Полярный старт

Станислав Нагаткин

Полярный старт

Все персонажи выдуманы. Совпадения случайны

We used to play pretend,

give each other different name.

We would build a rocket ship,

and then we’d fly it far away.

Used to dream of outer space…

Twenty one pilots

Файл №1

«Даже олени пасутся под музыку», – прозвучало из радиоприёмника, висевшего на улице. Сотрудник Госкосмоса Роман Исаев знал: олени пасутся не под музыку. Они пасутся под крики Тынерги, звуки сварки, рёв двигателей вахтовых грузовиков, иногда под нецензурную брань Сергеича, а главное – они пасутся около стратегического объекта – самого северного космодрома мира, начальником которого был Исаев.

Мужчина лет пятидесяти, с бородой средней длины, невысокий, с русыми волосами и пронзительным взглядом стряхнул снег с куртки и два раза неловко прыгнул на месте. На улице был лёгкий мороз – минус 25 градусов. Быстрым движением дёрнул деревянную ручку небольшого трёхэтажного домика, но та не поддалась. Тогда он было хотел дёрнуть сильнее, но дверь открылась сама. Оттуда начали вываливаться люди, за ними стали появляться чемоданы.

«Значит, самолёт прилетел», – подумал начальник космодрома и вошёл в аэровокзал.

Здесь ему необходимо забрать передачку – главную валюту здешних мест: жёсткий диск. Не с документами или секретными данными, а с обычными фильмами. Деньги на далёкой Чукотке тратить некуда, а кино смотреть хочется.

Высокоскоростной интернет обещали провести ещё два года, но за это время только повысили тарифы на отправку писем. Вот и обменивались люди искусством, как могли. Тем более что уже вышли новинки: приключения лейтенанта «Коломбо», наконец-то можно узнать, будут ли вместе Росс и Рейчел, а также чем закончились последние «Мстители».

Десять лет назад, когда президент объявил о строительстве космодрома на Чукотке, все крутили у виска. «Кто будет запускать ракеты с вечной мерзлоты?» – вопили эксперты. Но когда Китайско-Антарктическая корпорация (Китарктида) начала добычу гелия-3 на Луне, старый «Восточный» стал слишком южным. Нужен был новый путь в космос – через Арктику.

Исаев прибыл на Чукотку сразу после сдачи основного этапа строительства космодрома. Хотя сам он и называл себя последним романтиком Севера, другого выбора, кроме как суровый край, у него не было. После скандала на Байконуре, когда инженер-испытатель устроил драку с политруком, тот назвал Королёва «удачливым выскочкой», он отказался подписать акт о добровольном отказе от премирования.

Характер у него был вспыльчивый, но руководство ценило его опыт и хорошие показатели. Роман Дмитриевич владел по-настоящему уникальными навыками: умел запускать «Союзы» без половины инструкций, утверждая, что они «только мешают». Легко определял неисправность двигателя на слух: «Если свистит не так – значит, трындец». В его личном деле была запись: «Склонен к несанкционированным решениям», что на языке кадров означало – нормальный мужик. Поэтому его не разжаловали, а предложили возглавить перспективный, но далёкий во всех смыслах проект – «Полярный старт».

Жена Исаева бросила его после того, как он принёс домой деталь от «Протона». «Ты сказала, что нужно что-то полезное!», – оправдывался он, когда женщина закатила скандал.

Его пятнадцатилетняя дочь думала, что папа работает на метеостанции, но однажды увидела фото в газете с подписью: «Очередной провал на «Полярном старте». К таким вещам инженер относился философски: ракеты как люди. Если слишком много думают – взрываются.

«10 килограммов, 500 граммов! Повторяю, 500 граммов!» – резко зазвучало из громкоговорителя аэропорта. Неизвестно откуда появились два человека в военной форме, они молча подошли к мужчине, чей багаж только что прокатили по ленте досмотра, прихватили его за руки и повели туда же, откуда вышли сами – в неизвестность. К новым правилам провоза красной икры (разрешено вывозить не более 10 килограммов), привыкли не все.

Исаев слушал, как люди рядом с ним возмущенно бухтели, ходили по воздушной гавани с телефоном в руках, пытаясь поймать заветный сигнал.

«Да чтоб вас!», – причитала одна из дам. Большая меховая шапка то и дело падала с её головы, пот стекал на глаза. Возможно, делу бы помогло, сними она тяжёлую шубу из евражек.

Эти животные стали дико модными, когда на Чукотку начали приезжать московские модельеры и дизайнеры, «открывая» этот регион для модников со всего мира. Ушлые китайцы быстро поняли, куда дует ветер и стали заменять евражек на других грызунов.

К слову, арктических сусликов как-то и не сильно отстаивали: пока «зелёные» боролись за носорогов и белых тигров общество почему-то решило, что spermophilus не такие уж и редкие. К тому же довольно надоедливы и привязчивы. Тут Исаев мог бы и согласиться.

Один из таких сусликов зачастил прибегать к космодрому: учёные, инженеры, пилоты, да, собственно, все, стали его подкармливать. Особо животному полюбился блок связистов. Те потчевали тундрового гостя лучше других: давали тушёнку из сухпайка, яблоки, которые и сейчас в самом отдалённом регионе страны – на вес золота. Дошло до того, что они поставили суслику возле входа собачью миску. Страх у него быстро исчез. Он спокойно подходил к блоку. Потом мужики перенесли миску внутрь: ел оттуда. Имя не давали. Дашь имя – привяжешься, а здесь этого не хотели. Многие с космодрома – приезжие, выполнив работу – уезжали на большую землю.

Исаев не одобрял подкормку животного, но ссориться ни с кем не хотел. Ни к чему из-за пустяков было начинать внутри коллектива склоки. Да и не до того было – скоро очередной старт.

Как-то с проверкой прилетела московская делегация. Столичная группа передвигалась от объекта к объекту. Пришло время осмотреть блок связи. Помимо животных на рабочем месте, Исаев не любил и нелепые осмотры, приезды начальства. Такие события носили исключительно галочный характер и никакой смысловой нагрузки не несли. Поэтому в этот день он был раздражён, считал минуты до окончания «экскурсии».

Но минуты предательски остановились, когда неуклюжая толпа людей перешагнула порог блока связистов. Перед ними открылась удивительная, но вполне ожидаемая, картина: изрядно потолстевший суслик лежал на мягкой подушке около своей миски. На подушке было вышито «Гришка». Видимо, кто-то всё-таки привязался…

Гришка не просто не убежал, он лениво поднял бровь, решив, что настало время завтрака, а может обеда. Собственно, не важно, какое время трапезы, ведь сейчас дадут что-то вкусное. Гришка не получил вкусностей. Он получил хорошего пинка. Его миска полетела на улицу. Подушку Исаев почему-то не кинул, видимо, в душе рассчитывал, что животное ещё вернётся. Или рассчитывал найти рукодельника по шву на надписи.

Григорий не побежал сломя голову. Он просто не мог этого сделать. Он стал толстым. И уходить совсем не хотел. Но понял, что дело «запахло жаренным», поэтому, чтобы не гневить судьбу он попытался что есть мочи, напрягая каждый мускул на своих маленьких лапках, дёрнуться в сторону двери. Взрослые мужчины наблюдали, как животное невообразимо медленно двигалось в сторону выхода.

Если бы евражки могли потеть, а после исследований, проведённых в рамках подготовки арктических сусликов к переработке в шубу доказано, – они не могут, то Гриша был бы мокрый с головы до ног. Он пыхтел, фыркал, закрывал глаза, видимо для большей аэродинамики, но с места почти не двигался. Пузо его было уже настолько большим, что лапки с трудом доставали до пола.

Про аэродинамику Исаев знал всё, поэтому и решил воспользоваться ей, дав импульс концом своего старого, потёртого ботинка на экокоже, по объёмной площади мягкого заднего пространства суслика.

Гриша ушёл, а история о домашней евражке осталась.

Начальник космодрома вернулся в реальность. Отыскал глазами нужного ему человека, только что показывающего документы сотрудникам пограничной службы: особой пограничной зоны на Чукотке, давно не было, а досмотр всё ещё проводился.

Исаев забрал заветную «валюту» и направился на мороз, где его ждала служебная машина.

Женщина в евражковой шубе вышла за ним. Укутываясь по лучше, тяжело дыша, она материлась и перепрыгивала с ноги на ногу. Сигнала нет…

Он ещё раз осмотрел её с ног до головы: «святой Валентин Юдашкин», – подумал мужчина.

Связи на Чукотке не было, а космодром был.

Файл №2

Айван Тымнэутгыргын усердно крутил педали тренажёра, который на космодроме уже третий месяц не запускали из-за отсутствие топлива и энтузиазма.

– Ещё пять минут, Айван Петрович! – кричал через стекло тренер. Бывший боксёр из Норильска с детства мечтал о космосе, но уже во взрослом возрасте провалил тест на устойчивость к водке.

Айван его не слышал – в наушниках играла «Земля в иллюминаторе» в фолк обработке с соло на варгане.

Айван – первый чукча-космонавт.

Прошла информация, что NASA уже взяли к себе эскимоса. В этой связи Партия выпустила секретное распоряжение о расширении интернационального состава отряда космонавтов. Среди прочих этнических групп требовалось включить представителя народов Севера.

Специальная комиссия объездила всю Чукотку. Основными критериями были: возраст до 35 лет; среднее специальное образование; хорошая физическая форма; отличное знание русского языка.

Времени на поиски ушло немало. Приехали в Уэлен. Самый восточный населённый пункт Евразии встретил их сугробами под два метра, лёгким морозом, и бежавшими на встречу вертолёту детьми.

Первый кандидат – оленевод Умкынэт отказался, мотивировав тем, что без присмотра все его олени сбегут. Второй – оказался учителем математики. Забраковали. Слишком умный – будет начальству много вопросов задавать. Третий – Тынерги – седовласый дедушка маленького роста, с длинными висячими усами, утверждал, что является шаманом. Оказался слишком старым, да и на тестах пытался гипнотизировать комиссию.

Из 23 претендентов отобрали Тымнэутгыргына. Во-первых: население села закончилось, а во-вторых: он подходил по всем параметрам. Чукча; 1,70 ростом, с короткими чёрными волосами, и задумчивым выражением лица; 28 лет; выпускник Анадырского Колледжа; артист не Государственного танцевального ансамбля; свободно владел русским: «и имя короткое, всего 13 букв, и анкету почти не заполнил, – значит скромный», – радовались в комиссии.

В звёздном городке приступили к медицинским тестам.

– Перегрузки выдержит? – спрашивали члены комиссии медицинских работников.

– Конечно, он же с сопок на нартах катается!

– Как с изоляцией?

– Так с Чукотки же!

– Ну да.

– А если чрезвычайная ситуация, например, ракета взорвётся?

– Он уже несколько раз тонул в Ледовитом океане – привык.

Главный врач долго вглядывался в результаты ЭКГ Айвана.

– Сердце у него бьётся медленнее, чем у медведя в спячке…

– Отлично! Значит будет экономить на кислороде.

От тестов перешли к политподготовке кандидата.

– Товарищ Айван, что сделаете, если увидите американца в космосе?

– Сделаю вид, что не заметил его.

– А если начнёт вопросы задавать, спросит, как живётся чукчам в России?

– Раньше ели моржа, теперь – тушёнку из моржа. Прогресс.

– Годится!

Тем не менее, на итоговом совещании в Москве было решено к полёту его не допускать.

– Товарищи! – генерал Красёв стучит по столу. – Мы не можем допустить до полёта Айвана Тымнэ….тгы…эмн…утгыргына.

– Почему? – спросил представитель Дальневосточного округа. – Он прошёл все испытания!

– Во-первых, – неловко покашлял в кулак Красёв, – у него имя длиннее ракеты. Как его в эфире называть? «Я – «Чукча-1»? Во-вторых, английский знает плохо, а на Луне уже американцы! В-третьих, чего это он с бубном перед медкомиссией танцевал?

– Можно позывной дать «Олень», – робко нашёл решение на первый вопрос полковник Гвоздев.

Но позывной «Олень» уже был присвоен генеральскому племяннику. Хоть и не гласно. Присутствующие неловко промолчали.

После бурного обсуждения Айвана отчислили «по состоянию здоровья»: «нашли латентный шаманизм», но оставили дублёром на всякий случай, плюс решили поручить тестировать скафандры. Самому парню сообщать об изменениях пока не стали, чтобы не демотивировать и не поднимать лишний шум.

Файл №3

Поджарый, белобрысый мужчина лет 34, с небрежной щетиной крутил в руке обычный болт, правда, покрашенный в розовый цвет. Второй рукой он допивал последний стакан коктейля «Маяк Роутана». Вкус ему не нравился, подозревал, что алкоголь тут используют некачественный, но других вариантов заведений в ближайших двухстах километрах не было. Чтобы перебить запах, он ловко закидывал себе в рот закуску – капальхин. Лучшее сочетание для пятничного вечера.

Сам бар уже несколько раз менял название: когда объявили о строительстве космодрома – он стал «Ракетой», хотя внутри походил больше на бункер.

Эта «Ракета» не отправляла людей в космос, она отправляла на скорую: после выпитого посетители стали видеть галлюцинации – счёт за заказ, которого не делали.

Чтобы не поднимать шум было решено переименовать заведение в «Баклан» (частое слово, которое слышал официант после выдачи счёта). Владелец, чтобы разнообразить интерьер, заказал на китайском сайте картонные фигуры этих птиц, держащих в руках кружки с пивом.

Восточные друзья, видимо, не до конца разобрались с орнитологической составляющей вопроса. При открытии посылки владелец обнаружил картонные фигуры…пингвинов. «Бакланы», – подумал хозяин заведения.

Бар переименовали – «У пингвина».

Белобрысый мужчина – Фёдоров – стал заменой Айвану. Но не сразу и не специально.

Его отправили на «Полярный старт» – официально испытывать технику в условиях вечной мерзлоты. Неофициально – потому что в Подмосковье он испортил статистику аварийностью.

Молодой пилот установил абсолютный рекорд ВВС: четыре катапультирования; семь аварийных посадок «на живот»; один случай, когда его МиГ-23 развалился прямо в воздухе, и он приземлился на парашюте в ближайший свинарник – без единой царапины.

После последнего инцидента начальник лётной школы написал в характеристики: «Товарищ демонстрирует феноменальную живучесть, граничащую с мистикой. Рекомендую для особо опасных экспериментов».

Конечным аргументом к назначению Фёдорова в пилоты «Бурана-М» стало то, что во время финальных тестов отказала система жизнеобеспечения, и он четыре часа дышал через шланг бензобака – и выжил.

Местный генерал верил, что Фёдоров своей удачей компенсирует проклятие чукотского космодрома.

Специалисты звёздного городка такому подарку были рады. Врач заметил: «У него анализы как у космонавта-рекордсмена». Инженер восхищённо рассказывал коллегам: «Он трижды взлетал с неисправным двигателем – и живой!». Политрук заключил: «Он единственный, кто ещё не спился на этом чёртовом Севере».

После приземления в свинарник Фёдоров забрал себе тот самый болт – на память.

Он понимал, что «Буран-М» ненадёжен: 80% оборудования здесь собрано на скотч и молитвы. Но отказаться всё равно не мог.

Скафандр для него шили особый – с дополнительными карманами для запасных гаек, которые он привык носить с собой после третьего аварийного случая.

Позывной тоже хотели дать говорящий – «Феникс», но он настоял на «Ржавый гвоздь» – так надёжнее.

– Ну что, скажите ему – или я? – чешет затылок начальник космодрома, читая приказ №286 о замене экипажа.

– Да пусть тренируется, – зевая, ответил инженер Сергеич. – Всё равно «Буран-М» сегодня не полетит – аккумуляторы сели.

– Да что вы такое говорите! Фёдоров уже в скафандре!

– И что? Пусть сидит, привыкает. Скажем ему и Айвану, что была тренировка, проверка систем.

В 14:00 на космодроме сквозь кружащийся снег раздался голос из громкоговорителя, который объявил о переносе старта.

Айван продолжал сидеть в пустой капсуле ещё порядка 40 минут.

Она медленно начинала остывать, всё больше превращаясь в холодильник не стандартных размеров.

В люке челнока появился Сергеич.

– Ладно, сынок, выходи.

– Но я готов лететь! Я тренировался!

– Да знаю я. Все мы готовы…но летит Фёдоров, – неожиданно даже для себя выдал инженер. – Потому что у него… – он на секунду запнулся, – …правильная фамилия.

Айван, опустив голову, шёл по замёршему космодрому. Порыв ветра сорвал с его спины плохо пришитую надпись «Космонавт-испытатель». Он молча прошёл мимо Фёдорова, который активно спорил с техниками о том, что перчатки скафандра ему жмут.

Новый пилот был в курсе приказа. Понимал, что его вины здесь нет – так решило руководство. Но при виде чукотского юноши в его груди возникало какое-то неприятное чувство.

– Не грусти, – успокаивал Айвана Тынерги. – Оно и к лучшему: на Луне ведь холодно, а тебе даже кухлянку взять не разрешили.

Парень ничего не ответил. Он достал фляжку, которую усердно прятал под кроватью своей комнаты и сделал большой глоток. Вышел из жилого корпуса и направился за периметр космодрома. Посмотрел на заснеженную тундру, вспомнил запах бабушкиной яранги, чая, свежесваренного оленьего мяса. Закрыл глаза и почувствовал телом тепло очага. Услышал шум ветра, моря.

Повернулся, взглянул на челнок и подумал: «Космос подождёт».

Файл №4

На экране пузатого монитора демонстрировались кадры с камеры видеонаблюдения. В правом верхнем углу висела надпись «стартовая площадка». В нижнем левом углу шёл тайм-код.

05:10:05 – в кадре инженер Сергеич, закутавшись в бушлат, и дыша паром на руки греет банки консервированной оленины о сопло двигателя.

– Да чтоб тебя, Сергеич! – Исаев подскочил с места и пнул ножку стола. – Ну как я теперь перенос запуска обосную? Что буду говорить комиссии?

– Дмитрич, ну ты ж знаешь наши печки: там чуть забыл дров подкинуть и сиди жди, когда разгорится, а есть то хочется, – разводил руками инженер.

– А тут значит ждать не надо?! Мы же самую большую микроволновку в мире сделали! – разглагольствовал начальник космодрома.

На этих словах на лице девушки, незаметно стоявшей рядом с провинившимся инженером, появилась ухмылка. Ведь она прекрасно знала, что первая чукотская микроволновка уже существует.

Сергеич – бывший сантехник из Магадана, собрал её из магнетрона от радарной установки, корпус сделал из панели управления, дверцей служил – спасённый люк спускаемого аппарата. Техника грела мясо кита за две минуты. Правда, раз в неделю самостоятельно выходила на связь с МКС. Если ставили металлическую посуду – начинала отсчёт до старта. Поэтому прибором почти не пользовались.