День без любви

Весть

Лиза уже собиралась спать, когда позвонил старый знакомый. Они не общались несколько лет, с тех пор, как она прекратила заниматься сетевым бизнесом. Бизнес – громко сказано, попробовала, да и ладно. Поняла, что это не ее путь зарабатывания денег, хотя на первых порах вроде бы и захватило. Нет, не ее. И сейчас он пытался вовлечь Лизу в новый инвестиционный проект, рассчитанный то ли на средних лохов, то ли на супер продвинутых. Разговор шел оживленный, перемежался информацией о цифровых технологиях, последними новостями из жизни, бытовыми подробностями о скудных доходах.

– Да тебе от меня никакого толку, – смеялась Лиза, – вон у тебя есть крепкий В., обратись, он поддержит.

– Так ты ничего не знаешь… Он умер.

Мир ухнул в яму.

Вместе с кроватью, на которой сидела Лиза.

Ухнуло сердце.

– Когда…

– Да уже года три. Обширный инфаркт. Мгновенная смерть.

Продолжать разговор не было смысла. Не хотелось даже дышать, не то, что думать и что-то произносить. Три года…

Все это время В. был. Казалось, протяни только руку. И Лиза знала, что протянет однажды, несмотря на то, что сама избавилась от отношений, да еще таким неприглядным способом.

Когда отношения ей докучали, она умела их рвать, как это делают только мужчины, писала Жорж Санд. Лиза так не умела, но набралась где-то сил, а злая творческая фантазия довершила некрасивый поступок.

В. слишком влез в ее жизнь. Он мешал ей работать, общаться с друзьями, свободно передвигаться и жить так, как жила до него. Он пытался контролировать каждое Лизино действие, не отлипал от компьютерных сообщений, поучал и напутствовал, как непутевую девочку. Одна только фраза: «Эх, встретить бы мне тебя лет пятнадцать назад, я бы сделал из тебя человека» могла погубить одним махом все лучшее, что случалось у них. Капля за каплей, – Лиза устала. Устала переносить обиды, которые он наносил ей безжалостно.

И Лиза решилась.

Надо было ударить по главному: его непревзойденному самолюбию.

Сначала шел пробный невинный розыгрыш. Лиза закинула на его страничку в Фейсбуке предложение познакомиться. Аватарка была сомнительной: дама в шляпе с полями, закрывающими лицо. Слово за слово (знала, на что цеплять), вызвала интерес. Удивилась: как просто все оказалось. Буквально пара недель, и В. начал требовать реальную фотографию.

Опа-па! Любое фото при желании легко отследить в интернете. Но с другой стороны, виртуальный мир – это космос, и миллиарды красивых лиц перемещаются невостребованными. Поиски увенчались успехом – крупный план приглушенной блондинки с распахнутыми глазами и растрепавшейся на ветру прической, рука у лица, полуулыбка… Одновременно узнаваемая и непохожая ни на кого.

Сработало.

Дальше – легенда личности. Нужна была личность, иных он не признавал.

Переводчица. Все художественное – побоку, – В. не читал. Как, кстати, не смотрел кино, не ходил на выставки и вообще не признавал мир искусства. Переводчица научно-технической литературы. Самое то. Муж есть, но живет за границей, приезжает раз в год. Сын там же, получает образование.

В. себя слегка приукрасил, но в пределах разумного. Сообщил о родившихся племянниках-близнецах, и новая знакомая рассыпалась в звонких восторгах (Лиза-то особых эмоций не проявляла). Играть было совсем не сложно: все, что не нравилось ему в Лизе, напрочь отсутствовало в блондинке.

Выдумав нелепый до тупости тест, Лиза предложила ответить на вопросы со всей откровенностью. А потом, якобы по результатам, выдала такой перечень мужских достоинств, что В. сразу понял: это о нем. Самолюбие, самомнение, корень один – самец. И если в нем еще пребывали слабые сомнения: стоит ли заводить новые отношения, последняя переписка развеяла их окончательно.

А что в это время Лиза?

Лиза и В. продолжали ссориться. Только Лиза теперь стала сильнее: их было двое. Две женщины, одна из которых воздвигала мужчину на пъедестал, другая играла на этом и забавлялась с той злостью, на которую способна лишь мстительная любовница.

Страсти разыгрывались нешуточные. В. несло по полной программе. Еще немного – и он предложил виртуальной подруге свой «джентльменский» набор: совместное путешествие.

Из поездок Лиза всегда возвращалась в недоумении: отдохнула ли она, как хотела? Подруги наперебой увещевали: «Конечно! Конечно, Лиз!» Но взгляды на отдых не совпадали, как и в целом отношение к жизни. Лиза – жадная до впечатлений, ей хотелось увидеть все сразу, В. достаточно было пляжа и отеля по расписанию. Она любила танцевать и веселиться в компании, он – сидеть в баре (слава богу, не пить, как многие), довольствоваться ее обществом и наблюдать за окружением. Он будил в шесть утра, включал новости и шумно мылся под душем после утреннего заплыва. Уже к завтраку Лиза начинала давить в себе отрицательные эмоции. «Конечно! Конечно, Лиз!»

Виртуальное игрище затянулось. В. находился в приподнятом настроении. Он стал даже как-то добрее к Лизе, не придирался по мелочам. Но разве женщину проведешь. Пора было выходить из игры.

В. давно уже рвался к свиданию. Блондинка тянула, оправдывая то неожиданно свалившей ее простудой, то вероятным приездом сына, то… Короче, на что хватало фантазии. И вот однажды она предложила В. встретиться в выбранном ею кафе.

Лиза заранее заказала столик по телефону.

В назначенный день и время она разнервничалась. Понимала, что обратного пути нет. Но стало вдруг как-то жалко и его, и себя, и потраченных (или упущенных?) лет. Все же было немало хорошего. Куда списать счастливые моменты нежных прикосновений, ночного дыхания, обниманий? Аэропорт, расставания, встречи, праздничные сюрпризы. И смех. Смех – очень важная часть отношений мужчины и женщины. Обязательно надо вместе смеяться! Многое потом забывается. А смех – никогда. Но от задуманного Лиза не отступила. Хороший учитель был у нее все последние годы.

Она позвонила в кафе через сорок минут после назначенной встречи. Знала, что педантичный В. придет сильно заранее. Попросила администратора оказать ей услугу.

Официант подошел к его столику слегка озадаченный: «Звонила дама, она просила вам передать, что не придет».

А в почте В. висело коротенькое письмо: «Я приходила в кафе, посмотрела на тебя со стороны. Ты мне вообще не понравился. Не пиши. Я все заблокировала».

И настоящая Лиза сделала то же самое. Заблокировала.

Тот год выдался очень тяжелым. Потеряла любимую тетю. Возникли проблемы с работой. Друзья насильно отправили ее в турпоездку в Париж. Лиза сопротивлялась: это не то место, где лечат душевные раны. Туда ездят с любимым, чтобы не просто «увидеть и умереть», а умирать от счастливой любви каждый метр прогулок вдоль Сены.

Встреча с Парижем Лизу пугала: вдруг он ей не понравится? И это возможное разочарование уже не пережить.

Потом она, вспоминая, каждый раз в голос смеялась. В Париже пережить можно все. И не где-нибудь, а прямо под Эйфелевой. Не веря ни в кармы, ни в фэн-шуй, ни еще во что бы то ни было, Лиза, стоя под башней, вдруг кожей почувствовала, как сползает с нее весь негатив прошедшего времени. За какие-то полчаса она почувствовала себя аб-со-лют-но счастливой. Свободной. В том числе и от В.

Сколько лет прошло? Неужели три года? И все это время В., конечно, существовал. Пусть просто в памяти, но он присутствовал в ее жизни. Иногда Лиза даже звонила и жутко злилась, что он не отвечал, «был не в зоне действия».

Три года! Невозможно. Лиза прислушивалась к себе, к своим ощущениям. Он обманул ее! Она всегда знала, что В. реален. По-другому просто не может быть. Его здоровья хватило бы не только на долгие годы, а еще с лихвой и на ее, Лизину, жизнь.

Как он мог! Умереть и не сообщить ей об этом. Умер, как трубку бросил. Он всегда так поступал, когда они ссорились, чем бесил ее невероятно.

Лиза сползла с кровати, потащилась на кухню за коньяком. Там над столом висела солнечная фотография – Лиза в центре Парижа светилась от счастья.

Знакомство

Как она умудрилась поссориться с ним через 20 минут после знакомства?!

Настя открыла зонт в толпе, выходящей из кинотеатра, и зацепилась спицей за соседний купол большого зонта. Под ним оказался мужчина приятной внешности, что бросалось в глаза даже в сумерках. Начали расцепляться, их толкали со всех сторон, за шиворот попадали капли дождя, кто-то наступил на ногу… в общем, было забавно размяться после долгого сидения в зале. Оставшись вдвоем, им ничего не оставалось, как познакомиться.

– Игорь.

– Настя, – но тут же спохватилась: – Анастасия.

Он засмеялся: – Настя мне нравится больше. А пойдемте обратно – кофе пить?

Они сели за маленький столик отгороженного от вестибюля кафе и, пробуя горячий терпкий напиток, стали обсуждать кинопремьеру.

Насте фильм не понравился. Столько шума, стрельбы, крови – ради чего? Ни погрустить, ни посмеяться, ни помечтать. Это не «Сибирский цирюльник».

– Да бросьте, Настя, простите, Анастасия. Что в этом «цирюльнике»? Поставить на карту блестящую карьеру русского офицера ради кокетства американской проститутки! Инфантильный Меньшиков – ваш герой?

– Какой-какой Меньшиков? – у нее аж дыхание перехватило. – Да как вы смеете!

Настя вскочила. Зонт упал. Кофе пролился. Мелодрама и только.

Ей было обидно по-настоящему. Не столько за актера Меньшикова, к таланту которого Настя относилась с большим почтением, сколько за нового знакомого. Мужчина, понравившийся с первого взгляда, должен был соответствовать ей во всем: во вкусах, репликах, взглядах и поведении.

– Да сядьте вы, Настенька, успокойтесь. Все это нехитрое лицедейство. Стоит ли так волноваться?

– Отрицаете талант как черту?

– Признаю талант ученых, изобретателей, исследователей. А петь и плясать, равно как и играть различные роли, мы с вами сможем не хуже.

– Вы полагаете, что справитесь с ролью Гамлета, Квазимодо, или замените Хопкинса в «Молчании ягнят»?

Кофе горчил, как никогда. Настя и не заметила, что прихлебывает остывшую гущу.

– Да, Настя, да. И не надо так кипятиться, улыбка вам больше к лицу.

Игорь протянул руку через маленький столик и крепко взял ее за запястье. Настя оцепенела. При встрече с мужчиной всегда преобладало одно ощущение – либо он нравился, либо нет. Но чтобы одновременно внутри нее боролись два разных чувства, такого Настя еще не знала. Схватка между неприятием и симпатией захватила ее с головой, и непонятно было, где сама Настя, на чьей стороне?

Она высвободила руку, достала влажную салфетку из сумки и стала оттирать кофейное пятно на рукаве.

– Ладно, Анастасия, раз уж я стал причиной вашего испорченного пальто, будем исправлять положение.

Игорь решительно взял Настю за руку, собрал ее вещи и пошел к выходу. Шел он уверенно, чувствуя себя хозяином ситуации, и Настя болталась за его спиной, как капризный ребенок.

Машина, дом, ключи, свет – как одно мгновение. Вдруг ни с того ни с сего почудился образ обезумевшего вояки из только что просмотренного фильма, и как ни странно, он возвратил реальность. Настя стояла на красивом коврике и осматривала помещение, которое трудно было назвать прихожей. Стенные шкафы, зеркала, напольные вазы и даже маленький кожаный диванчик – ожившая глянцевая картинка.

– Снимайте, Настюша, вашу модную вещь и проходите.

Игорь ушел в далекие недра квартиры. Настя взглянула на сапоги – снимать ли? – но, вспомнив, что на ней новые колготки, решила все-таки снять. Целые колготки – вещь очень даже немаловажная. Был в ее жизни случай, когда пришла Настя в гости с поклонником, да не просто в гости, а к его родственникам, почти что смотрины. Вывалились родственники в прихожую, встречать долгожданную гостью. Та расфуфырилась, надушилась, одной рукой букет с розами держит, другой – раз сапожок с ноги, а там – голый палец до самого основания из черной колготки торчит. Вся прихожая как-то разом на этот палец уставилась, и никто не мог найти выход, пока не прозвучал детский голос: «Мама, у тети дыйка». После этого стало вовсе невмоготу. Настя подхватила сапог, сунула какой-то тетке букет и выпрыгнула за дверь. Ей кричали вслед, вроде бы даже бежали, но этажом ниже Настя влетела в лифт и была такова.

Сходить с пушистого коврика не хотелось. В этой части квартиры уже можно было жить, но в зеркальной стене отражались двери гостиной, которая несомненно была еще лучше. Двери неожиданно разъехались в стороны, Игорь сделал приглашающий жест.

Как красиво… Настя слегка утонула в диване и начала осматриваться по сторонам. Ощущение двойственности не уходило, перекинувшись на неживые предметы. Обои приглушенного тона, голый пол, большой экран телевизора на стене – Насте нравился минимализм в интерьере. Но здесь не было вещей, которые хотелось потрогать. Хотя бы фарфоровую собачку, или вазочку с какой-нибудь ерундой, фоторамку, где все так мелко сфотографированы, что надо в каждого тыкать пальцем и объяснять, кто есть кто. За безупречность взгляд не цепляется.

Игорь разлил коньяк по бокалам и сел рядом с Настей. Сердце, как перебежчик, метнулось в опасную сторону. Не менее рискованным было начать разговор. Игорь в любую минуту мог сказать что-то не то, и красивая обстановка бы не спасла.

Любой женщине нравится нравиться. И Насте, конечно, нравилось отражаться в глазах обаятельного, уверенного в себе Игоря. Он смотрел на нее будто издалека, будто что-то прикидывая, не хотелось думать – прицениваясь. Паузу чем-то надо было заполнить.

– У вас, видимо, технический склад ума, – продолжила Настя прерванный спор в кафе. – Я больше живу впечатлениями.

– И какое у вас впечатление от нашей встречи? – Игорь плеснул еще коньяку и снова посмотрел ей в глаза.

Внутри заскакал шарик пинг-понга: туда-сюда, туда-сюда.

– Вы мне тоже понравились, – с вызовом ответила Настя.

– Вот и прекрасно! – Игорь радостно рассмеялся.– Значит, мы друг другу подходим.

Легковесный пластмассовый шарик тут же отяжелел и ловко закатился в бильярдную лузу. Трепыхаться было бессмысленно: он осел где-то в ногах, и вряд ли удалось бы вскочить с обнимающего Настю дивана. «Это коньяк», – оправдывалась Настя перед собой, но не могла уловить интонации – обреченно или задиристо.

– Займемся самым интересным, – Игорь вышел из комнаты.

Через минуту вернулся с полными руками: Настино пальто, яркие пластмассовые флаконы, пачка журналов…

– Смотри! – что-то открыл, плеснул на пятно, оно зашипело, сверху посыпал из баночки, стряхнул прямо на пол, – и где твой пролитый кофе?

Настя смотрела на фокусы с легким недоумением.

– А теперь почитай вот это, здесь подробно описан наш бизнес-план.

– Какой-какой план?

– План сетевого маркетинга нашей компании, – и добавил вкрадчивым голосом: – надеюсь, и нашей с тобой компании.

Настя хлопнула залпом коньяк и зажмурилась, прислушиваясь к себе. Внутри бесновались черти. Они выплясывали на обломках разрушенных кораблей, топтали песочные замки и строили рожи, каких свет не видывал. И лишь один грустный чертенок сидел на маленьком кожаном диванчике, ковыряя в нем пальчиком и приговаривая: «Будет новая дыйка…».

Любовь к мандаринам

Они были молоды и беспечны. Той молодостью, когда наивная юность уже позади, а впереди – целая жизнь, и той беспечностью, которая свойственна 20-летним: пофигизм вперемешку со здравым смыслом. Беспечность подпитывалась крылатой свободой – они были в отпуске. И не просто в отпуске, а на берегу моря, в пансионате, и пусть ноябрь, пусть купаться уже нельзя, но пальмы – зеленые, море – синее, а воздух… Воздух проникал во все клеточки уставшего организма и кружил голову в прямом и переносном смысле.

Компания подобралась что надо: горячие армянские парни, загадочные – эстонские и две русские девушки. Когда они выходили из корпуса, этим русским завидовало все женское население пансионата.

Собираясь в Сочи, Машка комплексовала – ни одной фирменной тряпки! Два самовязаных свитера, да костюмчик, сшитый мамой на скорую руку. Такими одежками привлечешь внимание разве что вахтера: туда ли вы, девушка, приехали, предъявите путевочку. Но приехала она туда, путевку купила на свои кровные и собиралась тихо-мирно прожить все восемнадцать дней, не строя заоблачных планов.

Соседка по номеру была ей под стать – та же провинция. Фигурой, правда, получше, рост метр семьдесят и, конечно, светловолосая. Машка вздохнула: давно бы надо покраситься, но уж очень засела в ней неприязнь к пергидрольным блондинкам.

В центре мужского внимания они оказались случайно. В баре за длинным столом было лишь два свободных места, уготованных будто для них. Самой судьбой уготованных –напротив Машки сидел Маргус. Ей всегда казалось, что эстонцы светлые, голубоглазые и почему-то упитанные. Маргус был худ, высок, черноволос, а пышные усы придавали ему определенную значимость. Позже друзья сказали, что такой внешностью в старину обладали в Эстонии мужчины самых благородных кровей. Маргус не отходил от нее ни на шаг. На третий день он пригласил в ресторан. Маринка – на небесах. Ну ведь есть в жизни счастье! Ну есть же! Сочи, море, Маргус, музыка, шампанское, розы в подарок… Вернувшись из ресторана, они нашли всю компанию в баре. Бар, надо сказать, был удивительный. «Наутилус» стоял почти у кромки воды, и в открытую дверь было видно, как в море садится солнце. Они дурачились, выбегали на берег и просили солнце остаться с ними. Но оно неизменно тонуло за горизонтом.

Маргус от широты душевной заказывал всем коньяк, невзирая на цены. Машка ловила завистливые взгляды из-за соседних столиков и кокетливо поводила плечиком: вот тебе и самовязаный свитер! Одно настораживало – Маргус пил много. Он никогда не валился с ног, не засыпал, не ругался, лишь короткое «курат» вылетало из-под усов, что в переводе с эстонского означало невинное «черт». Чертыхался он часто, от выпитого по возрастающей. Но это было так мило по сравнению с лексиконом принявших на грудь соотечественников, что Машка и в голову не брала. Подумаешь, выпил. Может себе позволить. Вон сколько денег потратил за один только вечер!

Она не строила планов на будущее. Она вбирала в себя этот волшебный воздух, жалея, что приходится выдыхать его обратно, так бы и не рассталась с ним. Затаив дыхание, она смотрела среди ночи на Маргуса, разметавшего по узкой кровати длинные руки и ноги. Удивительно – он не храпел. Он спал глубоко и спокойно, мужчина благородных кровей. В номере он жил один, и они никому не мешали. Или им никто не мешал? Машка уходила глубокой ночью, или не уходила, в зависимости от его состояния. Иногда они разговаривали. Машка знала, что Маргус живет с родителями, но у него есть своя квартира. Не какая-нибудь – с камином. Он любит сидеть за рулем, вечерами бывает в сауне или в маленьком ресторанчике на углу. Маргус говорил по-русски с ошибками, путаясь в словах, ударениях и окончаниях, вставлял свое «курат» и все заканчивал поцелуем, смеясь, что это у него получается лучше. Машка не возражала. К чему слова, когда и так все понятно?