Новеллы. Рассказы

Однажды, было это в конце Августа, инфери отправился в деревню. Туда съехалось народа со всей округи: прошёл слух, что старая хозяйка продаёт свою усадьбу в лесу неподалёку от этой деревни. Усадьбу носила поэтическое название «Майская роза», хотя, по мнению деревенских шутников, должна была бы зваться «Облетевший одуванчик», потому что старая хозяйка была не в состоянии сама приглядывать за усадьбой, а управителю дела ни до чего не было. Но несмотря на ветхость и запущенный вид, каменный господский дом выглядел внушительно: два этажа и обширный чердак, комнат, наверное, не меньше десятка влезет в такой домино говаривали деревенские старожилы, которым ни разу так и не удалось заглянуть внутрь вожделенного дома. Однако, несмотря на ветхость усадьбы, её продавали за очень большие деньги, за сколько именно никто толком не знал, но все поразились, когда по деревне вдруг прошёл слух, что покупает её глухонемой бедняк с болот. Но, не прошло и двух дней после шокирующих новостей, как в местный трактир «Лошадиная упряжь» задыхаясь от быстрого бега, вбежал мельник Джон и закричал с порога, что с сегодняшнего дня, усадьба полностью перешла в руки нового владельца, того самого глухонемого бедняка, которому он ещё так недавно отпустил муки в долг. А дело было так.

Августовским утром, инфери отправился прямиком в усадьбу и застал там старую хозяйку дома с юристом. Разумеется, он не собирался платить, ведь у него-то и денег не было. Он попросту объяснил, где знаками, а где демонстрируя свою истинную природу: нечеловеческую силу, неподвижный взгляд белых глаз и тому подобное, кто он есть на самом деле и пригрозил, что если она сейчас же не перепишет дом на его жену, он будет донимать её и её потомков до самой смерти. Старушка попалась суеверная и мгновенно согласилась на все условия мертвеца. Получив от юриста официальную бумагу, а от хозяйки ключи от всех комнат и входных дверей, Энрик возвратился в свою хижину на болоте, а через пару дней переехал вместе с Эльзой в новый дом. Эльза была бы счастлива, если бы…

Наступила осень. Лес оделся в ало-золотые одежды. Как-то в воскресенье, сидя на проповеди в деревенской церкви, она незаметно для себя задремала, и очнулась только тогда, когда ударилась лицом о спинку впередистоящей скамьи. Очнулась она и услышала, что пастор говорит: «Всемилостив Господь наш, так и будем же мы милостивы и да не забудем мы слов прощения. Прощайте друзей и близких своих и воздастся вам с торицею!» и тут её как осенило. Еле дождалась она конца службы. А дома… Дома ждал её тот, кого она любила больше жизни.

Как не билось её сердце, в дом она вошла спокойно. Ей хотелось проверить, убедиться, что её догадка верна, а как это проверить, она не знала. Но ей помог сам неверный господин Случай.

Вечером, инфери как обычно колол дрова за домом. Во все стороны летели щепки и труха, а Эльза сидела рядышком на одном из поленьицев и следила за его работой. Вдруг мелкая древесная пылинка угодила ей прямо в левый глаз. Она вскрикнула и бросилась в дом, чтобы промыть глаз. Скоро следом вошёл инфери, быстро схватил листок бумаги и углём написав что-то, подал листок Эльзе. Там было нписано два слова: «Прости меня!» и значали они, как поняла Эльза, не только просьбу простить за древесную пылинку, в этом она сама виновата, не надо было садиться так близко, а иное прощение. Эльза медленно подняла взгляд от бумажки и торжественно произнесла:

– Я прощаю тебя, Энрик, прощаю за всё! То, что ты для меня сде…

Она не закончила. Инфери вдруг зашатался и упал на пол, вне всяких сомнений, мёртвый. Эльза бросилась к нему…

– Знаешь, а я рад, что всё так получилось, – застенчиво улыбаясь, сказал Энрик, поднимаясь с пола и отряхиваясь. – Иначе мы никогда не получили бы этот прекрасный дом, а я не узнал бы, что такое настоящее счастье!

Март 2018

Ассирийская легенда о настоящей любви

Историческая новелла

Раб и царевна,

Царевна и раб,

История эта печальна,

Она, возможно, иною была б,

Ежели другим был бы мир изначально.

На берегу Тигра стоит благословенный город Ашшур, столица Великой ассирийской державы. Золотым сияют купола многочисленных храмов, а всего краше главный храм богини Иштар – богини войны и бога Раммана – сокрушителя. А в закатных лучах горят алым. В великолепном дворце на берегу Великой реки живёт сам царь – трижды Великий и прекрасный Илушума, царь всех объединённых земель от Тигра до Ефрата и далее на запад и на восток, на север и юг.

У царя было две дочери. Но старшая умерла при рождении, а младшая жила и цвела. Её звали Долайей. Долайя была красавица, но гордая и капризная. Всё ей не так, это ей не так, это не эдак. Целыми днями гуляла она в тенистых садах и по пустынным аллеям царского парка, где на ветвях пели райские птицы и цвели заморские цветы. Царь любил свою проказницу дочь и баловал её, как мог.

Однажды, проснувшись утром, царевна услышала шум: звон оружия и доспехов, лязг цепей, крики и ржание лошадей.

– Что случилась? – спросила она сонным голосом у своей кормилицы, сморщенной старой старушки с добрым и кротким лицом. Звали няньку – Илышва. Сколько раз она потакала проказам своей любимицы, сколько бранила – всё безуспешно.

– Там, наверное, пленников привели.

– Ну, так иди же, посмотри! – прикрикнула на неё капризная Долайя.

И нянька выбежала из покоев принцессы.

– Весь двор запружен людя̀ми, – рассказывала вернувшаяся Илышва. – Там и высокие юноши с лицами благородными и прекрасными, как у богов, и дряхлые седые старики в рваных одеждах, и прекрасные девы-рабыни – юные и чистые, как цветы Лотоса. И все в цепях, избиты, измучены. Все они египтяне. А среди них один карлик – ну такой потешный, просто умора, – и старушка засмеялась хриплым дребезжащим смехом, так что морщины на его, иссохшем, словно печёное яблочко лице, заколыхались. – Так вот. Говорят, его отправят в придворный цирк Ашшура.

– Хочу поглядеть на него, няня.

– Но это невозможно! Пленникам нельзя глядеть на царевну.

– С каких это пор у нас такие правила. Я царская дочь и Мне всё дозволено.

– Попросите батюшку, может он дозволит, – робко сказала старая няня.

– Вот ещё буду я кого-то просить! Сейчас же выведи меня к пленникам! – приказала царевна.

Ничего не оставалось бедной нянечке, как вывести на крыльцо непослушную девушку.

И царевна увидела пленников. Сразу закрыла она лицо цветистой тяжёлой тканью и спрятала под убор волосы. Перед ней скованные одной цепью стояли юноши и девушки, старики и старухи, старые и молодые, всех возрастов и полов. Лица их были худы, а руки и плечи в шрамах. Карлика она увидела сразу – он стоял самым последнем в цепи, и цепи стягивали его руки так, что оставляли на коже красные вздувшиеся волдыри.

– Отпустите его! – крикнула воинам царевна. – Он же не выдержит ваших пыток! и, вообще, позовите ко мне отца.

Когда её привели к императору, она с поклоном обратилась к нему:

– Святейший государь и отец мой, дозволь мне взять в своё личное распоряжение карлика, что ты привёз из-за моря.

– Прости, дочь моя, но его я хочу подарить придворному цирку. Он самый лучший экземпляр, что нам когда-либо попадался.

Долго упрашивала дочь отца, и он, наконец, сдался.

Царевна взяла карлика за руку и увела в свои покои.

За всё то время, как она видела его, он не проронил ни слова.

– Ты что – немой? – спросила она, – На что мне тогда такой нужен.

– Вы наши враги. И я не хочу говорить с вами. Я знаю, что я раб, но молчать о том, что я чувствую, я не могу.

– А ты смелый.

У него был очень тонкий голос, как у пятилетнего ребёнка. Но вот они дошли до покоев царевны.

– Заходи, – распахнула она перед карликом дверь.

Когда они сели на пол на расписные бархатные подушки, царевна спросила:

– Как тебя зовут?

– Бэс.

– Как ты Бэс, известный египетский ювелир?! Как же ты тут оказался.

Он не ответил.

Царевна уже внимательно оглядела его. Он был в одной набедренной повязке. А все руки и шея были в золотых браслетах с изображениями священных жуков-скарабеев и при каждом шаге карлика, они всё время звенели. Сам карлик был ростом не выше четырёхлетнего мальчишки, но удивительно пропорционален. Царевна думала, что увидит перед собой уродца с большой головой, большим животом и маленькими кривыми ручками и ножками, а увидела красивого, но очень маленького человека, с золотисто-коричневой кожей, карими глазами и светлым лицом. И царевна почувствовала к нему какое-то непреодолимое чувство. Это было что-то с родни любви. Конечно, не любовь, но что-то очень похожее.

– Запомни, малыш, никто не посмеет тебя обидеть, пока ты под моим покровительством. И запомни крепко, ты отныне мне не раб и не шут. Ты свободен. Но для других ты останешься рабом. Ко мне ты будешь приходить как друг, а не как шут. Я скажу всем слугам, кем ты стал теперь, но об этом не должен знать отец. При нём ты будешь вставать на колени и низко опускать голову, и говорить с тобой он будет как с рабом. Ты всё понял?

Но карлик вместо ответа подбежал к принцессе и крепко обнял её за талию. При прикосновении его маленьких рук она почувствовала что-то новое, неиспытоваемое ею раньше. Это была горячая крепкая привязанность к этому маленькому несчастному человеку.

С тех пор почти каждый день царевна Долайя виделась с карликом Бэсом, и они интересно проводили время. Он рассказывал ей о своей стране, о Египте, рассказывал о своём ювелирном деле, даже показал несколько прекраснейше выполненных изделий, которые он спрятал от стражей.

И чем чаще Долайя виделась с Бэсом, тем сильнее становилась привязанность её к этому доброму милому карлику. Бэс показал ей другой мир, в котором царствовала красота, где люди жили куда привольнее, и каждый мог заниматься своим делом. Как бы ей хотелось стать женой какого-нибудь мастера и не выслушивать каждый день высокопарных похвал и льстивых речей от многочисленных придворных, городских чиновников, ремесленников, возниц и, наконец, слуг.

Бэс никогда не рассказывал ей о страшных поборах египетских правителей, об эпидемиях, о народных бунтах. И она наивно думала, что Египет благодатная страна, где не бывает войн, и его правители не сидят целыми днями, выслушивая нудные доклады жрецов о том, что происходит в стране. Не рассказывал он ей и о жестоких пытках, какие устраивали на городских площадях палачи фараонов и цариц. Но она заслушивалась историями о благословенном городе Мемфисе, о том, что там царит мир и покой, о том, что люди там ходят в цветных коротких кафтанах с короткими рукавами и что чуть ли не на всех базарах там льются галльские вина, греческие амфариски стоят на золочёных тумбах и скифские ожерелья горят всеми своими самоцветами на бархатных подушечках. Утаил Бэс от царевны, что некогда именно Мемфис слыл «Городом палачом» средь окрестных соседей и даже за морем.

Так проходили дни за днями. Всё чаще и чаще призывала царевна к себе Бэса, и они подолгу беседовали. Долайя никогда не прикрывало при Бэсе лица, признавая тем самым его либо своим родственником, либо женихом. Так оно и было – Бэс был для Долайи словно брат. Бэс всё чаще и чаще заглядывался на царевну, и в этом взгляде читались не только родственные чувства. Но она этого не замечала или не хотела замечать.

Но вот однажды пришло известие, что с гор спустились воинственные Аторри. Они нападают на окрестные деревни и безжалостно убивают людей и что скоро они будут в окрестностях Ашшура.

– Агидал, – сказала как-то царевна сыну одного из придворных, – хочешь, пойдём в горы и поймаем разбойников.

Агидал с радостью согласился.

– Не езди, царевна, – упреждал её Бэс.

– Почему, раз я хочу. Разве можно отказать царевне.

– Потому что это опасно.

– Это мне решать. И ты поедешь со мной.

Лицо Бэса не дрогнуло. Хотя по глазам было видно, что он боится. И он спокойно сказал:

– Будет кому уберечь тебя от разбойников.

– Но что ты можешь сделать, недомерок. Он, прости!

– Ничего, я привык.