Дар Тьмы. Праздник Кровавой луны

Дар Тьмы. Праздник Кровавой луны

Алиса Романова

© Алиса Романова, 2025

ISBN 978-5-0067-3940-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Черный внедорожник несся по плохо освещенному скоростному шоссе. До пункта назначения – небольшого старого городка – оставалось всего около пары десятков километров, когда в салоне раздался телефонный звонок.

Маркус покосился на мобильный, зажатый в специальном держателе и, нажав на зеленую кнопку, включил громкую связь.

– Ты уже доехал? – вместо приветствия поинтересовалась девушка на том конце провода.

– Почти, – ответил он и мельком взглянул на часы, ярко светящиеся в углу приборной панели. – Думаю, к полуночи буду на месте.

– Говорила же, нужно было ехать с тобой, – строго произнесла собеседница.

– Тара, тебе нельзя здесь появляться, – напомнил Маркус, не отрывая глаз от дороги.

– Я понимаю, но… – девушка шумно вздохнула и немного помолчала, словно подбирая слова. – Маркус, ты уже ничего не изменишь…

– Знаю.

– Я к тому, что…

– Я должен быть здесь, – жестко отчеканил мужчина, от злости сжав пальцами руль.

– Это не вернет Рональда, – тихо произнесла Тара. Маркус ничего не ответил. Девушка тоже молчала, но и не спешила класть трубку. Внезапную тишину в салоне прерывала лишь тихая, ненавязчивая мелодия, доносящаяся из колонок.

– Рон – часть нашей семьи, – наконец произнес Маркус.

– Я понимаю. Просто хочу напомнить, чтобы ты был осторожен.

– Я всегда осторожен.

– Расскажи об этом кому-нибудь другому, но не мне, – строго сказала Тара, но по голосу девушки было ясно, что она улыбалась. – Позвони, как доберешься, ладно? Я переживаю.

– Что со мной может случиться? – усмехнулся Маркус и, заметив едва различимый дорожный знак, немного сбавил скорость. – Гопники нападут? Или усну за рулем?

– Не смешно.

– Я и не смеюсь.

– Маркус…

– Я отправлю смс, – ответил мужчина и, быстро попрощавшись, сбросил вызов.

Классическая мелодия, неизвестно откуда взявшаяся в плейлисте, навевала тоску. Маркус покосился на экран.

– «Лунная соната», серьезно? – пробормотал он, с раздражением переключаясь на следующий альбом. Колонки взорвались ударными, через пару секунд вступила электрогитара. – Так-то лучше.

Утопив педаль газа в пол, Маркус уверенно вел автомобиль по ночной трассе, с энтузиазмом подпевая вокалисту широкоизвестной рок-группы. Сосредоточившись на тексте песни, он старательно гнал мысли о том, что именно послужило причиной его возвращения в столь ненавистное место.

Тридцать лет назад, когда Маркус покинул город, он клятвенно пообещал сам себе, что никогда больше не вернется. Это место было его персональным адом на земле. И, судя по тому, как защемило в груди при виде невзрачной таблички с названием городка, оставалось им и по сей день.

Проехав по знакомым улочкам, автомобиль свернул в сторону леса. Дорога здесь была старая, ямы и трещины давно никто не латал. Местами проехать становилось сложно даже на внедорожнике, поэтому Маркус сбавил скорость, практически по-черепашьи продвигаясь к цели. Впрочем, его это не огорчало. Мужчина был даже рад оттянуть момент возвращения.

Проехав еще с километр, автомобиль остановился у большого, давно заброшенного коттеджа посреди леса. Заглушив двигатель, Маркус шумно выдохнул, переводя взгляд на дом. Он не спешил выходить из машины, оглядывая заброшенное строение. Стены местами потрескались и заросли плющом. Дорожка, ведущая к дому, поросла травой и сорняками.

– Ну и на кой черт ты сюда приехал? – обращаясь к самому себе, произнес Маркус и, повторно вздохнув, выбрался из машины.

Погода в городке оставляла желать лучшего, впрочем, как и всегда. Дожди в Рэйнвуде – обыденность, как снег на Аляске. Маркус вспомнил, как, будучи еще мальчишкой, с восторгом наблюдал за лучами солнца, редко добиравшимися до этого Богом забытого места.

Старые проржавевшие ворота соединялись между собой толстой цепью, концы которой, в свою очередь, скреплялись огромным амбарным замком. Мужчина без особого интереса оглядел каменный забор, покрытый плющом и мхом. В детстве он казался высокой неприступной стеной. А сейчас… Ничего необычного. Забор как забор.

Маркус качнул головой, откидывая промокшие от мелкого дождика черные волосы и одновременно отгоняя детские воспоминания, и коснулся ржавого замка.

– Кого это остановит? – пробормотал он, с легкостью сорвав цепь.

Ворота открылись с протяжным скрипом. Поморщившись, Маркус решительным шагом пересек заросший дворик и через несколько мгновений вошел в дом.

Внутри, как и ожидалось, пахло сыростью и плесенью. Краска, покрывавшая стены, местами облупилась, полы противно скрипели от тяжелых шагов. Маркус обошел комнаты первого этажа, останавливаясь в каждой из них. Кухня напомнила ему запах вкуснейшего мясного пирога, который мама готовила по выходным, зал – треск поленьев в камине. В прачечной они с Тарой однажды прятали щенка, найденного у ворот. Огромные грустные глаза несчастного животного, трясущегося от холода под проливным дождем, не оставляли выбора. Правда, в прачечной щенок прожил недолго. Мама нашла его на следующее утро и, с минуту поохав от вида усыпанного грязными следочками пола и лужи в углу, все же разрешила оставить животное. Чарли вырос огромным черным псом с добрым сердцем и умер от старости в кругу любящих его людей.

«В этом доме не всегда было так уныло», – подумал Маркус, поднимаясь по ступеням широкой, некогда светлой лестницы на второй этаж. Здесь располагалось пять небольших комнат. Войдя в одну из них, он с тоской вздохнул. Вся мебель, когда-либо имевшаяся в доме, осталась на прежних местах, и только в этой спальне царил полнейший хаос. Перевернутая вверх тормашками кровать, тумбочка, разбитая о стену, разваленный стол – все это напоминало ему о последнем дне в этом городе. Маркус поспешил покинуть помещение, гоня прочь мысли о том времени.

Вторая комната принадлежала родителям. Простояв с закрытыми глазами пару минут в самом центре спальни и стараясь не вдыхать противного запаха плесени, мужчина вспоминал доброе, покрытое мелкими морщинками лицо матери. Странно, но он практически не помнил ее улыбки. Он был совсем ребенком, когда его семью постигло страшное горе, навсегда стершее радость с ее лица.

Проигнорировав две комнаты, расположенные друг напротив друга, Маркус дошел до конца коридора и остановился у последней, пятой двери. Отчего-то именно сейчас боль сдавила грудную клетку настолько, что, если бы его легкие постоянно нуждались в кислороде, он бы попросту задохнулся.

Пересиливая желание как можно быстрее покинуть этот дом и в целом город, Маркус медленно протянул руку и, толкнув дверь, шагнул за порог комнаты. Внутри, казалось, ничего не изменилось. Он отлично помнил старый шкаф из темного дерева, массивную кровать с кучей подушек и огромное резное зеркало в овальной раме. Последнее стояло в углу комнаты, накрытое пожелтевшей от времени тканью. Маркус, поджав губы, медленно подошел ближе.

«Лиз так любила его», – подумал мужчина, резким движением сдернув ткань. Пальцы сами потянулись к позолоченной раме. Очередное непрошеное воспоминание больно резануло по сердцу.

***

В один из редких солнечных дней Маркус, будучи совсем ребенком, сидел на полу в комнате сестры и копался в шкатулке Лиз. Он обожал перебирать ее многочисленные украшения, представляя себя пиратом, внезапно откопавшим клад со сверкающими камнями и блестящими цепочками. Не хватало только золотых монет. Впрочем, этого добра было предостаточно в комоде отца.

– Маркус Барбаросса, немедленно верните мои драгоценности! – шутливо воскликнула Лиз, погрозив брату тонким пальчиком.

– Это все мое! – надув губы, протянул юный пират, сгребая «клад» в охапку. – Мои сокровища!

– Отдай хотя бы заколку, – примирительно улыбаясь, попросила Лиз. – Вон ту, с зелеными камнями. Она отлично подойдет к платью.

– Ладно, – после недолгих раздумий согласился Маркус и протянул сестре заколку. – Но потом верни! Это мой клад!

– Как скажете, капитан, – почтительно склонив голову, произнесла Лиз и, собрав часть волос на затылке, поправила золотистые локоны, струящиеся по плечам. – Красиво?

Внимательно оглядев сестру, Маркус уверенно кивнул.

– Очень.

В тот день Лиз была особенно прекрасна. Изумрудное платье, украшенное кружевом, подчеркивало хрупкую фигурку девушки и огромные зеленые глаза. Она всегда улыбалась, и ее улыбка была его личным светом. Светом, которого он так рано лишился.

***

Вернувшись из солнечного дня, навеянного воспоминаниями, в темную спальню давно заброшенного дома, Маркус невольно поморщился. Он медленно пересек комнату, оказавшись у широкого окна. Деревянные рамы раздулись от влаги и частично прогнили. Толкнув одну и них, Маркус распахнул окно и впервые за все это время вдохнул свежий прохладный воздух.

Дом, в котором некогда жила его семья, находился на небольшом возвышении, и из комнаты Лиз открывался вид на весь город. Улочки в основном тонули в темноте, только некоторые из них были освещены редкими желтоватыми фонарями.

Маркус, не двигаясь, с тоской глядел на ненавистный ему Рэйнвуд. Он всем сердцем желал покинуть это место. Вернуться сюда после тридцати лет отсутствия казалось огромным шагом в прошлое. Мужчина не хотел этого.

Слишком много воспоминаний. Слишком много боли.

Но то, что произошло несколько дней назад, не оставляло выбора. Он должен быть здесь.

Прикрыв глаза, вампир грустно усмехнулся.

– Добро пожаловать в ад, Маркус.

Глава 2

Телефон, оставленный на прикроватном столике, тихонько пискнул. Ева искоса взглянула на экран.

«В ночь с 19 на 20 ноября в городе местами сохранится туман».

Далее следовал номер экстренной службы и призыв по возможности оставаться дома до утра. Девушка хмыкнула, вернувшись к созерцанию улицы, очертания которой тонули в серебристой дымке. Ева не помнила ни дня, чтобы хвойный лес, разросшийся на окраине города, не обволакивало туманом. Они словно были единым целым, одним организмом. Местные жители, особенно те, кому давно перевалило за пятый десяток, верили, что лес являлся убежищем нечистой силы, и туман скрывал ее от посторонних. Они постоянно напоминали детям и внукам, чтобы те даже близко не приближались к нему. Молодежь отмахивалась, но тем не менее и правда обходила лес стороной.

Пару раз Ева с друзьями все же собирались ослушаться наказа взрослых. Они тогда учились в старшей школе, и, как это заведено у подростков, жаждали приключений и экстрима. Правда, на подходе к опушке их решительность начинала потихоньку угасать, и никто из них так и не посмел ступить на территорию нечистой силы. Был ли это инстинкт самосохранения или программа, заложенная в голове с самого детства, никто из ребят не знал, но желание прогуляться по лесу больше никогда не посещало ни одного из них.

Телефон снова пискнул.

«Похороны в среду».

Слова, вернувшие в реальность из детских воспоминаний. Вылившиеся на голову ушатом ледяной воды. Заставившие Еву вдруг вспомнить, по какому поводу она вернулась в Рэйнвуд спустя два года после переезда в соседний мегаполис.

Похороны. Какое страшное слово. Слово, заставляющее сердце болезненно сжиматься, вызывающее острое желание завыть от несправедливости произошедшего.

Рональд Смит. Рыжеволосый паренек с большими голубыми глазами и широкой улыбкой, с огромными планами на будущее и непоколебимым желанием изменить мир. В детстве он мечтал стать ветеринаром, в подростковом возрасте увлекся музыкой и верил, что обязательно покорит не одну мировую сцену, а после школы решил пойти по стопам отца и начал подготовку к поступлению в военную академию. Всегда вежливый, добрый и понимающий. Парень, которому едва стукнуло двадцать, больше не поможет ни одному бездомному животному, не сыграет на гитаре под аплодисменты одноклассников и так и не узнает, что из военной академии пришел положительный ответ.

Ева всхлипнула, невидящим взором глядя на окутанную туманом улицу. Дом Рона находился прямо напротив. В окнах первого этажа горел свет. Интересно, как дела у миссис Смит? Ева приехала еще вчера и сразу отправилась к Маргарет. Она не знала, что говорить несчастной женщине, потерявшей единственного сына, но вместе с тем понимала, что не может просто проигнорировать ситуацию. Рон был ее другом. Лучшим другом, которого она знала едва ли не с пеленок.

Семья Смит поселилась в доме напротив, когда Еве стукнул год. Рон был старше на два месяца. В детстве это была весомая разница, и девочка постоянно обижалась, когда друг не без удовольствия напоминал об этом. Шли года, и в единственной на весь городок школе они оказались в одном классе.

Сколько счастливых и грустных моментов они пережили вместе, бок о бок, и не счесть. Позже их дуэт разбавила Ребекка Дауман, чья семья переехала из соседнего мегаполиса в поисках тишины и спокойствия. В этом они не прогадали: в Рэйнвуде никогда не происходило ровным счетом ничего. Полный штиль. А потому хладнокровное убийство молодого парня обсуждали уже четвертый день.

– Милая, выпьешь со мной горячего чаю? – почти шепотом спросила мама, тихонько заглянув в дверной проем. На коротких темных волосах переливались капельки дождя: Сара вернулась со смены в больнице около десяти минут назад и не успела толком обсохнуть.

– Да, сейчас приду, – заверила Ева и постаралась улыбнуться. Вышло неправдоподобно. Сара тяжело вздохнула и, кивнув, удалилась на кухню. Через минуту послышался шум включенного чайника.

Телефон снова крякнул.

«Не спишь? Перезвони, пожалуйста».

Ева взяла мобильный со стола и набрала номер Бекки.

– Привет, прости, если разбудила, – тихий, растерянный голос подруги, которая всегда была главной заводилой компании, навевал еще большую тоску. Ева глубоко вздохнула.

– Ничего, я все равно не могла уснуть. Как ты?

– Не знаю, – призналась Бек после непродолжительного молчания. – Пока не понимаю. Вроде бы нормально, но…

На заднем фоне послышался мужской голос, оповестивший Бекку, что собирается ложиться спать.

– Тим уже вернулся? – зачем-то поинтересовалась Ева. На самом деле ей было плевать на все, что касается Тима. Скорее всего это был способ поддержать диалог и снова не удариться в слезы от нахлынувших воспоминаний.

– Да, приехал пару часов назад. Он должен был вернуться через неделю, но сорвался ко мне сразу, как только узнал о Роне.

– Рона не стало четыре дня назад, – напомнила Ева. – Долго же до него доходила эта информация.

– Я специально не говорила ему, чтобы он не бросал дела, – выгораживая парня, Бек повысила тон, но тут же тяжело вздохнула. – Слушай, я знаю, что ты не особо любишь Тима, и Рон тоже его не жаловал, но давай не будем об этом. Он помогает мне. Не знаю, в каком состоянии я бы сейчас была, не окажись он рядом. После школы все изменилось. Рон и Элла стали уделять внимание подготовке к поступлению и отношениям между собой. Мы практически не виделись. Ну а ты уехала за сотни километров и неизвестно, вернулась бы вообще, если бы не произошедшее. Я не виню тебя, не подумай. Я бы и сама уехала, если бы не болезнь мамы. Но Тим – единственный, кто остался со мной.

Ева почувствовала резкий укол совести. Тим, который предпочитал, чтобы его звали Гриф, являлся главарем местной банды отморозков. Высокий, со смуглой кожей, горой мышц и множеством шрамов неизвестного происхождения, он не упускал возможности напомнить о своей крутости и авторитете даже тогда, когда это было не совсем уместно. Правда, все, на что хватало их бунтарства – мелкие кражи в магазинах да слив топлива на неохраняемых автостоянках. Несмотря на несносный характер и явные признаки нарциссизма, с Беккой он становился другим. Ева искренне не понимала, что подруга нашла в Грифе, однако старалась лишний раз не поднимать эту тему.

– Прости, – выдохнула Ева, усаживаясь поудобнее в стареньком кресле. – Ты права. Просто… Я чувствую опустошение. Словно вместе с Роном ушла какая-то часть моей души.

– Я понимаю. Помнишь, как было здорово в детстве? Никаких забот и хлопот. Мы могли часами бродить по городу, не замолкая ни на секунду.

– А потом приходили к кому-то из нас домой и зависали там до самого вечера, – улыбнулась Ева, с теплотой вспоминая о днях, когда самое страшное, что могло случиться с их маленькой компанией – домашний арест или лишение сладкого.

На несколько секунд девушки замолчали, думая каждая о своем.

– Как Элла? – спросила Ева, чья совесть вдруг напомнила ей, что та за все эти дни так и не поинтересовалась состоянием подруги.

– Ей, пожалуй, сейчас хуже всего, – вздохнула Бек и, спохватившись, добавила: – Не считая Маргарет, конечно. Но ее до сих пор не выписали из больницы после того нервного срыва. Помнишь, я тебе рассказывала?

Ева задумчиво кивнула. В тот страшный день, ставший последним в жизни Рона, Элла будто сошла с ума. Она кричала, рыдала, отбивалась от матери и приехавших на вызов врачей. Ее состояние было вполне объяснимо: она потеряла любимого человека. Их с Роном связь оказалась слишком сильной, чтобы ограничиться простой скорбью, тем более в том возрасте, когда эмоции часто берут верх над здравым смыслом.

– Ты виделась с ней после случившегося?

– Нет. Я приходила в больницу, но меня не пустили. Миссис Палмер сказала, что Элла на сильных успокоительных. Она либо спит, либо часами пялится в одну точку и ни на что не реагирует. Ты знала, что они с Роном расстались за пару дней до его смерти?

Ева скривилась, услышав страшное слово. Сама она старательно избегала его как в разговоре, так и в мыслях.

– Нет. Почему?

– Не знаю. Она позвонила мне в понедельник и рассказала, что бросила его.

– Серьезно? – Ева не верила своим ушам. – И не уточнила причину?

– Нет, ничего конкретного. Сказала только, что он стал уделять ей меньше времени, постоянно пропадая. Рон говорил, что готовится к поступлению, но Элла решила, что у него какие-то секреты.

– Например?

– Да черт их разберешь. Может, он просто старался получше подготовиться к поступлению, а Элла накрутила себя и… В общем, после громкого скандала, который слышал весь район, она его бросила.

– Странно. Когда мы в последний раз созванивались с Роном по видеосвязи, он казался вполне счастливым. Говорил, что у них все прекрасно. Они ведь собирались съехаться…

– Да, я знаю, – вздохнула Бек. – Вот так порой бывает. Сегодня все хорошо, а завтра тебя может просто не стать. Думаю, Элла сейчас очень жалеет о том, что последние дни Рона они были в ссоре. Она любит его. Не знаю, как ей помочь. Может, сходим к ней? Попробуем поговорить.

– Да, в любом случае нужно навестить ее. Встретимся завтра и зайдем в больницу.

– Хорошо, договорились. До встречи.

Положив телефон обратно на столик, Ева вновь взглянула в окно. Туман и не думал рассеиваться, а мелкий дождик все усиливался. Девушка грустно улыбнулась. Даже сама природа не сдержалась и сейчас, роняя слезы, оплакивала Рональда Смита, человека с добрым сердцем и большими планами, которым так и не суждено было сбыться.

– Эй, ты идешь? – донесся писклявый детский голосок. Ева со вздохом поднялась с кресла и вышла из комнаты. Миновав темный коридор, в котором почему-то никто никогда не включал свет, девушка вошла на кухню и взглянула на старые настенные часы.

– Эви, уже почти полночь, ты почему не спишь? – наигранно сурово спросила она, обращаясь к младшей сестре. Эвелин, выпучив глаза, застыла с открытым ртом, так и не донеся до него шоколадный пончик.

– Я уже не маленькая, – возмущенно буркнула она, искоса поглядывая на мать. Сара снисходительно улыбнулась.

– Ладно, я разрешаю тебе лечь спать немного позже. Не каждый день приезжает старшая сестра, верно?

Ева улыбнулась, но на душе отчего-то стало невыносимо тоскливо. Возможно, из-за интонации голоса матери. Сара искренне радовалась приезду дочери, пусть даже этому и послужил такой печальный повод. А вот Ева не могла в полной мере насладиться возвращением в Рэйнвуд. Во-первых, этот визит казался ей шагом в прошлое, туда, откуда она старательно убегала. Во-вторых, возможно, она бы с большим удовольствием приехала на встречу выпускников, чей-нибудь день рождения или, скажем, свадьбу Эллы и Рона. Ева была уверена, что последний повод не заставит себя ждать. Как-то раз они с ребятами обсуждали эту тему, и Элла заверила, что обязательно сделает девушку подружкой невесты. При воспоминании о том разговоре внутри разрасталась тоска по тому, чему теперь никогда не суждено было сбыться.

– Завтра мы с Беккой хотим навестить Эллу, – сказала Ева, наливая в кружку крепкий чай.

– Ева, девочка на сильных успокоительных, – лицо Сары приобрело серьезное выражение. Тепло во взгляде вмиг испарилось, уступив место профессиональной маске строгости. Именно с таким лицом Ева обычно видела мать на работе, когда забегала в больницу после уроков, чтобы передать забытый обед или просто увидеться. – Будьте осторожны с тем, что говорите. Маргарет потеряла сына, но справляется с эмоциями лучше, чем Элла. Ей сейчас очень тяжело. Одно неверное слово – и нам придется начинать лечение заново…

– Я знаю, мам, – перебила ее Ева, успокаивающе погладив Сару по плечу. – Я лишь хочу увидеть ее. Просто побыть рядом. Мы слишком давно не сидели вот так, лицом к лицу. Я готова молчать, чтобы не навредить ей, но не появиться в больнице в такой сложный период я не могу. Это предательство.

– Понимаю. Но будь осторожна. Элла слишком уязвима.

– Мам… – проскулила Эви, сладко зевнув. Очевидно, ей надоели взрослые разговоры, в которых она никак не может принять участия. К тому же, детский организм привык к определенному режиму, и сейчас, сколько бы Эви не боролась со сном, глаза малышки закрывались сами собой.

– Иди ложись, дорогая, – с теплой улыбкой Сара поцеловала дочь в щеку и пригладила непослушные рыжие локоны, такие же, как у старшей сестры. – Почитать тебе сказку?

Эви отрицательно мотнула головой.

– Я уже слишком взрослая, чтобы слушать сказки.

Ева хихикнула, провожая сестру теплым взглядом. Лишь когда Эви, пошатываясь, медленно скрылась за дверью своей комнаты, девушка повернулась к матери.

– Она и правда очень повзрослела за эти два года.

– Целых восемь лет, это не шутки, – развела руками Сара, снисходительно улыбаясь. – Она уже несколько месяцев отказывается от сказок. Говорит, что это для малышей. Все дети мечтают скорее стать взрослыми. Ты тоже была такой. Хотела поскорее вырасти, чтобы все перестали обращаться с тобой, как с ребенком.

– А теперь я мечтаю вернуть то беззаботное время. Тогда все было проще. Знаешь, мам, иногда мне хочется снова начать верить в сказки.

– Что же тебе мешает?

Ева горько усмехнулась, потирая глаза, медленно наполняющиеся слезами.

– Осознание реальности.

– Но ведь реальность не всегда плоха. Да и в сказках не все так радужно. Милая, в жизни случается все. Каждый рано или поздно сталкивается с болью, потерями и разочарованиями. Но важно помнить одно простое правило: все проходит. И через время становится легче.

Ева молча кивала, слушая слова матери. Аккомпанемент ливня за окном придавал ее голосу какие-то мистические нотки. Словно Сара читала слова заговора, способного успокоить встревоженную душу.

– Совсем нет сил. Пойду спать, – поднимаясь из-за стола, пробормотала Ева. Сара лишь понимающе кивнула, молча проводив дочь полным грусти взглядом.

За последние четыре дня Ева испытала огромный спектр эмоций. Боль от потери Рона сопровождалась злостью на саму себя за то, что не оказалась рядом и обидой на весь мир за подобную несправедливость, моральным опустошением и полной растерянности. Она привыкла к долгим вечерним разговорам с другом, и теперь, когда телефон предательски молчал, на душе было невыносимо тоскливо. Еве хотелось выть от несправедливости, кричать и бить кулаками ни в чем не повинную подушку, разрыдаться на плече матери и высказать все, что копилось все эти дни. Но вместо этого она, как могла, сдерживала себя, чтобы не оказаться на больничной койке рядом с подругой. Девушке не хотелось, чтобы Сара переживала то же, что сейчас испытывает мать Эллы. В конце концов, у нее куча других забот: пациенты, дом, Эви. Не нужно впутывать ее в собственные душевные терзания. Мама права. Время лечит.