Легенда пятого кольца

Мы расположились в гостиной. Тод и Эрика обнялись на диване, Шандор присел на подлокотник массивного кресла, мы с Саймоном разместились на полу, усевшись на диванные подушки.

За распиванием зелий, которые были не так уж ужасны на вкус за счёт подсластителей, хорошо шли разговоры о весёлом прошлом и планах на будущее.

– Возможно, это место доскрипит до выпускного наших детей.

Нагло улёгшийся головой на мои колени Саймон был непривычно меланхоличным. Он мечтательно и немного грустно смотрел в потолок.

Его мысли вкупе с лирикой родного голоса, исполняющего балладу, наталкивали на размышления о том, что когда-то наши родители были такими же, как мы, так же мыслили и мечтали о будущем, и как быстро самостоятельная жизнь выматывает, заставляет черстветь и… убивает… То, чего мы так сильно ждали с раннего детства: свободу действий и отсутствие контроля со стороны взрослых, теперь пугало.

Прилично захмелевший Шандор рассмеялся.

– С каких пор ты стал таким сентиментальным?

В ответ на взгляд в стиле «Заткнись» он сложил пальцы в магический пасс, затем послал ему воздушный поцелуй, и к Саймону полетели противно чмокающие красные женские губы, от которых он отмахивался, как от назойливой мухи. Обстановка вернулась в весёлое русло, ведь наблюдать за комичными попытками избавиться от иллюзии и руганью Саймона без смеха было невозможно.

Эрика предложила поиграть в настольные игры, которые мы любили с детства. И, так же как раньше, проигравшие выполняли нелепые, иногда стыдные желания остальных. Именно так, в своё время, Тод впервые увидел её по пояс обнажённой. Юношеский страх быть отверженным и неподдающееся контролю желание включили творческое мышление, и он попросил Саймона, в шутку, загадать такое желание. И кто бы мог подумать, что скромница Эрика легко и невозмутимо выполнит такое. Сейчас же он непременно предпринял все необходимые меры, чтобы освободить от зрения того, кто застанет её в подобном виде.

В последнем раунде проиграл Шандор. Он получил задание «армрестлинг с астральным двойником».

– Давай!

– Жми! Ну же!

– Сильнее, мужик! Ты проигрываешь!

Но в таком состоянии он не осилил бы схватку даже с ребёнком. Двойник быстро уложил его и исчез. Взрыв хохота и возгласы негодования заставили бедного раскрасневшегося Шандора обречённо прикрыть лицо руками.

Когда смех стих, раздался голос Эрики:

– Пора возвращаться.

– Сейчас – да, – Саймон оглядел нас всех. – Но давайте пообещаем не забрасывать наше место и иногда собираться здесь?

Звучало слишком оптимистично, наверно, он и сам это понимал, но нам, как никогда, нужна была надежда на лучшее. Стены дома жадно впитывали обещание не оставлять его в одиночестве, довольно поскрипывая половицами.

С сожалением оглядев снова погрузившийся в темноту и молчание домик, мы поспешили назад.

***

Веселье в академии набирало обороты: со всех сторон слышались звуки веселья разного характера. Над замком кружили фонари, по воздуху плавали драконы из искр фейерверков. Из актового зала звучала приглушённая музыка. На фонтане у парадного входа, который на время праздника заполнили дорогим людским шампанским, громко пели и танцевали девушки, а парни пили и пытались заглянуть им под юбки. Саймон не мог отказать себе в удовольствии присоединиться и направился к ним.

Ребята быстро разбрелись куда-то, на некоторое время оставив меня в одиночестве. Тогда-то я и заметила его: тёмный силуэт, по которому невозможно было определить ни внешность, ни расовую принадлежность, наполовину скрывался за поворотом. Кто бы это ни был, он неотрывно следил за мной. Я чувствовала это кожей.

– Гелла?

Внимание не сразу привлёк чей-то голос. Вперив взгляд в незнакомца, я боялась даже пошевелиться. Тёмная фигура приложила палец к губам, прежде чем исчезнуть в ночи. Первым порывом было броситься следом, но меня поймали за запястье.

– Куда это ты собралась?

Только теперь до меня дошло, что это была Амарис. Спокойнее от встречи с ней не стало.

– «Сейчас начнётся».

– Сенатор, – я поприветствовала её поклоном, согласно этикету. – Не знала, что Вы тоже захотите посетить мероприятие.

– На самом деле, я здесь только ради тебя. Поздравляю!

Вопреки мрачным ожиданиям, она улыбалась, и ничего в её поведении не выдавало того, к чему и она в том числе будет склонять меня завтра.

Амарис раскрыла руки, приглашая в тёплые дружеские объятия.

– Благодарю. Вы оторвались от важных дел только ради меня?

– Ну, может, ещё из-за ностальгии. Пройдёмся?

– Конечно.

Я продолжала непроизвольно вглядываться в темноту в попытках распознать того мэйра, но делать это слишком явно было бы невежливо.

– Здесь всё по-прежнему: та же атмосфера, будто я сама выпустилась только вчера.

Тёплый взгляд Амарис огладил стены академии.

– Вспоминали студенческие годы вместе с мамой?

– Да, я заходила поздороваться с Гортензией, – в её глазах загорелся огонёк, а губы украсила мечтательная улыбка. – Тогда было так легко и весело. Жаль, что Рэн не дожил до твоего выпускного. Извини, если это больная тема. Просто веселье этого места в наше время было напрямую связано с ним.

Напоминания о папе действительно заставляли внутренне съёживаться и настораживаться, но Амарис вряд ли могла сказать что-то, что меня расстроит.

Она задумчиво поправила рыжие локоны и усмехнулась.

– Вечно он что-то исполнял… В обоих смыслах этого слова.

Я шутливо добавила:

– А теперь эта обязанность лежит на Саймоне, но и он заканчивает свою «карьеру».

– Он пытается копировать присущий Рэну шарм, но получается немного клоунски. Без обид.

– Само собой.

Другого я и не ожидала: она всегда была по-хамски честна, но в этом редко был злой умысел.

– Рэн всё делал элегантно в своей неповторимой манере. Не зря же пользовался такой популярностью у девушек.

Трудно было вспомнить второго мэйра, о котором она отзывалась бы с такой теплотой.

– Звучит так, будто Вы были маминой конкуренткой в борьбе за его сердце.

– Я им восхищалась. Но у меня не могло быть шансов. Их ни у кого не было с тех пор, как он познакомился с Гортензией, – сделав паузу, она немного грустно продолжила. – Что до меня, он считал, что пятилетняя разница в возрасте – весомый повод для того, чтобы относиться ко мне как к ребёнку.

Некоторое время мы шли в тишине, прерываемой далёкими визгами и смехом. Чем дальше мы от них отходили, тем больше они напоминали слуховые галлюцинации, голоса мертвецов из далёкого прошлого.

Я тряхнула головой, сбрасывая наваждение, и поспешила продолжить диалог:

– Госпожа, что ещё Вы хотели спросить?

Вынырнув из мыслей, Амарис кинула на меня потерянный взгляд, который быстро наполнился осознанностью.

– Да. Я… хотела спросить, часто ли ты ходишь в храм?

– Эммм…

– «Что она задумала?»

– Понимаю, вопрос неожиданный. Но искренний.

– «Ну да, как же!»

– Две недели назад я посещала обитель Светлой Матери.

Разговоры о религии всегда вызывали во мне неоднозначные чувства: тяга и необъяснимое отвращение превращали каждое посещение святых мест в нелёгкое испытание. Особенно после произошедшего на моих глазах задержания ни в чём не повинного, как мне показалось, горожанина. Керур так грубо тащил за собой мужчину, что мне захотелось кинуться на помощь бедняге. Я не знала, какое именно преступление против Богов он совершил: попытки сепарации от Отца и Матери, создание новых форм жизни без разрешения храма или дискредитирующая Их пропаганда, но, вопреки здравому смыслу, который твердил, что он пойман за дело, ни одно из них не казалось мне заслуживающим казни.

Но страшнее этого было неприятие обоими Богами и закрытие для души врат на Последний Суд. Участи печальнее этой быть не могло: бродить по Лаэрону, никем не видимый, всеми осуждённый, без права на покой и перерождение; в ожидании Некроманта, который услышит их мольбы и замолит грехи усопших.

Я поёжилась от страха однажды оказаться на их месте.

– Там тебе нравится больше?

Отвечать искренне на вопросы, истинный смысл которых мне неизвестен, было недальновидно. И хотя я доверяла ей, лучше было промолчать о том, что любое общение с Богами: в храме или вне его, заставляло сердце сжиматься от тоски.

Эти чувства я объясняла себе нежеланием ворошить немногочисленные, но безумно приятные воспоминания о папе, который ушёл слишком рано, оставив незаживающую рану на сердце.

– Пожалуй.

Вот и всё, что я могла позволить себе из правды.

– Что ж, хорошо. Я рада, что ты уделяешь достаточно времени единению с Богиней.

– И это всё?

– Удивлена?

– В чём подвох?

Она немного помолчала.

– Повеселись как следует, Гелла. Эту ночь ты будешь вспоминать всю жизнь. Всего доброго.

Останавливать её и требовать объяснений не было смысла: не скажет. Всё, что мне оставалось, – попытаться закончить эту ночь как можно приятнее.

Фонтан с шампанским очень в этом помог. Алкоголь, музыка и танцы до утра помогли забыться. Я растворялась в этой эйфории и совсем потеряла счёт времени.

***

По домам мы разбрелись на рассвете. Борясь с накатывающей сонливостью, кое-как переодевшись с помощью уже проснувшейся Марисы, я обессиленно упала на кровать, надеясь проспать тысячу лет.

Но стоило сомкнуть глаза, как разум нарисовал худший из кошмаров.

***

«Так тихо. Но эта тишина сдавливает со всех сторон непонятной тревогой. Идти тяжело: мышцы затекли так, что любое движение оборачивается пыткой.

Ничего не видно: вокруг только ослепляющий белый свет, который понемногу рассеивается, открывая глазам полуразрушенные дома, покрытые копотью. Ужас волной прошёлся по телу от осознания: «Это же наш квартал!»

Его очертания всё ещё чётко угадываются несмотря на то, что до слёз обезображенным кажется даже хмурое серое небо. Кое-где ещё остался снег: исчезающие следы ушедшей зимы. Он хрустит под не гнущимися ногами, пока я пытаюсь добрести до дома сквозь обглоданные до костей войной родные места.

Меня непроизвольно отшатнуло, когда взгляд наткнулся на чьё-то мёртвое лицо. Посеревшее, с пустым взглядом, обращенным к небу, и чуть приоткрытым ртом.

– «Готова поклясться, таких тут валяется много!»

Тело сотрясает крупная дрожь. Но, обнимая себя руками, не получается ни успокоиться, ни согреться.

Ощущения не обманули: это был не единственный труп. Чем дальше я продвигаюсь, тем больше их становится.

Всё вокруг покрывает густой туман. Страшно. Зябко. Грустно. Грудь сдавливает в тиски, и я хватаюсь за сердце, чувствуя, что ладонь перепачкана чем-то влажным и тёплым. Бросив на неё взгляд, застываю от шока: она вся в крови, как и вторая. Но эта кровь не моя.

Осматривая одежду, замечаю, что она порвана. Руки безвольно опустились. На дрожащих ногах я продолжила свой путь, оценивая масштабы разрушения.

Вокруг ни одной живой души, только бездыханные оболочки. Пропитанный трупным запахом и гарью воздух загустел настолько, что даже время попало в эту ловушку, медленно погибая здесь, как неосторожное насекомое в янтаре.

– «Где звуки? Не слышно даже животных… Неужели я последняя выжившая на планете?»

Дом уже совсем рядом, но зайти в него не получается: как бы я ни бежала к нему, он не приближается.

– Мама! Ребята!

На крики, плач и зов мамы и друзей никто не отзывается. Но… кажется, я потревожила тех, кто не должен был просыпаться. Навстречу мне из тумана один за другим выплывают призраки.

«Нужно что-то предпринять!» – с этими мыслями оглядываюсь по сторонам в поисках пути отступления и вскрикиваю от ужаса, заметив возле своих ног с любопытством следящий за моими действиями труп.

– «Они убьют меня?»

Призраков становится всё больше, а за спиной с жутким загробным стрекотанием ко мне подползают ожившие тела.

– «Я одна. Это конец».

***

С громким вздохом я распахнула глаза и подскочила, обнаружив себя в собственной постели. Сердце бешено колотилось, я вся дрожала и хватала ртом воздух так, будто вынырнула не из сна, а из воды.

Возможно, дело было в выпивке: она настолько расслабила сознание, что сняла блоки, которые надёжно прятали от меня затхлый пыльный сундук с самыми ужасными страхами. Однозначно, это было намного хуже людского похмелья!

Скорее всего, сам сон ничего серьёзного не значил, и это были всего лишь попытки мозга заставить меня принять происходящее, гипертрофируя всё, что в нём накопилось. Во всяком случае, хотелось в это верить.

Я рухнула обратно, проведя ладонью по лбу, который щекотали капельки пота, и взглянула на часы. Оказалось, сон унёс меня всего несколько часов. Время было к обеду.

– «Всё начнётся сегодня. Мне даже не дадут отдохнуть после экзаменов».

Безумно хотелось снять с себя мокрую от пота, прилипшую к телу ночную рубашку, порвать её и растоптать лохмотья, будто это помогло бы мне сбросить напряжение и страх перед неизвестностью.

***

Тёплая ванна помогла взбодриться и немного успокоиться. Во всяком случае, желание оттягивать неизбежное утекло вместе с мыльной водой. Что бы ни ждало впереди, нужно встретить это с гордо поднятой головой.

Выбрав в шкафу самое симпатичное домашнее платье, я побрела в мамин кабинет навстречу своей судьбе. Она уже была там и выглядела значительно свежее, чем я. На её лице читалось беспокойство.

– Доброе утро, доченька. Проходи.

Она сидела за рабочим столом, нервно переставляя предметы. Напротив, в одном из двух кресел цвета слоновой кости, разделённых небольшим кофейным столиком, меня ждал гость.

– Не помешала? Сенатор Асмаэль, рада Вас видеть.

Серые глаза, окутанные туманом, невозмутимо перевели на меня обжигающе холодный взгляд, пуская по телу волну мурашек, как от осеннего ветерка.

Следуя этикету, я поклонилась. Асмаэль поднялся с кресла и подошёл ко мне, смущая ещё сильнее намерением поцеловать руку. Мышцы каменели всё ощутимее с каждым его шагом. Тёплые губы коснулись кожи, вызывая желание отстраниться и отойти на безопасное расстояние; ровно такое, какое поможет сохранить достоинство и не выдать того, что даже банальное приветствие тяжело мне даётся.

– Доброе утро, Гелла. Как прошёл праздник?

В попытках скрыть накатившее волнение я смотрела куда угодно, только не на него. Хрустальный блеск его глаз сбивал меня с мыслей и в более расслабленной обстановке. Дыхания коснулся привычный аромат парфюма: бергамот, грейпфрут, мускатный орех.

– Благодарю, вечер был потрясающий. Вы прибыли, чтобы поучаствовать в том самом «важном» разговоре?

– Верно. Благодарю, что ценишь моё время, – его губы тронула лёгкая улыбка. – Ведь его действительно мало.

Потеряв интерес к любезностям, он вернулся на место. Я последовала за ним, неловко присев на соседнее кресло.

– Гелла… Детка… Сенатор прибыл за тобой.

– За мной? – не было смысла даже пытаться изобразить удивление. Я знала, что меня ждёт. К тому же выпитый алкоголь и недосып действовали как анестезия. Пожалуй, именно этого состояния мне нужно было добиться, чтобы выслушать всё, что они собирались мне сказать. – Значит, все эти слухи – правда, и это то, о чём я думаю?

– Да, Оноран уничтожен. Пока все в суматохе. Выжившие аниморы разбежались по разным планетам, где зализывают раны. Но их не так много.

– Пострадала вся планета или только столица? Неужели столкновение было настолько мощным?

– Вейнор оказался в эпицентре. Уцелели лишь некоторые города, но всех выживших пришлось эвакуировать.

– Почему? Атмосфера стала токсичной, как на Мёртвой планете?

– Нет. Дело в том, что невредимые города были туристическими: там нет ресурсов даже для того, чтобы просто прокормиться. Нам предстоит экстренное заседание сената. Мы не знаем, по каким причинам Хаос нарушил договор о Равновесии. Во всём этом предстоит тщательно разобраться, чтобы понять: каковы были причины и каковы будут последствия.

– Я поняла, Вы хотите использовать меня и других нишаль в качестве пушечного мяса.

– Гелла, подбирай выражения!

Мама нахмурилась, но Асмаэль ничуть не изменился в лице.

– Всё в порядке, Гортензия.

– Это несправедливо! Я не военная, но меня заставят участвовать в этом из-за моей силы?!

– Так и есть. При других обстоятельствах я сделал бы всё возможное, чтобы не втягивать тебя, но, к сожалению, ситуация очень тяжелая, и у меня нет выбора. Это касается всех.

– Но ведь ещё нет ни войны, ни угрозы апокалипсиса. Значит, я вам пока не нужна.

– Не совсем. Пару суток назад в небе было замечено странное свечение…

– Свечение? Как будто?..

– Аватары приближаются. Да. Судя по их траектории, они движутся прямо к Земле. Опасность ближе, чем ты думаешь, Гелла.

Сил держаться достойно уже не осталось: плечи тяжело опустились; облокотившись на колени, я прикрыла лицо руками.

– Ты должна принять участие в заседании. Ты и семь других избранных.

– Вы ещё не уверены, что война неизбежна. Чем же вы хотите занять нас во время расследования инцидента?

– Вы будете учиться. А также помогать выжившим, пока сенат выясняет обстоятельства. Почти все они бежали на Моас вместе с Архамом. Вы отправитесь туда.

– Сенатор жив? Хвала Светлой Матери! – Я воздела руки к небесам, хоть в этом и не было необходимости: Она, как и Хаос, покинула свою энергетическую капсулу и не слышала моей благодарности.

– Да, жив. А вот претор погиб. Жаль, конечно, но это неважно: пока нет внутренней политики, он им не нужен. После изберут нового.

Меня всю передёрнуло от спокойного будничного тона. К этому невозможно привыкнуть, как и невозможно понять, каково это – не чувствовать.

– Верно, – сквозь зубы процедила я. – Найдут другого. Тоже мне проблема.

Асмаэль неловко прочистил горло и поспешил оправдаться:

– Прости. Разумеется, я не имел в виду, что это не трагедия, просто от населения целой планеты, по приблизительным подсчётам, осталось не более пятнадцати процентов.

– Так мало?!

– Не хочу пугать тебя, Гелла, и осквернять память претора, но сейчас это меньшее из зол. То же самое, если не хуже, грозит нам всем. И ещё… Вынужден признать, что времени у нас мало. Нужно срочно предпринять меры, если хотим выжить.

Руки сжались в кулаки, ком в горле едва позволял говорить.

– Что ж, значит, у меня нет выбора.

– Как и у всех нас, – его голос был фальшиво-ласковым, но даже это виделось мне спасательным кругом, за который хотелось ухватиться. – Не переживай, ты не одна. Если каждый внесёт свой посильный вклад, мы очень скоро всё уладим.

– Посильный… Да уж, – он ничего не ответил, лишь прожигал меня пристальным взглядом. – Мне придётся учиться? Опять?

– Твоих навыков ведьмы недостаточно. Если война состоится, вам всем будет полезно пройти боевую подготовку.

Несколько минут я молча смотрела в одну точку, не желая принимать действительность: мою дальнейшую судьбу решили за меня; поставили перед выбором: смертельная опасность или казнь за неподчинение. Ни Асмаэль, ни мама ничем не могли мне помочь. Полная безысходность.

– Послушай, Гелла, я знаю, что у тебя были планы на будущее, и знаю, как они важны, но тебе не спрятаться от того, что происходит. К тому же я полагаю, рушить то, что уже построено тяжелым трудом, было бы более обидно. Ты ничего не теряешь.

Возразить было нечего: он прав. Помолчав ещё минуту, я нехотя и абсолютно бесцветно произнесла:

– Я согласна.

– Славно. Признаться честно, я ожидал, что это будет труднее. Но ты растёшь. Похвально. Собери вещи, сегодня вечером я приду за тобой.

– Прислуга уже занимается этим, – мама и сенатор почти синхронно встали с мест. Она смотрела на него с беспокойством и надеждой. – Прошу, присмотри за ней. Конечно, на тебя навалилось много дел, но мне было бы спокойнее знать, что она не одна.

– Моя задача – сопроводить её до Моаса, а после заседания я буду вынужден временно вернуться к себе. Но не стоит переживать, Гортензия, я отправлю с ней свою помощницу.

– Понимаю. И доверяю твоему выбору.

– Могу поручиться за Линду. Она очень ответственная, глаз с неё не спустит.

Асмаэль поцеловал руку мамы и бросил перед тем, как покинуть кабинет:

– Всего доброго, дамы.

Мама тяжело опустилась на подлокотник моего кресла, словно этот разговор выкачал из неё все силы, и положила руку мне на плечо.

– Только не думай, что я отдаю тебя на растерзание. Асмаэль сказал, что позаботится о тебе, значит, так и будет. Я верю ему, но, на всякий случай, перестраховалась и задействовала все свои связи. За тебя будет кому заступиться. Сейчас ты просто отправишься на разведку, посмотришь, послушаешь, что там происходит, познакомишься с ребятами, а после будем действовать по ситуации. Наймём частную охрану. Я не оставлю тебя, не бойся.

– «Не бойся – легко сказать!»

После разговора стало ещё тревожнее, зная, что моя семья, моя планета в большей опасности, чем я.

***

После ужина, к которому я почти не притронулась, ещё оставалось немного времени. Деть себя было некуда, и я бездумно бродила по дому, словно привидение. Прикасалась к предметам, смотрела в окна.

Солнце уже садилось, и с каждой минутой ладони всё больше потели от напряжения, томительного ожидания неизбежного прибытия Асмаэля.

Невольно я предалась воспоминаниям. В детстве он казался таким величественным, волшебным. В моменты наивысшей силы от него исходило серебристое свечение. Он умело удивлял даже маленькую ведьмочку, которая привыкла видеть и уметь то, о чём людские дети лишь мечтали в своих играх. Но теперь всё изменилось: я стала видеть в нём палача. Галантного палача, который поцелует мне руку, прежде чем увести в неизвестность, из которой мало шансов вернуться живой.

Удобно устроившись на перилах, в закатных лучах, отбрасывающих фигурные тени, я подводила итоги. Этот дом… Он ничуть не изменился внешне, но ловко менял свою атмосферу. Становился то родным, то чужим, словно издеваясь. Когда-то мы были здесь счастливы, и не было ни на одной из девяти планет места прекрасней. И он же превратился в клетку, когда не стало папы. Душой мама ушла вместе с ним, оставив лишь присматривающее за мной тело, от присутствия которого первое время было не по себе. И хотя со временем она смогла немного оправиться, прежней ей уже не стать.

Я так надеялась покинуть родительский дом свободным человеком, но меня уводили в кандалах. Заставляли снова видеть в нём тёплое убежище, а не холодный подвал, наполненный эхом голосов из прошлого.

От мыслей отвлёк свет, исходивший от возникшего на улице портала. В холл вошёл Асмаэль. До раздражения спокойный. Выглядел он, как всегда, идеально и в этот момент, как никогда, всем своим видом напоминал о том, что он пустышка. Ему всё равно, он не переживает, не боится. Это я не знала, куда деть себя уже вторые сутки. Боялась за семью, которой у него, как и у любого низшего аватара, нет. И за жизнь, которую им не страшно потерять. Меня задевало то, какой несовершенной я сама себе казалась на его фоне. А может, несовершенным как раз был он?

Вслед за ним из портала вышли двое помощников и, забрав мои стоящие у стены чемоданы, вновь скрылись за белым светом.

Спустившаяся по лестнице мама хотела что-то сказать, но промолчала. Было заметно, что она пытается казаться сильной и хоть немного приободрить меня, но слова застряли в горле, глядя на мой меланхоличный взгляд на сенатора. Страшно было представить, каково ей сейчас. На секунду она словно нашла себя или отперла замок в своей душе, выпуская на волю подышать настоящую Гортензию. Ту, которая никогда не вела себя странно; ту, которая безумно любила папу и хотела много детей; ту, которая не пряталась на работе от воспоминаний. Она уже потеряла его и была на волоске от того, чтобы остаться совсем одна. Сердце болезненно сжималось от одной мысли, во что она превратится, если не станет и меня.

– Пора, Гелла.

Шаркающими шагами я медленно подошла к нему. Было непривычно видеть мамины слёзы, которые она старательно прятала. Обычно я видела только их последствия, когда она отворачивалась, чтобы не показывать опухшие глаза. Она крепко обняла меня. Я чувствовала себя пустым сосудом без эмоций, действующим по инерции. Горькая ирония: теперь я хорошо сочеталась с ними: с ангелом, который не умеет по-другому, и мамой, которая давно забыла, что значит чувствовать себя живой.

Она отстранилась и постаралась улыбнуться.

– Я люблю тебя, доченька.

– Я тоже тебя люблю. Очень.

Ответная улыбка получилась такой же неубедительной. С тем же успехом можно было натянуть её руками, но я выжала из себя всё, на что была способна, чтобы она не переживала, чтобы знала, что я справлюсь. Наверняка она сделала всё, что в её силах, хотя знала, что от неё ничего не зависит.

Асмаэль протянул мне руку, и я вложила в неё свою.