Возвращение. К волжским берегам

Утром меня будили комбайны, следующее на поле. Если ток находился недалеко от села, комбайнеры приезжали ночевать домой.

Вётлы у дома

Дети получали неограниченную свободу в летную жаркую пору. Когда июльское солнце нещадно припекало, трава высыхала, а на просёлочных дорогах земля превращалась в пыль, мы бегали по ней, оставляя следы от босых ног, соревнуясь в том, чей след больше. В жаркие дни улица вымирала и только в грязных лужах, оставшихся на местах, где наш сосед дядя Вася останавливал свою лошадь с цистерной воды, валялись свиньи, чёрные в цвет чернозёма. Воды питьевой у нас на селе было мало. Благодатный источник, – колодец на краю улицы, откуда мы носили воду в вёдрах домой, прогнувшись под тяжестью большого полного ведра. Малышам ведро было по пояс, большим ребятам было чуть проще с ним справляться, но от обязанностей, носить воду для полива огорода или пополнять запасы на день питьевой для приготовления пищи, да и необходимой для того, чтобы напоить домашний скот, не освобождали никого. Уже потом, когда, повзрослев я приезжала каждое лето на каникулы в гости, застала колодец, вырытый поближе к дому. Он обеспечивал водой жителей восьми домов. Ещё позже провели водопровод в каждый приусадебный участок.. Каждое такое изменение – событие наиважнейшее. Обо всём писали мне в письмах, радостно сообщали, что жить становится легче с каждым годом. Колодезной водой заполняли большой цинковый бак в сенях и ведро в избе. Став студенткой, я привезла из Куйбышева красивый эмалированный бак. Вот так по мелочам украшали жизнь сельской глубинки!

Возвращаюсь к названию своей публикации «Ветлы у дома». Эти ветлы, пожалуй, самая знаковая для меня достопримечательность отделения 2. Мой дед по папиной линии, Зверев Фёдор Аккимович, родился и вырос в поселении Куровское Московской области. Вспоминал о свой родине часто, особенно, когда речь заходила о лесах, о грибной поре. В нашем селе, возникшем в период коллективизации, когда заселяли поволжские степи и по призыву партии направляли молодежь поднимать сельское хозяйство в безводных, малозаселенных, скорее глухих районах, деревьев не было никаких вообще. Картофель, лук, дыни, огурцы и помидоры – вот перечень овощных культур, которые доводилось видеть на огородах, расположенных на задней стороне дома. Перед окнами высаживались мальвы. Это нехитрое хозяйство не требовало большого количества воды. А вот у деда за домом росли ветлы. Их было пять. Две их них особенно разрослись. Они имели в своем основании мощные разветвления и образовывали площадки, напоминающие кресла: Одно располагалось на высоте полутора метров, второе почти двух с половиной, кроме того несколько крепких ветвей также можно было использовать для комфортного размещения на ветлах небольшой компании. Дом деда располагался около дороги, которая вела на котлован (искусственный водоём). Преимущество заключалось в том, что я всегда видела, кто из моих друзей идет купаться и в любое время могла присоединиться к ним. На обратном пути мы почти всегда останавливались под ветлами и развлекались как придется, подтягивались на ветвях, прыгали с них или просто сидели и беседовали на любые темы.

Верхнее кресло обычно занимала я, это был мой рабочий кабинет. Там я читала, писала письма. Значимым увлечением для старшеклассников были шахматы. Партия могла продолжаться 3 часа.

Я была мастером длинных партий. Часто партнеры не выдерживали, считая обдумывание ходов пустой тратой времени, и передавали партию приятелю. Шахматы я носила с собой и на котлован, и в клуб. В клуб летом ходили каждый день. Там стоял проигрыватель, мы ставили понравившиеся пластинки, взрослые танцевали, а подростки просто проводили время, наблюдая, беседуя. Помню, что и там я играла в шахматы. Иногда уезжали на танцы в соседние села. Ещё одно совсем не безопасное приключение. Видимо, в традиции русских мужчин – биться за своих дам, место дуэли в советских селах заняли кулачные разборки.

У одной из 5 ветел. (самой скромной и без раскидистых ветвей кресел)

Я сегодня забыла суть даты

Я сегодня забыла суть даты,

Двадцать первое, бабушки смерть.

Ах, ноябрь, как трепал ты когда-то

Мою жизнь, превратив в круговерть.

Испытанья, болезни, потери…

Кто мне силы давал, видно Бог?!

Шла упорно вперёд, свято веря:

Одолею. И он помог.

Улыбалась рассветам радостно.

Смахнув быстро слезу со щеки,

От невзгод отбивалась яростно,

И искала хоть чьей-то руки.

Боль жила в моем сердце долго,

Привыкала к потерям с трудом,

Приходила, как к другу, к Волге,

Где под ивами старый дом

Открывал приветливо двери,

Приглашая пройти за порог.

Только камень былых потерь

С сердца снять даже он не мог.

В парке старом мостик горбатый,

Ива свесилось над прудом,

Я сегодня забыла про даты…

Жизнь идет своим чередом.

Двадцать первое, вновь застыла

перед храмом Николы я.

Внутрь вошла и кольцо осветила,

обручальное от отца.

Вспоминаю, прошло сорок лет

С той зимы… Звонок, телеграмма.

– Горе, Оля, отца больше нет —

Произносит спокойно мама.

Спазм, и я не могу вдохнуть.

Как, такое могло случиться?

Сорок пять всего лишь ему…

Дальше всё как в тумане… Мчится

Поезд к странной станци – ВАД,

С роковым названьем нездешним.

Жил отец там, создав семью,

С молодой женою Надеждой.

Отец со своим старшим сыном Славой Зверевым

Дар, назначенный им судьбой

Для любви, для создания быта, —

Два сыночка пяти и трёх лет,

Новый дом, мечты… и разбита

Жизнь. Молодая вдова

Ждёт меня на холодном перроне,

Для неё я частица тепла,

Дочка первая милого Коли.

Я не знаю, как это было,

Где она повстречала его,

Только знаю, всю жизнь любила

Лишь его, его, одного.

И что б крепче к себе привязать,

Привязать надёжно, надолго.

Получилось меня обожать,

Приезжать к нам в гости на Волгу.

г. Куйбышев с будущей женой отца, Чебураевой Надеждой Георгиевной

И бродить со мной по полям,

По лугам среди вётел папиных,

Стать весёлою старшей сестрой,

Пугать нежностью не растраченной.

Я была ее старше на жизнь,

Рассуждала ясно, серьёзно.

И уехала к матери жить,

Так решила. Всё, прибыл поезд.

Взгляд застывший, пустые глаза,

Ни слезинки, – «О боже, боже!

Оля, милая, как же так.

Оля, девочка. Ну, за что же?»

Где смешливая стрекоза, всё пустяк,

Лишь бы он был рядом?

И проносится товарняк,

Обдавая мазутным смрадом.

Встрепенувшись, спешим домой,

Понимая, что там лежит

Наш любимый, такой родной,

Вдруг, он встанет, заговорит.

Входим в комнату, полумрак,

Пиджак чёрный, галстук с алмазом, —

Мой подарок с юга, ему,

Что надеть не успел ни разу.

После первого курса в Сочи

Я поехала отдыхать,

Отпускал с сожалением. Дочку,

Повзрослевшую, не удержать.

Обижался: «Совсем не видимся,

Лишь неделю со мной побыла,

Ждал каникул, у бабушки встретимся,

Отложил все свои дела.

У тебя серьёзная сессия,

Но потом?» – «А потом на юг».

Уезжала, он был не весел,

Милый папа, мой верный друг.

Закружившись в курортных встречах —

Море, солнце, красивый загар,

Не забыли с подружкой съездить

На закрытый сухумский базар.

Съэкономив на ресторанах,

Водолазку купила себе,

Платье Наде, а папе галстук,

Он, довольный, писал в письме:

– «Галстук модный, с красивым камнем

Я надену на Новый год». —

Так случилось, чуть – чуть не дожил,

И теперь «туда» заберёт

Мой подарок. А мне на память

От него золотое кольцо,

То, которое улетело

В доме бабушки под крыльцо,

Отыскав, обещал на свадьбу, —

Талисманом к жизни моей.

– Я надела его на палец

В свете трёх поминальных свечей.

Сохранил, пусть и жили лихо,

Как подарок, для свадьбы моей.

Доброй мачехой передан тихо

В свете тех поминальных свечей,

Что мерцали пред образами…

И не слыша, речей прощальных,

Я не справилась со слезами,

Каменея в немом отчаяньи.

Спазм, и я не могу вдохнуть.

Как, такое могло случиться?

Дальше следовать без него.

Поезд скорый по жизни мчится.

Лишь только боль…

Из детских грёз я извлекаю

Лишь боль… И осязаю,

что одна на свете,

в том мире где живут, как дети, —

моя вина, мои потери.

Для них лишь открываю двери.

И кто сумеет объяснть,

как разорвать мне эту нить,

и почему, понять позволь,

преследует так эта боль?

Для радости и для покоя

Кто двери для меня откроет?

Рву малину

Рву малину, и как – будто слышу

Голос бабушки, родной и милый.

«Оля, набери немного ягод,

А не трудно, и горсточку вишен.

Не понять нам, молодым и зрячим, —

Этот шаг, что до куста малины,

Быстро лишь их память одолеет,

А для ног он бесконечно длинный.

А спросить не каждый ведь посмеет.

Вспоминаю стариков я гордых,

И угрюмых, и судьбе покорных.

И вопрос, ответ пока не слышен.

– Как же жизнь прожить, чтоб на исходе,

Если старость одолеет и подкосит,

Кто-нибудь принёс тебе без просьбы

В дом воды и просто горстку вишен.

Танечке

Я уже давно совсем не плачу. Плакать,

Близких злить или смешить.

Нужно просто вкалывать и жить,

А не разводить в квартире слякоть.

Но сегодня перед Новым Годом,

Обдало воспоминаньем жгучим.

Ветер, обжигающий, колючий,

Низкая холодная позёмка,

Топот в сенцах и весёлый звонкий,

Голос самой дорогой девчонки,

Что жила в домишке по соседству.

– Можно я на печку к вам погреться? —

– Танечка к тебе, – от счастья таю,

Ведь теперь мы с нею поиграем.

С той поры прошло почти полвека,

Средь друзей нет ближе человека…

Дядя Вася, тетя Мотя, дед,

Бабушка, отец возле крыльца.

Да, Татьяна, всех их больше нет.

Вот такая жизнь – была – прошла.

Помнишь, как с тобою мы бывало

Приходили в школу утром рано,

Звали тебя Танечкой в деревне,

Выдумщицей ты была упрямой.

Всё за что бралась, легко давалось,

Я потом настырно добивалась,

Чтоб не хуже на коньках кататься,

С гор съезжать, бесстрашно кувыркаться.

И пока я в снег врубалась носом,

Ты уже любовные вопросы

Нам решать беспечно помогала.

Без тебя, я б сих пор не знала,

Что такое флирт и в клубе танцы,

И ещё прогулки под луною.

Увлечённо в шахматы, не скрою,

Я куда успешнее играла…

Перед моим домом постоянно

Собирались на большой поляне.

То лапта, но чаще матч футбольный.

На воротах Танечка и Оля,

Это было каждому известно.

А в команде, кто придёт, – все честно.

Мяч то мой, да и поляна наша,

Место сбора славного отряда

Пионеров, я в нем председатель.

Мы тогда учились в третьем классе.

В магазинчик, бабушка за хлебом

И за солью попросила сбегать.

3ий и 4ый классы начальной школы отд. №2, с/х Масленникова

Танечка отправилась со мной.

Пока я продукты покупала,

Ушлая подружка раскопала

Среди мыла, спичек, папирос

Крохотный флакон одеколона.

Продавщице задаёт вопрос:

«Тетя Валя, что это такое, сколько стоит?»

Да и я, не скрою, с любопытством

Прочитав – «Жасмин», узнаю,

Всего двадцать копеек,

Да, пожалуй, и купить посмею,

Дед и бабка внучке доверяют

И про ту покупку не узнают,

И не будут на меня сердиться…

Таня знает, как распорядиться

Маленьким флакончиком.

«Устроим нынче мы весёлую пирушку».

Да, быстра на выдумки подружка.

«Самогон и брагу пить нам рано,

А одеколончик – ну, пора уж».

И решили мы устроить встречу.

Помним до сих пор про этот вечер.

Деньги собирали, кто что может,

Весь «Жасмин» забрали из сельмага.

Парни притащили с собой брагу

И махорку, – у кого что было, —

Я у деда «Север» утащила.

И отправились к реке в ночное,

Лошадей водили к водопою

И верхом катались, веселились.

Пели песни, те, что полюбились, —

«Маленькая пуговка», «Каховка»…

Про «Жасмин» забыли, только Вовка

Разглядел, – к нам быстро шла по валу

Бабушка моя и причитала —

«Господи, позор… Узнали в школе,

Пьет и курит внучка моя, Оля».

Рассказал всем Сашка про попойку,

Помним до сих пор головомойку.

На линейке все давали клятву

«Пить, курить, теперь вовек не будем!»

Случай тот до смерти не забудем,

Тот «Жасмин», ту брагу на терраске,

«Север» и линейку для острастки.

Получили славный нагоняй.

Прятала «Жасмин» я в стоге сена,

Ты же, с его помощью хотела,

Всех парней к себе приворожить.

Что ни говори, а славно жить,

Если жизнь лишь первые страницы

Для тебя пока перелистнула,

Год роман, и вот уж пятьдесят!

Что- то маловато, только память,

Может жизни каждую страницу,

Ну, почти в деталях начертить.

Вспоминать когда их? Надо жить!

Танечка… и это Вова с Ветой,

Танечка… уже четыре – внука.

Танечка… путь к океану сделан,

Лиссабон… передавай приветы

Комсомолке из страны Советов.

Зимняя сказка

Хрустали разбросала зима.

Ты назвал этот мир бездорожьем.

И закралась вдруг в сердце тревожность, —

Кто подарит мне ключик в дома,

Что укрылись в снегах?

Осторожно

Пробираюсь по узкой тропе…

И сугробы, сугробы повсюду.

Все деревья стоят в серебре.

Зазывает мороз в царство чуда.

Куйбышев. 7 класс. Я с боксером по имени Ральф. Шубка голубого цвета куплена в Ленинграде мачехой после долгих поисков. Голубой и темно-синий до сих пор мои любимые цвета

Разговор под Рождество

Обещала Николаю Угоднику:

Напишу.

Успокоилась и забыла, родненький,

О прощеньи прошу.

Обещала: Вечером, вечером

Помолюсь.

А сама пела песни.

Изгоняла из сердца грусть.

Рождество по земле гуляет.

Вьюга кружит,

На столе пироги есть к чаю,

Вкусный ужин.

Со свечами сидели, беседуя,

Вспоминали от нас ушедших,

Перемешаны радости с бедами,

В настоящей жизни, в прошедшей.

Обращаемся мы

К Заступнику в Рождество.

О прощении просим, о милости,

И чтоб ладилось Ремесло.

Чтобы дети росли послушными,

Почитали отцов,

Чтобы песня лилася вольная,

И душа не знала оков.

Я молюсь Николаю Угоднику,

О прощеньи прошу.

Надоумь меня грешную, родненький,

Одари. Что смогу-снесу.

Племянница. Ольга Зверева.

Оля

Твои губы опять в шоколаде,

ты смеёшься над глупою шуткой.

Я готов говорить об эстраде,

лишь с тобою побыть хоть минутку.

Завтра вновь уезжаешь на Волгу:

Лодка, пляжи, закатные зори,

и остаться просить, нет в том толку.

Зря опять убеждаю и спорю:

Что глаза твои глубже, чем море,

что полюбишь песчаные дюны,

белый парус в безбрежном просторе —

талисман для влюблённых и юных.

А в ответ, рассмеявшись лукаво

и допив остывающий чай,

из кармана платочек достала,

губы вытерла…«Не начинай.

Ну, зачем, повторять всё сначала…

В сентябре снова встретимся в школе».

Я кивал, улыбаясь, устало.

Так всегда с этой ветреной Олей.

Столик в новом кафе у причала.

Официант подаёт чёрный кофе.

Мне рукою опять помахала.

Я люблю эту милую Олю.

11 лет

Счастье!

Моей однокласснице с которой мы сидели за одной партой в 6 классе. Её изложение на уроке учительница русского прочитала нам, как пример нелепейшего построения фраз в предложении. Лапы енота она называла – руки, мордочку -лицом. Все смеялись, а я всегда была очень снисходительна к чужим промахам. Девчонке вообще не давалась учеба. И, чтобы её развеселить, я сказала ей, что сама ничего не смыслю в литературе, но у меня есть дрессированный боксер – собака Ральф, которого отчим привёз из Германии, где работал врачом в военном госпитале. И она поверила. А потом пришла ко мне и попросила показать собаку. Честное слово, я так растерялась, скорее остолбенела от удивления. А потом, когда ситуация прояснилась, мы долго хохотали. Вот я её и вспомнила, как веселый эпизод из школьной жизни.

Опять тебя дурачу чертовщиной,

Моя соседка с рыжей гривой львиной,

Ты с обожаньем слушаешь рассказ

О том, как я учу урок домашний, —

Он небылицей яркою раскрашен,

Будто простой набросок карандашный

Штрихует сине-красная гуашь.

И просто, чтобы паузу заполнить, —

Давно решён пример и есть ответ,

Плету весёлый фэнтази сюжет:

Мол, успеваю всё всегда по дому:

Уроки выучить, помочь домашним,

Сходить за хлебом, солью, простоквашей. —

Всё потому, что есть, дружок бесстрашный,

Боксер. И дрессированная кошка

По дому помогает мне немножко:

Собака пылесосит поутру,

Выносит мусор, кошка подметает,

Газету нам в киоске покупает.

Всё правда, Валентина, я не вру!

Ты смотришь с недоверьем, настороженно…

Я продолжаю: Иногда ведь сложно

Бывает сочиненье написать.

И тут мою собаку не унять!

Пёс умный мне с сюжетом помогает,

А кошка в нём ошибки проверяет,

Она глупа. И часто только бред

Легко ложится на листок тетрадный.

Порой обидно, злит, поверь, досадно

Увидеть, как итог, открыв тетрадь:

Кол – русский, а литература пять!

Собака получает сахарок,

Мне лижет руку преданный дружок.

А кошка, что? Она другой породы.

Вальяжна, своенравна, веришь, с роду

Не повинилась за такой позор,

А я ведь часто получала кол.

О! Сколько лет прошло!

И не забыть.

Со мной за партой – девочка, соседка.

В её тетради тройка очень редка.

Всё два, и два, и два, и два.

Безрадостная скучная пора.

Я вызвалась помочь ей наверстать

Всё то, что не усвоено, и пять,

Быть может, ей удастся заслужить.

Она меня решила расспросить:

«Уроки, спорт, и хор, и КВН?

Как будто не имеешь ты проблем.

Чтоб приготовить ужин и обед,

Не избежать мороки магазинной —

Есть не везде и по талонам хлеб,

Кефир лишь утром в очереди длинной,

А молоко в цистерне за углом.

На маминых плечах родильный дом.

Тебя мне старший брат ставит в пример».

Да, брат её завидный кавалер.

Моя соседка, нет наивней в мире!

Ты с недоверьем слушаешь рассказ.

Мой пес неряшлив, кошка – нет ленивей!

Да кто ж уроки выучит за нас?

Соседка, беззаботная подружка,

Ты шутку разгадала, хохотушка!

Я лишь хочу, чтоб поняла ты, Валя.

Оценка, лишь хлопушка в карнавале.

А сердце доброе и вьющаяся чёлка —

Твой серпантин на карнавальной ёлке.

Вперёд по жизни с рыжей гривой львиной!

Пятерка!! Если сможешь стать счастливой!

Апрель

На черном – белым, чтоб сумел прочесть

Не усомнившись в четкости виденья.

Пишу тебе – и зацветает сад,

Апрельский сад – моей души творенье.

Мне снилась радуга

О! Боже мой! Какая сладость!

Так радуга сиять могла бы

после короткого дождя.

Так солнце осветило б берег

реки, проснувшись на заре.

О! Боже мой! Весь мир сияет,

и грусть владения уступает

свои сияющей весне.

О! Боже мой!

Оно проснётся, уснувшее

без грёз, без солнца,

забытое в январской стуже,

замёрзшее без добрых слов,

усталое, больное сердце,

оно сумеет отогреться.

Оно сумеет отозваться

на звон капели на дворе,

и застучать под ритм чечёток,

освоив выверенность чёток.

Ему вернуть сумеет радость

влюбленность, та, что снилась мне

Летний дождик

Заглянул летний дождик в глаза,

Мне твоей тоски не унять,

Я могу лишь вместе с тобой

На скамейку слёзы ронять.

А ещё сердиться на всех,

Громыхать июньской грозой.

И ещё могу целовать

Твою грудь, лицо и ладонь.

Закружил ярких молний каскад.

Оглушил своей музыкой гром,

Убежала в испуге тоска,

И танцуем мы вместе с дождём.

И смеётся уже летний дождь,

В небе радуга мостик зажгла.

В гости к ней убежал летний дождь,

Я стою на аллее одна.

Осветил небо солнечный свет.

Ярких радуг вспыхнул каскад.

Закружил нас жасминовый цвет

В белом вальсе под песню цикад.

Заглянул летний дождик в глаза:

Мне твоей тоски не унять,

Попросил я жасминовый куст,

Светом радостным ярко сиять.

Я могу в свете радуг тебе,

Поцелуи беспечно дарить.

Будет лето сегодня с тобой

О любви говорить.

1975 год. Клязьминское водохранилище. Алексей, Женя, Михаил Агрономов.