она произнесла это легким тоном, но в ее глазах мелькнуло что-то жесткое.

Эмили почувствовала ледяной ком в горле. Запертая дверь в подвал. Тот самый «запрет» из брифа Литрес. И Женевьева явно не хотела, чтобы она туда спускалась.

– Спасибо за предупреждение, – сухо сказала Эмили. – Я буду осторожна.

Визит, казалось, подходил к коню. ЛеКлеры обменялись быстрым взглядом.

– Ну, мы не будем вас задерживать, – сказал Пьер. – Работы у вас – непочатый край. Просто помните – вы не одни. Если что-то понадобится – мы через поляну, вон тот дом с синими ставнями виден? – Он кивнул в сторону деревни. – Или спросите любого в Сен-Нуар. Все знают ЛеКлеров. – Его улыбка снова не дошла до глаз. – Добро пожаловать в общину, мадемуазель Картер. Надеемся, вы… приживетесь.

Они ушли так же неожиданно, как и появились, оставив после себя запах дорогого мыла Женевьевы и легкий шлейф чего-то земляного и звериного от Пьера, смешанный с ароматом свежего хлеба из корзины. Эмили закрыла дверь, прислонилась к ней спиной, чувствуя, как дрожь пробегает по телу. Их визит был любезным, даже добрым. Но что-то в них было… не так. Слишком навязчивые. Слишком заинтересованные. Слишком предостерегающие насчет подвала и прошлых хозяев. И этот взгляд Пьера – холодный, оценивающий, как у хищника.

Она отнесла корзину на кухню – огромное, мрачное помещение с каменной раковиной и огромной дровяной плитой, покрытой вековой сажей и пылью. Положила продукты на единственный относительно чистый угол стола. Хлеб выглядел аппетитно. Паштет пах восхитительно. Но есть их… рука не поднималась. Что, если…? Нет, это паранойя. Они же соседи. Проявили доброту. Но мысль засела.

Решив развеяться, Эмили натянула куртку и вышла из дома. Нужно было понять, где она вообще находится. Осмотреть деревню. Найти магазин, если он есть. Или хотя бы колодец, чтобы умыться. Она направилась по тропинке к воротам. Утро было пасмурным, туман не рассеялся, а лишь стал гуще, окутывая лес серой дымкой. Воздух был насыщен влагой. И тишина… по-прежнему абсолютная. Лишь ее шаги по гравию казались неестественно громкими.

Войдя в деревню, она почувствовала то же самое: застывшее время, закрытые ставни, отсутствие жизни. Но теперь она заметила детали. Занавески на некоторых окнах выглядели свежими. В одном дворе стояла аккуратно припаркованная старенькая «Рено». Из трубы одного дома шел тонкий столбик дыма. Значит, люди были. Они просто прятались. Или наблюдали.

Она дошла до церкви. Дверь была приоткрыта. Эмили толкнула ее. Скрип разнесся по пустой площади. Внутри было сумрачно, холодно и пусто. Лавки покрыты пылью. Алтарь голый. Ни свечей, ни цветов. Лишь в нише у стены стояла странная, неканоническая статуя – не святая и не ангел, а что-то вроде покрытого чешуей существа с пустыми глазницами, обвивающего каменную колонну. Жутко. Она поспешила выйти.

У небольшой площади с облупившимся фонтаном (сухим, конечно) она увидела табличку «Café». Окна были закрыты ставнями, но дверь не заперта. Эмили вошла. Внутри пахло старым табаком, пивом и влажным деревом. За стойкой стоял крупный, лысеющий мужчина в фартуке, вытирающий пивную кружку. Он поднял глаза. Его лицо было непроницаемым.

– Бонжур, – сказала Эмили. – Кафе… открыто?

– Открыто, – буркнул мужчина. – Для своих. Вы кто?

– Эмили Картер. Я… новенькая. В «Ла Гранж Нуар».

Лицо бармена не дрогнуло, но в его маленьких глазках мелькнуло что-то – не удивление, а скорее… понимание? Настороженность?

– Ага. Наследница. – Он поставил кружку. – Бернар. Чем могу?

– Можно кофе? И… бутерброд?

– Кофе – да. Бутерброд – хлеб с маслом или с сыром. Колбасы нет. Мясо – по средам.

Пока Бернар готовил кофе в старой эспрессо-машине, Эмили села у окна. В кафе, кроме них, никого не было. Тишина давила.

– Деревня кажется очень… тихой, – рискнула она заговорить.

– Так и есть, – отозвался Бернар, не оборачиваясь. – Люди работают. Или дома. Любят покой.

– ЛеКлеры говорили то же самое.

Бернар слегка замер, потом резко повернулся, поставив перед ней чашку с черным кофе и тарелку с толстым ломтем хлеба и куском желтого сыра.

– ЛеКлеры – уважаемая семья. Глава общины, можно сказать. – Он вытер руки о фартук. – Слушайте их совет. Особенно Пьера. Он знает, что к чему. В Сен-Нуар. И в доме вашем.

– Что он знает? – спросила Эмили, пряча дрожь в голосе. – Что не так с домом?

Бернар нахмурился.

– Старый дом. Как и все тут. Стены помнят многое. Не все хорошее. – Он махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. – Держитесь подальше от подвала. И от леса за домом по ночам. Особенно когда луна полная. Ветер тогда воет… странно.

Он отказался от дальнейших расспросов, сославшись на дела. Эмили допила горький кофе, съела хлеб с сыром (вкус был нормальным, но есть все равно было страшно) и вышла. Она почувствовала себя еще более потерянной. Предостережения о подвале и лесе звучали как эхо слов ЛеКлеров. И этот Бернар явно чего-то боялся. Или был с ними заодно?

На обратном пути, проходя мимо церкви, она заметила старика. Он сидел на каменной скамейке у стены, завернутый в потертое пальто, несмотря на прохладу. В руках он сжимал бутылку в коричневом бумажном пакете. Его лицо, покрытое глубокими морщинами и щетиной, было землистого цвета, глаза мутные, но когда они упали на Эмили, в них вспыхнул странный, лихорадочный блеск. Он что-то забормотал себе под нос, потом помахал ей грязной рукой.

Эмили хотела пройти мимо, но что-то остановило ее. Отчаяние? Жажда хоть какого-то честного слова?

– Бонжур, – сказала она осторожно.

Старик захохотал. Хрипло, неприятно. Потом резко замолк и наклонился вперед, его запах – дешевого вина, немытого тела и чего-то больного – ударил в нос.

– Tu es venue… Ты пришла… – прошипел он. Голос был хриплым, слюнявым. – Comme les autres… Как другие… Глупая пташка в паутину. – Он ткнул грязным пальцем в сторону «Ла Гранж Нуар». – Ils savent. Они знают. Ils regardent. Они смотрят. Toujours. Всегда.

Эмили почувствовала, как холодеет кровь.

– Кто знает? Кто смотрит? ЛеКлеры?

Старик снова захохотал, захлебываясь.

– Tous! Все! La terre… les pierres… les arbres… Земля… камни… деревья… И Lui. Он. Celui qui Attend. Тот, Кто Ждет. Sous la maison… Dans le bois… Под домом… В лесу… – Он вдруг вскочил, его глаза расширились от ужаса. Он огляделся по сторонам, словно боясь, что его услышали. – Fuis! Беги! Tant qu’il est temps! Пока не поздно! Avant que la lune… Прежде чем луна… – Он не договорил, схватил свою бутылку и, бормоча что-то невнятное, заковылял прочь, скрывшись за углом церкви.

Эмили стояла как вкопанная. Сердце бешено колотилось. Тот, Кто Ждет. Под домом. В лесу. И этот панический ужас старика… Он был настоящим. Непритворным. Это не было паранойей сумасшедшего алкоголика. Он боялся. И знал что-то.

Она поспешила обратно к дому, чувствуя, как спину пронизывают десятки невидимых взглядов из-за закрытых ставень. Они смотрят. Всегда.

«Ла Гранж Нуар» встретил ее мрачным молчанием. Она заперла ворота и дверь дома, словно это могло защитить от чего-то. Корзина с едой от ЛеКлеров стояла на кухонном столе, как неразорвавшийся снаряд. Она отнесла ее в самый дальний угол кладовки. Не притронется. Не может.

День клонился к вечеру. Туман сгущался, превращаясь в холодную морось. Эмили попыталась заняться хоть какой-то уборкой в холле, больше для того, чтобы отвлечься. Но каждое движение, каждый звук казались слишком громкими в этой гробовой тишине. Мысли возвращались к старику. К его словам. К подвалу.

Она нашла фонарик с новой батареей (купила в Бордо) и пошла по темному коридору, который утром показала Женевьева. Коридор был длинным, сырым, стены покрыты отслоившейся штукатуркой и плесенью. Воздух становился все тяжелее, запах сырости и тления – гуще. В конце коридора, справа, как и говорила Женевьева, была дверь. Но не в стене. В полу. Массивный люк из толстых, почерневших от времени дубовых досок, окованных железными полосами. На нем висел огромный ржавый замок. И щель под дверью… оттуда тянуло не просто сыростью. Тянуло холодом. Тем же леденящим холодом, что витал в доме, но здесь он был концентрированным, зловещим. И запах… тот самый, сладковато-гнилостный, с металлическим оттенком, здесь был таким сильным, что перехватывало дыхание. Как из открытой могилы.

Эмили наклонилась, направив луч фонарика в щель. Темнота. Абсолютная. Но… ей показалось, что там что-то шевельнулось. Не мышь. Что-то большее. Или это тень от дрожащего луча? Или… дыхание? Тихое, мерное, поднимающееся из глубин.

Она выпрямилась, отступив на шаг. Сердце колотилось как бешеное. Тот, Кто Ждет. Под домом. Слова старика эхом отдавались в голове. Беги!

Внезапно снаружи, со стороны леса, донесся звук. Не ветра. Не зверя. Ритмичный, глухой. Как будто… барабанный бой? Один удар. Пауза. Два удара. Пауза. Потом снова один. Такой знакомый ритм. Где-то глубоко в подсознании он вызвал первобытный страх. Или память? Она прислушалась. Звук шел не из деревни. Из леса за домом. Того самого леса, от которого предостерегали и ЛеКлеры, и Бернар.

Барабаны в лесу. Ночью. В глухой французской деревне. Эмили замерла у люка в подвал, фонарик дрожал в ее руке, луч прыгал по почерневшим доскам. Ледяной ужас сковал ее. Она стояла над бездной, а снаружи, в сгущающихся сумерках, начиналось что-то нечеловеческое. Добро пожаловать в Сен-Нуар. Соседи уже звали на вечерний сбор.

Глава 3: Трещины в Фасаде

Барабаны бились в ночи, как пульс больного сердца леса. Глухой, ритмичный, навязчивый. Бум… Бум-бум… Бум… Он проникал сквозь толстые стены «Ла Гранж Нуар», вибрировал в каменном полу, отдавался в костях Эмили. Она сидела, прижавшись спиной к холодной стене в своей импровизированной «спальне», кулаки впивались в колени до боли. Фонарик был выключен. Темнота была абсолютной, кроме слабых отсветов луны, пробивавшихся сквозь щели ставней в холле. Но она боялась включить свет. Боялась, что этот свет привлечет их внимание. Тех, кто бил в эти проклятые барабаны.

Звук шел не из деревни. Он поднимался из самой чащи леса за домом, того самого, который старик назвал пристанищем Того, Кто Ждет. Он длился недолго – может, минут пятнадцать – но этого хватило, чтобы страх Эмили кристаллизовался в ледяную, рациональную уверенность: в Сен-Нуар творится что-то ужасное. И ЛеКлеры, с их показным добродушием и предостережениями, были в этом замешаны.