Интерфейс забвения

Иван Скайлов

Интерфейс забвения

Глава 1. Пробуждение в стальном чреве

Тьма. Не просто отсутствие света, а густая, вязкая субстанция, обволакивающая со всех сторон. Она давила на веки, заливала рот вкусом старой пыли и чего-то металлического, острого. Кай лежал на спине, не в силах пошевельнуться, парализованный не столько физически, сколько всепоглощающим чувством незнания: «Где он? Кто он?». Пустота в памяти была абсолютной, зияющей чёрной дырой, куда проваливались все мысли о прошлом. Оставалось только имя, всплывшее из ниоткуда вместе с первым проблеском сознания: «Кай». Короткое, резкое, как щелчок выключателя. Оно не вызывало никаких ассоциаций, лишь подчёркивало пустоту.

Первым прорвался холод. Он просочился сквозь ткань комбинезона, впился в кожу, достиг костей и заставил их ныть глухой, назойливой болью. Пол под ним был твёрдым, шершавым, явно металлическим. Кай попытался сглотнуть – горло пересохло, будто его натёрли наждачной бумагой. Воздух был стерильным, почти больничным, пропитанным едким запахом озона, но под ним сквозили иные ноты: сладковатый, гнилостный дух старой крови и что-то неуловимо органическое, напоминающее пыльцу мёртвых цветов. Он заставил себя открыть глаза. Тьма не отступила.

«Где я?»

«Что случилось?»

Мысли приходили обрывочно, спотыкаясь о внутреннюю пустоту. Голова гудела низкочастотным гулом, который ощущался не столько ушами, сколько вибрацией в челюсти и грудине. Будто где-то внизу работал гигантский, невидимый механизм, и его ритм проникал в самое нутро, в такт с собственным, участившимся сердцебиением Кая. Этот гул был очень низким, почти за порогом слышимости, но от этого не менее пугающим – он вибрировал в костях, создавая ощущение, что само это место дышит.

И тогда стены зажглись.

Не сразу, не ярко. Сначала это были лишь тонкие, едва различимые нити голубоватого света, проступившие сквозь темноту, как вены на коже исполина. Они пульсировали – медленно, размеренно, с ритмом спящего сердца. Свет усиливался, вырисовывая контуры помещения. Куб. Совершенно симметричный. Стены, пол, потолок – всё из одного и того же тёмного, немаркого металла, отливающего тусклым синеватым блеском под мерцающими линиями. Его поверхность была покрыта сложным, едва ощутимым под пальцами рельефом – сплетением геометрических узоров и непонятных символов, похожих на зашифрованные послания. В углах, где сходились стены и потолок, узоры сгущались, образуя сложные розетки, из центров которых и исходили светящиеся линии.

Кай медленно, с непривычной лёгкостью, поднялся на ноги. Тело подчинилось мгновенно. Движения были плавными, точными, слишком эффективными, лишёнными малейшего лишнего усилия. Как будто его мышцы и сухожилия знали путь раньше, чем мозг отдавал команду. Это ощущение было тревожным, чужим, словно он управлял не своим телом. Он осмотрел себя: практичный чёрный комбинезон из плотной, слегка эластичной ткани, без опознавательных знаков, карманов или швов, будто вторая кожа. На левом запястье – браслет. Не украшение, а явно устройство. Он был сделан из того же тёмного металла, что и стены, но казался более… живым. Поверхность была гладкой, холодной, но под ней угадывалось движение – крошечные голубоватые прожилки, словно капилляры, пульсировали в такт светящимся линиям на стенах. Он плотно облегал запястье, не оставляя зазора, будто врос в кожу, не причиняя боли, но ощущаясь неотъемлемой частью.

«Что это? Как он здесь оказался?» – Кай попытался стянуть браслет, ногтем прощупав место соединения. Ни застёжки, ни малейшего шва, ни даже ощутимой границы между металлом и кожей. Устройство ответило на прикосновение. Оно дрогнуло, и в сознание Кая ворвался чужой, металлический голос, лишённый интонаций, как голос автомата:

«Идентификация? Локация? Статус миссии?»

Кай вздрогнул, отшатнувшись от неожиданности, спиной ударившись о холодную стену. Голос звучал не снаружи, а прямо у него в голове! Это было не воспоминание, а вторжение, чёткое и неоспоримое. Холодный пот выступил на лбу.

«Кто тут?!» – мысленно, отчаянно крикнул он, озираясь по сторонам, инстинктивно принимая оборонительную стойку, руки сжаты в кулаки. Комната была пуста. Браслет снова слегка вибрировал, но голос не повторился. Лишь слабое голубое свечение пробежало по его поверхности и погасло, словно подмигнув. Страх сменился нарастающей тревогой и смятением.

«Эти вопросы… они звучали как стандартный запрос системы безопасности или боевого протокола. Почему его собственный разум, или этот браслет, выдавал такое? Почему формулировки были такими… военными, безличными? Миссия? Какая миссия?»

В центре кубической комнаты, на невысоком пьедестале, тоже испещрённом теми же загадочными узорами, покоился единственный предмет. Шлем. Обтекаемый, лишённый каких-либо видимых кнопок, индикаторов или вентиляционных отверстий, отлитый из того же тёмного металла. Вместо визора – лишь узкая продольная щель, чёрная и непроницаемая. Он выглядел одновременно древним, как артефакт забытой цивилизации, и невероятно продвинутым, технологичным. Кай подошёл ближе, ощущая странное притяжение к предмету, смешанное с глубоким недоверием. Головокружение усилилось, в висках застучало; низкочастотный гул стен словно входил в резонанс с его собственным пульсом.

«Надеть его?»

Инстинкт самосохранения кричал: «Нет!». Это могло быть ловушкой, частью непонятного кошмара, в котором он очутился. Надеть шлем – значит отдать себя на милость неизвестной системе. Но другой голос внутри, холодный, аналитичный, почти бесстрастный, настаивал:

«Рациональный выбор. Среда изолирована. Источники информации отсутствуют. Данный объект – единственный доступный вектор получения данных. Риск неизвестности выше риска взаимодействия. Вероятность активации защитных систем при контакте – менее 15%. Действие оправдано».

Этот внутренний диалог пугал его больше всего:

«Кто говорил этим вторым голосом? Откуда эти проценты?»

Это было похоже на работу имплантированного тактического компьютера… которого у него не должно было быть.

Рука, казалось, двигалась сама по себе, подчиняясь холодной логике, а не страху. Пальцы коснулись прохладной, но не ледяной поверхности шлема. Металл неожиданно стал тёплым под пальцами, почти живым на ощупь, с едва заметной вибрацией. Как только Кай поднял шлем, почувствовав его удивительную лёгкость, браслет на его запястье вспыхнул ярко-голубым светом. Щель визора зажглась тем же холодным, безжизненным сиянием.

Сомнения были сметены жгучим любопытством и отчаянием пленника. Кай медленно, почти ритуально, надел шлем. Он ожидал тяжести, неудобства, но шлем лёг идеально, словно был отлит специально для него. Края мягко прилегали к вискам и затылку.

Мир взорвался не болью и не светом, а информацией. Комната не исчезла физически, но восприятие Кая переключилось. Теперь он видел её не только глазами, но и воспринимал как сложную, наложенную на реальность трёхмерную карту, построенную из звука и энергии. Стены светились голубыми контурами, пульсирующими, как волны на экране осциллографа – яркие и чёткие там, где материал был плотнее, размытые возле дверей. Четыре проёма обозначались не как физические преграды, а как точки интенсивного резонанса – места, где отражение невидимых волн искажалось, указывая на проходы. Но это была не просто усовершенствованная эхолокация. Шлем улавливал невидимое глазу. По стенам, полу, потолку струились потоки чистого, сияющего голубого света – энергии, текущей по скрытым каналам, как кровь по артериям. Они сходились в сложных узлах, расходились веером, образуя энергетическую паутину помещения. А в дальнем углу комнаты, за пьедесталом, пульсировало рваное, нестабильное пятно кроваво-красного света, расползаясь по полу и стене, как язва или живая плесень. Шлем мгновенно дал определение, текст возник в поле зрения, написанный угловатыми, чуждыми символами, которые его мозг тут же перевёл:

«Аномалия: арканическая ржавчина. Уровень деградации структуры: низкий. Излучение: бета-класс. Избегать прямого контакта. Риск ментального заражения: минимальный».

Кай замер, дыхание перехватило. Он понял эти слова. Не просто увидел надпись на незнакомом языке, а именно понял смысл, как родную речь. Знание всплыло из той же пустоты, что и его имя, ещё более пугающее в своей внезапности и точности.

«Ментальное заражение? Арканическая?» – слова висели в сознании, не находя опоры.

Перед его внутренним взором возникла новая надпись, чёткая и неумолимая, занимая центральное положение:

«Система навигации активна. Путь определяет резонанс. Выбери частоту».

Четыре резонансные точки – четыре двери – светились теперь по-разному, реагируя на незримые вибрации пространства, которые шлем делал видимыми.

Дверь впереди. Вибрация здесь была едва уловимой, похожей на шёпот тысячи крошечных существ или шорох песка по металлу. Она была неровной, прерывистой, полной скрытого движения и непостоянства. Шёпот то усиливался, то почти затихал, создавая ощущение чего-то живого, копошащегося за дверью, или нестабильной энергии.

Левая дверь пульсировала глубоким, мощным, почти инфразвуковым гулом, исходящим из глубин. Вибрация была ощутима физически, заставляя дрожать кости Кая и резонировать металл пола. Это был фундаментальный ритм самого места, ритм спящего великана – мощный, неумолимый, немного пугающий своей первичной силой.

Правая отвечала высоким, чистым, металлическим звоном. Как удар хрустального колокольчика или лязг идеально отполированной стали о сталь. Звук был резким, требовательным, искусственным на фоне природного гула левой двери. Он резал слух своей безупречной, холодной точностью.

Дверь позади молчала. Абсолютно. Ни гула, ни звона, ни шёпота. Она была чёрной дырой на карте резонанса, точкой мёртвой тишины, которая казалась самой пугающей своей абсолютной неизвестностью и неестественностью в этом пульсирующем мире. Тишина здесь была тяжёлой, давящей.

Выбор. Слепой выбор в слепой игре. Страх сжимал горло. «Иди на свет», – шептал примитивный инстинкт, но света не было, только пульсации. Холодный внутренний голос нашёптывал, перекрывая панику:

«Анализ частотных паттернов. Левая дверь. Частота соответствует основному энергетическому потоку или структурному узлу. Вероятность выхода к центральным системам или источнику энергии – 65-70%. Вероятность повышенной опасности – 40-45%. Правая дверь. Искусственный источник частоты. Возможно, технологический отсек или активный механизм. Риск ловушки или немедленного контакта – 55%. Передняя дверь. Частота нестабильная. Непредсказуема. Возможно, зона повреждения или биологическая активность. Риск – 70%. Задняя дверь. Аномалия. Данных недостаточно. Риск неизвестен, но высок».

«Откуда эти цифры?! Откуда эта бесстрастная оценка?»

Кай попытался подавить этот голос, сосредоточившись на собственной интуиции, на животном страхе перед тишиной и шёпотом. Звон казался слишком явной ловушкой.

Он медленно, будто против воли, протянул руку к левой двери, к низкому, всепроникающему гулу, казавшемуся хоть и опасным, но естественным для этого места. Браслет на запястье снова дрогнул, на этот раз короткой, тревожной вибрацией, как нервный тик.

«Предупреждение? Или просто реакция на близкий мощный источник энергии?»

Кай стиснул зубы, чувствуя, как холодная логика берёт верх. Он должен двигаться. Застой был хуже любой ловушки. Вечность в этом кубе была немыслима. Его пальцы, слегка дрожа, коснулись холодного металла двери, прямо под странным светящимся символом, который теперь пульсировал ярче остальных в поле зрения шлема.

Дверь не открылась привычным способом. Она… растворилась. Бесшумно, по невидимым швам, секции металла раздвинулись в стороны и вверх, слившись со стеной без единого звука. За ней открылся коридор. Такой же тёмный, такой же металлический, освещённый теми же призрачными, пульсирующими голубыми линиями, уходящими вдаль и теряющимися за крутым поворотом метров через двадцать. Воздух из коридора ударил в лицо – он был холоднее, пах озоном сильнее, почти до тошноты, и нёс новые, тревожные оттенки: старое машинное масло, едкая гарь перегоревших схем и… сладковатый, тошнотворный запах тления, гниющей органики.

И звук…

Отдалённый, но явный. Скрежет. Не просто металла о металл, а как будто огромные, проржавевшие шестерни с отломанными зубьями отчаянно пытались провернуться, цепляясь друг за друга, скрипя и лязгая с надрывом. Звук шёл издалека, из-за того самого поворота в конце коридора, но отдавался низким, неприятным эхом по всему металлическому тоннелю, смешиваясь с глубинным фоновым гулом.

Кай сделал шаг вперёд, за порог комнаты-куба. Его ботинок мягко ступил на пол коридора. В ту же секунду пол дрогнул под ним, как живой. Не просто вибрация, а отчётливый толчок снизу. Где-то совсем близко, впереди и справа, за стеной, раздался резкий, шипящий звук, похожий на вырывающийся под высоким давлением пар. И сразу за ним – «Щёлк!» – сухой, металлический, отчётливый, как взвод курка боевого оружия.

Скрежет за поворотом замолк.

Тишина навалилась внезапно и гнетуще. Давящая, зловещая, куда более страшная, чем предыдущий шум. Даже вечный низкочастотный гул стен и пульсация голубых линий казались приглушёнными, отступившими перед этой мёртвой тишиной. Кай замер на пороге, вцепившись взглядом в темноту поворота, за которым только что слышался скрежет. Шлем мигнул тревожным красным ореолом по краю визора, и в поле зрения всплыла лаконичная строка:

«Обнаружена угроза. Приоритет: высокий. Визуальное подтверждение: ожидание…»

Сердце Кая бешено заколотилось, ударяя по рёбрам. Адреналин волной хлынул в кровь. Он инстинктивно прижался спиной к холодному дверному проёму, который теперь зиял чернотой позади него, не предлагая убежища, лишь подчёркивая ловушку коридора. В голове пронеслась мгновенная, обрывочная картинка – стилизованная буква «N», переплетённая с «I».

«Нексус Индастриз».

«Откуда? Воспоминание? Предупреждение холодного голоса?» – он не успел понять. Из-за поворота в конце коридора, скользя по полу с шипящим, скрежещущим звуком трения металла о металл, выползло нечто…