Разлом времени. Космическая фантастика

«Датчик температуры реактора номер три!» – крикнул Ли, его голос все еще звучал неестественно молодо после недавнего приступа «детства». «Показывает минус двести градусов! А секунду назад был плюс пятьсот!»

«Он не показывает минус двести, Ли, он показывает состояние „минус двести“», – устало поправила Аня. «В другом временном срезе этот датчик, возможно, еще не был установлен, и его показания нулевые или абстрактные. А в другом – он уже замерз в пустоте после разгерметизации. Мы видим их все сразу».

Она попыталась перезагрузить консоль, но когда ее пальцы коснулись панели, та на мгновение покрылась толстым слоем пыли и паутины, как будто простояла без ухода десятилетия. Аня резко отдернула руку, и панель снова стала чистой, современной.

«Капитан, это не сбои, это… темпоральная коррозия!» – доложила Аня по связи. «Части корабля стареют и молодеют с невероятной скоростью! Я только что видела, как несущая балка в коридоре палубой выше на секунду покрылась ржавчиной и искривилась, а потом снова стала гладкой и новой! Системы жизнеобеспечения… фильтры воздуха… они то забиты, как после многолетней эксплуатации, то чисты, как только что с завода! Насосы… один сейчас гудит как новый, следующий – скрипит, как будто ему сто лет!»

По всему кораблю разносились странные звуки. Скрип металла, который звучал так, будто корпус сминают. Глухие удары, не имеющие видимого источника. Звяканье инструментов, падающих со столов, даже если на столах ничего не было. Иногда слышался тихий, как будто далекий, шум работающих систем, который, по всем показаниям, не должен был быть слышен в этом месте.

В коридорах освещение вело себя как капризный призрак. Лампы то вспыхивали ослепительным белым светом, то мерцали тусклым желтым, как старые лампы накаливания, то гасли вовсе. Стены иногда казались размытыми или полупрозрачными, открывая взору что-то, что не должно было находиться там – провода, которых не было в схемах, или смутные очертания других отсеков, находящихся, по логике, совсем в другом месте корабля.

Двери отсеков открывались и закрывались сами по себе, иногда с пронзительным скрипом, иногда беззвучно. Однажды дверь медицинского отсека просто… исчезла на несколько секунд, оставив лишь пустой проем, а потом вернулась на место с громким лязгом.

«Система внутренней связи тоже нестабильна, Капитан», – доложил офицер связи с мостика. «Голоса пропадают, накладываются друг на друга. Иногда слышны… другие звуки. Шум ветра? Морской прибой? И… кажется… голоса других людей, которых нет на корабле».

На мостике видоэкран, который ранее показывал текучие цвета аномалии, теперь начал демонстрировать фрагменты других видов. На секунду можно было увидеть звезды, но не те, что были до входа, потом – размытый образ планеты, потом – внутренность какого-то помещения, не похожего на отсек «Авангарда». Эти «окна» в другие места и времена были мимолетными, но глубоко дезориентирующими.

«Гравитационные стабилизаторы колеблются, Капитан!» – крикнул Джакс, пытаясь удержать равновесие, когда пол под ногами на секунду стал легче, а потом тяжелее. «Ощущение… как будто мы то падаем, то резко взмываем вверх, хотя мы неподвижны!»

Аня, в Инженерном, с ужасом обнаружила, что корпус корабля начал проявлять признаки локального «временного омоложения» до стадии сырья. На небольшом участке стены металл потерял форму, став похожим на текучую, бесформенную массу, которая тут же, к счастью, затвердела обратно. Но это был пугающий прецедент. Если бы это произошло с критически важным участком, это могло бы вызвать разгерметизацию или структурный коллапс.

«Это не просто техника ломается, Капитан», – голос Ани был напряжен до предела. «Корабль… он сам меняется! Его физические свойства нестабильны! Я не могу ничего починить, если то, что я пытаюсь починить, то существует, то нет, то является новым, то старым!»

Кенджи Танака, пытаясь успокоить членов экипажа, испытывающих все более сильные физические и психические трансформации, почувствовал, как температура в медицинском отсеке резко упала. Потом поднялась до невыносимой жары. Системы климат-контроля работали, но отсек, казалось, «вспоминал» другие климатические условия.

Каэл, патрулируя коридоры, наткнулся на то, что заставило его замереть. Перед ним в стене появилась трещина. Она не была похожа на обычную трещину от удара или напряжения. Она была… неправильной. Из нее исходило слабое, пульсирующее свечение, и оттуда доносился тихий, многослойный шепот, который звучал как тысячи голосов одновременно, говорящих на разных языках и с разной скоростью. Трещина расширялась, а потом начала медленно закрываться, как будто стена сама по себе заживала, но процесс был медленным и неестественным.

Корабль, их безопасная крепость в глубинах космоса, превращался в кошмар. Его стены дышали, его системы сходили с ума, его структура становилась зыбкой и непредсказуемой. «Авангард» не был больше надежным домом. Он стал еще одной переменной в этом ужасающем уравнении временной аномалии, непредсказуемым и потенциально смертельно опасным сам по себе.

Глава 9: Изоляция

Вскоре после того, как первые, относительно незначительные, временные трансформации проявились у экипажа, и стало очевидным, что корабль тоже подвержен аномалии, Капитан Петрова приказала установить связь с Космической Федерацией. Это был стандартный протокол в случае столкновения с неклассифицированной аномалией, тем более такой опасной.

«Джакс, установите канал связи с Центральным Командованием Сектора», – приказала она. «Приоритет Альфа-Омега, кодовое слово „Зирон-Бермуда“.» Кодовое слово «Бермуда» использовалось для обозначения критической ситуации, связанной с пространственно-временными искажениями.

Джакс кивнул и начал работать на консоли связи. Обычно это была рутинная операция. Найти ближайший ретранслятор, установить защищенный канал, передать пакет данных. Но не сейчас.

«Пытаюсь установить канал, Капитан», – доложил он через минуту, его лицо было напряженным. «Сигнал… он не проходит. Или… он возвращается? Мои приборы показывают, что исходящий сигнал… накладывается на входящий. Как будто я говорю сам с собой, но с задержкой в несколько часов».

На одном из вспомогательных мониторов мостика появилось изображение, которое должно было быть графиком прохождения сигнала. Вместо этого оно представляло собой искаженную, пульсирующую линию, которая изгибалась и заламывалась, будто отражаясь от невидимой, неправильной поверхности.

«Попробуйте на всех доступных частотах», – настояла Елена.

Джакс провел еще несколько минут, переключаясь между стандартными федеральными частотами, аварийными каналами и даже устаревшими протоколами. Результат был тем же. Сигнал либо не уходил вовсе, либо возвращался в искаженном виде, неся бессмысленный шум или фрагменты их собственных, записанных ранее сообщений.

«Нет прохождения, Капитан», – обреченно сказал Джакс. «Наш сигнал… он будто не может выйти за пределы этой зоны. Или… зона сама по себе является барьером для обычной связи».

«Арис, есть идеи?» – спросила Елена, обращаясь к научному отсеку по внутренней связи, которая тоже периодически трещала и искажала голоса.

«Предполагаю, что это прямое следствие темпорально-пространственного искажения, Капитан», – ответил Арис. Его голос звучал с легким эхом, хотя он находился в соседнем отсеке. «Электромагнитные волны, несущие сигнал, подчиняются тем же законам физики, что и все остальное. Если пространство-время искажено, волны не могут распространяться прямолинейно или с постоянной скоростью. Возможно, они изгибаются, замыкаются сами на себя, или просто… растворяются в хаосе аномалии. Мы находимся в пузыре. Информационном пузыре».