Он пришёл, когда я разучилась ждать

Nura Elan

Он пришёл, когда я разучилась ждать

"Иногда любовь приходит не тогда, когда мы ждём…

А тогда, когда мы наконец выбираем жить."

– Nura Elan

Глава 1: Никаких “потом” больше не будет

Петербург просыпался неохотно.

Он никогда не был утренним городом – слишком много дождей, слишком мало солнца, слишком много историй, которые лучше забывать под тёплым пледом, чем вспоминать под сырой простынёй утра.

Алёна сидела на подоконнике, завернувшись в длинный шерстяной кардиган, который пах лавандой и временем.

Внизу, на улице, сквозь запотевшее стекло проступали силуэты прохожих – торопливых, согнувшихся под ветром, будто несущих на спине свои нерешённые жизни.

Она не включала свет.

Любила, когда утро входило в дом тихо, как гость без приглашения. Сначала серым ползло по полу, потом залезало на обои, а потом садилось рядом – и просто молчало с ней.

В кружке – чай с облепихой и мёдом. Горячий, терпкий, чуть жгучий. Как память.

Как те разговоры, которые она больше не вела – ни с собой, ни с другими.

На холодильнике – стикер с надписью:

«Сделай сегодня что-то новое».

Алёна смотрела на него и чувствовала только раздражение.

Ничего нового не случалось уже давно.

Каждое утро было похоже на предыдущее.

Каждая мысль – на ту, что её уже утомила.

Она поставила чашку на подоконник, провела рукой по стеклу, стирая запотевший овал – и вдруг увидела себя в отражении.

Бледная кожа.

Рыжеватые волосы, собранные в небрежный пучок.

Глаза, в которых – осень. Не календарная, а внутренняя.

“Я выгляжу, как женщина, которая сдалась”, – промелькнуло.

Но разве не так и было?

С тех пор, как он исчез – прошло больше десяти лет.

С тех пор, как она разучилась ждать – три.

Больше не было писем.

Не было звонков.

Не было веры в «а вдруг».

И, может, это даже было правильно.

Потому что ждать – это как держать воздух в лёгких в надежде, что вернутся вдохнуть вместе. А потом понимать, что дышишь только ты. И только себе.

Алёна взяла телефон, полистала новостную ленту – всё то же: войны, разводы, рецепты кекса.

Открыла мессенджер. Прочла сообщение от подруги:

«Как ты?»

Ответила привычное:

«Норм.»

Подруга поставила ❤️.

И на этом всё.

Никто не знал, что у неё сегодня "годовщина".

Ровно три года назад она, обняв подушку, сказала себе: «Хватит.»

Хватит писать письма в черновиках. Хватит хранить фото, которые не греют. Хватит засыпать с мыслью: «А вдруг он тоже смотрит в это небо?»

С тех пор она просто жила.

Без больших чувств. Без претензий.

Без “сильно”.

В 10:00 она открыла книжную лавку.

“Пыль на подоконнике” – именно так она называлась. Маленькое пространство на углу Литейного и почти забытой ею улицы, где не было ни брендов, ни витрин. Только книги, старая плитка на полу и скрипящий колокол у входа.

Старушка Елизавета Аркадьевна пришла ровно в 10:07 за своей любимой Марининой и кофейком “по-секрету”.

– Опять ты бледная, как мел, Леночка. – Она строго сдвинула брови. – Опять ночью не спала?

Алёна пожала плечами.

– Просто утро.

– Утро – это жизнь. Вот мне 79, а я каждое утро встаю с мыслью, что, может, сегодня случится что-то особенное. А ты сидишь, как в печке.

Алёна тихо улыбнулась.

Елизавета Аркадьевна была её утренним напоминанием о том, что жизнь продолжается – даже если ты в ней пока не участвуешь.

Около полудня, когда в магазине повисла тишина, нарушаемая только шелестом страниц, колокольчик над дверью звякнул.

Она не повернулась сразу – подумала, что снова кто-то ищет “что-нибудь лёгкое почитать”.

Но что-то в воздухе изменилось.

Запах.

Сначала он был едва уловимым – смесь дождя, кожи и чего-то далёкого…

Алёна подняла голову.

И застыла.

Он стоял у входа.

Высокий. В чёрном пальто. С шапкой в руках.

Смотрел – не просто в её сторону. А прямо на неё.

Глаза.

Те же.

Но с новым взглядом.

Глубже. Грустнее.

Словно он видел её не впервые. А впервые – по-настоящему.

Он ничего не сказал.

И она – тоже.

Через несколько секунд он подошёл к полке с “Габриэлем Гарсиа Маркесом”, вытащил “Сто лет одиночества”, положил её на прилавок.

– Эту, пожалуйста.

Голос – низкий, чуть хриплый. Тот самый.

Руки дрогнули. Она пробила чек молча.

Он взял книгу, посмотрел на неё дольше, чем следовало бы – и вышел.

Дверь за ним захлопнулась.

И в помещении снова стало тихо.

Когда она открыла книгу – просто машинально, уже после – между страниц выпала записка.

Строчка. Почерк.

«Я искал тебя в каждом городе.»

Алёна села прямо на пол.

С книгой. С запиской. С сердцем, которое начало биться как будто впервые за три года.

Зачем ты вернулся? – промелькнуло.

Но ответа не было.

Только воздух – с запахом облепихи и дождя.

Глава 2: Когда ты узнаёшь его – по тишине

Весь вечер Алёна ходила по квартире, как в бреду.

Она не касалась еды. Не включала музыку.

Даже не зажгла свечу, которую всегда ставила на подоконник по привычке.Весь вечер Алёна ходила по квартире, как в бреду. Она не касалась еды. Не включала музыку.

Она не открывала её снова. Не перечитывала строчку – но знала её наизусть.Книга с запиской лежала на столе.

«Я искал тебя в каждом городе.»

Слова будто впитались в воздух.

Она ощущала их в каждом глотке.

Словно они застряли между горлом и сердцем, мешая дышать.

Вечерний Петербург – город теней.

Огни фонарей цеплялись за стекло, отражаясь на потолке.

Дождь снова полил – будто кто-то наверху знал, что сегодня нужно быть особенно драматичным.

Алёна стояла у окна босиком.

На ногах – холод.

Внутри – жар и липкий страх.

«Это точно он?»

Сколько лет прошло…

Он мог измениться. Мог стать другим. Но запах… взгляд… и, главное – почерк.

Она не могла ошибиться.

Это был он.

Никита.

Тело знало его раньше, чем ум успел вспомнить.

У неё даже руки дрожали – так же, как в ту первую их встречу на вокзале в Тбилиси.

Было жарко. Она приехала на стажировку – переводчиком.

Он снимал архитектуру. Стоял с фотоаппаратом у колонн древнего монастыря.

Он сказал:

– Ты смотришь на небо так, как будто ждёшь от него ответа.

А она ответила:

– А вы смотрите на меня так, как будто хотите им стать.

И тогда всё началось.

…Но потом – исчез.

Без объяснений. Без звонков. Без финальной сцены.

Он просто исчез.

Алёна долго искала его. Писала. Звонила на старый номер. Плакала на кухне, царапая ногти об плитку, потому что злость жгла, но выхода ей не было.

Прошло три месяца. Потом – год.

Потом – жизнь.

Она снова училась ходить, дышать, быть. Без него.

Она выросла. Закрылась.

Поверила, что никому не нужно возвращаться, если ушёл навсегда.

И вот теперь он. Стоит. Смотрит. Оставляет записки.

Словно времени не прошло.

Словно десять лет можно схлопнуть в одну строчку.

Зачем? Почему? Почему сейчас?

Ночью ей не спалось.

В голове крутились фразы, которых он не сказал.

И фразы, которые она хотела бы сказать – если бы не замолчала.

Она легла только под утро. Уснула в одежде.

С книгой у сердца.

Как будто это – якорь.

Следующее утро снова было серым.

Но уже не пустым.

Она заварила кофе – крепкий, с корицей.

Оделась в любимое пальто – тёмно-синее, с потёртыми карманами.

Надела сапоги.

И пошла.

Не в магазин.

В кафе.

То самое. На углу Невского, где когда-то они пили белое сухое и спорили о том, может ли фотография быть честной.

Она села за тот же стол. У окна. Где сидела тогда.

Открыла меню, не глядя.

Сердце билось не так – как перед бурей.

Он пришёл через двадцать минут.

Как будто знал, что она будет здесь.

Как будто они не договаривались. Но договорились.

– Ты… – Она хотела что-то сказать, но не знала, с чего.

Он улыбнулся. Почти неуверенно.

– Привет, Алёна.

Он сел напротив.

Слишком близко. Слишком быстро.

И слишком… знакомо.

– Почему? – выдохнула она.

Он не сделал вид, что не понял вопрос.